Глава 14. Бармен или тайное свидание. (1/1)

Вилли с трудом открыл глаза, в которые, судя по ощущениям, кто-то невидимый щедрой рукой насыпал песка, и недоуменно огляделся, пытаясь сообразить где находится. Небольшая светлая комнатка, разделенная шторкой на две половины, в одной из которых из мебели был только низкий топчан, на котором, собственно, и лежал сейчас сеньор Монтеро, да примостившаяся напротив него тумба, на которой стоял старенький телевизор, накрытый сверху белой кружевной салфеткой. Увидев сей раритет, мужчина хлопнул себя по лбу, явно вспомнив, где находится и, пулей соскочив с дивана, принялся спешно одеваться, ибо предстать перед пожилой хозяйкой сего жилища в непотребном виде совершенно не хотелось.Когда прошлым вечером он подкараулил вышедшего с работы Альваро на углу тюрьмы, охранник малость удивился, но все же свернул в расположенную неподалеку аллею, где в этот довольно поздний час можно было спокойно поговорить, не опасаясь чужих глаз и ушей. — Эх, парень...— печально покачал он головой, когда Вилли закончил рассказ о встрече с женой. — Я и рад бы тебя приютить, но... ты же сам сам понимаешь, нельзя мне водить дружбу с бывшими заключенными!— Но вы же сами сказали...— робко напомнил разом сникший Вилли.— Сказал и от слова своего не отказываюсь,— твердо ответил толстяк и, подперев ладонью щеку, добавил тихо: — не могу я тебя на произвол судьбы бросить: больно уж ты на Мигеля похож...В глазах пожилого мужчины при этих словах мелькнула такая боль, что Вилли судорожно сглотнул, проглатывая невольно подступающий к горлу ком, и, не удердавшись, спросил:— А кто такой Мигель?Вопрос почему-то прозвучал глухо, и Вилли даже показалось, что Альваро его не услышал, однако охранник помолчал немного, а затем, помрачнев, ответил:— Сын.Голубоглазый ангел закусил губу, ожидая продолжения, и едва не вздрогнул, когда по-вечернему холодный декабрьский воздух разрезало короткое и емкое, но тяжеловесное, будто камень:— Чальчиутликуэ* забрала.Молодой мужчина чуть не поперхнулся воздухом и, крякнув, зачем-то уточнил внезапно сорвавшимся голосом:— Давно? — Пару лет назад. — сказал охранник и грузно опустился на витую скамью, всем своим видом показывая, что тема закрыта. Несколько минут сеньор Монтеро молчал, думая об этой странной шутке насмешницы-Судьбы и ощущая, как по спине помимо воли бегут суеверные мурашки в то время, как Альваро в очередной раз курил самокрутку, задумчиво глядя вдаль. Нервы голубоглазого блондина звенели, словно натянутые до предела гитарные струны. Понимая, что нужно любой ценой отвлечься от нахлынувшего липкого ощущения суеверного ужаса, Вилли молча протянул ладонь охраннику.— Малохольный,— ухмыльнулся тот, верно истолковав состояние своего визави и вложил в протянутую руку еще одну самокрутку.Горло вновь засаднило, обжигая нестерпимым огнем, и из груди вырвался надрывный хриплый кашель. Мир слегка поплыл перед глазами, так что Вилли пришлось ухватиться за ствол старинного дерева.— И долго так будет продолжаться?— хрипло выдохнул он, делая еще одну несмелую затяжку.— У всех по-разному,— пожал плечами Альваро— а вообще, знаешь, не советую обзаводиться этой пагубной привычкой, женщины не любят курильщиков.Потом он вздохнул и, страдальчески прикрыв глаза, тихо проговорил, словно разговаривая сам с собой:— Вот и Рита моя не любила, когда курил. Пришлось бросить на двадцать лет. А полгода назад все потеряло смысл...В последний раз затянувшись, охранник, будто опомнившись, открыл глаза и, выкинув дымящийся окурок в стоявшую по правую руку округлую урну, поднялся, широкими шагами направившись к парковке:— Вещи твои где, парень?— На вокзале, в камере хранения, — оторопело произнес Вилли, едва поспевая за подошедшим к старой, почти раритетной, красной легковушке Альваро.— Садись, поехали, некогда мне с тобой нянькаться!— рыкнул охранник, после минутной слабости резко утративший все свое благодушие.Вилли, на которого вдруг навалилась жуткая усталость вкупе с абсолютным равнодушием, покорно сел рядом с водителем, поймав себя на мысли, что готов ехать хоть к черту в ад, лишь бы наконец отоспаться.Однако в ад блондина везти, ясное дело, никто не собирался. Сперва Альваро заехал на вокзал, а когда Вилли забрал оттуда свои вещи, отвез клюющего носом блондина в один из тех бедных, плохоосвещенных кварталов с обшарпанными и покосившимися хибарами, которые Вилли в прошлом предпочитал обходить десятой дорогой.— Приехали, парень,— оповестил Альваро, паркуя свой драндулет у ветхой лачуги, возле которой сушилось на веревке белье.— Я буду жить здесь?