Часть 21 (1/1)

Pov. Брайана."Джон был в удивительно приподнятом настроении для подобной ситуации, чего не скажешь обо мне. Радость от встречи быстро исчезла, оставив место тревоге. Мы в одной лодке сейчас, посреди темноты и необъятных, метровых колосьев. Надеяться на наступление дня было бы глупо: солнце здесь жарит похлеще, чем в аду, и сориентироваться мы все равно не сможем. Нет ни опознавательных знаков, ни возвышенности, с которой бы можно было увидеть окрестности.Существует только общий страх, темнота и вонь. И куча вопросов.Мальчик. Само его существование здесь- уже спасение. Значит, где бы мы ни были, его дом где-то рядом. Мальчик говорит по-английски, без явных акцентов - либо англичанин, либо американец. Ему слышался звук самолета, пусть Джон его и не заметил- это не может не радовать, ведь это значит, тут есть взлетно-посадочная. Я совсем не удивлюсь, если то будет Калифорния или Филадельфия.Наш разгоряченный гам вскоре совсем сошел на нет. Каждый, вероятно, думал о своем. И я не возражал. Пусть каждый в своих мыслях, главное, мы вместе, а не порознь.Правда, я все время забывал, кого же еще я отношу к слову "мы". Этот мальчик, ему, должно быть, тоскливо и страшно. Удивительно было, как он сохранял такую терпимость, понимание, и не ныл от усталости и голода. Так сильно, вероятно, он хотел домой.

Но все еще существовал тот ряд важных вопросов, которые, скорее всего, Джон уже спрашивал у мальчишки, но мне хотелось хоть как-то встряхнуть его, отвлечь от грустных мыслей. Много вопросов было относительно этого места. Этого голоса. Я отсеял мысль о том, что меня звал Джон. Не может этот человек, который даже в мыслях зовет меня исключительно "Эппи", и никак иначе, вдруг позвать меня по имени, тем более, находясь в критической ситуации. Я не удивлюсь, что он на доли секунд задумывается, о ком идет речь, когда кто-то внезапно спрашивает его обо мне, зовя Брайаном.-Так... ты говоришь, у тебя есть дом. Где ты живешь?-Где-то здесь.-Это понятно. Но где именно...-Ну, там, там, или там,- закончил он размахивать руками по всем направлениям компаса,- Но скорее всего, там, куда мы идем.Отлично, просто замечательно.-Стало быть, ты не знаешь...-О, брось это, - Джон все это время похахакивал справа от меня,- Думаешь, я через это не проходил? Он еще так тебя измучает!-Я пытаюсь наладить контакт, не встревай. Скажи мне, милый ребенок, там, где ты живешь, много людей?-Для кого-то много, для кого-то мало. Там, где я живу, живут все на свете.-Он не может говорить нормально, разве ты этого еще не понял?Это было более чем странно и удивительно. Мальчик был умен не по годам и смекалист, говорил связно и без запинок, четко выражал свои мысли взрослыми словами(или мог тщательно их завуалировать). Однако что-то в задней части моего мозга отчетливо стучало мне, что я зря начал этот разговор. Что-то неумолимо посылало игнорируемые мною сигналы опасности. Он не хотел, чтобы его расспрашивали. Он отторгал любое вторжение в его жизнь. В голове промелькнула мысль- может, он так несчастен, и дома с ним обращаются не очень хорошо. Словом, он не хотелговорить о себе. Поэтому, я намеревался спросить его только пару вопросов и отстать от него.-А сколько тебе лет, сынок?-Не сынок я вам, дядя,- по ребячески задорно, но с какой-то хитрецой сказал он мне,- Девять, но скоро будет десять!И тут я понял, что я совершенно не представляю, которое сегодня число, и, судя по климату, месяц.-Ух, да ты совсем большой. А ты знаешь, какое сегодня число?-А у вас какое?Да что за чертенок? Снова ответил вопросом на вопрос. С каждым его ответом мне казалось, что он издевается, однако, интонация его была такой детской и непринужденной, что я быстро отметал эту мысль, думая, что же ему ответить. Он действительно заставлял думать самим на свои же заданные вопросы, вселял тон оправдания, мог сделать так, чтобы ты чувствовал себя расспрашиваемым ребенком.-В последний раз, когда я засыпал, было...был... Джон, напомни.-Начало января. Кажется, восьмое.Странно это, потому что мне казалось, был конец лета.-Значит, восьмое! Январь!- мальчик засмеялся, поправил фонарь на плече и снова схватил нас под руки, раскачивая.Я не знаю, как можно быть таким неутомимым. Мне даже показалось, он совершенно не жалел о том, что потерялся, и все вокруг происходящее было для него только приключением. Это еще больше закрепило во мне мысль о том, что в доме с ним обращались не как следует.Джон тоже смеялся, один я все еще думал над чем-то, что я никак не мог сформировать в своей голове.Мы шли в тишине. Меня уже убивало это молчание, но рта я открывать не хотел, меня мутило от каждого вздоха этого гнилья. Но только я намеревался спросить, сколько же еще будет длиться ночь, как на горизонте начала проступать тончайшая лососево-фиолетовая полоса. Уже утро. Сколько мы шли - неизвестно, но никто, ни я, ни Джон, ни мальчик спать не ложились, и не хотели, что поразительно. Мы даже не вспоминали о сне или ночлеге.-Вот и день!!!Мальчик приободрился и запел какую-то детскую песенку, кажется, что-то подобное поют ребятишки в церковном хоре.

