Глава 2: Месть. (1/2)

Первые недели, как в моей жизни появился раб, были самыми тяжелыми: мальчик не разговаривал, не двигался, просто сидел, смотря в одну точку, как под действием дурмана. Он не проявлял никаких эмоций. Хочет ли он есть? Об этом говорило только то, что уж пора бы захотеть. А элементарное желание сходить по нужде вообще вгоняло в ступор. Все выходило само собой, на что горничная, обязанная следить за его одеждой и чистотой, выходила из себя:

- Я что и убирать за ним должна?! Фу, гадость! Вроде взрослый, а в туалет сходить не может. Раб ведь, а служанку ему подавай, - на все эти бурчания и замечания мальчик не реагировал, не выказывал стыда, что его переодевает и моет незнакомая женщина, вероятнее всего он этого просто не понимал. Служанка тоже не понимала, да и не хотела. Но качая головой и постоянно ворча, она все же заботилась о мальчике.Да и что бы она ни говорила ей было все-таки жаль его.Спал он со мной в одной кровати. Я настоял на этом, боясь, что с ним может что-нибудь случиться ночью, а он и позвать не сможет. Спали просто – я укладывал его рядом с собой, а когда я засыпал - он все так же бездумно смотрел в пустоту. Просыпаясь, я наблюдал замечательную картину. Лицо мальчика, казавшееся днем кукольным и неживым, преображалось во время сна: неподвижные черты смягчались, плотно закрытые веки иногда подрагивали, идеально прямые волосы, которые я старательно и с большим удовольствием расчесывал, были разбросаны по подушке, а сам мальчик лежал на боку, поджав ноги к груди. Иногда он просыпался весь в поту, с наполненными страхом глазами от приснившихся кошмаров, но это быстро проходило, и его взгляд снова становился пустым и бессмысленным.За всеми этими заботами месяц пролетел незаметно, мальчик немного изменился: начал садиться, а не стоять, как оставили. Да и ложкой стал самостоятельно пользоваться, а то приходилось самому его кормить. И главное - теперь было понятно, когда ему нужно было справить нужду, что радовало не только меня, но и горничную, которойтеперь не приходилось по три раза на день мыть и переодевать его.

Я почасту с ним разговаривал, пытаясь вызвать хоть какой-нибудь отклик, и часто повторял:- Не бойся меня. Я не тороплю тебя, когда сможешь - просто скажи мне что-нибудь, что угодно, я буду рад любому твоему слову.Одеть мальчика пришлось в мои старые одежды, из которой я уже давно вырос. Но одежда все равно висела на нем свободно, настолько он был худ и невысок. Поэтому я задался целью в следующем месяце приобрести ему обновки. Отец не возражал, да и вообще, видя мои горящие глаза, он просто не мог мне отказать.

Джошуа невзлюбил мальчика с первого дня. Частенько, когда я носился по саду, ловя бабочек, или читал вслух книгу, развалившись на мягкой траве, а раб сидел рядом, он подходил к нам, и присаживаясь, как бы невзначай, грубо задевал локтем. Он то и дело наступал мальчику на ногу, или, проходя мимо, задевал его так сильно, что он чуть ли не падал. Джошуа был взрослым, а вел себя как ребенок, и я не понимал почему. Меня это бесило, в особенности то, что поделать с этим ничего я не мог. Скажи я, что он делает это нарочно, он тут же пожаловался бы отцу, что я наговариваю на него, и вернее всего меня бы и отчитали. Хоть отец и любил меня всем сердцем, но когда дело касалось Джошуа с легкостью вставал на его сторону, забывая о своем комплексе отца. А Джошуа любил говорить отцу: ?Вот смотри, что делает твой сын? или ?Ну нельзя ему позволять своевольничать - вырастет избалованным? и много другого. Порой мне казалось, что он имеет какую-то особую власть над отцом, да и вел себя прям как его женушка, я не понимал почему отец это позволяет.

