Часть 20 (1/2)

Pov. Брайана." Я понимаю, что вижу сон не сразу. Ведь с тех пор, как я закрыл глаза, передо мной была темнота. Сейчас, когда появилось ощущение "тела в своем теле", и сквозь одежду чувствовалась сырость земли, я осознал, что лежал с открытыми на беззвездное небо глазами, и тишина вокруг замечалась только благодаря шелесту. Жуткому. Он здесь пронзает все вокруг.Я встаю, чтобы хотя бы приблизительно знать, где я.Это,конечно, уже родной мне “золотой луг”.Правда, я никогда не бывал здесь в темное время суток. Каждую, или через раз, ночь, мне снилось сплошноезолото. Золото, золото, золото, и резкий, лазурно-голубой цвет поднебесья. Сейчас окрестности казались мне пугающими, зловещими под светом холодной, каменной луны. Странно это : ветра нет, а все вокруг, кроме воздуха, движется и шуршит. И этот запах...Мерзкий, стойкий, тягучий. Такого я еще не замечал. Может быть, где-нибудь неподалеку умерло животное, подумалось мне сразу. Я не знаю, где именно я нахожусь, не знаю дороги, не знаю даже, есть ли здесь дорога и место, куда идти.Я брел наугад, вперед, рассекая колосья. Все время мне казалось, что за мной кто-то следует и даже дышит в спину. Пару раз я оборачивался, но никого не было сзади, только шелест тронутых мню растений...И так я двигался вперед, пока не услышал зов. В первый раз я подумал, что мне показалось, на второй счел, что это, должно быть, охотящаяся сова, на третий, спустя уже порядком двадцати минут, я услышал отчетливо, как кто-то кричал мое имя.-Кто здесь? - я вздрогнул от собственного голоса. Он показался мне совершенно не своим.Затем, я увидел вспышку в небе. Она поднялась на несколько сотен метров в высоту и исчезла в гуще облаков. И с этого момента началось безумие.Люди.Я бежал что есть мочи на тлеющий в небе свет, колосья сбивали меня с ног, обдирали лицо и оставляли жгучие порезы. Я падал, вставал, снова падал, но из виду огонек не выпускал. Страх и паника овладевали мною с новой, дикой силой, но страх чего? Не опоздать? И куда же я бегу? К свету, как мотылек, или наоборот, от него, как беглый преступник?Что со мной?Кто я сейчас?Нет. Остановись. Да что же со мной, черт возьми. Или с этим местом? Оно погубит меня. Оно изотрет меня в порошок. Я понял сейчас, что бежать мне хотелось не?от этого места, и даже не от себя, а из себя. Оно не для живых, это место. Не для живых.

Множество мыслей проносилось в моей голове. Постоянное "быстрее, быстрее", "только бы успеть", но я встал на месте и замер, потому что одна из них была: "А вдруг, это не к добру?"Откуда мне знать, что этот свет несет собой? Может быть, это...это что-то нехорошее.Браконьеры? Мгновенный, непонятной природы ужас постепенно отступал. Я продолжал ревностно вдыхать в себя пропитанный явной гнилью воздух, и только сейчас понял, как же силен едок и отвратителен он был. Страх порождает нелогичность. Откуда тут браконьеры? Умерло здесь что-то явно своей смертью, иначе, здесь и не воняло бы так, верно? Должно быть, это массовый мор из-за жары и продолжительной засухи. И это лишь означает, что здесь, все-таки, есть жизнь. Есть хищники.Есть, кого убивать.Мне кажется,или...Треск хрупких тростинок, будто-кто-то ударил по ним палкой, заставил меня поворачиваться во все стороны. Но никого.Я обернулся обратно, к свету. Он все еще мерцал, но намного, намного слабей. Казалось, я ни на шаг не приблизился к его источнику. Черт с ним. Люди есть люди, хорошие-ли , плохие- здесь мне находиться осточертело. Я выберусь.Ноги мои прошлепали по луже, и в другое мгновение я уже мчался вперед вновь... "Pov. Джона.Было немного боязно отпускать тебя. Мне, почему-то, показалось, выпусти я тебя из своих рук, ты ускользнешь, и на следующий день, или , даже, через пару часов, мы снова будем бегать друг от друга.Все вернется на круги своя. На круги своя персонального ада.Боже, остановись хоть сейчас. Разве можно после всего, что с тобой случилось, оставаться натянутым, как тетива?Все закончилось. Есть ты и он, которые любят.Но по сей час во мне осталось это ощущение финальной сцены фильма ужасов. Когда враг побежден, все обнимаются и плачут, счастливые своему спасению, а в темном углу комнаты, под лестницей, светится окровавленный оскал. А затем титры.