-Ну наконец. Я уж думал, он никогда не настанет!Значит, население - католики. Наблюдать за ним становилось все интереснее и интереснее. И раз уж кто-то из нас оживился и открыл рот, я захотел попытать удачу еще раз. Выяснить, как же зовут этого паренька.-Вы бы так не радовались.Я согласился молчанием.-Эй, мистер Икс, как на счет сегодня? Откроешь нам тайну?-Какую?-Почему ты не хочешь сказать нам, как тебя зовут? Твое имя настолько по-дурацки звучит, что тебе стыдно его произносить?- пытался подтрунивать над ним я, - Или это такой серьезный государственный секрет?-А зачем?- спокойно пожал он плечами, говоря улыбающимся ртом,- Скоро каждый будет знать мое имя.-Ого, амбиции!- Да, амбиции-это очень хорошо...- я не был уверен, стоит ли ему в таком возрасте говорить о "планках" и возможных падениях. Думаю, он и без меня это узнает. Или уже узнал.- Всего лишь история.Pov. Джон.Какая-то неведомая сила подняла меня. Я спрыгнул с дивана и с ужасом понял, что уже около полудня, а я не сделал ровным счетом ничего из того, что намеревался вчера вечером. Ты же приедешь с минуты на минуту. Что самое паршивое, я ничего не мог вспомнить. Вместе со мной выдернута из сна была Синтия, мирно покоившаяся на моем плече.Я носился по дому, не сильно заботясь об исходящем шуме, в целях наткнуться взглядом на любые вещи, которые могут вызвать воспоминания о моих планах. И пока я переносил постельное белье и одежду из общей спальной в музыкальную, Син все мешалась под ногами, помогая, и спрашивала, в чем дело, почему я переношу свои вещи. Времени на объяснения у меня не было. Да и самих объяснений тоже. Мне не хотелось, чтобы ты знал, что я спал в другой комнате... Дико звучит "спал с собственной женой".И когда в моей комнате наступил порядок: вещи разложены, требующие доработки тексты и нотные наброски вынуты из недр шкафов, и даже пыль кое-где вытерта, тебя все еще не было.Так что, протерев рукавом пыль по всем поверхностям, посчитав тиканье часов, я позволил себе выдохнуть и полистать нетронутые вот уже месяц рукописи. К чему терять время?И как вчера было мною подмечено, это работает. Прочитав забытые мною тексты вновь, я видел в чем, и конкретно в каких местах были ошибки. От части песен я вообще решил избавиться, потому что кроме плевочков рифмованных слов, выражающих эмоции, имевшие силу и значение только в тот определенный момент написания, теперь они ничего из себя не представляли. Я бросал взгляд на каждую рукопись как?бы для вида, для самого себя, и тут же комкал, кидая в урну, еле успев прочесть первые строки. Но что-то остановило мой безжалостный кулак на одном тексте, до этого мною прочитанном, и я разжал его, только чтобы убедиться в его некачественности.