Все же называть мальчика просто ?раб? как-то было не по-человечески, даже любимым животным дают имена. Я долго выбирал, даже книгу нашел с именами, но, на самом деле, я уже давно придумал имя - им я мысленно называл фарфоровую куклу, правда, так не разу и не произнеся вслух. Посадив мальчика на диван, я стал расхаживать перед ним взад-вперед. Наконец, решившись, я остановился и посмотрел на него. Сейчас он стал реагировать более живо на происходящее: его глаза, прежде бесцельно смотрящие в никуда, затуманенные - теперь были яркими, блестящими и широко раскрытыми. Это началось пару дней назад, когда он проснулся и огляделся с таким видом, будто бы не знал, где находится, а увидев меня - стал с интересом рассматривать. С того момента его глаза постоянно следили за мной, провожая взглядом каждое движение и жест. Правда, остальных людей он просто не замечал, даже Джошуа, который частенько его задевал. Разве что иногда переводил взгляд на моего отца.- Значит так, я принял решение, – торжественно начал я. – С сегодняшнего дня у тебя будет имя,и звать тебя станут Люций.

Имя я произнес почти шепотом, опасаясь, что детские страхи оправдаются и кукла исчезнет, осознав, что она теперь личность с именем. Немного опешив от пришедшей мысли, я одернул себя, – он не кукла, он живой и никуда не исчезнет.- Люций, тебе нравится это имя? – спросил его, надеясь услышать ответ, но мальчик только пристально смотрел, не отвечая. - Ты должен сказать ?Да, благодарю?. Будем считать, что ты так и сказал. Чем бы теперь заняться? Хочешь, пойдем в сад, Люций? Можем половить бабочек, я могу поймать тебе самую большую и красивую… Что ж, думаю, лучше остаться сегодня дома - погода ветреная… О! Придумал! Я буду читать книгу, а ты слушать. Что хочешь - про сражения в Лиргенеде или о походе лорда Бейзо в земли варваров?

Я понимал, что мальчик не ответит, но надеялся, что однажды… Он же не с рождения немой?

Где-то через месяц мы с отцом поехали за покупками в город. Правда, папа мог заказать все, что хотел на дом, без выезда или пригласить нашу модистку, но предпочитал покупать одежду сам, в ближайшем из двух городов, таким образом поддерживая хорошие отношения с градоначальниками. Сначала мы заехали в магазинчик, где отец заказал для себя два новых костюма. Проходя мимо магазинов и рассматривая выставленный в витринах товар, я остановился перед одной витриной женского магазина. На одном из манекенов было одето ярко-бордовое бархатное платье с обилием нижних юбок, рукавами до локтя и черного цвета кружевами, которые придавали ему тяжесть и строгость. Платье было старомодного фасона. Сейчас женщины предпочитали легкие прямые платья без пышных нижних юбок, не обременяли себя корсетами и массой иных мелочей, стесняющих движения, ленты сменились заколками. Отец остановился рядом, заметив мой восхищенный взгляд. Изучающе осмотрев витрину, он на мгновение улыбнулся, а потом произнес:- Если оно тебе так приглянулось, я куплю его. Но учти, носить его я тебе не позволю. Еще поползут сплетни, что у меня сын рядиться любит, - с шутливым настроем прошептал отец и, подмигнув мне, добавил:

- Обязательно покажешь мне девочку, для которой этот подарок.