— Вилли призвал на помощь все свои актерские способности вкупе с самообладанием, но в голосе все равно проскользнули брезгливые нотки.— Что-то не нравится?— с явной угрозой в голосе спросил Альваро.— Нет- нет, все хорошо,— спешно заверил его Вилли, выбираясь из машины.— Не смотри, что район бедный. — смягчился Альваро.— люди здесь добрые и честные."Хотелось бы верить! Ох, хотелось бы..." — зябко поведя плечами, подумал голубоглазый блондин, затравленно оглядываясь по сторонам в то время, как его спутник заглушил, наконец, рычащий, как сотня тигров, мотор и, выйдя из своей "ласточки", негромко постучал в дверь.Почти сразу на пороге появилась женщина, одетая в простое длинное платье, более всего напоминающее ночную рубашку.— Какими судьбами в столь поздний час, кум?— добродушно спросила она, отступая назад и впуская гостей в свое скромное жилище.— Да я вот тут это...— смущенно почесал в затылке Альваро— в общем, Кармента, жить мальчонке негде, приюти на первое время, а?Стоявший за широкой спиной Альваро Вилли, которого мальчонкой называли в последний раз лет этак двадцать назад, потупился, чувствуя себя неуютно.— Да не вопрос! Все какая-никакая, а компания. Поняв, что хозяйка настроена благодушно, Вилли все же решился и, выйдя на освещенную тусклым светом середину комнаты, протянул ей руку, исподволь разглядывая ту, с кем ему, по всей видимости, предстояло делить кров в ближайшее время.Кармента оказалась чуть полноватой женщиной лет шестидесяти с пухлыми, подведенными алой помадой губами, проницательным и чуть лукавым взглядом живых, не утративших с годами задора черных глаз и забранными в строгий пучок волосами цвета воронова крыла, в которых виднелись тонкие серебряные пряди.Взглянув на Вилли, женщина сдавленно ахнула и, всплеснув руками, кинулась ему на грудь, Радостно воскликнув:— Мигель!Не ожидавший подобного поворота Вилли хотел высвободиться из не предназначенных для него объятий, но заметил упреждающий взгляд своего резко помрачневшего благодетеля.— Карма, кончай разводить телячьи нежности,— с затаенным сочувствием вздохнул он — Дай парню дух перевести!Опомнившись, женщина, продолжая причитать и ахать, разомкнула объятия и отступила на шаг.— Иди забери вещи, малец, да я поеду,— скомандовал Альваро— а ты, кума, пока чайник поставь!Кармента пулей метнулась к стоявшей на старом комоде электрической плитке, а растерянный "малец" неслышно шмыгнул за дверь. Когда мужчины оказались одни, Альваро стыдливо отвел глаза и тихо пояснил:— Своих детей у Кармы никогда не было, поэтому она души не чаяла в крестнике. Когда его не стало, бедняжка буквально почернела от горя. Плакала круглыми сутками. В конце-концов я не выдержал и я смалодушничал. Сказал, что произошла чудовищная ошибка, что ее крестник жив и просто уехал на стажировку. А она и рада была принять это все на веру. Вилли нервно сглотнул, ощущая, что сердце будто тисками сдавило от острой жалости к этой доброй и, по всей видимости, одинокой женщине.— Ты уж подыграй ей, Вилли...— в голосе Альваро звучала неприкрытая мольба — второй потери крестника она не переживет.Вилли протяжно вздохнул, перевел усталый взгляд на ночное небо и задумчиво произнес:— Так где, говоришь, я стажировался? ***— Как спалось, сынок?— ласково улыбнулась хлопотавшая у плиты Кармента, когда Вилли отодвинул шторку, разделяющую комнату и кухню с низким, грубо сколоченным из досок столом.— Отлично до...— Вилли, едва не назвавший хозяйку доньей, спохватился, вспомнив о своей роли, и, вовремя прикусив язык, ловко выкрутился, сверкнув обезоруживающей улыбкой:— Дорогая крестная.— Садись завтракать, милый,— засуетилась женщина, ставя на стол тарелку со сколотым краем, полную румяных лепешек с медом и большую кружку с чаем. Вилли с шумом втянул носом пахнущий жаренными лепешками воздух и осторожно попробовал скудное угощение, обмакнув его засахаренную янтарную жидкость. После тюремной еды тающие во рту лепешки показались Вилли лучшим из лакомств, а попробовав настоенный на травах чай, пахнущий лугом и солнцем, мужчина едва не замурлыкал от удовольствия— Нравится?— с неимоверной теплотой спросила Кармента, усаживаясь напротив.— Очень вкусно, крестная!— искренне воскликнул Вилли.— Как твоя стажировка?— спросила женщина с интересом.— Было сложно, но очень интересно,— обтекаемо ответил он, собираясь с мыслями и, видя, что глаза Кармы горят нешуточным любопытством, сделал еще один глоток, прикрыв на секунду глаза и взмолившись:"Господи, я очень давно ни о чем тебя не просил, я знаю, что никудышный христианин, паршивый человек и вообще...но если я хоть что-то еще для тебя значу, молю, не дай мне попасться на лжи...