Часть 26 (1/2)
Pov. ЭпштайнаУдивительно, ночью шел дождь.Мы идем иидем, и полю нет ни конца, ни края.Как и нежно-лососевой полосе накраешке неба,которая теперь превратилась в ярко-оранжевую.Я не знаю, сколько мы уже в пути. Но день должен был давно начаться. И закончиться. И снова начаться. Такое впечатление, что он запаздывает на пару-тройку суток.Я не говорю. Никто не говорит, кроме мальчика. Никто- это мы с Джоном. И унас жалкая фляжка воды.И все вокруг еще так темно…Мне не хочется ни пить, ни есть.Мне простовдруг подумалось “У нас же нет ни воды, ни пищи!”Только Джон жевал свой крекер и угощал мальчика. Смертельно худой Джон.Трясущийся от холода Джон.Оранжевая полоса, как врата рая распахивались перед нами. Так медленно,что разницы не чувствуешь вообще, особенно если постоянно смотришь на небо. Появились и другие оттенки: и индиго, и сиреневый, и серый.Вдруг откуда ни возьмись, появился малиновый.А потом и совершенно-совершенно алый.Мы шли, и все втроем не могли оторвать взгляда от этого неба. Ловили его кусочки из каждого просвета колосьев. Никто из нас больше не жевал, никто не болтал руками.-Это облака,- говорит мальчик.Выплывают не пойми откуда.-Что за черт?Было и так ясно, что это облака. А что еще?
Пейзаж перед нами завораживал. Я бы хотел иметь с собой хоть что-то, чтобы запечатлеть все это. Но мне непод силу представить.Я так часто забываю о том, что это всего лишь сон. А ведь весьма опасно забывать о таком важном факте. Потому что я не просто не знаю, чего ожидать, я вообще ничего не ожидаю. А произойти может все что угодно.
-И часто здесь так?-Нет. Очень немногим удается такое увидеть. Большие жертвы. Джон закатил глаза и отвернулся.Ая подумал, может, это что-то типа муссонов. Какие-нибудь сезонные дожди. Может, он это имел в виду. И если мы не выберемся отсюда до начала, нам крышка.
-А…если мы не успеем, что с нами будет?-Нас засосет в грязи, Эппи! Скорей срываем соломинки пока не поздно и, если что, дышим через них!-Мы успеем. Нам незачем волноваться.-Даже если и так,- обратился я к Джону,- я не жалею. Это того стоит.
И мы втроем еще раз взглянули на это небо.
-Теперь с достоинством можно сдохнуть.Мальчик, чьи рукидрожали на всем протяжении пути, с благоговейной улыбкойрассказывает легенду о Моисее и кошках.О том, почему у них девять жизней и ряд ровных полос на макушке. Он очень многое знает о кошках. Он говорит, чтолюбит этих животных больше всех. Но у него была маленькая собачка.
Непослушный маленький кусачий щенок."-Что ты делаешь?!Она горит!!Горит! Почему ты стоишь! Ее еще можно спасти! Воды, Господи, воды!- Она укусила меня."Я многое узнал о нем с его жеслов.Не говоря уже обовсех этих легендах и преданиях теперь я знаю, что его папа работает летчиком, а мама – домохозяйка. Мальчишкаединственный ребенок в семьеион говорит, что очень скучает. У него почти нет друзей, кроме четырехдалеких приятелей, потому что семья в постоянных разъездах.Оттого, наверное, он и доканывал нас своими странными загадками и разговаривал без остановок. Мы с Джоном не могли похвастаться знанием загадок и головоломок, и даже если бы обладали этим навыком, не смогли бы развлечь парнишку, поэтому, ему приходилось загадывать их нам. С ума сойти, сколько всего он знал.-Убежала, говоришь?
-Да. И теперь я очень скучаю по ней.От него и надо бежать.
Это сон. Может произойти все, что угодно. Он может сделать все, что угодно.Я с ужасом осознал одну вещь, и задался вопросом:В нем, в этом сне, хоть что-нибудь от меня зависит?-Брайан...И как только эта мысль пробежала в моей голове, клянусь, я понял, он это слышал.
Я понял, в чем дело.
-Брайан...-Все в порядке, Брайан?Дело в самом мальчишке.-Не слышите?-Эппи, что с тобой?Нигде мы не заблудились. Парень все время знал, куда вел нас.Он точно знал, кого и зачем ведет.-Вы ничего не слышите? Прямо здесь, рядом...кто-то шепчет мне.-Брайан...Он уже знал, что я знаю.-А, ну все ясно. Это же ловец.
-Что еще за ловец?-отозвался Джон.-Ловец. Такой страшный человек. Или голос. Изводит каждого, кто заблудился.
Он побрел дальше, с лампой на плече, оставив нас глядеть ему вслед. Он пел своим тоненьким голоском:"Если кто-то звал кого-тоСквозь густую рожьИ кого-то обнял кто-то,Что с него возьмешь?"Каждый сон обрывается так, как будто каждую ночь, утро,я обретаю себя.Как будто меня вырывает вантузомиз канализации.Особенно, когда меня вырывают из сна вот так вот…-Господин Эпштайн. Вы у себя в кабинете. С вами я,- женский голос говорит твердо и властно, как будто я на сеансе гипноза. Передо мной несоразмерно огромные зеленые глаза и четыре миллиметра стекла.-Теперь вы в безопасности.Я чувствую,как пальцы снова давят на старые синяки.Так крепко держит меня за плечи Барри Адамс.
