20 октября 2009 года. День двадцать восьмой. ?В моих слезах? (1/1)

?Моя болезнь перетекает в тебя — Утопающего в моём яде.Я тоже безнадёжно скрываюсь от небес.Теперь мы будем вместе,Я помогу тебе стать лучше.Перелей в меня свою боль, чтобы я истёк кровью...?* * * * В комнате всё ещё было тихо и темно, когда Саске прекратил петь свою колыбельную. Они лежали молча, Наруто думал о своём, а Саске, должно быть, о своём. Хотя, наверное, он вообще не думал. Он просто лежал на постели в полусидячем положении. Приближался тридцатый день. Учиха помнил об этом всё то время, что семья Учиха-Узумаки жила здесь; он каждую минуту, секунду, час помнил об этом. Тридцать дней — страшная дата. А, может быть, и прекрасная. Он не задумывался. Хотя, что тут греха таить — конечно, он задумывался. И не раз. Он постоянно об этом думал, с тех самых пор, как сюда заселился этот чёртов парень со своей шизофренией. Если бы больна была та мелкая девчонка, или та женщина, хотя бы мужик — было бы куда, куда легче. Учиха боялся говорить об этой заварушке даже с самим собой. Как только внутренний Саске начинал об этом разговор, второй Саске тут же его прекращал. Не было ни времени, ни желания. Хорошо, время было. Но желания — нет. Начальство капало на мозги каждый чёртов день и каждую чёртову ночь — каждую секунду. Саске это надоедало, поэтому он старался снова уйти в себя, или в один из тех миров, что находятся совсем неподалёку. Или в свой родной мир — оттуда его душа. Наруто всё равно не спал, даже тогда, когда Саске спел ему колыбельную, погладил по голове и даже дотронулся губами до виска. Всё это сейчас казалось таким ценным, таким, что больше не повторяется — таким значимым, что он просто не имел права уснуть. Он не смыкал глаз, хотя сон потихоньку преобладал над ним, точнее, над его телом. Душа же его была полна, если можно так сказать, сил, а мозг думал, думал и думал. Обо всём на свете и ни о чём одновременно. Под утро Саске ушёл, а Наруто не стал его держать — он уже спал, обнимал руками подушку, на которой до этого лежал Учиха и которая хранила запах его тела. Точнее, запах этот Наруто себе придумал, чтобы хоть как-то утешаться, когда он оставался абсолютно один наедине только лишь с ветром, свистящим за окном, и темнотой, которая не давала даже вглядеться в окно. Тишина иногда давила на слух, иногда была спасителем его от небытия, иногда - его верным другом, который помогал ему справиться с очередными галлюцинациями. Наруто никогда не рассказывал Саске о своих глюках. Он решил, что данное должно остаться только с ним, хоть и предполагал, что Саске, скорее всего, видит все его приступы. Но тем не менее он не уходил, и за это Узумаки был ему благодарен. Очень. Он иногда чувствовал себя какой-то собачонкой, которая так верно ждёт своего хозяина из отъезда, что не ест сутками и лишь гипнотизирует взглядом входную дверь, ну а в случае Наруто — чулан. Порой это даже ему казалось дикостью, но, честно говоря, он не сильно на этом заморачивался и предпочитал думать о чём-то другом. Например, о документах, о доме, о дневнике. Всё это, признаться, было довольно занятно, учитывая то, что он был совершенно свободен всеми днями напролёт. Дневник, найденный в библиотеке, он так и не дочитал. Не потому, что ему было неинтересно. Нет, ему нравилось. Это походило на одну из тех книг-ужастиков, что он когда-то читал в детстве — разумеется, когда мама этого не видела. То, что у Гаары был неплохой слог можно было учуять с первых строк повествования. Наруто даже решил, что если бы судьба самого младшего из семьи Сабаку сложилась по-другому, наверное, он бы даже смог стать писателем. Наруто сам не знал почему, но он был уверен, что Гаара мёртв. Он это нутром чуял. Ну, или просто догадывался, что разговоры и ?любовь? (парень до сих пор не верил, что Саске любил кто-то ещё, кроме него) ни к чему хорошему не привели. Его, наверное, тоже не приведут, но он старался не сильно об этом думать. Точнее, он не хотел об этом думать, но думал — чаще, чем обо всём другом. По крайней мере он не гнил от скуки. Приступы стали немного ослабевать, это заметила вся семья. С чем это было связано, не знает никто, но и догадываться все побаивались — могут сглазить. Но Наруто всё реже и реже обращал внимание хоть на что-то вокруг себя — за исключением Саске, естественно. Потому что он не мог его игнорировать. Даже обижаться на него не мог. Может, только если ревновать, но он хотел верить ему. Наруто сам не знал почему, но ему казалось, что доверие — самое лучшее чувство именно к Саске. Ему не нужна была любовь абсолютно, Наруто видел это. Он был повенчан со своими собственными мыслями, возможно, со своим вторым ?