Глава 20. У каждого своя бессонная ночь (1/1)

— Нет... — Не переставая нервно хихикать, Эстефания замотала головой, словно пытаясь отогнать от себя эту мысль, и попятилась — не может быть...— Эстефания, успокойся... — мягко сказала Паулина и, сделав шаг навстречу старшей сестре, попыталась обнять ее, однако женщина отпрянула, как черт от ладана:— Не прикасайтесь ко мне! Обе! — захлебнувшись собственной истерикой взвизгнула она, ткнув в сестер пальцем — Вы... это все из-за Вас! Все из-за Вас!?— Эстефания! — воскликнула ошарашенная Паулина — в чем дело? Что из-за нас?— Всё! Ненавижу! — процедила Эстефания сквозь зубы — Ненавижу вас и вашу мать тоже! Это она, эта змея Паула, забрала у меня отца, лишила меня матери, семьи, всего!?Паулина могла вынести многое, но очернять память матери женщина не позволила бы никому.?— Замолчи!— зло сверкнула она глазами, доведенная до бешенства этой фразой, наотмашь ударив старшую сестру так, что заныла ладонь.Схватившись за пылающую щеку,Эстефания несколько долгих мгновений буравила?взглядом близняшек, затем стремительно развернулась и опрометью выбежала из спальни.— Кошмар какой-то... — простонала Паулина, опускаясь на кровать.— Слушай, я не знала, что ты так можешь, — уважительно хмыкнула Паола и, поймав вопросительный взгляд сестры, усмехнулась:— Ты же тихоня!— Если не злить, — буркнула в ответ та и, посмотрев на свои ладони, всхлипнула:— Вот чем мы виноваты? Отец встретил нашу маму позже, чем родилась Эстефания!— Попробуй ей это объяснить — язвительно хмыкнула Паола, выразительно кивнув на дверь, но, видя состояние близняшки, спохватилась и добавила, обняв сестру за поникшие плечи и крепко прижав к себе:— Ну да ничего, глядишь через пару дней остынет. Лучше расскажи, что у тебя случилось?Паулина вздохнула: говорить сестре правду совершенно не хотелось, но и отнекиваться, утверждая, что все отлично и Паоле просто что-то почудилось, было бессмысленно.— Сегодня я видела Эдмундо Серано, — после минутной паузы выдала Паулина.Паола задумчиво нахмурила лоб и привычно прикусила ноготь, бормоча:— Эдмундо... Эдмууундо... Эдмуууундо Сераааано... что-то знакомое...Паулина, в глазах которой засветились лукавые искорки, с интересом наблюдала за сестрой и явно не спешила ей подсказывать, как вдруг в глазах Паолы зажегся огонек понимания.— А-а-а, — протянула она наконец, сверкнув улыбкой — это же тот душка-адвокат, да? — Паола, ты неисправима, — хихикнула Паулина, понимая, что сестра такая же кокетка, как и прежде. — Да, это он.— Я требую подробностей! — с жаром воскликнула Паола, сев так, чтобы видеть глаза сестры.***Войдя в просторный и довольно светлый номер одной иэ лучших гостиниц Мехико, Эдмундо с непривычной разнузданностью скинул с себя пиджак и, швырнув его в кресло вместе с галстуком, плюхнулся на кровать. Руки сами собой потянулись к телефону: захотелось заказать в номер выпивку, чтобы хоть на пару часов забыться.Что заказать? Ром? Вульгарно. Шампанское? Эдмундо невольно усмехнулся, представив, сколько бутылок этого легкого чисто женского напитка ему, широкоплечему мужчине под два метра ростом нужно выпить, чтобы добиться нужного эффекта. Вино? Он не пил вина уже два года. С тех самых пор, когда они с Паулиной ужинали в ресторане, поскольку каждый глоток этого напитка теперь напоминал адвокату о том мимолетном мгновении счастья. Виски или коньяк? Напитки цвета ее глаз.Тяжело вздохнув, адвокат Серано швырнул трубку на место. Что бы он ни делал, о чем бы ни думал, во всем была она. Женщина, ставшая его наваждением. В тот день один из самых известных адвокатов Мексики Эдмундо Серано как обычно пил кофе в своем кабинете, мысленно стеная о том, что с таким объемом работы не получается даже пообедать нормально, и попутно изучая материалы очередного дела, когда к нему в кабинет ворвался, невзирая на протесты вбежавшей сдедом секретарши, крайне взбудораженный молодой человек, просивший защитить главную героиню почти всех газет Мексики (даже спортивных, колонки которых сначала напомнили, что Карлос-Даниэль болел за определённый мексиканский футбольный клуб, а потом вновь и вновь муссировавших историю ?