Большие глаза моргнули. Я так рад их видетьпосле пожухлого и совсем неживого желтого.Мне все так?же неловко быть застигнутымдевушкой кричащимво сне.И вообще , кем-то. А тем более, девушкой. Никто не остается в студии так поздно.-В следующий раз называйте имя.-Хорошо.Я сидел, скорчившись в своем кресле, подняв плечи к шее. Она вдруг вспомнила, что слишком сильно давит на меня, ибыстро убрала руки на подлокотники.-Воды?-Если можно.-Можно. Я секретарь, господин Эпштайн,- сказала она ласково.Барри снимает колено с кресла и открывает форточку.Теперь ясно, где воздух был свеж. После моего путешествия даже наша курильная кажется раем. Она исчезает за дверями и появляется снова. Время течет как нужно. Вы себе представить не можете, какое это счастье, очутиться в своей обстановке, в своем времени. И никакой путаницы.-Давно вы так?- она закрыла дверь каблуком.-А черт его знает.
-Вам нужно отдыхать.Я посмотрел на нее, подняв брови, что означало, “чего еще новенького?” И она поняла.-Я ничего не делаю, разве не видно? Эти груды бумаги- так, для вида. Двадцать процентов отсюда служат моей подушкой,а все остальное- просроченные контракты и старые счета. Я только перекладываю их каждый день, чтобы последние в стопках не выглядели одинаково.-Таким образом, это ваше оправдание?-Да. Оправдание находиться здесь. И лишь тридцать процентов…- я не глядя кладу ладонь на самую ближнюю стопку, и замечаю, что она опускается ниже.-Уже пятнадцать.-Как? Вы…все это, вы…сделали?
-Ага.-Половину?-Ну а зачем я здесь? Это, знаете, тоже входит в мои обязанности, помимо подачи кофе и ответов на звонки.- Вовсе необязательно было,- я вытер лоб платком,- я собирался покончить с ними еще вчера, но , так получилось, что сон одолел меня. А у вас есть маленький ребенок, если не ошибаюсь. Вам следовало бы сейчас быть дома,- она улыбнулась моим словам, отведя глаза. Будто я опять говорю глупости, и она не хочет верить.- На будущее,эта стопка все равноисчезла бы, рано или поздно. Я взялся бы за нее. Всегда откладываю что только возможно на следующие дни.-Да, я заметила.Она налила себе воды и опустила в стакан шипучую таблетку. Брызги от нее достигали моих рук.-Эх, Брайан. Ваша проблема в том, что вы все время оправдываетесь, как будто должны всему миру. - мне вдруг стало как-то стеснительно, но она продолжила,-Эшли привыкла быть одной по ночам.А я бы хотела, чтобы мне наконец платили за дело.Я не хотел оскорбить девушку. Но Берри Адамс не была оскорблена, она вообще не из тех людей, кого можно чем-то смутить. Не из тех людей, кто позволяет себя оскорбить. Так что она подняла ладонь, легким движением закрыв мой захлебывающийся новыми извинениями рот, дав понять, что онине нужны.
-Скажите, толькочестно, я ваша первая секретарша?Вспоминать смешно, как я гонялся за Маккартни вокруг этого стола, кидаясь в него чем попало.Подумать только, проститутка в обслугаху Битлз!Пол, в свою очередь,на ходусумел убедить меня, что никто не узнает об этом,никого не интересует,кто там отвечает им на звонки.И тут Берри была права.
Я не ответил, но прежде чем это понял, она уже улыбалась.Мне даже не хотелось знать, как она об этом узнала.
- А что в этом такого?-Нет-нет. Просто в следующий раз, когдавы вышвырнете меня ибудете угрожать уже новой секретарше,что “уволите ее, как и предыдущих своих безответственных сотрудников”,вам действительно будет кем попрекать.-Извините меня. Я...-Вы такой милый, когда ругаетесь. Честное слово. Но если вы будете кричать так часто...Боюсь, мне придется искать новое место работы, хоть ятак сильно привязалась к вам.Берри посмотрела на меня, тепло-тепло. Я удивился, как я раньше не замечал таких ярких зеленых глаз. Они напоминали мне наши семейные плантации в цвету. Весенние теплые утра, когда отец брал меня с собой поднимать целину. Не было необходимости в этом, у нас было все- семейный бизнес процветал. Отец просто не мог не заниматься землей, это была его страсть. Он всячески втягивал меня в земледелие, говорил, что после его смерти каждый дюйм этой земли, каждую травинку он отдаст мне. Он требовал взамен лишь поддержки. Но десятилетнему мне это вся даром было не нужно. Я любил проводить время с отцом, любил красоту природы и обожал рисовать, только и всего. Большую часть дня я проводил под тенистым деревом, пытаясь запечатлеть эти незабываемые зеленые поля.-Вы слышите? Вам нужен здоровый крепкий сон, и желательно дома. А-то такое впечатление, что вас там никто никогда не ждет.-Правильное у вас сложилось впечатление. Я один.-Ну, знаете,- поджала она губы, задумавшись,- так даже, может быть, даже лучше. Никто не мешает. Чего вам здесь делать? Вы все равно не в состоянии работать, а ваши бумаги постепенно превращаются в подставки для чашек с кофе.-Это так. Сдаюсь. Просто…Это не проблема, мне никто не мешает и здесь. Ведь так поздно в студии бываете только вы. И охранник. Ну и иногда Питер.-Вы боитесь?-Чего?-Это был мой следующий вопрос.-Ахх, Берри- Берри. Все-то вы знаете, и ничего от вас не скроешь. Да. Мне не по себе от всего этого. От снов.
-И вы поэтому посещаете психолога?-Приходится.