2. Поэзия (1/1)

Совершенно не могу оставить в покое господина Нана и все то, чем ему пришлось заниматься на пути к власти :) Приквел к "Делу о лазоревом письме". Пайринг с Андарзом напрашивается сам собой. Своего рода продолжение первого фанфика "Тест на профпригодность".Опять много незакавыченных цитат. Я стараюсь писать так, чтобы казалось, будто так все и было (и верю в это! XD)Пайринг: Андарз/НанЧиновник Нан обладал множеством достоинств, но любовь к поэзии в числе этих достоинств не значилась. Он был вхож в дом Андарза, государева наставника, знаменитого в столице поэта. Но стихов Андарза Нан не читал, а читал только его трактаты по военному делу. Господин Андарз также прославился как лучший полководец Ойкумены. Подавляя восстание в Чахаре, он утопил провинцию в крови. Возвращаясь в столицу по топким осенним дорогам, он написал цикл лучших своих лирических стихотворений о временах года. Этот цикл, впрочем, чиновник читал и даже заучил наизусть, чтобы при случае ввернуть цитату. Ему хорошо было известно тщеславие господина Андарза.Многие гадали, что же связывает мелкого чиновника, помощника судьи из Десятой Управы, и всесильного государева любимца. Дело о лазоревом письме, которое Нан так блистательно распутал, осталось тайной для широкой публики. Но покровительство, которым господин Андарз одарил Нана, скрыть было трудно. Судачили, что господин Андарз не забыл грехи молодости и по-прежнему неравнодушен к мальчикам. Однако же молодой чиновник Нан был уже далеко не мальчик. Он обладал приятной наружностью, но ему никак было не сравниться в красоте с Иммани, изящным секретарем господина Андарза.Этот Иммани наряжался, строил глазки и вихлял бедрами, как женщина, и не только перед своим хозяином господином Андарзом, а перед всеми, от кого хотел добиться услуги. Еще он выщипывал брови и красил кончики пальцев хной, но это как раз ничего не значило, потому что такова была столичная мода, пущенная в обиход самим господином Андарзом.Господину Андарзу было немного за сорок. Это был человек очень красивый, худощавый, с приятным лицом цвета топленого молока и с проницательными серыми глазами, формой напоминающими персиковую косточку. Нос у него был с горбинкой. Руки его были тонки в запястьях, а пальцы длинные и узкие. В столице говорили, что длинные пальцы — признак сластолюбца и развратника, но люди просвещенные почитали это за глупое суеверие, потому что настоящий признак сластолюбца и развратника — толстые пальцы, похожие на сосиски. Впрочем, находились и те, кто считал узкие длинные пальцы признаком взяточника. На примере господина Андарза было трудно утверждать что-либо определенное, потому что по странному стечению обстоятельств господин Андарз был сластолюбцем, развратником и взяточником одновременно.Так получилось, что господин Андарз и чиновник Нан познакомились задолго до того, как последний стал помощником судьи в Десятой Управе. Собственно, Андарз в каком-то роде этому поспособствовал. Случилось это пять лет назад, в день Пяти Гусениц. В этот день в Лицее Белого Бужвы принимают Четвертый Экзамен, и императорский наставник был в числе экзаменаторов.Двадцатилетний лицеист Нан, безвестный сирота из сонимских крестьян, не имеющий богатых друзей и покровителей, блестяще сдал Четвертый Экзамен. Министр Мнадес изволил его похвалить, и Андарзу это не понравилось. Дело было в том, что они с Мнадесом были давние соперники, и если господин Мнадес говорил ?черное?, господин Андарз спешил возразить ?белое?.Однако в ответах Нана придраться было не к чему, и Андарз придрался к его экзаменационному стихотворению. Сделал он это очень тонко. Господин Андарз выделил экзаменационное стихотворение Нана как самую блестящую имитацию хорошего стихотворения при самом полном отсутствии чувства стиха. С большим удовольствием он отметил, как юноша побледнел. Бледность ему шла, и бисеринки пота на верхней губе — тоже. Прежде Андарзу не понравилось не сколько покровительство господина Мнадеса, сколько уверенность Нана в результатах экзамена.