Часть 27 (1/2)
Pov. Джона.И это не выходит из головы.Я вспоминаю этот листок под моими ладонями и задаюсь вопросом:?"Почему ты не улетел тогда?"Что ты все еще здесь делаешь?Что тебя удержало?И еще кучу вопросов, например, куда ты собирался и на сколько планировал свой отъезд. Был ли это визит к Эшер, или побег по-крысиному, я не знаю.
Кстати, об Эшер...Никакой главной роли ей не дали. Контракт внезапно разорвали, и даже не стали слушать о том, что девушка уже не беременна. А затем, режиссер того самого фильма, мистер Чарльз Джеррот, откланялся и вручил ей визитку с именем некого Льюиса Гилберта, затем ставшим весьма успешным кинорежиссером Великобритании. Так вот, предложение это было до того издевательским, что даже я не мог усмирить свою злость на этого человека. Случайно задев его имя в разговоре с Уолтером Шенсоном, мне ясно дали понять, почему.-Потому что, видишь ли, человек он такой принципиальный. Брезгует.Оказалось, он и не знал, что Джейн состояла в отношениях с Полом. Да вообще, с кем-то. Ему и в голову не приходило, что актриса, которой он даровал главную роль, посмеет с кем-то встречаться. А тут, на тебе! Беременна.
В самом деле, мне всегда не внушал доверия этот человек. Ни как режиссер, ни как сценарист, ни как продюсер. То, как быстро он выдвигает свой “продукт”(так он называл своих звездочек)И то, как он сплавляет юных девушек обратно в модельный бизнес. И это в лучшем случае. В худшем, сами понимаете… Списывает сутенерам за приличную кучу денег, или отдает товар с рук -сватает с нужными людьми.Этим девушкам больше ничего не светило, кроме солнца.Барри знает кучу таких вот случаев. И о господине Джерроте знает не понаслышке. Онарассказала мне и про него, и про его подпольную деятельность.
Вот так вот нехорошо обошлись с милой Джейн Эшер. Но так было и будет с другими, но не с ней. Это же малышка- Эшер. Она не растерялась и вправду приняла это унизительное предложение. Ладно, пусть не золотые горы, но все же, роль… И она снова на плаву.Мне казалось, она сделала это назло.Фильм вышел в прокат в мае, еще раньше, в марте, состоялась премьера. То самое гнусное, омерзительное предложение было весьма неплохим фильмом. ”Элфи”, так он назывался. И это было жалкое зрелище. Ведь Пол был бледнее проекционного света. И я был также. Уверен, не только мы вдвоем, но и некоторые достопочтенные мужья достопочтенных дам в этом зале тоже.Потому что в этом засранце Элфи, в этом кутежнике, плуте и бабнике каждый видел себя. Кто-то смотрел, откинувшись на кресло и гордо подняв носы, исподтишка гордясь своими трофеями. Кто-то, как я, просто сидел молча, решив не делать лишних движений и звуков. Кто-то, это такие толстые полысевшие мужья, носящие и кошельки за своими дамами, был красен как помидор и утирался платочком. “Не дай бог, не дай бог чего спросит после”. Но всех нас, мужчин, объединяло одно- стыд. Стыд и страх быть разоблаченными. Прямо здесь, в зале, среди сотен людей с одной и той же тайной.Весь зал молчал. А ведь это была комедия…
Но никто из них, из этих гнусных людей, не блевал и не терял сознание в туалете, как было с Полом.И после этого, раз за разом я начинал замечать, что судьба подталкивает меня к тому, чтобы я начал обращать внимание насвоих близких.Так вот.Все еще я не могу понять, почему ты не уехал тогда. Да и нужно ли. Кому какое дело теперь, ведь ты же остался.Но…Я все чаще ловлю себя на мысли, что я хочу, чтобы ты уехал.Сейчас, когда тебя нет здесь, и я пускаю солнечных зайчиков один, я думаю о тебе. Я думаю, почему ты остался.Еще пару минут назад, в этой комнате, рядом со мной ты говорил:-Если бы мы ходили по потолку, было бы так легко взять эти часы и швырнуть их с балкона.А потом на стене остался бы светлый прямоугольник.-Ты бы споткнулся о карниз.-И разбил их. Тоже неплохо. Ты только посмотри, как было бы здорово быть там, -он простирает руками в воздухе в сторону открытого балкона,- если бы все было верх тормашками.-Если только сидеть. Мы будем упираться лбами о подоконник.-Верно. И что ты такой ворчливый сегодня?Мы снова перечитали нашу книжку, и теперь чувствовали себя как дети. Как две Алисы в стране чудес.А часы все тикали и тикали. Как сейчас. Как будто где-то прячется кролик. Тикали и тикали, и напоминали, что мы слишком взрослые для такой чуши, как "заячья битва" и фантазий на тему, "а что, если бы у меня был волшебный пирог, а у тебя волшебный пузырек".Грязное постельное белье напоминало, что мы не такие уж и невинные для двух юных Алис.Место, где ты лежал, еще не остыло и пахнет тобой. Все здесь будет пахнуть нами. Я не знаю, как мне затолкать постельное белье в мой сундук. Может, купить новый?Я понимаю, что от воспоминаний мне и без этого не отделаться.День первый.Ты опускаешься.Мы оба не хотим быть побежденными.
И для тебя мое тело сверху было бы чрезмерным прессом. Я не могу позволить себе задеть тебя или повредить. Мы не должны вспоминать о том, что с нами было, думать о том, что с нами будет, когдамы вместе. Не сейчас, не в стенах этой квартиры. Мы оторваны от остальной жизни сейчас. Пусть эта комната- вакуум.Гортанный стон. Скрип.Одно неаккуратное движение, и ты впиваешься ногтями в мои плечи.