Отец видно решил, что я за кем-то хочу поухаживать. Догадайся бы он для кого именно предназначено платье, ни за что не разрешил бы тогда его купить. Но я не стал его разубеждать, и вошедший во вкус отец, после покупки платья, затащил меня еще в несколько дамских магазинов. Там мы докупили оставшиеся предметы женского туалета: чулки, панталоны, туфли, нижние сорочки, всевозможные ленты ипрочее-прочее. Уже по дороге домой отец, как мне показалось, догадался для кого платье, но говорить ничего не стал.После я выбирал вещи для себя, покупая практически не глядя, не особо задумываясь подойдет мне это или нет. В отличие от поездок с Джошуа, который ограничивал меня, не разрешая приобретать ничего лишнего, с отцом я мог позволить себе все.Вернувшись домой, я велел Элладе, горничной приставленной к Люцию, помочь мне его одеть. Женщина охотно согласилась, прибавив, что ей нравится переодевать мальчика, так как он никогда не упрямится и стоит смирно.Достав ярко-бордовое платье, женщина удивилась, но задавать вопросов не стала. Я уселся в кресло, деловито скрестив руки на груди, и закинув ногу на ногу. Люций молча сидел на краю кровати. Разложив детали наряда по порядку, Эллада принялась раздевать мальчика. Подняв его с кровати, стянула жилетку и, не расстёгивая пуговиц, через голову стащила мешковатую рубашку. Следующими были ботинки с носками, а за ними последовали брюки и подштанники. Абсолютно нагого, она опять его усадила, при этом откинув назад пряди иссиня-черных волос. Горничная давно привыкла к его наготе, да и стыда не испытывала, поскольку в свое время ей приходилось ухаживать за шестью братьями, которые были ненамного ее младше. Все это время Люций смотрел на меня, не отводя взгляда.Первым делом Эллада натянула ему на ноги чулки, следом панталоны. На голое тело накинула тонкую сорочку, а поверх нее корсет. Сильно туго затягивать Эллада его не стала, зная, что, если будет тяжело или больно дышать, мальчик все равно не скажет. Дальше одна за одной пошли нижние юбки, и наконец само платье. Последними горничная одела бордовые бархатные туфельки с небольшим каблучком, застегнув их на черную пряжку. Аккуратно расправив складки на платье, она отступила назад, давая возможность оглядеть все одеяние полностью. Получилось очень красиво. Мой взгляд упал на куклу, стоящую на столике, и с удивлением я понял, что Люций теперь почти не отличается от нее. Горничная тоже заметила это: она смотрела то на мальчика, то на куклу.- Юный господин, мальчик так похож на вашу куклу…- она замолчала, увидев, как я заворожено смотрю на мальчика. – Эмм… я, наверно, пойду.

Изобразив легкий реверанс, она пошла к двери. Прикрывая за собой дверь, Эллада задержала взгляд на кукле, но тряхнув головой как бы отрицая, ушла.Мне захотелось довести образ до совершенства. Подойдя к Люцию, я легонько потянул его за руку. Мальчик проследовал со мной до зеркала, где я его усадил на мягкий пуфик. Гребнем я разделил черные шелковистые волосы на две равные половинки. Тонкой лентой я аккуратно обвязал половину волос, подняв их высоко над ушами. После получаса мучений я, наконец, добился двух идеально ровных хвостиков с пышными бантами из темно-бордовых прозрачных лент. Люций все это время смотрел на мое отражение в зеркале. Боги, какой же он миленький. Хотелось вечно разглядывать его овальное личико с маленьким подбородком, тонкие, чуть припухшие губки, миндалевидные глаза и аккуратный носик с чуть заметной горбинкой.В дверь постучали, раздавшийся из-за нее голос дворецкого Маэтро сообщил, что обед уже подан и ждут только меня. Я совсем забыл о времени, возясь с Люцием, и только теперь ощутил голод. Люций, скорее всего, уже тоже хотел есть. Переодевать его времени не осталось. Подняв Люция на ноги, я оправил на нем юбки и потащил в столовую, где, наверняка, уже были отец и Джошуа. Джошуа всегда трапезничал с нами, если в доме не было никого из гостей. Подойдя к столовой, слуга открыл дверь, и я, ведя за собой то и дело спотыкающегося на каблуках Люция, не торопясь, вошел в комнату. Во главе длинного стола сидел мой отец, Джошуа, как обычно, занимал место справа от него. Повисшую тишину нарушил громкий кашель Джошуа, от неожиданности подавившегося при виде нас, особенно Люция. Отец принялся резко, размеренно хлопать друга по спине, но услышав шуршащий звук, издаваемый юбками Люция при каждомшаге, обернулся. И громко рассмеялся, увидев меня и раба похожего на милую маленькую девочку.- Гелен, что ты смеешься?! Посмотри, что вытворяет твой сын! – наконец, прокашлявшись и отпив вина из кубка, возмутился Джошуа, а мой отец все не мог остановиться, у него даже слезы выступили на глаза. Его смешило все: Джошуа с таким непередаваемо шокированным и одновременно смятенно-гневным выражением лица, пунцово-красный сын, и даже раб, выражение лица которого вообще не изменилось.

- Это не смешно, Гел, немедля вели ему переодеть мальчишку. Твой сын сошел с ума! Сегодня он раба нарядил, завтра сам нарядится. Что люди скажут? Будущий лорд рядится в бабу и подданных заставляет!