на лжи во спасение. Не допусти новых слез этой доброй, простодушной женщины!"Окончательно собравшись с мыслями, новоявленный крестник улыбнулся и начал вполне связный рассказ о "своей" стажировке в Европе. Ловко перемежая правду и ложь, он плел замысловатый узор, в который органично вписались прогулки по Елисейским полям, работа инженера в одной из крупных строительных фирм Парижа, а также занимавшая все его мысли Эстефания, с которой он, согласно "сказке" познакомился все в том же Париже и был так очарован, что женился через месяц после первой встречи, невзирая на то, что у нее имелся ребенок.— А потом... потом я повел себя не слишком-то красиво...— горько усмехнулся он, — В результате чего она забрала сына и вернулась в Мехико.— Так она мексиканка?— умиленно спросила женщина.— Да. В Париже оказалась случайно несколько лет назад.— А ты? Почему не остановил ее?— Не мог!— в сердцах воскликнул Вилли, хлопнув ладонью по столу— да и не хотел особо. А сейчас, вернувшись в родные края, отыскал их с сыном...Вилли замолчал, кусая губы.— Но?— подтолкнула его женщина.— Но она не хочет меня видеть— мрачно вздохнул он— а я понял, что не могу без нее, крестная!Вложив в этот импульсивный выкрик все свое отчаяние, всю боль, терзавшую его долгие годы, Вилли бессильно уронил голову на руки. "Влюбиться как мальчишка, до потери пульса, до одури в собственную жену, которая знать тебя не хочет после всего, что ты натворил? Воистину, у мироздания странное чувство юмора!— мрачно констатировал он и тут же себя одернул: —Хотя чему я, собственно, удивляюсь, если по сути никогда и не был баловнем Фортуны?" В памяти тут же всплыл образ вечно голодного дворового мальчишки лет двенадцати с вечно перепачканным гуталином лицом, живущего с питающей нежные чувства к бутылке матерью в примерно такой же лачуге и вынужденного подрабатывать чистильщиком обуви, чтоб раздобыть хоть немного денег и купить буханку хлеба. Конечно, как он знал из рассказов изредка трезвеющей матери, которой в общем-то даже в эти редкие моменты не было до сына никакого дела, так было не всегда. По ее словам, всегда казавшимся Вилли чем-то вроде волшебной сказки, выходило, что прежде они с мужем (отцом Вилли) жили в богатом доме, полном слуг, однако за несколько месяцев до рождения сына бизнес, которым владел сеньор Монтеро, прогорел, а сам он, якобы случайно, угодил под машину. После гибели мужа Ракель была вынуждена уехать в трущобы к троюродной тетке, где и осталась жить. Все было хорошо, но добрая тетушка Селестия, души не чаявшая в голубоглазом ангелочке, способном часами сидеть за книгами, которые он выпрашивал у соседей, умерла, едва мальчику исполнилось десять. После этого Ракель, работавшая офицанткой в одном из ночных клубов, начала пить, из-за чего с работы ее вскоре попросили. Вилли пришлось бросить учебу, едва он окончил четвертый класс. Именно тогда он поклялся себе, что вырвется из нищеты, чего бы ему это ни стоило. Днем мальчишка работал, а вечерами бегал в расположенную неподалеку котельную, где пожилой истопник дон Пабло, в далеком прошлом бывший учителем и пожалевший смышленого парнишку, втолковывал ему азы всех наук понемногу. В шестнадцать лет вдумчивый и способный юноша экстерном закончил школу и, сдав все экзамены, поступил на бюджет экономического факультета, сразу же собрав свой нехитрый скарб и переехав в общежитие. Наверное, единственным его настоящим везением был тот дождливый мартовский день, когда в расположенную неподалеку от университета библиотеку заглянула промокшая до нитки девушка с длинными русыми волосами, казавшимися почти черными из-за дождя и удивительно красивыми глазами, в которые будто разом опрокинули всю ночную мглу. Единожды взглянув в эти глаза, Вилли понял, что ему уже не выбраться из этой манящей черной бездны. Когда пару лет спустя Стефани стала его женой, Вилли был безмерно счастлив, но вскоре богатая и сытая жизнь в доме Брачо стала казаться чем-то обыденным и скучным, а с появлением в особняке прехорошенькой и ветренной Паолы Вилли понял, что ударившаяся в религию на почве недостатка внимания Эстефания ему больше не нужна. Только сейчас он понял, что на самом деле значила для него эта удивительная женщина, прощавшая ему все и неизменно смотревшая с любовью. — Я отдал бы все, чтобы вернуть мою Стефани...— глухо проговорил он, поднимая на Карменту полные слез глаза.Женщина встала из-за стола и, подойдя к Вилли, сочувственно прижала голову "крестника" к своему животу, размеренно поглаживая его пшеничные волосы и приговаривая:— Перемелется, мой мальчик...все перемелется...