Нет, довольно!Раскрути себя, Джон.Все иначе с этих пор. Мы на пути к лучшим временам...И поскольку никак по-другому "раскрутить" себя не получалось, я стал прокручивать в голове события часом ранее. Но чем чаще я перелистывал счастливые моменты своей памяти, тем явственней я понимал, что ощущение жизни и яркость эмоций увядают. Поцелуи больше не жгут шею, трепет прикосновений уже забыт. Мне нужно это снова. Прямо сейчас. Со мной. На заднем сиденье автомобиля. На безлюдной остановке. В подъезде первого попавшегося дома.Да будь то хоть Альберт-Холл - меня не будет волновать. Я так долго ждал, чтобы сделать этого человека своим. Как я проживу эту чертову неделю, взятую на мою "реабилитацию", если мое лечение- это внимание одного-единственного человека?Я был счастливым. По-настоящему счастливым. Буду ли я когда-нибудь таким счастливым снова?Буду ли я чувствовать то же самое?Я был не уверен...

Домой возвращаться не хотелось.Когда у меня действительно хорошее настроение, я обычно не растрачиваю его на внешние раздражители. Оно все внутри меня. И когда я вернусь, я, скорее всего, запрусь в музыкальнойснова. Это ранит Синтию, а я не хочу этого. Не хочу ничего портить своим состоянием. Просто хочу быть счастливым. В одиночку.Я бы велел шаферу прогнать круг-другой по маршруту, но Пол расплатился только за одну поездку.Конечно, я так не сделаю. Не запрусь и не позволю себе погрязнуть в собственном, саморазрушительном "я". Без вариантов. Я, в первую очередь, виноват перед своей семьей. Так что, сегодня все для них. Объяснения во всех подробностях и максимум откровенности, какие угодно обещания, и, наконец, по-настоящему семейный ужин за круглым столом...Почему-то, самому мне хочется назвать все это подхалимством.Приду, поцелую ее в губы, не займусь с ней сексом, буду держать ее в руках всю ночь и шептать про себя извинения. За то, что не так люблю.Входная дверь открылась с первого звонка и почти мгновенно. Ждали с утра.-Джон!Господи, где ты пропадал! Ты хоть представляешь, как я тут...как мы...тут...б-без тебя...Ее глаза мгновенно краснеют, и веки чуть заметно неровно, как это обычно бывает, когда к горлу подкатывает ком переживаний, покрываются пятнами, а щиплющие слезы застывают в глазницах, как ее слова на моем слуху.Она переступает порог кидается в мою незастегнутую драпом грудь, в легких туфельках выйдя на нечищеное крыльцо. Про себя отмечаю: переживания были сильными, и у Клорис выходных не было. По нетронутому пологу заметно, что никто не входил и не выходил, а из почтового ящика торчат газеты.Все дни, должно быть, разливала настойку валерьянки, бедная старушка...Рубашка пропитывается слезами за считанные секунды, ее колготки тоже сыры, и я смотрю, как вода мокрого снега захватывает новые сантиметры капроновой ткани. Не люблю женских слез. Почему я всю жизнь вызываю их? Джулия, Мими, Синтия...Не хотел бы, чтобы когда-нибудь у меня появилась еще и дочь.-Ну же, дурочка моя, пошли в дом. Простудишься.Она податлива и послушна, кивает, но домой не идет. Мне приходится опереться о косяк двери, чтобы мы не упали, потому что и ее и мои ноги нас уже не держали; снег ломил. Мы сейчас были совсем как та университетская пара Леннон-Пауэлл, на которую косились все, от первокурсников до деканов, завидуя нашей красоте и молодости. Мы были очаровательны и безумны, да. Вот и сейчас я все так же безумен, а она по-прежнему очаровательна. Я, гогоча, передвигал нас (ее туфли были на моих ботинках)через порог в дом, поставил ее к зеркалу шкафа и поцеловал. Клорис, скрепив ладони перед собой и спрятав за ними скромную улыбку, в немом умилении замерла посередь лестницы.-Прости, прости меня. Я живой, целый, перед тобой. Ну, тише.Она смахивает остатки слез со щек, на которых теперь почти симметрично красуются серые полосы. Старается улыбаться дрожащими губами, жестами показывает, что с ней все в порядке. Я обнимаю, ловлю ее последние слезные судороги.-Мм...луковый суп?-она кивает,- Успокойся, и пойдем ужинать. Все должно быть хорошо...Все уже хорошо.И она поспешила в ванную. Я остановил взгляд на Клорис, пожал плечами. Ее добрая старческая улыбка каждой морщинкой отвечала, как она была рада видеть меня.Стены дома снова отражают голоса четверых. Этот дом- мой дом.Ничего не изменилось.