Джошуа не унимался, даже встал со стула, размахивая руками и продолжая орать и приказывать моему отцу. Странные все же у них отношения, преданный бывший раб легко мог указывать моему отцу, это было очевидно. Вдруг Джошуа резко замолчал, поняв что забылся, что я и слуги можем слышать его приказную брань. Он глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, и снова сел.

- Гелен, спектакль окончен. Вот, выпейте воды, – Джошуа уже говорил привычным спокойным тоном. Налив в бокал воды из графина, протянул его моему отцу, который теперь тщетно пытался унять кашель, вызванный слишком сильным смехом. Когда отец успокоился, выпив воду, он чуть смешливым тоном спросил:- Эбери, сынок, надеюсь Люций теперь не дама?После чего не выдержал и снова стал судорожно смеяться.- Эбери, объяснитесь перед отцом! – опять закипая, прорычал Джошуа, которому все происходящее смешным не казалось.- Ну, мы играли, - начал бубнить я, оправдываясь, хотя только из-за Джошуа, будь тут только отец - отчитываться не пришлось бы. - Я не заметил, как время к обеду подошло. В общем, некогда было его переодевать, а сам он не смог бы сменить одежду.

Для закрепления эффекта я мило улыбнулся, при этом сделав очень невинные глазки.- А зачем вообще надо было его в платье наряжать?! – с возмущением рявкнул Джошуа.- Ладно, давайте уже обедать, а то все остынет, – полностью успокоившимся голосом оборвал его отец.

- Но, Гелен, его надо наказать. Мальчик должен понять, что поступает нехорошо, рядя в женское платье мужчину.Джошуа явно не понравилась, что отец быстро сдался.- Да ладно тебе, Джо. Я вот не вижу в этом ничего плохого, безобидная игра и все. Давайте уже есть, я голоден. А Эбери сейчас пообещает, что больше не будет одевать мальчика в женское платье.- Добром это не кончится. Мало того, что он спит с этим рабом в одной кровати, так теперь еще и рядит его невесть во что, – напоследок недовольно заметил Джошуа, но все же спорить перестал. Он знал, когда нужно остановиться.