Мужчина страдальчески прикрыл глаза и ощутил, как тепло и доброта, исходящие от этой женщины, окутывают его мятежное, уставшее от лицемерия и одиночества сердце, успокаивая и согревая изнутри.— Крестная...— ласково улыбнулся Вилли, странным образом чувствуя, что в Карменте он нашел наконец родную душу и все больше проникаясь к ней сыновней нежностью.— Знаешь что,— задумчиво сказала она — подари своей любимой что-нибудь на Рождество. Женщины любят подарки.— Я думал об этом,— со вздохом признался блондин.— но у меня почти нет денег, а Рождество уже скоро...— пару дней назад я слышала, что в баре "Фламенко" недалеко отсюда ищут работника,— заговорщически подмигнула Кармента.Вилли будто током ударило, когда он услышал это название. Вскочив так резко, что едва не опрокинул табуретку и наспех чмокнув ошалевшую от такой реакции и ничего не понимающую Карменту в щеку, он пулей выбежал за дверь.***С той памятной ночи, когда между Эстефанией и Паолой возникло некое подобие дружбы, прошло несколько недель, втечение которых Стефани, по какой-то совершенно неподвластной логике причине тревожившаяся о судьбе "ненавистного" , как она себя убеждала, Вилли, не находила себе места. В то декабрьское утро малышка Паулитта, как и всегда сидела на коленях у Эстефании, недоуменно ощупывая шею тети в поисках столь полюбившейся игрушки и растерянно агукая.— Ай, какая тетя растеряша у нас, да?— притворно нахмурила брови Эстефания, видя реакцию племяшки, на что та начала что-то очень эмоционально лопотать на своем детском, понятном только ей языке.— Ругается,— хихикнула сидевшая рядом Паола и ласково позвала:— Паулитта.Отвлекшись от исследования шеи тети, малышка подняла на Паолу большие карие глаза и, улыбнувшись так радостно и искренне, как умеют только маленькие дети, протянула к ней свои пухленькие ручки.Взяв племянницу на руки, Паола повернулась к Эстефании, нервно комкающей в руках бордовую салфетку, с любопытством спросив:— Какие планы на сегодня? — А будут предложения?— в тон ей отозвалась собеседница— Мы с Линой хотели пройтись по магазинам, купить всем подарки к Рождеству.— неспешно протянула кокетка и лукаво прищурилась:— Ты с нами?Эстефания задумчиво провела длинным ногтем по скатерти, вычерчивая неровные узоры. Идти куда-либо не хотелось, тем более, что промозглый дождь, накрапывающий с самого утра, к прогулкам совсем не располагал.— Спасибо, но я пожалуй откажусь,— со вздохом сказала она после недолгой паузы.— Как хочешь, милая,— грустно отозвалась Паола, хотя в чайного цвета глазах вовсю плясали чертики.— Просто мы с сестрой думали, что тебе захочется купить себе новый кулон.Эстефании пришлось призвать на помощь все имеющееся у нее самообладание, чтобы остаться спокойной, хотя сердце тут же забилось так, что, казалось, его стук слышат все обитатели дома Брачо.— Вы нашли что-то похожее? — стараясь, чтобы голос звучал как можно ровнее, спросила женщина, во взгляде которой, однако, застыл совсем иной вопрос. — Паулина нашла один магазинчик, где продаются подобные безделушки,— едва заметно кивнула сеньора Мальдонадо и, взглянув на племяшку, с восхищением разглядывающую ее переливающийся изумрудный браслет, вздохнула с неким пренебрежением: — И все-таки я не понимаю, почему тебе так дорога эта безвкусица. Не спорю, мне и самой раньше нравились подобные побрякушки, а сейчас и за даром бы не взяла.Эстефания, и без того понявшая, что речь идет не только и не столько о кулоне, с трудом удержалась от того, чтобы броситься своей бывшей сопернице на шею.— В последний раз спрашиваю: едешь?— заметив ее реакцию, спросила Паола.Побоявшись сорваться на радостный визг, Эстефания кивнула, изо всех сил сдерживая улыбку.Карлос-Даниэль, не обращавший на женскую болтовню никакого внимания, задумчиво глядел в одну точку, машинально бросая в кофе уже шестой кубик рафинада.Что вообще происходит в этом доме?— тоскливо думал он — Паулина, несмотря на все мои извинения, ведет себя так, словно мы с ней чужие люди, Эстефания и Паола если и подкалывают друг-друга, то так, словно дружат сто лет, хотя еще недавно Стефани готова была перегрызть Паоле глотку. Что-то здесь нечисто. Но что?"—... Елку?— ворвался в мысли мужчины тоненький детский голосок.Карлос-Даниэль вздрогнул и непонимающе посмотрел на сидевшего рядом с матерью Раймундо. Да, именно Раймундо, потому что даже мысленно мужчина не называл племянника именем его отца-проходимца, хотя Эстефания и пыталась одно время возмущаться по этому поводу. Но благо что по документам стараниями Родриго и Патрисии у малыша двойное имя: Гильермо-Раймундо Монтеро де Брачо а значит, оба варианта допустимы.— Извини, милый, я задумался,— виновато сказал мужчина.