Я? — проще говоря, с самим собой. Ему не нужны были какие-либо чувства, и Узумаки это видел более чем прекрасно. Ему самому-то это к чертям не сдалось — и даром. Лишь дьявол знает, к чему в конечном итоге приводит эта любовь, которую называют самым прекрасным чувством на Земле. Вздор! Если человечество действительно так думает, то, скорее всего, оно ошибается — по крайней мере Наруто был в этом уверен. Любовь лишь ослабевает человека; и вообще, сколько войн было проиграно людьми из-за любви? Ладно, войны между нациями, народами можно даже опустить, но вот войны между человеком и человеком, даже между собой и собой были проиграны. Наруто был уверен, что это проклятое чувство принесли на землю черти. Или же боги, решившие поиздеваться над людьми — и не важно совершенно, что там говорится в древних мифах о прекрасных Купидонах — маленьких богах, вселяющих любовь. Наверное, они специально это делали. Ибо человек, считавший любовь неземным волшебным чувством, просто не влюблялся по-настоящему. Лишь когда человек влюбляется серьёзно, то тогда он понимает, в какую западню он попал. Он осознаёт, что сам, собственными руками подписался на имя ?идиот?. И нет в этом никакой радости и чего-то прекрасного.Впрочем, после всех размышлений на этот счёт, которые длились от силы полчаса, Наруто решался забыть и выбросить из головы эти глупые мысли — к чему он вообще об этом думает? Он не знал; может, он хотел просто убедить себя, что это не Саске очаровал его, а чёртов Купидон. Хотя, какое там, богов ведь не существует. Но дьявол — Наруто был уверен — точно есть. Наверное, бог давно уже умер. Или ему глубоко наплевать на этот мир. Когда закончился день и наступил вечер, Кушина позвала всех к столу на ужин, но Наруто не особо хотел есть. Он хотел спать. А ещё он хотел узнать о Темари и её братьях. Но не решался взять в руки чёртов дневник и прочесть последние три страницы. Он помнил пятнышки на последней корке тетради. И ему было страшно читать, что случилось в этом проклятом доме чёртово количество времени назад. Стоило спросить у Саске, но вряд ли он хотел бы слушать. Но попытка не пытка, к тому же это отличная возможность увидеть его, прежде чем Наруто отвезут в психушку. Да-да, Мадара и Кушина об этом не забывали ни на минуту. Правда, пришлось подождать чуть больше, чем планировалось, так как в больнице, в которой Наруто пролежал большую часть своей сознательной жизни, мест не было, и Какаши решил найти ему место в другой. Она находилась дальше, неподалёку от Осака. Ехать туда нужно было пару дней, но Хатаке уверял, что клиника отменная. А семья Учиха-Узумаки охотно в это верила. Друг семьи советует, как-никак. Наруто сел на кровати и, оперевшись локтями о собственные колени, уткнул лицо в ладони. Он не хотел уезжать. Он умрёт без Саске. Но мама не верит даже в то, что его возлюбленный существует. Однажды Наруто подслушал разговор Какаши и Кушины... ? —Что-что? Саске? Что ещё за Саске? Вы его с кем-то познакомили? Не стоило этого делать. — Нет-нет, Какаши, всё не так! Он говорит, что этот Саске живёт где-то здесь, но приходит, когда нас нет дома. Признаться, я никогда в жизни не видела его. Мне... Мне кажется, это очередной его глюк... Он влюбился в глюк... Наступила тишина; Наруто не слышал даже слов Какаши из динамика телефона — он молчал. Узумаки тревожно свела брови. — Какаши? — Я ошибся. Нужно перевести его в одиночную палату, — раздался резкий голос. — Что? Зачем? В прошлый раз он жил в двухместной, он даже подружился с этим соседом, Саем! Почему в одиночную? — Он не проживёт двух лет, Кушина. Мне жаль, но теперь я просто уверен в этом. Следует отвезти его в Осака, там я присмотрю за ним. — Что?... Как?.. Почему? Что случилось? Нет, он... Ты же сам обещал, что на лекарствах он протянет ещё три года! — Я ошибся! Мне пора. Я перезвоню, постараюсь приехать из Киото как можно быстрее за ним. — К чему спешка, сукин ты сын?! — Время, Кушина, время. Не выпускайте его из комнаты.?