6. (1/1)

Подавленный и полный стыда за те слова, что невольно сорвались у него с языка, Хиромаса медленно вышел из кладовой. Он плелся, шаркая по гравию двора, надеясь, что Сэймэй последует за ним, и испытал раздражение, когда вместо этого услышал доносящиеся из кладовой нежные звуки кина. Сопя, Хиромаса удалился в комнату и сменил одежду. Он несколько раз вымыл руки в чаше с нагревшейся за день водой, вытер их куском льняной ткани и с досадой и беспокойством принялся мерить шагами комнату."Продолжай расследование", — сказал Сэймэй. Хиромаса понятия не имел, что делать дальше. Несмотря на тщательный осмотр тел, он ни на шаг не продвинулся к определению демона. На него напало мрачное настроение. Хиромаса бесцельно дергал завязки на рукавах и пытался привести мысли в порядок. Рассказывая Сэймэю об убийствах, он позволил чувствам захватить себя. Теперь он снова вызвал в памяти увиденное и начал рассматривать улики бесстрастно. Сэймэй сказал, что для демона Жемчужина и моряк были не более чем скотом. Что за существо могло так относиться к людям, не воспринимая их, как личность?Демон, кто же еще.Хиромаса тяжко вздохнул. Этот способ рассуждения не работал. Так он ничего не разгадает.Скрипнула кровля. Хиромаса посмотрел вверх, ощутив движение воздуха. Подул ветер, чуть сильнее сквозняка, но достаточно сильный, чтобы захлопнуть ставни. Хиромаса вытянул руку и почувствовал холодное дуновение, облизавшее кончики его пальцев. Не к дождю ли это?В душе поселилось ожидание. Казалось, прошла вечность с тех пор, как он видел дождь. Конечно, с приходом дождей все наладится. Не будет ужасной жары, не будет раздражения и срывов, опрометчивых слов, не будет невыносимо душных бессонных ночей и изнуряющих дней. Придут дожди, и все в мире станет правильным. Хиромаса захотел увидеть, как упадут первые капли.Он водрузил на голову лакированную шапочку с хвостом и вышел из монастыря. Поднимаясь на склон холма, он торопился, следуя вдоль края леса, и поднявшийся ветер трепал его одежды, пока он не вышел на луг. Взобравшись на гребень холма, Хиромаса увидел, что небо, словно тушью, залито грозовыми тучами, и тяжелые черные облака громоздятся друг на друга стеной сплошного мрака, с пугающей скоростью продвигаясь навстречу. Ветер налетел на Хиромасу, рванул холодными пальцами его шелка и принялся трепать кисейные хвосты его шапочки. Воздух был наполнен обещанием дождя. Уже можно было даже различить его запах — сильный аромат влажной земли. Хиромаса выбежал на середину луга по взволновавшейся рябью траве и запрокинул голову.И дождь начался. Поначалу его звук был тихим, словно топот крошечных лапок, затем он усилился, и капли, ударяющие по выжженной солнцем земле, зарокотали, как барабанная дробь, поднимая облачка пыли. Какое-то время пересушенная земля даже не впитывала влагу, но затем она намокла, и по ее поверхности начали расползаться темные пятна. От невероятного удовольствия Хиромаса рассмеялся. Впервые с тех пор, как они прибыли в Яцухаси, он почувствовал себя чистым, и его уверенность возродилась.Хиромаса плясал и ловил дождевые струи, пока не полило как из ведра. Его стегал холодный ветер, облепляя тело тонкими летними шелками, и Хиромаса почувствовал, что промок насквозь. Прогремел гром, раскаты эхом прокатились по небу. Хиромаса сморгнул льющую по лицу воду и в это мгновение увидел ломаную трещину молнии.Испугавшись, Хиромаса заорал и поспешил под защиту деревьев. Мокрые ветки царапали его, сбивали шапку, дергали за волосы и цеплялись к одежде. Земля напиталась водой и стала скользкой от грязи. Ветер свистел в кронах деревьев, и серое небо, казалось, придавливало его к земле. Хиромаса думал, что бежит по направлению к монастырю, но оказалось, что он ошибся. Продравшись сквозь терновник, он оказался на небольшой полянке под нависающими ветками сосен.В этой части леса он еще не бывал. Охваченный тревогой, он обернулся и краем глаза заметил какое-то движение на одной из нижних ветвей. Он шагнул было вперед, но тут же остановился, узнав птицу, наблюдавшую за ним. Это была та же птица, что он видел на дороге в Кувану и вчера на поле. Сорокопут — птица, которая превращается в сорную траву.Хиромаса с любопытством приблизился к сорокопуту. Тот продолжал смотреть на него, замерев на ветке. Когда Хиромаса подошел совсем близко, он заметил, что птичка сжимала лапками насекомое — в когтях корчилась еще живая оса. Спустя один удар сердца сорокопут опустил головку и перехватил осу, осторожно держа ее острым крючковатым клювом. Он вспорхнул с ветки и сел на терновник. Потоптавшись бочком, он ударил головой, с силой нанизав на шип извивающуюся осу, и снова взлетел на ветку.