1. Тест на профпригодность (1/1)

Клайд Ванвейлен выбирает, который из сотрудников его Фонда будет отправлен наблюдателем на Вею.Пайринг: Клайд Ванвейлен/Дэвид СтрейтонУпоминаются герои и события романа первого романа цикла - "Сто полей", но знакомство с ним необязательно. Желательно читать после романа "Дело о лазоревом письме", иначе может быть легкий спойлер, кто такой Дэвид Стрейтон. Прямо не указано, но по описанию догадаться можно.Есть незакавыченные цитаты, использованные для лучшей имитации стиля автора.Есть небольшое временное несовпадение - впрочем, оно есть и в оригинале, можем обсудить в комментах :)Клайд Ванвейлен еще раз перелистал личное дело. Дэвид Н. Стрейтон, PIN 3028GD38, девятнадцать лет. Выдающиеся способности к языкам и математике. Актерский талант. Боевые искусства — ничего театрально-спортивного, только эффективные, неброские методы спецслужб.В деле был не только обычный портрет, но еще две цветных трехмерки в полный рост: в земном костюме и в платье вейского чиновника. Наблюдателей прежде всего надлежало засылать в чиновничье сословие.Хороший типаж, похож на вейца деликатным телосложением и чертами лица. Рост по земным меркам низковат, а по меркам страны Великого Света — вполне себе средний. Разве что изящный слишком для крестьянского парня из Сонима. В провинции Соним регулярно срывало дамбы и топило деревеньки, что делало сонимское происхождение весьма удобным для поддельных документов. Юноша из провинции подает документы в лицей Белого Бужвы, желая стать чиновником — что может быть естественнее. Правда, начинают обычно пораньше, лет в пятнадцать-шестнадцать, но если он, Ванвейлен, станет привлекать несовершеннолетних, его распнут.Симпатичный мальчик, только глаза слишком холодные. Судя по всему, не идеалист. Идеалистов в Фонде Ванвейлена не любили. Зато их любили в Комитете космических исследований, засылавших своих наблюдателей на Вею. Те прозябали в мелких управах, хранили честность, терпели нужду и года через три-четыре возвращались домой с полным пакетом соображений о том, почему контакт может быть опасен для Земли и Веи. Поэтому Фонд Ванвейлена решил предоставить свою креатуру, а в ККИ согласились.Он положил трехмерки перед собой. Стоило бы добавить еще одну, в костюме Адама, так сказать. Хотя бы по пояс, а то мало ли какие у кандидата неподобающие татуировки. Или шрамы, например. Впрочем, легенду придумать легко: дырки от пуль и лучевые ожоги ничем особенно не отличаются от шрамов, полученных на войне или в судебной управе под пытками. А если это здоровенный шрам под грудиной от полостной операции, про который на Вее скажут, что из покойника вынули внутренности, зашили внутрь вязанку волчьей метелки, и покойник встал и пошел, то пластическая хирургия давно и успешно подобные шрамы шлифует.Поэтому приходилось признать, что Ванвейленом движет пошлое и банальное желание увидеть Дэвида Н. Стрейтона, девятнадцати лет, без одежды.Желание только усилилось, когда кандидат прибыл для личной беседы. Держался он отменно: в кабинет входил с пристойной почтительностью, руку для пожатия не протянул, только поклонился довольно низко и не разгибался, пока Ванвейлен не сказал:— Что вы, не нужно. Вы пока еще не на Вее.Молодой человек выпрямился, усмехнувшись уголком рта. Рот у него был маленький, красиво очерченный. Волосы он отпускал; пока они не достигли плеч, заправлял за уши. Он был даже лучше, чем на трехмерном фото. Про таких писали в стихах: пальцы тонкие, как побеги остролиста, брови изогнуты, будто крылья ласточки, талия узкая, как горлышко ламасской вазы.Ванвейлен пригласил господина Стрейтона садиться. Господин Стрейтон подождал, пока сядет хозяин, и присел на самый краешек кресла, как и подобает в кабинете вышестоящего. Ни рук, ни ног не скрестил. В столице говорили, что скрещенные члены — признак несогласия с собеседником. Варвары-аломы скрещивали пальцы или лодыжки, когда думали, что их хотят сглазить.