Я все еще боюсь, что ты исчезнешь. Соскочишь. Скинешь меня с постели. Выставишь.
Я поставил на эту цель весь год. Завоевать. Я расстегивал наши пуговицы, одну за одной. Поцелуев на твоем теле оставалось все больше и больше. Но последняя пуговица -пуговица брюк- это твой лимит. Я падал и бился об пол. И выслушивал извинения. И вылетал из номера с такими хлопками, что однажды пришлось платить за поломанную дверь.Нет, нет. Мы просто были не в духе. В час ночи мы ссорились из-за вопросов сугубо музыкальных.Мы выпивали. Пусть все могло произойти намного грязнее, меня тогда мало волновало. И каждый раз я приходил домой в стельку пьяный с новой травмой. Потому что полы без ковров и прикроватные тумбы-это очень больно.А потом я сидел на кухне с мешочком льда у щеки и думал “что я, черт возьми, делаю?”Зачем мне это?Зачем я бьюсь за это тело?
Приходила Синтия. Обнимала за плечи и спрашивала, опять ли мы подрались? И я отвечал, "опять". Мы так часто это делаем, что я уже сам как одна большая ходячая гематома. Год. Пять лет, шесть, а может, и все девять. Всю свою сознательную жизнь.Я также грозился изменой.
Ты сказал однажды, когда мы совсем разругались:–Так валяй!И фитиль зажегся.Я водил в наш номер проституток, водил и фанаток. Да простит Синтия, но эти измены не ей.Я вваливался в номера с очередной жертвой нашего творчества, ты просто брал все необходимое и уходил. Трахал ли я их назло, грубо и спешно, или всего лишь выводил за дверь, помогая одеться - это одинаково ничего не значило."Я сплюнул и сорвался с места.Я знаю, где ты. Ты взял с собой тетрадку Джорджа. Мы с Мегги, Пегги, Сьюзи,или как там ее, следили за каждым твоим движением. Только у меня сжимались в кулаки руки, а у нее, наверняка, сердце. Твоя фанаточка.-Нет уж, постой!- я развернул тебя за метр до двери чужого номера и вжал в деревянную поверхность.
-Какого черта? Сделай вид, что хотя бы ревнуешь!Ты даже не недоволен, что тебе пришлось уйти.Ты даже спрашиваешь теперь, собираюсь ли я приводить кого-то. Нет, даже не так, <i>во сколько, чтобы не мешать.Ты даже не произнес ни слова.Ты даже оставил свои сигареты, потому что я всегда курю после пустого, разочаровывающего секса.Вот это проницательность!-Зачем?-Тебе что, совсем плевать?-Джон…-Не отводи глаз. Отвечай!-Нет.-Что нет?-Мне не плевать. Я просто не могу дать тебе чего ты хочешь. Хватит этих ссадин, Джон.Ты запускаешь пальцы мне в волосы. Там, где вчера я ударился о спинку кровати. На затылке. И говоришь, не краснея и без доли совестливости, хотя бы перед собой:-Это всего лишь секс…
Это всего лишь секс.А я. Всегда. Хотел. Только. Тебя.Обидой отчеканил мой внутренний голос, и тоже сквозь зубы. Я треснул ладонью по двери у твоего уха и ушел прочь."Это всего лишь секс. Никакая не измена. Удовлетворение потребностей.Вспомни эту пирамиду...-Какую к чертям еще пирамиду?-Пирамиду потребностей. И пойми, что секс-это базовая, низшая, первоначальная потребность, а любовь-высшая, духовная. Так устроены все люди…"Так ты скажешь мне, когда я приду утром в наш отель и рухну на твою кровать рядом с тобой. Будешь говорить под одеялом совсем не своим голосом. Таким, каким люди обычно давятся своими чувствами, глубоко в глотке.Нет, мы не расстались в тот день. Хотя я уже было подумал так и успел нажраться по этому поводу.”</i>-Я всегда хотел только тебя.Я говорю эти слова теперь шепотом, с большой нежностью, с большой аккуратностью в каждой вибрации голоса. В каждой клеточке меня.Не один и не два года я потратил на свое желание. Так же, как и ты тогда под одеялом, давил свои чувства в душе. Я отдал ему лучшие годы своей жизни, за которые мог бы хотеть милую девушку, сделать ребенка и жить счастливо. Но все эти годы я хотел своего друга. Своего ближайшего лучшего друга. Того, кому подарил первый поцелуй, с которым я спал в одном спальном мешке, которому я…господи, даже дрочил. Я все время ходил по лезвию ножа. И теперь это стало невозможно контролировать, все те чувства, что годами томились в ожидании нужного момента, порываясь изнутри. Этот момент настал. Это сейчас. Такую родную сердцу нежность нужно выпустить.Но тогда, после очередного падения я сидел с мешочком льда у щеки, в свете кухонной лампы, и думал:Зачем?
Что за одержимость?Мне и так неплохо...Мы оба знаем. Мы не отрицаем. И мы…вроде как, вместе…А сейчас мне хорошо. Мне намного лучше. Мне…
-Будет лучше. Не торопись.Ты не можешь ничего сказать, ты закусываешь губу слишком сильно.
И ты не торопишься.Легко болтать языком. Я не верю, как долго я это выдержу. Как долго я смогу удерживать в голове мысль “не сломать”. Не повредить.