***Ничего не изменилось.Каждый день озоновый слой спасает, спасал и будет спасать Землю от, чисто статистически, двенадцати разнокалиберных метеоритов.Каждый день в пять часов Англия будет греметь чашками, собираясь за стол.Каждый день на Лондон обрушивается одинаково гигантское количество осадков.Синтия все так же кротко улыбается, когда я заглядываю в комнату. Джул выговаривает те же слова. Клорис бормочет под нос и прячет пряжу в кармане фартука, чтобы ее не застали за хобби на рабочем месте. Апельсиновое дерево не полито.

И это я называю "на месте".Меня разбудил телефонный звонок из гостиной. Снова не тот голос сказал мне "с добрым утром" сегодня: раздобревший внезапно менеджер решил продлить наши каникулы. Думаете, я рад? Я ни хрена не рад.Как и прогнозировалось, побыл добреньким я только день. Нет, я имею в виду, радостным внутренне, не для других. Я стараюсь выходить к столу ко времени, играю с Джулианом, сплю в нашей общей с Син комнате, но основную часть дня провожу у себя.Синтия понимает, мне нужно время для такого количества забот и внимания. Поэтому, старается не докучать. Она, правда, надеется, что это все переживаемо. "Дело перемен". Но перемены уже состоялись, и перемены бесповоротные. За какую-то неделю я понял : я не могу находиться в своей семье, в своем собственном доме так долго. Мне нужно работать, мне нужно постоянно играть на чем-то, мне нужно... тебя видеть.В своем доме я чуть больше недели, а чувство такое, словно меня посадили за решетку.И эта детская, какая-то девчачья обида на весь мир пробирает всего до костей. Когда хочется топнуть ногой и заорать "несправедливо!", будто кто-то виноват в том, что я опять здесь. Один в ста двадцати собственных, но не своих, ярдах, с достаточным количеством любимых и родных, чтобы можно было утолить одиночество, но которые...сделать этого не смогут. Бесполезно это. Я сам не могу подпустить ближе. Мнимое препятствие.Это как если бы вы внезапно осознали, или, хотя бы, представили, что ваше одиночество - не что иное, как дыра, с чем постоянно ассоциировал его Макка, и дыра эта имеет определенный размер и форму. Уникальную. Ни у кого нет и навряд-ли сыщется такой же, и ни у кого, кроме одного на свете человека, не найдется той незаменимой детали, какая требуется вам, чтобы заполнить пустоту. Вы сами понимаете это, как и то, какой именно элемент для вас "целого" вам необходим. Великое благо, если такой найден. Главное, лишь добыть его и вернуть на свое место. Есть в этом всем, безусловно, какая-то биология. И здесь опять прав мой Маккартни, когда-то старательно зубривший естественные науки по настоянию своего отца, и рассказавший мне о своих мыслях. Это, черт возьми, как комплементарность кодонов ДНК, та чушь про аденин и тимин, которую нам старательно втирали в наши школьные годы, повторяя, что грядет эра биохимии и генной инженерии. А-Т, Г-Ц - и никак иначе. Ну а больше похоже на правду- иммунитет человека : антитела, спасающие организм от гибели своей формой, пригодной только для своего, специфического вида вируса.

Но позвольте мне откашляться и заметить, кому нужна ваша биохимия, господа ученые, когда есть Битлз?Начинаем мыслить как Джордж. Из крайности в крайность. Но, наверняка, такие головоломки пойдут на пользу вэтот маленький отпуск, если никто так и не зайдет к нам на чай. Проблема в том, что о чем бы я ни начинал думать, мои мысли, так или иначе, возвращаются к одному месту. Вращаются и вьются вокруг одного имени. Меньше мечтаний. Не сойти бы с ума.Я поднял голову и вижу негреющее солнце в мутном небе, как лампочка, светящаяся в прокуренном кабинете, Мне, почему-то, грустно сейчас, хоть я и проснулся в добром расположении духа.Синтия кричит, чтобы мы возвращались, и еще что-то там.Не слышу. Не могу слышать.

Когда у людей появляется зависимость, привычный мир для них блекнет.