Наруто не знал, что это означает, но он знал одно — их хотят разлучить. После этого разговора Кушина долго-долго смотрела на погасший дисплей мобильника, а затем истерично кинула его об стену — так, что что-то треснуло и телефон развалился на осколки. * * * — Саске. Если ты слышишь меня, отзовись. Мне нужна твоя помощь. Честно говоря, Наруто был уверен, что это не сработает. Саске никогда не отзывался, если он звал его. В доме было абсолютно тихо — Кушина совсем недавно вдруг прихватила Нину и отправилась в Коноху. Зачем — неизвестно, она лишь поцеловала сына в лоб и поспешно уехала на стареньком Фольксвагене. — Зачем ты зовёшь меня, зная, что я не явлюсь? — послышался голос за спиной, но Наруто даже не обернулся. Он лишь убрал ладони от лица и посмотрел прямо перед собой, на дневник, валяющийся на полу. — У меня есть надежда, — ровно отозвался Узумаки, повернув голову чуть в бок. — Она ещё не умерла? — Учиха стал расхаживать по комнате. — Нет, как видишь. — Хм. Что за помощь тебе нужна? — Он остановился, скрестив руки у себя за спиной, и, сузив чёрные глаза, стал наблюдать за каждым движением Наруто. Тот вздохнул и, хлопнув по коленям, встал с кровати. — Расскажи мне про Темари. — Он кивнул на дневник. — Чем всё закончилось? — А сам что? Почему бы тебе не прочитать до конца? — Учиха нагнулся и поднял с пола тетрадь. Взяв её в руки и повертев, он открыл дневник на самой последней странице. — Я... Я не хочу. — Ты боишься. — Нет. Мне кажется, с твоих слов это будет более правдоподобно. Она же была влюблена в тебя. — Оу, да-да, это совершенно правдивая информация. Ты прочёл это здесь? — он повертел раскрытую тетрадь. — Значит, она всё-таки рассказала своему братику обо мне. — Почему она видела тебя, так же, как я, но никто другой не видел? — Наруто впервые в жизни был такой уверенный и держал свои мысли под контролем. Его зрение, давно сбившееся, хоть и усложняло жизнь, но он прекрасно видел Саске. Правда, ему казалось, что парень стоит в комнате, где сгущаются сумерки*. На самом деле было ещё светло. — Она — такая же дура, как и ты, Наруто, — спокойно ответил Учиха, — она тоже была готова отдать жизнь за меня. Но знаешь что? — мне это к чертям не сдалось. — Он откинул тетрадь на кровать. — Она вместе с двумя братьями приехала из Осака. А дальше... Дальше ты всё читал. — Кроме конца. — Ты хочешь знать, что с ней случилось? Она свихнулась, Наруто. Точно так же, как и ты. — Неправда. Я уже был такой. Но она — она нет. Ты... Ты сделал так, что она сошла с ума? — Ммм... нет. Подумай, стал бы я ей показываться, не будь она больна изначально? Конечно, нет. Здоровые люди слишком любят всё усложнять. Будь она здорова, она уехала бы при первой возможности обратно в свою маленькую квартирку в Осака. А знаешь, почему? Потому что она до смерти боялась чуланов. Ты ведь знаешь, что она в детстве была запугана. И запугал её никто иной, как собственный отец. Она свихнулась на рассказах о Бугимене, которого не существует в природе. Сечёшь систему? — Он улыбнулся своей безумной улыбкой и постукал себя указательным пальцем во виску. — Она была больная насквозь. На шокированный взгляд Наруто Саске лишь улыбнулся и пожал плечами. — То есть... Тебя видят только больные? — Именно. — Но ведь... Нинэль тебя тоже видела. Она не больна! Саске развёл руками, снова пожал плечами и уселся на стул, закинув ногу на ногу. Наруто изначально увидел изменение в его поведении — значительные изменения. И он стал подумывать, что перед ним ненастоящий Саске. — Она больная, Наруто. — Он улыбнулся. — Думаешь, почему ТЫ больной? Почему ты болен шизофренией? Разумеется, не потому, что твоего отца убил балкон! Всё гораздо, гораздо проще. Максимум, чем бы ты отделался после смерти отца — шоком или глубокой депрессией — это уж как поглядеть на твои отношения с отцом. — Я не понимаю тебя, — честно признался Наруто и снова опустился на кровать. — Всё много проще, — повторился парень. — Всё было вот здесь, — он снова постучал по голове пальцем, — изначально. Это гены, милый. — То есть? — Думаешь, твой дедушка бросил семью и ушёл к любовнице? Нет, это всё придумано. На самом