Ванвейлен наугад задал несколько вопросов. Стрейтон отвечал без запинки, но и без излишней ретивости. Не всякую вещь даже коренной веец знал наизусть. Говорили они по-вейски. Было немного обидно, что у Стрейтона, никогда не бывавшего на Вее, произношение много лучше, чем у Ванвейлена.На вопрос о ламасском указе государя Иршахчана, указе о колдовстве, Стрейтон виновато развел руками:— Откуда бедному юноше из провинции знать указы повелителя ойкумены? Если каждый бедняк станет невозбранно читать драгоценные свитки, писаные светочами справедливости, то от этого может произойти только смятение умов и непочтительность к правительству.Ванвейлену страшно понравился этот ответ. Видно было, что господин Стрейтон самый настоящий оборотень, легко вживается в чужую шкуру и ведет себя так, как ему наиболее выгодно по ситуации.— Брови вам, кстати, надо выщипать, чересчур широки, — рассеянно заметил Ванвейлен, листая свои записи. — Только не сразу, а уже в столице. Столичная мода, не изволите ли. Слава богу, пока хоть подмышки не бреют.Господин Стрейтон почтительно кивнул. Если ему было неловко обсуждать такие интимные детали, он никак это не проявил.— Дэвид, вы гомосексуалист? — спросил Ванвейлен тем же рассеянным тоном. Вообще говоря, он знал, что нет, в деле была бы пометка. Спросил он по-английски. По-вейски нельзя было задать такой прямой вопрос.Господин Стрейтон и тут не смутился. Ответил вежливо:— Нет, господин Ванвейлен. У меня сложилось впечатление, что гомосексуалиста посылать на Вею нецелесообразно.— Вот как? — заинтересовался Ванвейлен, складывая пальцы домиком. Это было распространенное заблуждение его коллег из Фонда — что лучше всего среди вейцев приживутся люди, которым свойственны те же пороки. — И почему же?— Блуд между мужчинами не осуждается только варварскими народами, и даже среди них есть исключения. Западные ласы, если мне не изменяет память. Боевая дружба аломов считается почти что священной, однако изменять боевому другу с другим мужчиной — бесчестно, а отказываться от женщин — и вовсе губительно для репутации. Человек, предпочитающий мужчин, окажется в сложной ситуации среди аломов. В империи Великого Света, конечно, ему будет немного легче, потому что на словах блуд между мужчинами осуждается, а на деле чем выше положение человека, тем большее может ему сойти безнаказанно, и сам запрет побуждает многих попробовать те удовольствия, которые, будь они разрешены, вовсе бы их не заинтересовали. В столице во время царствования государя Инана мода на ?розовеньких? распространилась повсеместно, и притоны с мальчиками посещали все высокопоставленные чиновники империи, включая даже любовников государыни Касии. Но над теми, кто ?ничего не может поделать в женщине?, обыкновенно смеются, и человек, предпочитающий мужчин, опять же окажется в сложном положении, если он не сможет, помимо мальчиков, развлекаться и с девицами. Люди со схожими вкусами будут стараться его утопить, чтобы на них самих не пало подозрение, да и просто потому, что в столице это удобный повод для шантажа, хоть и не такой компрометирующий, как растрата.Все это Ванвейлен знал и так, потому бессовестно любовался молодым человеком и внимал его приятному голосу и гладкой речи. Очень легко было представить, как он блестяще сдает экзамены на должность чиновника.Он встал, обошел стол и присел на его краешек перед господином Стрейтоном.— А вы спали когда-нибудь с мужчинами, Дэвид? — спросил он вкрадчиво.Щеки молодого человека слегка порозовели. Он вскинул карие глаза и ответил все так же мягко и вежливо:— Нет, господин Ванвейлен.— Вы очень хорошо представляете себе столичные порядки. Должно быть, вам говорили, что у вас приятная внешность — по крайней мере, женщины, а может, и некоторые мужчины. Сразу после экзаменов вас не назначат сразу полноправным чиновником — только секретарем или помощником в управу. Как вы думаете, каких услуг от вас будет ожидать ваш начальник?