бедной? Паолы)… Это был некто Освальдо Рисендис, по расчёту женившейся на стареющей богачке Лурдес, но, похоже, до сих пор питающий нежные чувства к сеньорите Мартинес, с которой они когда-то вместе учились. Адвокат умел наводить справки. Потом к голосу Освальдо присоединилась просьба самого Карлоса-Даниэля Брачо, также считавшего девушку невиновной, вопреки всему тому, что писали о несчастной ушлые мексиканские газетёнки. Адвокату Серано стало интересно взглянуть на ту, что жила в мыслях этих мужчин… История подмены, похищения, а возможно, и убийства богатой светской львицы Паолы Брачо, не сходила со страниц всех таблоидов неделями… Потом ?потеряшка? нашлась, но, похоже, этому никто не был рад: ни ?весёлый? вдовец, ни его бабка, статная сеньора Брачо, ни свояки Родриго и Эстефания. Никто. Кроме разве что самой пострадавшей от всей этой истории с подменой Паулины Мартинес… Она, сиротка с доброй душой, простила виновнице своего положения всё, как только узнала, что та — ее сестра-близнец. Более того, взяла на себя преступление Паолы.Адвокат, никогда не бывший альтруистом и прослывший циником циников среди мексиканских юристов, решил один раз поработать задаром, чтобы вызволить эту удивительную девушку из беды. ?Дева-в-беде? — усмехался тогда адвокат, — самый распространённый тип поведения среди его клиентов: хоть мужчин, хоть женщин. А за этими милыми невинныии лицами прячутся такие демоны, что Фауст со своими делишками нервно курит в сторонке! Видимо, и эта преступница такая же… Он решил проверить свои догадки, поехал в тюрьму, увидел входящую Паулину и вечная усмешка сама собой сползла с губ при виде этих больших, как у олененка Бемби глаз, в которых застыло всё страдание мира. Не веривший в невиновность ни одного своего подопечного, но неизменно вызволявший их из тюрьмы, адвокат понял и принял на веру всё, что говорили эти глаза; а они кричали: ?Я невиновна! Но даже не пытайтесь это доказать!? Адвокат тогда сделал всё, что было в его силах, чтобы Паулина Мартинес вопреки ее желанию была оправдана. Ещё одно законченное дело, ещё одна открытая клетка. Но только... он и сам не понимал, почему ему было так важно доказать невиновность этой девушки, во что бы то ни стало.Он не сразу понял, что циник Эдмундо Серано умер и что теперь он готов убить любого, кто будет повинен в слезах бездонных глаз цвета лесного ореха.Тогда Эдмундо Серано поклялся себе, что сделает все возможное, чтобы эта удивительная девушка была счастлива. Однако вскоре понял, что в ее сердце прочно поселился образ Карлоса Брачо. Умом понимая, что насильно мил не будешь, Эдмундо все же тешил себя надеждой, что придет день, и Паулина искренне полюбит его, тем более что девушка, казалось, и сама желала забыть прошлое и начать жизнь с чистого листа, став сеньорой Серано. Все надежды развеялись пеплом по ветру, когда в день их свадьбы Паулина сначала медлила, не желая подписывать документ о регистрации брака, а потом и вовсе отшвырнула ручку, будто та была гремучей змеей, и сдавленно прошептала всего одно слово:"Прости".В тот момент циничному прежде адвокату показалось, что мир рассыпался на тысячу мелких осколков. А может, и не мир вовсе, а его собственное сердце. Когда же через пару месяцев все таблоиды Мексики наперебой затрубили о свадьбе самозванки и молодого хозяина дома Брачо, Эдмундо не выдержал и, спешно закончив в Мехико все дела, уехал в Бразилию. А по сути просто сбежал. От кричащих заголовков, от глаз цвета лесного ореха, смотревших на него с каждой бульварной газетенки и от своей боли. Да только разве от себя убежишь? Даже в Рио, за сотни километров от Мехико, он всматривался в лица прохожих, ища бездонные карие глаза, в которых боль смешалась с добротой и всепрощением. Пытаясь забыться, он заводил романы, однако все его пассии, умные и довольно привлекательные девушки, вскоре становились ему скучны по одной простой причине: они не были ЕЮ. Наконец, устав от бесконечной череды ни к чему не обязывающих связей и поняв, что второй такой "Паулины" в природе просто не существует, он женился, надеясь, что со временем все же сможет полюбить свою избранницу. У избранницы, к слову, были глаза чайного цвета, русые волосы до подбородка и звали ее Аделина Мартинш."