Вздохнув с облегчением, я направился к своему месту за столом. Но обещать ничего не стал. Сначала усадил Люция, убедился, что в тарелке у него суп-пюре и вручил ему ложку. Мальчик несильно сжал серебряный прибор, руки у него были слабенькие, из-за этого он часто ронял ложку, а мне приходилось ее поднимать и вручать обратно. Спохватившись, что Люций может испачкаться, я просунул огромную салфетку одним углом в вырез платья и расправил ее как слюнявчик, а на колени для надежности постелил еще одну. Наконец, мы приступили к трапезе. Люций минут пять смотрел на меня, затем, как это обычно с ним бывало, вдруг вспомнил, что ему тоже хочется есть, и принялся поддевать ложкой суп, то и дело проливая его на стол, из-за чего Джошуа начинал тихонько бурчать. Мальчик делал все это, продолжая пристально смотреть на меня, и иногда на папу.- Эбери, научи его, наконец, смотреть в тарелку, а не на тебя. Надоело, что вся еда летит у него мимо рта, – не выдержав, заметил Джошуа.Я бы мог его послушаться, но сейчас не хотелось. Это заняло бы много времени и вряд ли получилось с первой попытки. Требовалось, куда больше, чем просто сказать: ?Не смотри?. Закончив и получив разрешение выйти из-за стола, я забрал у Люция ложку, вытер его запачкавшиеся ручки, рот, и даже шею, убрал салфетки, убедившись, что платье осталось чистым. Люций съел чуть больше половины поданного ему супа, не успев даже приступить ко второму, которое было, как и первое, индивидуального приготовления - очень жидкое картофельное пюре, и какое-то желе, уже давно остывшее. Мальчик много не ел, да и времени поесть я ему не давал. Держа Люция за запястье, я направился к выходу. Миновав большой зал, несколько коридоров, мы спустились в холл. Преодолев широкие ступени парадной лестницы, мы направились в сад, огороженный высоким забором. Погода для начала июня была просто великолепна. Время неслось быстро, быстрее чем хотелось. Незаметно приблизилась осень, закончились последние теплые деньки. А мне так хотелось подольше находиться на улице, играть там, где много зеленых красок и пахнет цветами.С наступлением зимы в личных покоях стали постоянно топить камины, но в остальных помещениях было холодно, особенно в коридорах и холле. Я не любил холод, поэтому практически перестал выходить на улицу, да и одеваться старался очень тепло. Люций оказался не подготовлен к холодам и простудился еще в середине октября, а сейчас заканчивался декабрь. Виноват в его болезни был только я. Ведь вопреки недовольству Джошуа, я продолжал рядить Люция в платья, легкие и тонкие. Я и не обратил внимание на поначалу легкий кашель. Потомпростуда усилилась, появился насморк, кашель усилился, но я никому не сказал, побоялся, что его от меня отселят, чего так добивался Джошуа. Однажды Люций даже упал в обморок, но и этот факт ухудшения его здоровья я проигнорировал, продолжал молчать, уверенный, что поступаю правильно. Решил, что сам вылечу мальчика, поил его горячим чаем с утащенным из погреба малиновым вареньем, иной раз даже доставал настойки от кашля. Но это не помогало, кашель становился только сильнее, стал каким-то хриплым, надрывистым. Люция даже начало тошнить, чем-то неприятно-зеленым, порой с какими-то ржавого цвета сгустками… Он стал еще бледнее, чем обычно, на щеках выступал легкий румянец, говоривший о жаре. Взрослые не заметили состояния Люция. Под разными предлогами я старался оставлять его в спальне, давая возможность подольше поспать. К его бледности и вялому состоянию все привыкли, они давно не казались странными. Элладу я перестал подпускать к Люцию, ей было все равно, думаю, даже порадовалась, что работы стало меньше. Все это безумие продолжалось бы и дальше, если бы однажды ночью меня не разбудили звуки сильных хриплых стонов. Люций с трудом дышал, тело было обжигающее горячим, его сильно трясло. Такого с ним еще ни разу не случалось. Встав, я намочил платок водой из кувшина, положил получившийся компресс на лоб, от чего Люций вздрогнул. На мгновение мне показалось, что ему стало легче. Люций еще раз сделал попытку вдохнуть полной грудью, после чего обмяк. Мне стало страшно, что больше не слышно его хрипов. Что же делать? Понятно, что надо было звать отца, но он обязательно разозлится оттого, что я сразу не сказал, а тянул так долго, довел Люция до такого состояния. Все это время я вел себя как эгоистичный ребенок, и хотя мне было четырнадцать, повзрослеть я еще не успел, да и относились ко мне как к маленькому.

Ни разу не приходил к спальне отца посреди ночи, поэтому, не предав значения закрытой двери, я забарабанил что было сил. Дверь вскоре открылась, на пороге стоял отец, запахивающий полы наспех одетого халата. Он озадаченно и растерянно смотрел на меня, всхлипывающего и запыхавшегося:

- Эбери? Что-то случилось?А я все не мог начать, слова застревали в груди. Наконец, сквозь слезы я выдавил:- Люц-ций…он…заболел… и …- я судорожно вздохнул, отец все так же недоуменно смотрел на меня и я, наконец, договорил. - Он не дышит…Я больше не мог сдерживать плач. Видимо поняв, что я рассказываю не приснившийся кошмар, отец присел и крепко обнял меня. Из глубины отцовской спальни раздалась ругань. Донесшийся голос был до боли знаком, ни с чьим другим спутать его я не мог, но что он делал посреди ночи в комнате отца меня мало интересовало в тот момент.- Доигрался… Говорил же, что мальчишка нездорово выглядит, - начал меня отчитывать мужчина, оказавшийся никем иным, как Джошуа. Он стоял в одних брюках и расстегнутой рубашке, с растрепанной светлой шевелюрой. -Пойду, посмотрю, что с ним и загляну за одно к Маэтро. Пусть сообщит лорду Кейфри, вдруг, и вправду что-то серьезное… Гелен, да хватит тискать сопляка, лучше приведи его в чувства, а то еще и сам заболеет, он же разутый стоит.- Да, ты прав, – отец поднялся, легко подхватил меня на руки и внес в комнату. Джошуа уже ушел, когда отец усадил меня на кровать и принялся вытирать зареванное лицо салфеткой, а я никак не мог успокоиться.- Эбери, мальчик мой, ну не плачь. Папа обещает тебе, что все будет хорошо. Тебе показалось. Вот увидишь, скоро придет Джо…кхм… - отец отчего-то вдруг жутко смутился и отвернулся, я даже плакать перестал. – Ну, доктора вызовут, если что серьезное, он его осмотрит, а ты же знаешь, какой лорд Кейфри хороший доктор? Все будет хорошо, поверь.- Правда? – я ждал поддержки, которая бы успокоила меня, убедила, что мне только показалось, что Люций не дышит. Смахнув вновь накатившие слезы, я рассказал отцу то, что скрыл. – Он-н д-давно уже боле-ет. Я не хот-тел, чтобы его забрали от мен-ня… прости, папа.