Ага. Помню тот день. В моей жизни.Вот только не стихотворение это было, а какое-то сочинение о том, что я делал этим летом.

И есть рифма, и кое-где метафоры, но так много в ней лишнего. Моей личной сердечной тоски, что мой слушатель из Франции, Италии, России, да и сам коренной англичанин - не поймут. Кто может знать, не бывав в Ливерпуле, как блестят по ту сторону берега устья Мерси рабочие краны в летнее душное утро, как цокает по гранитному камню Пенни- Лейн гордая конная полиция, как плывут во время дождя набережная Ватерлоо и Бас-стрит, как местная беззаботная ребятня счастливо скачет, кто вдоль ручьев, кто прямиком по лужам, гоняя разнообразные бумажные судна... Разве объяснишь им, незнающим, в трех минутах песни? Если это возможно, мы еще не достигли такого уровня.О том, о чем так скучается, о чем так поется, о чем не стыдно и нужно рассказывать в школьных сочинениях ( пусть вы и не читали литературу, данную на каникулы, а топили оригами), о малой родине, о чем и ком так любится, так щемит, поймут только я, ты и Битлз.

Нехотя, успокаивая себя с каждой горизонтальной линией поперек слова, я зачеркивал строки, заменял их на что-то новое, или вовсе убирал. Так, песня моя "оголела", истощала и представляла теперь всего лишь половину тетрадного листка, когда до исправления она занимала всю страницу. Но многое еще нужно было перефразировать. Слушатель, в конце концов, не так глуп, чтобы не заметить чрезмерную любовь к лучшему другу...Песня, уже ставшая мне родной и привычной глазу, опять отправилась на дно ящика, чтобы через несколько месяцев быть достанной, перечитанной и исправленной на свежий глаз.

-Не в этом альбоме, крошка,- сказал я ей, запер ящик, и, откинувшись на спинку дивана, незаметно провалился в сон.***Когда я открыл глаза, тебя по-прежнему не было.Слышу аккуратный стук в незапертую дверь. Знаю, ужин давно остыл, приборка была не обязательной, все такое...Я открыл глаза, а меня уже все бесит. Бесит от бессилия.-Дорогой,- показалась она в проеме,- Пол звонил, сказал, что у него еще дела, никак не может разорваться, и...Он не приедет, Джон.Вот так вот. Не приедет.-Но он дал номер телефона гостиницы и просил позвонить, как только ты сможешь, - быстро добавила она, будто сама виновата в том, что он не пришел. Будто там, у двери, чувствовала мой кипяток вместо крови.Но я был спокоен, на свое же удивление. Ведь знал, что так выйдет.

Я подозвал ее похлопываниемпо софе, прося присесть. Моя дорогая миссис Леннон. Скорее всего, я очень устал. Уныние и ожидание всегда изматывают меня сильнее, чем любая физическая нагрузка. И еще...какая-то, будто-бы...обида.

Она, в своей аккуратной, не вызывающей волнений манере, приземлилась, положила руки на колени, всей позой готовая выслушать. Но я не хотел сейчас говорить. Хотел укола и крепкого сна, ведь тело мое уже начинало ломить, и озноб стал медленно сковывать нижние конечности. Так бывает, когда ты сидишь на наркоте совсем недолго, но принимал ее в таких лошадиных дозах, что они успели стать жизненной необходимостью. И так бывает, когда любишь, особенно, если очень долго и в малых количествах. Я обнял ее за нехрупкую талию, зарыл лицо в кружевах ее платья и ждал, когда же я, наконец, взвою от боли.