Это всего лишь совпадение — убеждал тогда себя Эдмундо. — а то, что фамилия Аделины на испанский манер звучит как Мартинес, так и вовсе дурацкая шутка судьбы. И все же он не мог остановиться и подсознательно выискивал в своей жене — ее манере разговора, голосе, жестах, фразах, походке — хоть что-то, что напомнило бы ему Паулину. В те редкие моменты, когда он с большим трудом находил отдаленное сходство (кто ищет, как известно, всегда найдет), душа его наполнялась неимоверной нежностью. Такой, что и сам Эдмундо начинал верить, что любит свою супругу. Но потом нежность исчезала столь же внезапно сколь и появлялась, а на ее место приходило холодное равнодушие, медленно убивающее их обоих. Понимая, что мучить любящую его девушку, которая ни в чем не виновата, подло с его стороны, Эдмундо подал на развод и в тот же день съехал из особняка в котором они жили с женой, и обосновался в небольшой холостяцкой квартирке, решив оставить дом Аделине в качестве моральной компенсации. Время шло, и Эдмундо уже начал забывать глаза цвета лесного ореха, когда его, как лучшего адвоката Мексики срочно вызвали в Мехико, чтобы защищать очередную богатую "деву в беде". Сначала он хотел отказаться, но что-то неодалимо тянуло его назад, на Родину. Плюнув на все и надеясь, что демоны прошлого уже не имеют над ним былой власти, адвокат Серано упаковал чемоданы и первым же рейсом прилетел в Мехико. И вновь стал подсознательно искать встречи с Паулиной, все свое свободное время проводя в ее любимых кафе или гуляя по парку в надежде хоть издали увидеть предмет своего обожания. Большего ему было не надо. Лишь один последний раз взглянуть издали на женщину с глазами олененка Бемби, и, убедившись, что она счастлива, исчезнуть из ее жизни навсегда.Но, увидев ее и встретившись наконец взглядом с теми глазами цвета лесного ореха, каких не встречал больше ни у одной женщины мира, Эдмундо понял, что по-прежнему любит их обладательницу. И осознал, что она нужна ему, как воздух. Он наконец признался себе, что все это время не жил, а лишь существовал, выживал в подсознательном ожидании новой встречи. Теперь, когда эта встреча состоялась, Эдмундо понял, что больше не сможет быть вдали от Паулины. Ему хотелось просто быть ей другом, быть рядом с ней, чтоб слушать звонкий голос, видеть очаровательную улыбку и иметь возможность украдкой тонуть в глубине бездонных глаз теплого чайного цвета.Вконец измученный воспоминаниями адвокат наконец заставил себя отрешиться ото всего и погрузился в тяжелый беспокойный сон, перед этим твердо решив утром нанести визит вежливости в дом Брачо.***Эстефания стремительно влетела в комнату и, заперев дверь на ключ, уставилась на фотографию полным ненависти взором. Хотелось смять ненавистный теперь снимок, разорвать его на мелкие кусочки или просто сжечь и пеплом развеять по ветру, чтоб и следа не осталось. Останавливало ее от этого шага лишь маячившее где-то на задворках сознания понимание того, что этот выцветший прямоугольник, очевидно, дорог матери, раз та хранила его столько лет. Стиснув зубы, женщина швырнула фотографию на трюмо и в исступлении рухнула на кровать, сжавшись в комок и обхватив колени руками. Ее трясло, как в лихорадке, слезы ручьем бежали по лицу, а в голове рефреном звучало только одно: "если бы не близняшки, все могло быть иначе". Эстефания закрыла глаза, и в сознании вновь вспыхнула картинка, за которую она так цеплялась в детстве и которую почти каждую ночь представляла себе перед сном. Мама (у которой в фантазиях маленькой Стефани никогда не было четкого образа, лишь добрые глаза "как у няни Феде" и ласковая улыбка) что-то вяжет, позвякивая спицами, и чуть снисходительно наблюдает за тем, как папа (у которого так же не было четкого образа, но Стефани думала, что он очень сильный и добрый) играет с малышкой Стефани в лошадку, которая, возмущенно фыркая, все же исполняет команды маленькой наездницы.