— Что ты хотел?— Мы будем ставить елку, дядя?— повторил мальчик.— Конечно будем, Раймундо,— ласково ответил мужчина, стараясь не замечать презрительно скривившихся губ сестры.— Сегодня после работы мы с дядей Родриго и тетей Патрисией заедем на рынок и купим самую пушистую зеленую красавицу.Глаза парнишки счастливо загорелись:— Тетя Пати и дядя Родриго приедут к нам сегодня?!Губы Карлоса-Даниэля дрогнули в легкой улыбке при виде этой искренней всеобъемлящей радости, ибо мужчина знал, что если племянник к кому и был привязан всей душой, так это к Родриго и его жене.Сеньор Брачо кивнул и, отпив немного кофе, по вкусу больше напоминавшего сироп, поморщился:— Гадость!— Мама, а можно я пойду нарисую рисунок для тети с дядей?— звонко спросил Раймундо, мельком взглянув на Эстефанию.— Иди,— добродушно улыбнулась женщина, едва удержавшись от тяжкого вздоха при мысли о том, что ей сын никогда так не радовался.— А мы с Лисетте тебе поможем.— Карлитос решительно отставил в сторону стакан, до половины наполненный апельсиновым соком.— Мальчики, меня подождите!— Лисетте, последние полчаса со скучающим видом ковырявшая ложкой в тарелке с остывающей овсяной кашей, принялась спешно запихивать в себя содержимое тарелки, пытаясь попутно запить все это чаем.— Не торопись, Лисетте, ешь спокойно,— проявила внезапную строгость бабушка Пьедат.— И правда, не на пожар же спешишь,— деловито поддержал Карлитос.— мы с Виллито пока наберем воды достанем краски, а ты доешь и приходи.Лисетте быстро кивнула, не отвлекаясь от основного занятия.— Платье только переодень, а то я тебя знаю,— вставил шпильку старший брат — испачкаешь платье, а потом будешь плакать.— Не буду! — возмущенно воскликнула девочка и, проглотив очередную ложку каши, серьезно добавила: — И не испачкаю!— И все-таки переоденься,— вновь посоветовал Карлитос, оглядев розовое платице сестренки, в котором белокурая девчушка очень напоминала принцессу, после чего вышел из-за стола, и, взяв маленького кузена за руку, пошагал в детскую.— Вредина,— в след брату с чувством произнесла Лисетте, доедая кашу.В этот момент на кухню, бодро стуча каблучками, вбежала Паулина, на которой была кремовая юбка-карандаш чуть выше колена и строгая блузка цвета фуксия со множеством крупных серебристых пуговиц и треугольным воротничком.— Привет, семейство,— весело воскликнула она, чмокнув в щеку всех поочередно.— Ты уже с фабрики? — изумился Карлос-Даниэль.— я только туда собираюсь.— Заехала пораньше, чтобы разобраться с делами,— пояснила она и, с умилением взглянув на игравшуюся с браслетом сестры дочку, позвала:— Паулитта...Девочка медленно, словно бы нехотя подняла глаза и посмотрела на Паулину. Потом обернулась к расплывшейся в сладкой улыбке Паоле, пристально взглянув на нее. Затем снова на Паулину. И вновь на Паолу. На личике малышки отразилось недоумение, а во взгляде, метавшемся от одной мамы к другой, читалось неприкрытое изумление. Вконец запутавшись, малышка что-то очень удивленно агукнула и до того потешно развела ручками, что присутствующие рассмеялись— Две мамы, да?— с улыбкой сказала бабушка Пьедат. — Агу...— как-то очень растерянно подтвердила девочка, рассматривая обеих. — Как вас вообще можно спутать?!— пожала плечами Лисетте, выбираясь из-за стола.— вы же абсолютно разные!— Она еще маленькая, Лисетте, вот и не видит разницы,— снисходительно пояснила Паола, отдавая малышку Паулине.— Вас и взрослому-то спутать легко, — буркнул Карлос-Даниэль, вставая из-за стола вслед за отправившейся рисовать дочерью.— всем до вечера.— Чао,— хором сказали оставшиеся на кухне дамы, сверкнув улыбками.Оставшись одни, женщины немного поболтали о своем, обсудив заодно и пламенные взгляды, которые бросают друг на друга бабушка Пьедат и пожилой садовник Панчито, каждое утро приносящий в комнату хозяйки красную розу.— Девочки, ну что вы в самом деле,— смутилась женщина и тоскливо вздохнула — какая любовь в нашем-то возрасте?— Любовь не спрашивает паспорта, бабушка— возразила Паулина — поэтому влюбиться никогда не поздно.— Поддерживаю,— улыбнулась Эстефания, подперев кулаком подбородок — тем более Панчито добрый и хозяйственный человек, которого вся семья знает много лет.— Так значит, вы не против? — залилась краской бабушка Пьедат и, увидев непонимание в глазах собеседниц, смущенно пояснила:— Все-таки Панчито — слуга.— Не слуга, а наемный работник,— мягко поправила Эстефания— ты сама всегда говорила, что у нас в доме нет слуг.Лицо старушки озарила широкая улыбка, исполненная тепла и благодарности. Раскинув руки, она обняла сидевших по обе стороны от нее Эстефанию и Паулину, прижав их к себе.