Оцепенею я, оцепенеет и сердце. Перестанет ныть и провоцировать хозяина.Да что там. У сердца нет хозяина. Не тот его хозяин, что носит его в себе. И если оно чувствует и бьется, никому его не унять, кроме того, на кого оно так сильно колотится. Как бешеный ротвейлер мается на короткой цепи. И оно, неблагодарное, причиняет только боль. И вгрызается в мясо, и стягивает вокруг железную цепь, и когтями роет тебе могилу.Такой вот паразит, любое сердце.Дайте амфетамину.***Я никак не мог найти выброшенный мной клочок бумаги. Конечно, я сказал, что не позвоню, я не я буду.

Гостиница. Хм, интересно мне, где мы прохлаждаемся, в каком царстве-государстве? Уезжал бы к отцу в Ланкашир- ночевал бы в поместье, логично? И если что-то случилось(а голос твой я не узнавал каждый раз, как нам удавалось друг друга слышать), что требовало такой спешки, ты бы сказал, не мне, так Син. Тем более, если это касается старика- Джеймса.Пришлось отодвигать прикроватную тумбу, чтобы отыскать чертову бумажку.Стоило ли говорить, что я делал, когда не дозвонился? Правильно. Подушки мои, без того находящиеся на полу, нашли путь к двери, тумба покосилась, и телефон с грохотом съехал с ее поверхности.-Не хочу я чаю. Твой эрл-грей у меня уже в печенках сидит! Давай позже, милая, позже!- я поспешил поправить аппарат. Вдруг зазвонит.-Ну, э, как скажешь.Меня, черт побери, выдернуло с матраса.-Ты!Зашел, запер собою дверь, предусмотрительно щелкнув замком.-ТЫ!Я сидел на полу и махал на тебя руками с незакрывающимся ртом, который что-то пытался изобразить, но ничего не мог из себя выжать, поэтому, говорил что видел.-Ты...-Ja, ja! Ein herzliches Willkommen!*Я не мог, просто не мог ничего выговорить, наверное, от радости, поэтому, хотел кинуть в тебя чем-нибудь, но безо всякой злобы. Чтобы дать тебе знак, чтобы ты заткнул свой немецкий, так смешно и непривычно резавший слух, перестал подпирать дверь и подошел ко мне... Жаль, ни одной подушки рядом уже не оказалось.И ты это сделал. Тронулся с места и медленно шел через всю комнату.И хлынуло из рога изобилия.-Ты, - хорошенько пошарив под одеялом, я нашел пару французских валиков и кидался ими, по мере твоего приближения, - Ты, чертов, мать твою, Кеннеди. Чтобы я еще раз поверил тебе и твоему "я позвоню", "я буду"! Черта-с два. Отчитывал меня, как маленького неделю назад, а сам на четыре дня куда-то смылся! Ни слуху, ни духу, ни, бля, телеграммы! Где тебя носило? Заткнись и рассказывай! Глаза твои зубы режут.Ну, то есть, я хотел сказать, глаза мои твои зубы режут. В общем...Короче...Даже если и не понял, не важно это сейчас.

