Засушенные бабочки (Кристал/Кай/Эмбер) (1/1)

Ещё один постапокалипсис, ядерная зима. BTS - Butterfly________________________________Зима падает на плечи пепельными хлопьями. Кай чувствует, как эти хлопья путаются у него в волосах, оседают в складках одежды, безнадёжно пачкают ботинки.Насколько Кай помнит, он любит зиму. Любил раньше. Любил до.Странное ощущение – в двадцать один год учиться жить заново, но теперь уже другого выхода нет. Приходится либо мириться с тем, что осталось, либо не мириться. В конце концов, полёт с моста в один конец не зря нынче стал крайне популярным развлечением.Кай прыгать ни с мостов, ни с крыш не собирается. Сила ли это или слабость, он до сих пор не решил, но предпочитает на всякий случай не думать об этом лишний раз.На углу квартала Итэвон до него долетают обрывки разговора каких-то двух людей. Голоса приглушенные, будто сквозь подушку, и блёклые, лишённые всякой жизни, из-за этого он даже не сразу может определить пол собеседников.- Где вы сейчас?- В Инчоне, знаешь, там ещё раньше китайский квартал был.- Знаю, как-нибудь зайду. Не теряйся.Голоса умолкают так же неожиданно, как и возникли, тонут в беспорядочном шуме улицы. Кай идёт, лишь бы не стоять.***За полгода привыкаешь и не к такому, человек, как оказалось, живучая тварь, хотя всех их потрепало нехило. Кай ещё легко отделался – подумаешь, вместо глаз теперь кровавое месиво – остальным повезло даже меньше. Вот у Кристал, например, из-за этого стала слишком чувствительной кожа, она теперь вся – один большой болезненный нарыв. Эмбер, у которой к радиации оказалось нечто вроде иммунитета – у одной на миллион! – раз в неделю приносит им лекарство. Чёрт его знает, где она его достаёт, каким обманом выменивает, может, и убивает кого (Кристал как-то говорила, что пару раз на рукавах Эмбер она видела кровь), но становится немного легче. После лекарства Кай даже начинает почти любить снежный пепел ядерной зимы.Поэтому они ничего не спрашивают. Живут, как умеют. Цепляются за жизнь ненавистью, потому что больше цепляться нечем. - У вас не найдётся немного хлеба? У меня ребёнок от голода умирает…- Простите, нет. Сами на воде живём.Кай усмехается: в голосе ответившего слышны недружелюбие и откровенная ложь, их наверняка слышит и проситель. Кай кожей чувствует отчаяние последнего и быстро уходит, давя в себе жалость в зародыше.В беде все люди становятся эгоистами, и в силу вступает только один закон – джунглей. Выживает сильнейший, а всё остальное – всё человеческое – теперь чуждо этому вечно зимнему миру без солнца.***Кай заходит в развалину, которую они только по недоразумению называют домом (впрочем, лучше дырявая крыша, чем враждебное небо), стряхивает с себя пепел и как можно громче (радостно уже не получается) кричит:- Я дома!Кристал выходит навстречу ему, он чувствует тепло её тела и холодный, невесомый шёлк халата на плечах – единственной ткани, которую принимает её бедная кожа. Он осторожно касается её рук, проводя по чужому – не своему – имени, и находит на пальцах свежие ожоги.- Я чай пила, - её голос шелестит, как шёлк или бумага, и Каю хочется крепко отругать её за то, что она снова оправдывается.- Представляете, - Эмбер тоже выходит в прихожую, как всегда, энергичная, деятельная, плутоватая, - была я сегодня в развалинах лабораторий – знаете, где раньше исследовательский центр был?Кай знает. В прошлой жизни он там проходил практику.- В одном из кабинетов, - продолжает Эмбер, деловито раздавая им таблетки, - была огромная коллекция засушенных бабочек. Мерзость редкая, как вообще можно тащиться от мёртвых насекомых?Кай прекрасно помнит этот кабинет – третий корпус, отделение экспериментальной генетики, колбочки, реторты, заспиртованные конечности – и тысячи экзотических бабочек в рамочках на стенах. Заведующий – как же его… Чон? Сон? – собирал коллекцию на досуге.- И что же с бабочками? – спрашивает Кристал с нетерпением. - А… фигня какая-то. Они ожили, представляете? Уже третий день подряд сводят с ума сотрудников, которые выжили после ?грибочка? и до сих пор приходят туда работать. Идиоты, - голос Эмбер постепенно удаляется в сторону того места, где когда-то по задумке была кухня. – Пойдём, Кристал, я тебе ожоги смажу.Кристал ещё высказывает удивление, а Кай даже не трудится – его способность удивляться давно уже напрочь атрофировалась. - Ещё один глюк радиации, - пожимает плечами он. В последнее время люди всё необъяснимое списывают на радиацию.Таблетки Эмбер начинают действовать, и он облегчённо вздыхает, когда от глаз отступает вечная боль.В другой комнате Кристал что-то говорит Эмбер, и та отвечает ей звонким злым смехом. В дыры на крыше врывается глухой звук улицы, печальное смирение сотен голосов.Кто они друг другу? Никто, три незнакомца, которых объединила бесконечная пепельная зима. Но на обломках мира, уничтоженного ядерным грибом, они друг для друга – всё.Их ждали совершенно другие дороги, имена пророчили им совершенно другие судьбы, таланты открывали им совершенно другие вершины. Но теперь у них нет ничего – ни дорог, ни судеб, ни талантов, и остаётся только вместе биться сухими крыльями в стекло, надеясь, что когда-нибудь (никогда-нибудь) оно треснет.Кай устало валится на подстилку (?Постель?, - часто поправляет его Кристал) и уже сквозь сон слышит под окном детский плач: - Мама, почему солнце так долго не выходит? Оно нас разлюбило?