Выныривая из уютного мирка собственных мечтаний, Эстефания еще несколько минут тихо плакала, понимая, что этого никогда не будет просто потому, что ни мамы, ни папы у нее нет.?В один из таких вечеров в комнату ворвался услышавший всхлипы Карлос-Даниэль с рогаткой в руках и, встав в воинственную позу, нацелился на Стефани.— Ты сдурел?! — буркнула девочка, у которой от удивления мгновенно высохли слезы и чуть приоткрылся рот.— Я Робин-Гуд! Пришел спасать тебя от злого дракона, прекрасная принцесса! — гордо выпятил грудь мальчик и вдруг тихо ойкнул, ощутив, как кто-то схватил его за шиворот.Медленно повернув голову, Карлос встретился взглядом с льдисто-голубыми глазами, гневный прищур которых не сулил ему ничего хорошего, и нервно сглотнул.— Пойдем, герой, расскажешь злому дракону, кто разбил окно в гостиной, — строго сказала Пьедат, поджав губы, и потащила упирающегося внука к выходу.Провожая резко погрустневшего брата и бабушку взглядом, Стефани все же не сдержалась и прыснула со смеху, а успевший заметить это Карлос шутя погрозил ей кулаком.Девочка выдохнула, радуясь, что старший брат не стал бередить ей душу расспросами и пообещала себе впредь быть осторожнее. Однако трудно ожидать чудес сдержанности от пятилетней девочки, поэтому на следующий вечер ситуация повторилась, но теперь слезы ее увидел Родриго, пришедший перед сном рассказать ей очередную историю про Крылатика. Увидев красные от слез глаза сестренки, Родриго начал расспрашивать о причинах, и Эстефания в конце-концов не выдержала и рассказала ему все, понимая, что ее детских актерских способностей явно недостаточно чтобы водить за нос шестнадцатилетнего юношу, казавшегося малышке ужасно взрослым и серьезным. Правда рассказ адресовался не столько ему, сколько дракону Крылатику, который, по словам Родриго, сидел под кроватью и внимательно слушал свою маленькую хозяйку.?— Мы с дракошей что-нибудь придумаем, — пообещал старший брат, внимательно выслушав малышку, и озорно подмигнул.На следующее утро в комнату Эстефании вошел...конь. Точнее, Родриго, прикинувшийся лихим скакуном. Не успевшая толком проснуться девочка удивленно терла глазки, а когда "скакун" начал нетерпеливо фыркать и выразительно коситься на наездницу, забралась ему на спину и весело гикнула.Целый час Родриго катал на себе младшую сестренку, заливающуюся смехом.Надо сказать, к делу старший брат подошел творчески, в результате чего конь из него получился знатный. Юноша фыркал и ржал, подражая лошади, и даже пару раз лягнул стул для достоверности. Так у малышки Стефани в семье Брачо появилась еще одна традиция: ежедневные игры в коня. Став старше, Стефани научилась вязать на спицах, решив, что в будущем станет для своих детей той "ласковой мамой с вязанием в руках", о которой когда-то мечтала она сама. И вот теперь выясняется, что все, о чем она мечтала, сбылось у ее сестры- святоши. Пусть Паулина не росла в богатом доме, но у нее было детство. Ее на ночь целовал отец, а не братья, а слезы ей вытирали ласковые руки матери, а не заботливой няни. Стефани обожала братьев, заменивших ей отца и безмерно любила Феделину, и все же не могла отделаться от ощущения, что у нее украли семью и детство, от чувства, что ее жизнь могла бы сложиться совсем иначе.