Глядя на эту трогательную семейную сцену, сидевшая чуть в стороне Паола опустила голову, до боли закусив нижнюю губу."Я никогда не стану вновь своей в этой семье. Ко мне всегда будут относиться если и не как к врагу, то как к чужачке. Не проявляя открыто враждебность из вежливости, всегда будут держать дистанцию"— с болью подумала роковая красотка, которой вдруг до дрожи захотелось стать частью этой большой и дружной семьи с ее неповторимой теплой атмосферой, чтоб вот так же делиться секретами, советоваться и отдавать этим чудесным людям, которых она прежде ненавидела из-за собственной спесивости, частичку тепла своего сердца, которое только недавно узнало, что такое сочувствие, сострадание и любовь.— Ну а ты чего сидишь, как чужая?— донесся до готовой расплакаться женщины возмущенный голос бабушки Пьедат.— Ты мне?— недоверчиво спросила Паола, несмело подняв глаза на хозяйку дома.— Ну не себе же,— фыркнула старушка.— иди сюда, дочка.Дочка... почему-то от этого простого слова стало так тепло на душе, что захотелось свернуться клубочком, словно кошка, и громко замурлыкать.Однако вместо этого Паола встала и, ощущая, как дрожат колени, нетвердой походкой подошла к бабушке.— Ты принесла много горя нашей семье, и прежде я думала, что никогда не смогу простить тебя,— холодно начала старушка Ощущая, как сердце ухнуло в желудок, Паола опустила голову, словно провинившаяся школьница и, сглотнув подступающие к горлу слезы, прошептала:— Твоя правда, Пьедат. И твоя воля.— Но я вижу, как ты изменилась, — ласково сказала бабушка и раскинула руки еще шире, чтобы объятий хватило всем — так что теперь ты в этом доме под моей защитой.— Спасибо...— сипло выдохнула растроганная Паола и выпалила в порыве чувств:— А поехали с нами по магазинам?Эстефания кинула на подругу весьма красноречивый взгляд, но сказать ничего не успела, поскольку Пьедат начала весьма пылко открещиваться, ссылаясь на плохое самочувствие, хлопоты по дому и чуть ли не нашествие инопланетян.Обменявшись понимающими взглядами, подруги взглянули на помолодевшую лет на десять бабушку, глаза которой влюбленно блестели, и, вздохнув с притворным сожалением, отправились, как выразилась Паола, "совершать налет на торговый центр". ***Едва три красавицы вошли в трехэтажный торговый центр, в котором от обилия гирлянд и мишуры на стенах и окнах рябило в глазах, как Паулина ухватила Эстефанию за плечи и заговорила, перекрикивая льющуюся из динамика рождественскую мелодию:— Слушай внимательно. Сейчас мы поднимаемся на второй этаж, и ты выходишь из центра через черный ход.— Там тебя будет ждать таксист, — добавила Паола и пояснила:—Я еще вчера с ним договорилась, он сам тебя узнает, у него фото есть. Он отвезет тебя в кафе "Мехико" и привезет обратно. — На все про все у тебя три часа,— предупредила Паулина.— потому что домой мы должны вернуться вместе, чтобы не было лишних расспросов. Успеешь? — Успею!— побещала Стефани и крепко обняла обеих.— Встречаемся здесь же в 15: 50, — подвела итог Паулина.— Девчонки, вы лучшие!— Напомни мне: почему мы это делаем?— Потому что каждый человек имеет право на второй шанс, сестренка, — подмигнула Паулина. ***Волнуясь, точно подросток на первом свидании, Стефани дрожащей рукой открыла дверь притормозившей у здания кафе машины.— Сеньорита! Оклик таксиста заставил Стефани, у которой нервы были на пределе, вздрогнуть и обернуться. — Сеньора, — машинально поправила она, все же изрядно польщенная этим невольным комплиментом и, спохватившись, вынула из бумажника несколько купюр. — Мне уже уплачено и за ожидание, и за дорогу в оба конца — заметив ее порыв в зеркало бокового вида, улыбнулся таксист. Совсем еще мальчишка с доверчивым взглядом и немного простодушным лицом, он показался Эстефании славным малым, поэтому женщина, чуть помедлив, все же протянула ему заготовленные деньги. — Это тебе на чай,— улыбнулась она в ответ на его недоумение. — Спасибо, сеньора! — с жаром поблагодарил он и, достав из бордачка фотографию, протянул ее Эстефании. — А не забудешь, как пассажирка выглядит? — лукаво усмехнулась женщина, пряча собственное фото в бумажник. — Такую красавицу один раз увидишь, а запомнишь на всю жизнь, — смущенно отведя глаза, восхищенно выдохнул юноша и тут же спохватился: — Простите, Сеньора. Стефани благоразумно сделала вид, что не слышала этих слов, вышла из машины и направилась в бар, бросив через плечо: — Если не выйду через два часа сорок минут — посигналь.