При этом, я сказал тебе заткнуться только для того, чтобы ты открыл рот и начал извлекать из него звуки, а не стоял как пень. Видишь, какой героический пример перед тобой, Маккартни? Я же сделал, перешагнул свой, можно сказать, языковой барьер! Я даже не до конца понимал, раздражала ли, или так нравилась мне твоя бесподобная улыбка.Подождав, пока моя оборона закончится, ты спокойно подошел к матрасу совсем вплотную, улыбаясь уголками губ.-Я был в Бельгии...Отлично. Что дальше?-...ездил к Джейн.-Как она?- видите, я стараюсь быть милым.-Лучше не бывает.Все правильно, когда ему еще удастся повидаться с ней. Я бы сделал точно так же. Бросил бы все и помчался к сыну. Наверное.-Я уважаю тебя за твою заботу. Но...какого хрена...-Я звонил, Леннон, - он просто оборвал меня, и я замолчал, -Но что я сделаю, если так складывались обстоятельства, и ты был не в состоянии? Я не хотел, чтобы Синтия знала, точнее...ч-чтобы вообще кто-то...В общем, тебе бы я сказал.И ты посмотрел мне прямо в глаза, когда его последняя фраза произнеслась. Сама по себе и одними губами.И вправду. Вправду. Сила обстоятельств.Бьюсь об заклад,я изматываю тебя сильнее, чем Джейн. Она, ее семейка и твоя собака вместе взятые. Просто, когда Леннон любит, то...эхх, он Любит. Со мной либо сильно, либо никак.Ведь люди счастливы вместе, когда их не тяготят объяснения.И что тебе делать с таким, как я...Ты снимаешь ботинки, выдергиваешь из-под моих колен одеяло и ползешь ко мне, остановившись напротив. Чтобы я принял тебя. Я не знал, что сейчас было. Я просто не ожидал от тебя, наверное, какого-то шага в сторону меня. Не сегодня, и не завтра, по крайней мере. Я просто забыл за своим собственным я, и за твоим неторопливым, последовательным тобой, что ты, на самом деле, смелее меня. Просто в детстве у тебя было больше страхов.

И я принял. Заключил в объятия и лег назад, волоча тебя за собой. Это действие, в конце-концов, лишено пошлости и всего того, что может отпугивать тебя. Это то единственное, чего ты просишь- покоя на моем уставшем теле.Холодный. Я накрыл нас одеялом, и замечаю сейчас, что ты приподнимаешься наверх вместе с моей грудью. Это означало, что ты либо совсем не дышишь, либо мы дышим в унисон. И хоть незакрытые глаза пусто, без колебаний уставились куда-то вдаль, дыхание твое грело мою кожу. Поэтому, конечно же, в унисон.Счастье- это, оказывается, иметь одинаковое, помимо самой любви, идентичное душевное состояние.Может, это от того, что все наши проблемы из-за нас, и мы с тобой сами вводим друг друга в одну атмосферу. Но такого, например, никогда я не испытывал с Синтией. Потому что к ней я чувствую не то же, что к тебе, не то настоящее, а что-то...что-то отдаленно похожее, но с долей привязанности. Нет между нами такой связи, такого безусловного понимания. Каждый, наверняка, должен ощущать такое : когда человек, пусть, вы не знали его так долго, или не знали вообще, подойдя на расстояние пятнадцати сантиметров от вашего тела, не вызывал в вас отторжения и желания?защитить свое личное пространство. Здесь даже не разберешь, что от чего зависит, что друг друга порождает: любовь чувства, или чувства любовь.Но когда здесь и сейчас, будучи настоящими, будучи одинаковыми, чтобы видеть друг в друге равного, и, в то же время, достаточно контрастными, чтобы видеть друг в друге разного человека, иметь чувства и тягу друг к другу, не схожие с понятием"эгоизм", ты лежишь на мне -я чувствую, как ты, как все внутри тебя смешивается, растворяется со всем, что есть во мне, не причиняя неудобств. Это удивительно. Это удивительное восприятие друг- друга.

Почему-то в моей голове сейчас крутится одна фраза: "наши ягоды с одной земляничной поляны"-Я скучал по твоему профилю.А я не хочу отвечать. Просто потому, что понимаю, что ни мне, ни тебе говорить не хочется. Но я смеюсь в себе и про себя, не то над нелепостью фразы, не то от счастья. Я понимаю, впереди нас ждет долгая и извилистая дорога. Это далеко не конец. Фильм продолжается.И пусть, я не из самых чувствительных людей, и могу только догадываться, но не могу знать истиной причины твоей хандры, я многое понимаю. Я способен на это.-И скучал по твоей тяжести.