деле он был болен. Психоз, которым он болел в свои двадцать два, понёс за собой серьёзные последствия. Он был шизофреником и умер в тридцать один, но твоя мама не помнит его, потому что тогда она ещё не родилась. Кушина — поздний ребёнок, тем не менее, несмотря на то, что твой дедок был больной и несмотря на свой возраст, твои бабушка и дедушка успели сделать ребёнка. Точнее, зачать, но твой дед не успел даже взглянуть на него — он умер ещё до этого. Он убил себя сам — расцарапал себе вены. А твои дяди у твоей бабушки от другого мужчины. — Откуда ты всё это знаешь? — вспылил Узумаки, но Саске пожал плечами. — Это грязная ложь! — Я о тебе всё знаю. Твоей маме болезнь не передалась, а вот тебе и твоей сестре — да. Лишь дело времени, когда Нина станет видеть галлюцинации и чахнуть от приступов и таблеток. Твоя мама несчастливый человек.Болезнь передаётся через поколения, через гены, может быть так, что твой прапрапрадед был шизофреником, но твоим последующим родственникам удалось избежать наследства, а вот тебе — нет. Это всё равно всплывает. Всё связано. Через гены. Шизофрения твоей сестры проявится у неё в тринадцать лет. Наруто замолкнул и уставился в пол. Что он мог на это сказать? Да ничего. Совершенно ничего. — Это бред, — неуверенно сказал Наруто. — Ты не веришь мне? Разве не ты ли постоянно пёкся о том, что мне нужно доверие? — он встал со стула и подошёл к нему, сел рядом. Его рука дотронулась до щеки парня, провела по еле заметным шрамам, затем к пальцу прибавились другие и теперь уже Учиха тыльной стороной руки водил по его щеке. — Ты любишь меня? — спросил он, не отрывая взгляда от своих пальцев. — Люблю, — уверенно подтвердил Наруто, закрывая глаза. Он любил. — Тогда всё для тебя закончится точно также, как и для неё. — И Узумаки сразу понял, о ком идёт речь. Но Наруто не успел спросить как, так как Саске, подавшись вперёд, поцеловал его и повалил на подушки. Его ладонь всё ещё была на щеке парня, а вторая его рука леденила кожу на предплечье, сжимала так, что оставались отметины. Он не собирался церемониться, изначально не собирался, ещё тогда, в первый день приезда Наруто сюда, но сейчас весь его план, построенный ещё в далёком начале двадцатого века, рушился. Он не кусал его, как планировал, — он целовал. Медленно, терпко, даже можно сказать нежно. Правильное ли это слово для описания того, что он делал, — неизвестно, и он не хотел вообще употреблять его. Наруто от неожиданности ухватился за его шею, но затем обнял его, прижимая к себе. Он так скучал. Всё это время он скучал. Он убирал руки от его шеи, водил ими по груди, спине, бёдрам — он любил его всего. Жаль, что Саске это не видел. А если видел, то игнорировал, потому что ему это было не нужно. Ни капли. Ни грамма. Это не стоило ни йены. А для Наруто это было всем — всем, чем он жил. Он почувствовал, что с него сняли футболку лишь тогда, когда Саске обжёг его своей ледяной обнажённой грудью, прижался к нему так, что даже дышать было тяжело. Наруто приходилось отстраняться, открывать рот и дышать уже им. Но когда Саске дотрагивался губами до его кожи — будь то лицо или же шея, или же грудь, бёдра, живот, — дыхание всё равно сбивалось. Поначалу сердце замедлило свой ход, а потом стало колотиться с небывалой силой. Он целовал его, обнимал его, вдыхал его запах и в этот момент был счастлив. Он и думать забыл о какой-то там Темари, о её брате-писателе и о своей сестре-шизофреничке. Всё отошло на второй план. Сейчас было жарче и медленнее, чем тогда, в прошлый раз. Сейчас всё было без слов, без лишних движений.Без лишних звуков. Казалось, мир вообще замер. Наруто помнит это чувство — чувство, когда всё будто стоит на паузе и только они ещё живы — существуют. Из-за сумерек на улице и сумерек в глазах* он слабо видел Саске перед собой, но он чувствовал его, его дыхание у себя над ухом. А ещё он чувствовал, как под его ладонью, в груди Саске что-то бьётся — может, сердце, а может, он себе это вообразил. И даже если это было не так, он продолжал фантазировать, что это именно то, о чём он подумал, поэтому целовал прямо туда, в то место на груди, где должно быть сердце. Несбыточная мечта осуществилась, или же он опять сошёл с ума? Опять? Он всю жизнь был психом. Слово ?