Хиромаса, потрясенный жестокостью птицы, уставился на терновый куст. Там были и другие бедолаги — сверчки, червяки, даже маленькая ящерица. Некоторые уже умерли, у других недоставало частей тел. А некоторые еще жили, корчась в предсмертной муке. Это было похоже… Это было слишком похоже на…Сорокопут пронзительно крикнул, вспугнув все мысли. Хиромаса попятился от птицы. Достигнув края поляны, он развернулся и побежал.***Мокрый и жалкий, Хиромаса вернулся в монастырь. Приступ страха, который он испытал в лесу, уже улегся, оставив лишь в качестве послевкусия раздражение и смущение. Неужто маленькая птичка могла причинить вред взрослому мужчине! Его ужас был обычным испугом человека, застигнутого грозой, убеждал себя Хиромаса. Однако когда привратник напомнил ему, что скоро время ужина, у Хиромасы перед глазами всплыли насаженные на колючки насекомые и ящерица, и он решил, что совсем не голоден.Дождь все еще шел, но уже намного тише. Черепичные крыши монастыря окутал туман. Усыпанный гравием двор превратился в болотце, вдоль галерей разлились лужи. Несколько молодых послушников увлеченно шлепали по ним, пока проходящий мимо монах не отругал их.Хиромаса, чавкая башмаками, прошел вдоль энгавы, мокрые шелка тяжело тащились за ним следом и холодили кожу. Он оттолкнул сёдзи и, переступив одной ногой через порог, моргнул и замер. Горела жаровня, мерцали угольки, источая мягкое тепло. Рядом с жаровней уже была приготовлена вешалка для одежды. Такой жест заботы вряд ли мог исходить от монахов. Хиромаса снял накидку и повесил ее на вешалку. Он делал это медленно, зная, что Сэймэй вытянулся на футоне в дальней части комнаты.Сэймэй опирался на одну руку, одетый только в два слоя шелка — темно-синий поверх белого. Он выглядел бледным и задумчивым, прикасаясь краешком веера к губам, и его взгляд, казалось, блуждал где-то не здесь. Мгновение спустя он словно очнулся и поднял глаза. Окинув Хиромасу коротким взглядом, он сказал:— Ты весь промок.— Там дождь идет, — в голосе Хиромасы просквозило раздражение. — Ты же сказал, что днем будет дождь, вот он и пошел. И поскольку там идет дождь, естественно, я промок.Отложив веер, Сэймэй сел.— Ты злишься.— Я расстроен, — Хиромаса сорвал с себя верхнее платье, морщась оттого, что оно липло к телу и капало водой на пол. Он швырнул его в угол, одумался, поднял и развесил шелк на вешалке. Чувствуя, что этим своего раздражения не облегчил, он потянул следующий слой шелка. — Расстроен из-за убийств, из-за жителей Куваны, из-за погоды, из-за монастыря, из-за…— Меня?Хиромаса стремительно развернулся.— Сэймэй… — он замер, и беспомощно поднял руки. Ему нечего было ответить. Ссориться с Сэймэем — это последнее, чего бы он хотел, а прямо сейчас он не доверял ни одному слову, которое могло сорваться с его губ. Любое его слово могло быть понято неправильно, а этого Хиромаса вынести был не в силах. Лучше промолчать. Он покачал головой и вздохнул.Сэймэй поднял подбородок. Его глаза сияли в полумраке, и этот блеск выдавал затаенные чувства. Когда он заговорил, его голос был хриплым и нерешительным.— Я был не лучшим попутчиком с самого Яцухаси.Хиромаса пожал плечами, развязывая пучок. Он отжал волосы, перебросив их на одно плечо, и потряс мокрыми кончиками.— Ты в этом не виноват. Тебя ранил теневой лис.— Да, — слово неуверенно упало свистящим шепотом. Выражение лица Сэймэя было непроницаемым.Между ними снова повисла тишина. Хиромаса задумался, не упустил ли он чего. Он распустил волосы по плечам и с любопытством глянул на друга. Сэймэй смотрел на него, взгляд был темным, пронзительным и полным невысказанного желания.Хиромаса прикусил язык и отвернулся. Пока он один за другим стаскивал с себя вымокшие шелка, руки его дрожали. Ему не хотелось, чтобы даже Сэймэй видел его обнаженным, поэтому он быстро схватил сухой дзюбан и завернулся в него, и только потом снял мокрые хакама.— Хиромаса, — голос Сэймэя стал нежным, повелительным, почти мурлычущим. Хиромаса с вспыхнувшей надеждой повернулся к нему.— Иди сюда, — протянул руку Сэймэй.Сердце заколотилось, Хиромаса подошел и опустился на колени рядом с ним. Глубоко вздохнул, вдыхая аромат шелков Сэймэя — ладана, мускуса и меда. У него закружилась голова. Хиромаса прикоснулся к Сэймэю, огладил его рукава, позволил их пальцам сплестись. Он посмотрел вниз, на их соединившиеся руки, осознавая различие между ними — не только телесное, но и в возрасте, и в мудрости, и в опыте. Он хотел бы сказать о десяти тысячах разных вещей, но никак не мог выразить их иначе, кроме как одним словом: — Сэймэй…— Ш-ш-ш…Хиромаса, лаская, скользнул пальцами по лицу Сэймэя, по шее, задержавшись там, где бился пульс, опустил руки к воротнику, шелк мягко переливался под его пальцами. Хиромаса посмотрел на белое горло Сэймэя и касающийся его теплый шелк, и на него обрушилось желание.Сэймэй распустил волосы, небрежно тряхнул ими, рассыпая по плечам, и улыбнулся.— Простишь меня?Хиромаса издал невнятный звук и притянул Сэймэя к себе.