В полупустом кафе, тускло освещенном неровным желтым светом царил привычный полумрак, отчего переливающиеся всеми цветами радуги гирлянды, висевшие на стенах, выглядели намного более волшебно, нежели в том же торговом центре. Эстефании, у которой от чарующей яркости гирлянд на миг захватило дыхание, это место уже не казалось таким захолустным как в прошлый раз, но она сама не могла понять, кроется ли причина в подсветке и тихой душевной музыке, создававшей в помещении ощущение уюта, или же в стоявшем за стойкой бармене, сосредоточенно протирающем бокалы и не обратившем внимания на посетительницу.Понимая, что ее появление осталось незамеченным, Эстефания озорно прищелкнула пальцами, как когда-то в детстве, и, расправив плечи, подошла к барной стойке, небрежно бросив: — Налей-ка мне чего-нибудь... — Минутку, сеньо... — машинально отозвался бармен, запнулся на полуслове и, подняв на посетительницу голубые, словно ясное весеннее небо глаза, едва не выронил из рук очередной бокал — П-привет... — робко начал он, сконфуженно улыбнувшись — не ожидал, увидеть тебя здесь. Отлично выглядишь!В его голосе и взгляде было столько неподдельного восхищения, что Эстефания, одетая в приталенное ярко-оранжевое платье на тонких бретельках, мысленно похвалила себя за верный выбор наряда. — Спасибо, — кокетливо сверкнула она глазами. Позади послышался весьма недвусмысленный свист, и к стойке подошли два молодчика, непонятно как еще стоявших на ногах. — Какая цыпочка, — похотливо осклабился один, бросив на сжавшуюся в комок Эстефанию сальный взгляд.Быстро оценивший ситуацию Вилли уперся ладонями в стойку, ловко перемахнув через нее, после чего нарочито собственнически обнял окаменевшую от страха Стефани за талию и проговорил, лениво растягивая слова: — Сожалею, господа, но эта "цыпочка" — последнее слово он практически сплюнул, — моя жена. После чего обратился уже к ошалевшей от такого поворота событий женщине и укоризненно произнес: — Стефани, милая, ну я же. сказал, что поем на работе. Вот что за радость тебе сюда ехать через весь город? — Я... Мне... ты...— промямлила растерявшаяся Эстефания и, собравшись с силами, выпалила:— Знаю я твое "поем на работе"! Опять небось замотался совсем тут!Обалдевший от такого напора Вилли на миг отпрянул и примирительно улыбнулся:— Не сердись, заботливая моя...Краем глаза Вилли увидел, что интерес посетителя к скандальной замужней особе угас, но новоявленный бармен понимал, что до конца жизни не простит себе, если упустит этот призрачный шанс. Резким движением притянув жену к себе, мужчина обжог горячим дыханием ее лицо и прежде, чем Стефани успела хоть как-то среагировать, припал трепетным поцелуем к ее подведенным нежно-розовой помадой губам. Он пил этот нечаянный поцелуй до дна, жадно упиваясь таким родным, но уже подзабытым дурманяще-сладким вкусом ее теплых бархатных губ, ощущая как бешенно колотится сердце в ожидании, когда его кареглазая мечта опомнится и отстранится. Но вместо того, чтобы отстраниться, вышедшая из ступора Эстефания обвила шею мужа одной рукой и положила ладонь на его затылок, столь же отчаянно и жадно отвечая на поцелуй.Голова кружилась и ноги подкашивались так, что женщина упала бы, если бы сильные и такие родные руки, которые она любила и ненавидела, не держали ее так крепко. Мир на мгновение померк и, тут же вспыхнув, закружился в огненном вихре чувств и эмоций, центром которого были эти требовательные упругие губы, которые она так долго и тщетно пыталась забыть. В легких перестало хватать воздуха, но отстраниться чтобы сделать вдох, прервав тем самым сладостную муку, в огне которой сейчас плавились ее душа и стучащее где-то в ушах сердце, было выше ее сил. "Это первый и последний наш поцелуй за долгое время. Наша встреча и наше прощание"— мелькнула на задворках сознания полная боли мысль, от которой по рукам и спине побежали мурашки. Сделав судорожный вдох носом, женщина вновь погрузилась в дурманящий водоворот чувств, жадно, до исступления упиваясь волшебной сладостью момента.Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Вилли нехотя отстранился и сипло проговорил, глядя в пол:— Прости. Спасибо... — "Спасибо за краткое мгновение счастья" чуть было не ляпнул он, но, вовремя опомнившись, крякнул и выпалил:— Что подыграла.— Эт-то тебе спасибо, что заступился— Медленно проговорила женщина, едва ворочая отяжелевшим языком.— Выпьешь чего-нибудь?— Вилли вернулся за стойку и попытался сменить тему.— Содовой, если можно, — натянуто улыбнулась Стефани, которую нещадно бросало в жар."И льда побольше. — мысленно добавила она — И можно даже без содовой обойтись: так погрызу". Словно прочитав мысли жены, а может просто разглядев в свете гирлянд лихорадочный блеск черных глаз и вспыхнувшие, как маков цвет щеки, Вилли споро принялся за работу, и через пару минут поставил на барную стойку стакан с газировкой, на треть заполненный кубиками льда, ловким движением закинув в него трубочку.