Андарз был человек незлой и склонный к справедливости, когда у него было подходящее настроение. Поэтому он поставил Нану высший балл. Юноша очень хорошо понял, что Андарз с легкостью мог его провалить.На следующий день Нан оделся в свое лучшее платье и отправился в дом господина наместника с подарочной корзинкой. В корзинке лежали благоухающие персики, крупные сливы, а также другие фрукты, гораздо более милые сердцу любого чиновника — тяжелые серебряные монеты, украшенные изображением журавля.Господин Андарз принял его в своем садовом кабинете. Стены кабинета, из розового дерева, были украшены золотой резьбой. На стенах висело несколько рисунков с подписью императора. Рамки их были обиты мехом горностая. Из окна кабинета до самой земли свисала веревка для жалоб: государь Иршахчан распорядился, дабы в управах и усадьбах висели такие веревки, привязанные к колокольчикам, и чтобы за них мог дернуть любой человек. Чтобы веревка не мешала Андарзу сочинять стихи, он обрезал колокольчик и поставил его на стол, а веревку приторочил к оконной решетке.Господин Андарз посмотрел на юношу довольно рассеянно. Нан решил, что Андарз его не запомнил, тем более что он был уже не в белом кафтане лицеиста. Но Андарз никогда не забывал людей, тем более миловидных юношей. Он еще на экзамене решил присмотреться к Нану. То, что юноша оценил благодеяние Андарза и явился благодарить, говорило, что он далеко пойдет.— Признайтесь, господин Нан, много вы заплатили за ваше экзаменационное стихотворение? — спросил он небрежно.Нан развел руками и сокрушенно признался, что довольно много. На самом деле он сложил стихотворение сам, но людей, подобных Андарзу, следовало посвятить в какой-нибудь свой грешок, чтобы те прониклись большим доверием.Они немного поговорили о поэзии, и суждения Нана были самые проницательные. Конечно же, поразительное сходство с суждениями господина Андарза нисколько не умаляло их проницательности. Потом Андарз учтиво пригласил Нана разделить с ним трапезу. Это была неслыханная честь для какого-то лицеиста, еще не получившего никакого чиновничьего ранга. Нан внутренне напрягся, но ничем этого не показал и незамедлительно приглашение принял. У него уже сложились некоторые соображения насчет того, какой именно благодарности от него ожидает господин Андарз.Стол с закусками был накрыт в уединенной гостиной, с низкими диванами и разбросанными на коврах подушками, подобными цветущему лугу. Больше никто к ним не присоединился, и слуги, расставив тарелочки и разлив вино, поспешили уйти. Это только укрепило подозрения молодого человека.Нан вздохнул и искоса посмотрел на государева наставника. Андарз был худощав, но статен и высок ростом. Тело у него было красивое и крепкое, как корень имбиря. Бесчисленные непристойные стишки андарзова сочинения не оставляли ни малейших сомнений в том, что он весьма искусен в постельных забавах. Нан, однако, сомневался, что найдет хоть какую-то приятность в столь близком знакомстве с господином Андарзом. Так сложилось, что он не был большим поклонником этого вида любви, весьма распространенного в столице.За трапезой они продолжили разговор о поэзии, и Нан позволил себе несколько отклониться от своих проницательных суждений, совпадающих с суждениями Андарза.— Без сомнения, тонко чувствующий человек обязан знать и понимать поэзию. Но нужно ли государственному чиновнику быть тонко чувствующим человеком? Ведь тогда он слишком остро будет ощущать несправедливость мира, но, вместо того, чтобы приложить силы к ее искоренению, будет лишь тосковать и печалиться.