Несмотря на подавленность, от внезапно нахлынувших детских воспоминаний на душе у Эстефании стало чуть теплее. Вытерев слезы, женщина подошла к шкафу, выудила оттуда одно из тех бесформенных черных наглухо закрытых платьев в пол, которые так ненавидел Вилли, и швырнула его на кровать, после чего встала на стул, достала с антрисолей небольшую коробку из-под обуви и беззастенчиво высыпала все ее содержимое прямо на пол, сев посреди этого беспорядка. Первые любовные записки, самодельные бусы, которые ей когда-то подарила одноклассница в знак вечной дружбы; толстая тетрадка с загнутыми краями и пожелтевшими от времени страницами, свято хранившими тайны своей хозяйки, а так-же не-боль-шая, но весьма симпатичная кук-ла с длинными рыжими волосами, которую ей когда-то подарила Феделина и еще множество мелочей. В этой коробке хранилось все самое дорогое, что было у Стефани. Самое личное и сокровенное. Среди прочего нашлась и пресловутая рогатка — в тот вечер девочка из любви к брату осторожно вынесла ее из комнаты конфисковавшей у внука "опасную игрушку" бабушки и спрятала у себя, чтоб "грозное оружие Робин Гуда" не отправилось прямиком на мусорку. Пьедат, к слову, тогда сделала вид, что ничего не заметила. Эстефания хотела отдать брату "игрушку" через пару дней, но когда она подозвала начинающего "Робин Гуда" к себе и протянула ему вещицу, тот лишь улыбнулся:"Пусть будет у тебя. Считай, что это подарок". Эстефания улыбнулась воспоминаниям и, взяв в руки самый необычный подарок в своей жизни, отложила его в сторону. Потом немного поразмыслила и, усмехнувшись, положила рядом с рогаткой куклу, после чего сложила все остальное обратно в коробку, которую убрала на место. Плакать расхотелось. Но вот желание закрыться ото всего мира нарастало с каждой минутой. Усадив рыжеволосую красотку на кровать и осторожно пригладив пальцами ее спутанные волосы, Эстефания натянула на себя черную хламиду и подошла к туалетному столику. Замерев перед зеркалом, женщина несколько минут рассматривала свое отражение так пристально, будто видела его впервые, потом на миг закрыла глаза, словно решаясь на что-то и выдохнула едва слышно:"Прощай, красавица, и да здравствует мумия".Эстефании вдруг вспомнилось, как она возмутилась, впервые услышав от бабушки Пьедат это "ласковое" прозвище. Однако теперь женщина понимала, что в словах старушки была доля правды. Отстраненная, озлобленная на весь свет и одетая во все черное, словно бы носившая вечный траур по той, прежней, веселой и яркой Стефани, молодая женщина походила именно на мумию. И вот теперь спустя два с лишним года "символ Египта" вновь вернулся. Надолго ли? Эстефания не знала. Достав из камода несколько "невидимок", она ловко соорудила на голове два кренделя из косичек, затем сняла линзы и, вынув из футляра старые очки с толстыми стеклами, водрузила их на нос в качестве последнего штриха.Удовлетворенно кивнув собственному отражению, сеньора Монтеро де Брачо улыбнулась уголками губ, ощущая странное полузабытое чувство защищенности от внешнего мира.Такое, словно она облачилась не в легкое черное платье, а стальные рыцарские доспехи, которые никому не дано пробить.***Карлос-Даниэль нервно провёл ладонью по волосам цвета воронова крыла и вздохнув, отложил наконец в сторону книгу одного из классиков, которую нашёл сегодня в обширной домашней библиотеке, при этом машинально скользнув взглядом по второй половине кровати и поморщившись: жены рядом не было, что безмерно раздражало.Паулина в последнее время посвящала всю себя новообретённой сестре, напрочь позабыв о том, что Паола — не единственный человек, которому нужно ее тепло, любовь и ласка. Сначала Карлосу-Даниэлю казалось милым то, что сестрам хотелось наговориться всласть, дать друг другу как можно больше тепла, осознать, что они "больше не одни в этом мире, и что бы ни случилось, всегда будут вместе", как любила говорить Паулина, и просто узнать друг друга получше, находя всё новые и новые общие интересы и просто точки соприкосновения. Но с момента первой (после разлуки длиною в год) встречи близняшек прошло уже несколько недель (отгремел не только день рождения сестричек, но и Рождество, и даже Новый год давно остался позади), а желание быть круглосуточно рядом друг с другом у Паолы и Паулины никуда не пропало.?