Только теперь на лице Стрейтона мелькнуло замешательство. Он опустил глаза и задумался, как будто ему не было известно, что делают чиновники с хорошенькими секретарями, запираясь с ними в обеденный перерыв.— Нет оснований полагать, — наконец сказал он, — что подобные склонности свойственны очень большому кругу лиц.— Вы сами сказали, что запретный плод сладок. Кто-то решит попробовать просто потому, что может. И потому, что секретарю, в отличие от мальчиков из веселых домов и казенных девушек, не надо платить.Господин Стрейтон ниже опустил голову и нервно поправил галстук.— Мне представляется, не каждый начальник будет настаивать, если отказать достаточно твердо.— Люди, отказывающие начальнику в таком пустяке, могут обнаружить, что мнение о их способностях складывается весьма неблагоприятное, и карьера их идет не в гору, а совсем даже в то место, которое они так решительно отказываются подставить.Молодой человек снова улыбнулся уголком рта. Вряд ли он нашел шутку смешной, но считал необходимым льстить начальству.— Что ж, тогда я закрою глаза и буду думать об Англии, — сказал он, вскидывая глаза, и ослабил узел галстука.Глаза Ванвейлена были прикованы к многострадальному галстуку. У господина Стрейтона была красивая шея и кожа белая, как свежевыпавший снег, особенно под воротником рубашки.?Англия? было сказано по-английски и прозвучало очень чужеродно посреди вейской фразы. Но принцип был вполне себе вейский.Господин Стрейтон встал и начал снимать галстук и пиджак. Пиджак он аккуратно повесил на спинку кресла. Расстегивая рубашку, он искательно взглянул на Ванвейлена, ожидая, вероятно, что этой демонстрации служебного рвения будет достаточно, и Ванвейлен его остановит.Клайд Ванвейлен посмотрел на него хищным взглядом, как Марбод Кукушонок смотрел на богатую деревушку, которую собирался грабить. Молодой человек оглянулся на дверь.— Не беспокойтесь, я велел никому не входить, — сказал Ванвейлен, усмехаясь.Тогда молодой человек посмотрел на диванчик, но Ванвейлен посторонился и кивнул ему на стол.— В чиновничьих управах нет диванчиков, — пояснил он. — Это считается поощрением лености и безделья. Впрочем, у каждого уважающего себя чиновника есть спаленка за потайной дверью или уютный садовый павильон с подушками.Ванвейлен был готов прекратить, как только господин Стрейтон сошлется на закон о харрасменте или еще какие-нибудь препятствия, мешающие ему удовлетворить желание человека, от которого зависела его дальнейшая судьба. Даже если бы он просто потребовал сформулировать это желание прямо и недвусмысленно. Но одновременно с этим Ванвейлен прекратил бы поддержку кандидатуры господина Стрейтона. И господин Стрейтон наверняка об этом догадывался.Молодой человек подошел к столу с той стороны, где его не украшала табличка с именем Ванвейлена и тяжелая серебряная чернильница с Веи, времен пятой династии, покрытая изысканной резьбой. Рубашку он расстегнул до конца, но не решился снять. Щеки его горели очаровательным румянцем, зубы впились в нижнюю губу. На Ванвейлена он не смотрел.— Видите ли, господин Стрейтон, — сказал мягко Ванвейлен. — Не может быть, чтобы красивый молодой человек из провинции дошел до столицы и остался нетронутым, как лепесток лилии.— Да, вы правы, господин Ванвейлен, — прошептал молодой человек.Он расстегнул брюки, приспустил их вместе с бельем на бедра и наклонился, опираясь на локти. У него были восхитительно узкие бедра и белые ягодицы, нетронутые загаром. Ягодицы, впрочем, были видны не полностью, и Ванвейлен остановился у него за спиной и сдернул вниз его брюки и белье, а рубашку задрал повыше. Ему хотелось поласкать молодого человека, но сейчас это только заставит его сжаться и, может быть, даже передумать. Ванвейлену не хотелось, чтобы Стрейтон передумал.