опять? здесь неуместно. Но он чувствовал, как под его рукой что-то бьётся. Это было так... странно, так прекрасно чувствовать это. Он пытался прижаться к нему как можно ближе, так, чтобы ощущать, чтобы слышать. Саске вжимался в его губы своими так сильно, что чувствовалась боль, так сильно, что, казалось, могут остаться синяки. — Мне больно... — тихо шепнул Наруто, когда Саске из-за переизбытка то ли чувств, то ли снова сошедший с ума, сильно стиснул в кулак волосы парня, которые, кстати говоря, уже довольно отросли — почти что доставали до плеч, хоть и оставались по-прежнему такие же взъерошенные. — Отлично, — выдохнул ему Саске прямо в рот, после чего, улыбнувшись, укусил его где-то в районе соединения шеи и плеч. Учиха даже не вздрогнул, когда Наруто хрипло вскрикнул от боли — Саске не потрудился даже убрать зубы от его шеи, а только сильнее прикусил кожу, так, что осталась глубокая отметина. Наруто чувствовал жар своего тела и холод Саске. Это был такой сильный контраст, но, тем не менее, он был настолько великолепен, что дыхание перехватывало. Это было безумие. Саске трогал его везде, гладил, целовал, но не давал и прикоснуться к себе. Только разве что обнимать, стискивать в руках его футболку, волосы, прижиматься к нему. Он иногда кусался — сильно и грубо, но потом он целовал, и все синяки и вся боль уходили на второй план. Когда он дотронулся рукой до промежности Наруто, Узумаки ахнул — тихо, хрипло, но этот звук остался в его ушах. Саске не планировал трогать его... там. Он вообще ничего не планировал. Но несмотря на это, Учиха двигал рукой, целовал его снова и снова, прижимался своей грудью к его груди. И это было так... невероятно, что хотелось повторять и повторять. И он повторял. Даже когда Наруто кончил — первый раз в своей жизни, — Саске продолжал его целовать. Он понял, что сделал, только когда уже лежал рядом с тяжело дышащим парнем, влюблённым в него, как в последнюю надежду, веру, как в единственное и последнее будущее. В свою самую невероятную иллюзию. * * * — Что ты хочешь знать о Темари? — спокойно спросил Саске спустя два часа. Он лежал около него, но не обнимал, не прикасался к нему. Наруто совсем недавно пришёл в себя. У них не было секса, скорее, они занимались любовью. Если это можно так назвать. Заниматься любовью с Саске было потрясно, и теперь Узумаки знал, как это. — Как она закончила свой век, ты это хотел узнать? — Учиха знал, что прав. Поэтому встал с кровати, смятой и тёплой, и поднял с пола тетрадь. Он раскрыл её на последней странице и показал Наруто. — Она не умерла здесь. — Узумаки вглядывался в корявый (в отличии от предыдущего — корявый) почерк на листе и не мог прочитать ни слова. — Она сгнила в психушке. — К-как? — Хм. — Саске кинул в него тетрадь, и Наруто, полностью придя в себя, принял более ли менее сидячее положение. В конце он не смог прочитать ничего, но заметил, что повествование резко оборвалось — на тридцатом дне прибывания семьи Сабаку в ?Амитивилле?. — Её отправили на принудительное лечение в одну из больниц в Осака. — Но почему? Гаара и Канкуро всё-таки отвели её к психиатру? — Наруто переводил непонимающий взгляд с Саске на тетрадь и обратно. — Нет. Она их убила. Наруто замер, а затем удивлённо уставился на Учиху, который, казалось, даже улыбался. Определённо, с Саске было что-то не так. — Как? Почему?? — Потому что она очень хотела моей любви. — Он смотрел на него уже без прежнего веселья в глазах. — Ты... ты попросил, чтобы она убила своих братьев?.. — Что ты, Наруто! Она сделала это по своей воле. — Неправда! Я знаю, Темари любила своих братьев! Они — единственное, что у неё оставалось. — Тем не менее, она убила их. Зарубила кухонным топориком. Обоих. Во сне. — Но... Но почему? — Сам скоро узнаешь, — он улыбнулся широко, прямо как Чеширский кот, а в его глазах застыло бешеное веселье. А затем он пропал, как и не бывало. Это случилось, когда Наруто опустил голову. Когда он повернулся к нему, чтобы спросить, что это значит, Саске уже не было. * * * * — слова из песни Emigrate — In my Tears* — У людей, больных шизофренией, зрение начинает падать. Они видят всё как бы в темноте. Шизофрения — сильный мотиватор инвалидности. От автора: Глава какая большая вышла *О* Надеюсь увидеть отзывы) Осталось две части.