Карлос-Даниэль скривил губы в печальной усмешке, поймав себя на совершенно абсурдной мысли, что ревнует нынешнюю жену к жене бывшей! Умом мужчина понимал, что такая ревность — полнейшая глупость и махровый эгоизм с его стороны, и тем не менее ничего не мог с собой поделать. Карлос-Даниэль изнемогал без Паулины. Без ее улыбки, без ласковых прикосновений ее тонких пальчиков к его щеке, без ее поцелуев все вокруг начало казаться серым и однообразным.Понимая, что бессмысленно изводить себя ревностью вкупе с размышлениями, которые в итоге все равно ни к чему не приведут, сеньор Брачо все же погасил ночник и, устроившись поудобнее, смежил веки, надеясь, что Морфей все же сжалится над ним.Карлос-Даниэль шел рядом с Паулиной по залитой солнечным светом улочке города и не мог отвести взгляд от любимой: она будто светилась изнутри завораживающим золотистым сиянием и была настолько прекрасна, что у мужчины захватило дух. "Будто солнышко вешнее" — с нежностью подумал Карлос и, остановившись, медленно провел тыльной стороной ладони по щеке жены, при этом поморщившись от легкого покалывания на коже. Такого, будто на щеке жены была щетина.Вдруг Паулина вцепилась ему в плечи и основательно встряхнула. Мужчина недоуменно посмотрел на супругу, а та вдруг приблизилась вплотную и гаркнула в самое ухо голосом Дугласа:— Друже, хватит дрыхнуть!Карлос-Даниэль отступил на шаг и ошалело уставился на любимую. — Карлос-Даниэль, проснись! — донеслось на сей раз откуда-то сбоку. Сеньор Брачо вздрогнул и, затравленно оглянувшись, увидел, что позади него стоит Паола.— Да проснись же ты наконец! — рявкнула красавица басом и, прежде чем Карлос успел опомниться, обняла его со спины и встряхнула за многострадальные плечи еще сильнее, чем Паулина.Карлос-Даниэль наконец сумел разлепить глаза и скользнул заспанным взглядом по лицу склонившегося над ним Дугласа."Что за бред?! — с досадой подумал он и вновь закрыл глаза — Приснится же такое... Паола... Паулина... Дуглас... Стоп! Дуглас?!"Мужчина, с которого сон как рукой сняло, распахнул глаза иподпрыгнул как ошпаренный, сев на кровати и перепуганно глядя на невозмутимого друга: — Какого дьявола ты тут делаешь?! — Явно не того, о котором ты подумал,— машинально дотронувшись до собственной щеки, съязвил Дуглас, понявший, что Карлос решил, будто друг к нему приставал.Карлос- Даниэль провел ладонью по лицу и, немного успокоившись, буркнул, глядя на свояка исподлобья:— Чего тебе?Мужчина хоть и был с Дугласом в приятельских, если не сказать дружеских, отношениях, принимать у себя в комнате гостей в столь поздний (вернее, судя по серой предрассветной полосе за окном, ранний) час не имел никакого желания.Сеньор Мальдонадо выдержал недолгую паузу, а потом тяжко вздохнул и уселся рядом с Карлосом. — Думаю, нам с тобой стоит взять за правило после посиделок переносить любимых в супружеские спальни, — мрачно констатировал он. — Иначе нам обоим грозит вечное одиночество, поскольку девочки явно не желают разлучаться... Раздался тихий щелчок, и оба мужчины невольно зажмурились, на мгновение ослепленные светом настольной лампы. — Ну и зачем ты ее включил? — недовольно поморщился Карлос-Даниэль.— Да так... — Дуглас неопределенно повел рукой в воздухе и, всмотревшись в лицо друга, задумчиво изрек:— Чувствую, если все и дальше так пойдет, нам с тобой придется объявить себя парой, чтобы вместе коротать вечера. Карлос-Даниэль задохнулся от возмущения, а сеньор Мальдонадо, видя такую реакцию, рассмеялся и поднял руки в знак капитуляции:— Друже, я тебя очень уважаю, но, поверь, перспектива быть твоим партнером меня тоже совершенно не устраивает!— Фигляр, — беззлобно огрызнулся Карлос-Даниэль обретший наконец дар речи, в ответ на что Дуглас лишь с улыбкой пожал плечами: "какой есть"."И этот человек занимается бизнесом и считается одним из самых богатых и уважаемых людей мексики" — закатил глаза Карлос-Даниэль и, встав наконец с кровати, направился в комнату близняшек.