— Великий Вей, да разве поэзия — развлечение для избранных, забава для пресыщенного ума, изящная игра вроде ?Ста полей?? — вскричал господин Андарз. Он уже немного раскраснелся от вина и расстегнул свой шелковый кафтан, расшитый павлинами и единорогами. — Поэзия — основа культуры и цивилизации, самое языка, на котором мы говорим! Нельзя полностью овладеть языком, пока не познаешь законы поэтического стиля и правила стихосложения!В запальчивости он даже положил руку на колено молодого человека, и тот вздрогнул, но руку не сбросил. Тогда господин Андарз наклонился к нему и вкрадчиво сказал:— Мне представляется, однако, что есть и другие способы продемонстрировать безупречное владение языком, господин Нан. Как вы думаете?Глаза юноши на мгновение стали беспомощными, а на щеках расцвел очаровательный румянец. Он отвел глаза и пробормотал:— Совершенно с вами согласен, господин Андарз.Андарз увлек его на подушки и, взяв его изящную руку, засунул себе под одежду. Нан покорно продемонстрировал всесильному царедворцу свое умение, так сказать, держать в руках перо, а потом и то, что в народе называется ?играть на кожаной флейте?, но ничего общего с музыкой не имеет. Держался он скромно, и было заметно, что им движет исключительно желание доставить удовольствие господину Андарзу, а вовсе не собственное влечение к подобным шалостям.Примерно через пятнадцать минут он закашлялся, поспешно отпил вина и осведомился, удалось ли его скромным талантам оставить приятное впечатление у господина Андарза. Его красиво очерченные губы слегка припухли и влажно блестели.— Ах, мой дорогой господин Нан, — с удовольствием сказал Андарз и взялся расстегивать на юноше одежду. — Как и ваше экзаменационное стихотворение — блестящая имитация при полном отсутствии настоящего интереса к искусству.Нан почтительно попросил простить отсутствие интереса с его стороны, потому что человек не волен над своими предпочтениями и вкусами.— Глупости, — отвечал Андарз, довольно настойчиво лаская его под одеждой, — истинная поэзия трогает даже сердца тех, кто никогда прежде не проявлял к ней склонности.Трогал он, однако, не сердце молодого человека, а совсем даже другой орган, который в народе называют кукурузным початком, а в стихах нефритовым пестиком и прочими красивыми словами. Несмотря на то, что Нан не был особенно расположен к господину Андарзу и вообще к забавам с мужчинами, он задышал чаще и не смог ничего ответить. Когда же Андарз склонился к нему и показал, что такое по-настоящему владеть языком, Нан даже изволил не слишком сдержанно извиваться и вскрикивать под его ласками.Жадный до всяческих наслаждений плоти, Андарз и на этом не остановился. В конце концов оба оказались скорее раздеты, чем одеты, а ноги Нана — на широких белых плечах Андарза. Надо отметить, что к этому моменту он не особенно возражал против всего, что с ним делал господин Андарз, и даже, вопреки своим прошлым опасениям, находил в происходящем некоторую приятность, о чем свидетельствовали его сдержанные стоны.— Теперь вы знаете, чем мастер отличается от ремесленника, истинный поэт — от человека, умеющего рифмовать строчки, — самодовольно заметил Андарз, держа молодого человека в объятиях, после того как сполна им насладился.— Позвольте выразить свое безграничное восхищение, господин Андарз, — сказал Нан. Его слова звучали вполне искренне. — Вы превращаете в искусство все, чем занимаетесь. Вам мало было принять мой долг благодарности, вы заставили меня получить удовольствие, уплачивая его.— Мне бы хотелось верить, что в следующий раз вас приведет ко мне отнюдь не долг, — усмехнулся Андарз.Нан покраснел и мысленно поклялся себе, что в следующий раз в постель Андарза его затащат только с веревкой на шее. Длинные узкие пальцы Андарза коснулись его мужского естества, и Нан с тоской подумал, что возможно, веревка не понадобится.