Я только шиплю про себя Что ты выдаешь нас, женщина...Что ты перемешиваешь мои мыслиСкорее всего, она, как всегда, не верит, что я одел нашего ребенка как подобает. А я хочу кричать : "Эй, вы, небо, будьте добры, раздвиньте свои занавески! Я хочу видеть солнце." Это нормально, когда после двух холодных месяцев - одного зябкого, другого морозного- человеку захотелось тепла. Он знает, что до оттепели еще далеко.Он знает, что впереди такие же холода, только в другом порядке. С надеждой на лучшее.Интересно, а Пол сегодня придет? Пол вообще обо мне помнит?Нет, не получается затянуть сердце, чтобы не билось так. Не унять мыслей.Я чувствую какое-то душевное увядание, когда так сильно жду. Наверное, так ждут только моряков. Правда только, плавание не такое далекое, и я, вроде как, пешком доплыть могу в любое время, и он мог бы оторваться от каких-то там важных дел...Any time at a-allAny time at A-a-all.Но нет-нет, это мы уже проходили.Мне нужно меньше требовать к себе внимания.

Сорвавшаяся со снежной глыбы ворона сбивает меня с толку, как заботливая жена минутой до.

Так тихо...Моя спина сыра, и весь я продрог. Нечего было Син выходить, я бы даже не почувствовал. Мой снеговик уже начал таять. Был бы какой-нибудь знак. Пар из-за угла, торчащая ножка, малейший шорох... Снежный ком в моей руке превратился в кашу, я решаю кинуть его в сторону исчезновения моего сына и поменять положение. В конце концов, сколько можно находиться в одной засаде?И вот, перестрелка началась!Теперь я знаю, в какой стороне Джулиан. Да что там, хотя бы то, что он не сбежал за ворота. Смысл игры заключается в том, чтобы подобраться к противнику как можно ближе, сразить его снежками и надеть на голову ведро снеговика, за которым он прятался. Ну, или притвориться расстрелянным в моем случае и сдаться маленькому шпиону в плен. Думаете, это легко? Черта-с два. Снеговики расположены в шахматном порядке, и я не знаю, зачем я так усложнил себе задачу. Мы играем в эту игру первый раз, но на следующий год, уверяю, я буду разумнее. Представляете, на что сейчас похоже мое скромненькое поместье с высоты птичьего полета? Целый вермахтовский полигон!И все-таки, кажется, что что-то не так.Все точно на месте?Кажется, да. Дом стоит там же, с торца запорошенные колонны стройных кипарисов, предполагаемая облепиха облокотилась на козырек крыльца, бюст...Люблю зиму. По-настоящему люблю снег. Потому что этого уродливого лица, будь оно не ладно, не видно. Не знаю, кто подарил нам это, но я не стеснялся и наваливал эту дурацкую каменюку всем, кто хоть на минуту заходил в наш сад. Пусть это будет разносчик утренней газеты, пусть, среди этих людей окажется тот, кто подарил ее мне- я с радостью вручу ее обратно. Эппи всегда смеялся над моими тщетными попытками, поэтому, первые подозрения пали на него. В конце концов, он всегда дарит бесполезные вещи, а еще, у него дурацкий вкус на все громоздкое.Должно быть, хи-хи, комплексы...Ай-яй, когда же ты, Джон, одной ногой в голубятне, наконец, успокоишься, свыкнешься с этой стыдящей тебя мыслью и примешь то, что менеджер твоей известнейшей во всем мире группы не только еврей, но еще и гей. Самый Эверест лицемерия в нашем положении смеяться и подшучивать над ним. Но согласитесь, рифма-то хорошая, только куда бы мне ее...Я повернулся обратно, в меня полетел снаряд. Слышу, бежит и радуется.-Эй, мистер Леннон! Далеко ли собрались?- он опять куда-то делся, бесенок,-Это был выстрел в висок, вам нежалкородного отца?-Не!Он смеется, привизгивая, бросает свое ведерко и бежит скрываться за следующим снеговиком. Одним из тысячи.Ну а что мне еще делать, когда я уже восемь дней как дома и ничего не делаю?

-Я слышу тебя, Тинки-Бэлл. Я вижу твою зеленую юбочку.

На самом деле, я не имею понятия, где это маленький демон находится, но издали слышится что-то вроде неполноценного, обиженного "штанишки", и я бегу уже без тыла, потому что лично мне играть надоело, да и оба мы, вероятно, замерзли. На улице смеркалось.-Попался!- я медленно замахиваюсь, не собираясь бросать.На меня во все направления летят снежки, я "подворачиваюсь" под них, падаю с хрипами и молю о пощаде. Но маленький жестокий монстр и не думает щадить отца. Меня спасает Син. Она снова кричит что-то с крыльца, я улавливаю имя "Пол" и слово "звонил", надеваю на голову ведро, хватаю ребенка, и мы бежим в дом.