Я прекрасно знаю, живя Джоном Ленноном, находясь с тобой в соавторстве, что твои слова, как и мои, при особых случаях никогда нельзя воспринимать односмысленно. И если для любого человека(и для меня, в любой другой момент, но не в этот) "тяжесть", означало бы "тело", то ты, на самом деле имел в виду меня со всеми моими заморочками.Так приятно, черт возьми, тебя понимать.Вроде как, уже не ледяной.-Ну что, прием все еще "теплый"?***И мы видимся и созваниваемся каждый день, и каждый день твой голос становится все тише и тише, а вид угрюмее и угрюмее. Уверен, это не из-за Джейн. Просто ты не способен жить один. Где-то между мыслями "не могу это больше терпеть" и "я назову это Синдром Эппи" , меня осенило. Зачем же быть одному, если можно быть вместе.То есть, я имею в виду, я, он и моя семья.-Миссис Леннон, как ты смотришь на то, что Пол пока поживет у нас?-Как я на это смотрю? А что мне смотреть? Главное, чтобы Пол смотрел положительно.

-Спрошу я его, вот еще.Она засмеялась, прекрасно осведомленная моей последовательности действий. Джулиан во все стороны размахивал спагетти, и ей приходилось каждый раз подбегать от раковины к столу.-Я вижу, как тебе скучно тут. Я могу понять. Ни Джорджу, ни Ринго, сейчас совершенно не до мирского, а на Пола просто смотреть невозможно. Вы же оба как неприкаянные. Вам нужно быть в команде, ребята. Но почему ты об этом раньше не подумал? И тебе, и ему, и даже мне было бы легче.-Ну, потому что ты не подсказала, мой персональный генератор светлых идей.Конечно, я знал, что она не будет против. У Клорис выходные, а Пол никогда не отказывал в помощи. К тому же, он любит Джулиана как собственного сына.Так, мой дом на один месяц познал, что такое, бурлящая в нем жизнь.Когда свет не выключается двадцать два часа в сутки, по крайней мере, в одной комнате, когда на нижнем этаже, в гостиной, снежком разбивается окно, и все вынужденны пить холодный глинтвейн. Когда дом поет под фортепьяно, гитару и виолончель, и голосится разнообразным смехом.

Приходило несколько писем для Син, и я бы не обращал внимание, если бы на конверте, в углу отправителя не красовалось маленькое, аккуратное "Джейн Эшер".Я культурен, несмотря на все гамбургское сумасбродство,знаю правила этикета, и морали, и всякую такую чушь... Но когда я точно знаю, что дело касается Пола, а точнее, меня, у которого скоро его отнимут, все это становится еще большей чушью для меня и отбрасывается в сторону."Дорогая Синтия.Не удивляйся, это письмо от меняи действительно тебе..."Ты что, серьезно? Моей жене? Она недостойна получать письма от подобной персоны!"...хоть мы, к сожалению, и не общаемся так тесно, как наши мужья. Но я знаю, что Джон был бы не очень рад получить письмо от меня. Я лишь хотела спросить, не знаете ли вы, где Пол?"Не имею понятия, девочка."Дорогая Синтия.Пол не звонил мне уже неделю. С ним все в порядке? Уверена, Джон должен знать..."Джон ничего тебе не должен."Дорогая Синтия.Я волнуюсь. Пожалуйста, ответь. Ты единственная, к кому я могу обратиться..."Значит, Пол, практически, беглец.Слава Богу, домработницы нет, и обязанность забирать из ящика почту попросту забывается моей женой. Я, как и в свои дисциплинированные школьные годы, решил от писем избавиться.Понимаете, счастье, а вернее, угроза его исчезновения, порождает борьбу за существование со всей выходящей из нее агрессией. И что бы кто ни говорил о том, что влюбленность, а значит, и счастье, делают человека добрее, для меня, и по сути, это не так. Не знай человек счастья и лучшей жизни, не было бы стремления к нему.

Знаю, беременным волноваться вредно. Но, как я думаю, на ее сроке это не так уж страшно. Мне даже плевать, почему он ей ничего не сказал.Мое счастье мне дороже.Вот так, дом мой чуть не познал, что такое пожар.Ja, ja! Ein herzliches Willkommen!*- (нем.) Да, да. Теплый приемчик!