— Ваш заказ, сеньора,— промурлыкал Вилли и подмигнул так, что Эстефании на миг показалось, будто ее, как иногда выражалась Лолита, "клеят". Или не показалось? "Надо взять себя в руки!" — одернула себя она.— "Поэтому вдыхаааай и выдыхаааай, девочка, а думать будешь потом!"Глубоко вдохнув, Эстефания с наслаждением сделала пару глотков отрезвляюще холодной жидкости. Не то, чтоб это очень помогло, но по крайней мере мысли больше не путались и щеки не горели так сильно.— Вилли, я...я к тебе пришла по делу!— с места в карьер начала она, боясь, что хрупкое подобие спокойствия разлетится в пух и прах от одного мимолетного взгляда голубых глаз."Словно лед речной по весне— вздохнула про себя женщина — ступаешь аккуратно — кажется, что надежно, а чуть утратишь бдительность, шагнешь неосторожно, и пропадешь навек в скрытой под этим самым льдом бездонной синей глубине" — Стефани-и...— Вилли легонько потряс увязшую в собственных мыслях жену за плечо и вопросительно заломил бровь.— А?— она вздрогнула и непонимающе посмотрела на него тряхнув копной русых волос, — ах, да... Вилли, верни мне пожалуйста кулон.Сердце мужчины судорожно сжалось от осознания, что ему нужно отдать самое дорогое, самое ценное, что у него есть сейчас, единственную призрачную ниточку, связывающую его с любимой.Женщина же явно по-своему истолковала эту заминку и внезапную мертвенную бледность, проступившую на лице мужа.— Ты его заложил,— Это был даже не вопрос, а просто сухая констатация факта.Вилли отпрянул, точно его наотмашь хлестнули по щеке. Хотя лучше бы это и вправду было так. Лучше бы она ударила, накричала, прокляла в конце-концов, но не смотрела так отчужденно и холодно, искривив губы в презрительной усмешке, лучше всяких слов говорившей о том, насколько кареокая красавица уверенна в своей правоте. Однако когда Вилли негнущимися пальцами достал из нагрудного кармана рубашки кулон, бережно, словно величайшую драгоценность положив его на стойку и в последний раз медленно проведя при этом подушечками пальцев по холодной металлической поверхности, ухмылка исчезла с лица женщины, уступив место растерянности.— Вилли...— одними губами прошептала потрясенная до глубины души женщина, по одним лишь движениям мужа понявшая все.— Вас интересует что-то еще, сеньора?— холодно осведомился он, отвесив легкий полупоклон.— Нет...— оторопело отозвалась женщина, и вдруг глаза ее засверкали лукавством. —хотя... скажите, у вас есть ручка?Мужчина сдержанно кивнул и на миг скрылся в подсобке, вернувшись с популярной среди школяров шариковой синей ручкой в ярком корпусе и, протянув канцелярскую принадлежность Стефани, по-прежнему ровно спросил:— Что-нибудь еще?— Да, сделайте мне пожалуйста...— она задумчиво поднесла палец к губам, прикидывая варианты — мятный коктейль.На сей раз Вилли не смог удержать маску невозмутимости, и брови его удивленно взлетели вверх, поскольку голубоглазый ангел точно знал: Стефани на дух не переносит мяту. Но спорить и расспрашивать не стал, а лишь повернулся к женщине спиной и начал смешивать ингридиенты. Поняв, что Вилли сейчас всецело занят заказом, женщина достала из бумажника отданное таксистом фото и спешно написала что-то на обороте.— Двадцать пятого я работаю до восьми вечера, хотя сомневаюсь, что будет много клиентов,— словно бы между прочим обронил Вилли, не оборачиваясь— Рождество все же.Приняв информацию к сведению, Эстефания бросила поверх положенной лицевой стороной вниз фотокарточки деньги, с лихвой покрывающие суммарную стоимость ее заказа и бесшумно выскользнула за дверь, бросив дожидавшемуся ее таксисту короткое "гони!".***— Ваш заказ, сеньора,— Вилли повернулся со стаканом в руке и замер, расширившимися от недоумения глазами глядя на пустующее место у стойки."Ушла..."— успел подумать он прежде, чем взгляд зацепился за лежавшие перед носом купюры, прикрывающие белый прямоугольник, который Вилли почему-то заинтересовал больше всего. Взяв карточку в руки, мужчина расплылся в улыбке, прочитав на обороте :"Тебе совершенно не идет быть букой ;)""Ну вот как можно злиться на эту чертовку?!"— весело фыркнул он и, перевернув фото лицевой стороной, ощутил, что сердце забилось как шальное. Трепетно проведя кончиками пальцев по лицу улыбающейся молодой женщины, за спиной которой виднелись алые лучи закатного солнца, запутавшиеся в густой каштановой россыпи волос, Вилли аккуратно сложил фото вчетверо, бережно убрав его в нагрудный карман.