Он прижал его к столу, заставляя лечь на столешницу щекой и грудью. Стрейтон всхлипнул и перестал дышать. Ванвейлен расстегнул джинсы и стал искать в ящике смазку.— Вы как предпочитаете, с презервативом? — осведомился он.— Презервативов на Вее нет, — отозвался молодой человек. Голос у него дрожал, и колени тоже дрожали.Ванвейлену это понравилось. Если подчиненный слишком рвется обслужить начальство, то наверняка планирует втереться в доверие и шантажировать. Всегда должна быть толика нерешительности и смущения, пусть даже напускная.Ванвейлен прижался к крепкому заду молодого человека и принялся весьма рьяно его охаживать. ?Удить карасей? это называлось на столичном жаргоне, или еще ?играть на барабане в две палочки?. Молодой человек вытерпел его пыл с похвальной стойкостью и даже сумел достаточно расслабиться, чтобы не причинять Ванвейлену напрасного труда, а себе напрасных страданий. Все же он всхлипнул пару раз, и ресницы его были влажными, когда он разогнулся и стал натягивать брюки. Лицо его цветом было подобно плоду граната.Ванвейлен хотел предложить ему салфетку, но решил, что нет необходимости, все равно молодой человек тут же побежит в душ (а квартировался он где-то неподалеку от штаб-квартиры Фонда). Потом привыкнет.— Вы, господин Стрейтон, почти что выдержали экзамен, или, если угодно, тест на профпригодность. Но вы совершили одну небольшую ошибку, про неопытности вполне простительную, — сказал ему Ванвейлен, вытираясь и приводя в порядок одежду. — Позвольте, я вам помогу.Руки у молодого человека не дрожали, но все же он никак не мог застегнуть пуговки на рубашке. Ванвейлен стал их застегивать, между делом гладя кожу под рубашкой.— Честь — такой же ходовой товар в империи, как зерно или чиновничьи должности. Продавать ее следует недешево, а тем более не следует отдавать ее даром. Вы же, господин Стрейтон, засмущались и забыли назначить цену.Стрейтон глубоко вздохнул и сказал почти что нормальным голосом:— Для меня счастье услужить вам, господин Ванвейлен, и помыслы мои совершенно бескорыстны.Ванвейлен восхитился, как быстро молодой человек взял себя в руки. Может быть, у него все же были контакты с мужчинами раньше? Неважно, если и были, то какое-нибудь баловство. Клайд Ванвейлен вполне мог считать себя первым, похозяйничавшим в этом саду.— Право, мне неловко, что я был с вами так тороплив. Как вы смотрите на то, чтобы продолжить нашу беседу за ужином? В ?Астории? отличная кухня и уютные номера.Лицо Стрейтона было непроницаемым, когда он поклонился и ответил:— Почту за честь.Ванвейлен хищно усмехнулся, представив, как Дэвид будет выглядеть голым, на белоснежных простынях и с членом во рту.— Я позвоню вам, когда закажу номер и столик.Стрейтон кивнул и стал надевать пиджак. Завязывая галстук, он изящно наклонил голову и взглянул на Ванвейлена искоса.— Господин Ванвейлен, можно задать вам личный вопрос? Прежде я бы не решился, но после того, как между нами возникло такое взаимопонимание... — голос его сочился медом, разве что с крошечной толикой яда. Ванвейлен сделал приглашающий жест, ему было интересно, что за личный вопрос задаст Стрейтон. Вопрос его не удивил. — Правда ли, что вы трахали Марбода Кукушонка из рода Белых Кречетов?— Неправда, — сказал Ванвейлен и с удовольствием добавил: — Это Марбод Кукушонок трахал меня.Стрейтон вскинул на него глаза и даже рот приоткрыл.— Но позвольте, а верность боевых товарищей? А Белый Эльсил?— Белый Эльсил не возражал, потому что в этот момент его трахал я — и неплохо справлялся. Видите ли, когда боевые товарищи берут в постель третьего, это не считается изменой. Вас так увлекает варварская культура — не жалеете, что у вас неподходящий фенотип для земель аломов, а?Молодой человек рассмеялся легко и непринужденно, и Ванвейлен подумал, что он далеко пойдет.— Нет, господин Ванвейлен, я все-таки предпочитаю Страну Великого Света, оплот цивилизации. Пусть даже там принято блудить со своими секретарями в обеденный перерыв.