Я обнял отца за шею, а он стал меня утешать, мерно укачивая и гладя по голове как маленького ребенка, до тех пор, пока я не уснул. Просто провалился в черноту без сновидений.Когда я проснулся, солнце стояло уже высоко в небе. В комнате я был один. Спустив ноги с кровати, я встал на мягкий теплый ковер, выйдя же в коридор, я ощутил холодные, как лед, камни. Ночью, от беспокойства, я прибежал босиком. Несмотря на это, я быстрым шагом направился к себе. Но увидев папу и Джошуа, оживленно беседующих с лордом Кейфри, я быстренько спрятался за колонной. Отец все в том же халате то и дело жал руку доктора, явно его благодаря. Джошуа переминался с ноги на ногу, обувь на его ногах отсутствовала. Если меня увидят стоящим босиком на холодном полу, точно накажут. Тихо попятившись, я вернулся в отцовскую комнату, решив дождаться отца и выяснить у него, что с Люцием. Забираясь обратно в теплую постель, я заметил на стуле небрежно брошенную одежду отца, а также куртку Джошуа, его обувь валялись рядом. Ах, точно! Джошуа вышел только в рубашке и брюках, босиком, но задумываться об этом мне не хотелось.Я задремал в ожидании, но тут же проснулся от легкого скрипа двери. Вошедший отец выглядел устало, казалось он не спал с того момента, как я его разбудил. Отец прошел к столику, и налив в бокал коньяка, залпом осушил его. Задержал дыхание.- Пап… как Люций?

Отец вздрогнул, как будто забыл, что я здесь, и поставив бокал на место, подошел к кровати. Поправив полы халата, сел рядом.- Все обошлось, - уставшим голосом сообщил он, слегка улыбнувшись. Но сразу же его лицо стало строгим. – Я не стану наказывать тебя, Эбери. Но умоляю, если кто-нибудь из вас опять заболеет, ты скажешь мне об этом сразу. Я не буду ругать и не стану вас разлучать. Хорошо?- Обещаю, я никогда больше не буду скрывать о болезнях, честно-честно. А Люций точно поправится?- Он уже практически здоров. Ты же знаешь, лорд Кейфри наделен даром целителя, так что нам повезло, что мы его застали. Он уже собирался домой ехать. Кстати, если ты его благодарить соберешься, то не нужно - он уже уехал.Лорд Кейфри врачевал только на землях отца. Хоть отец и старался скрывать многое от меня, но однажды я случайно подслушал как служанки обсуждали его между собой. Так вот, я узнал, что он не был на самом деле доктором, а являлся лордом Ронго и был другом моего отца. Владения его были расположены далеко от наших земель. Причины приезда к нам были не дружескими, а сердечными. В одной из наших деревень жила его любовница, которую он скрывал от своей ?до смерти? ревнивой жены. Она на самом деле могла убить любую его девку, как это она уже не раз умудрялась сделать. Нынешнюю любовницу доктор-лорд любил и боялся потерять. Поэтому, попросив помощи у отца, спрятал ее и изредка приезжал, под предлогом друга повидать, и просил называть себя лордом Кейфри. Жена у него хоть и была сверх меры ревнива, но немного туповата, поэтому ни о чем не догадывалась.Когда я увидел Люция, он выглядел уже лучше. На шее почему-то был пластырь, но главное - он был жив. Лорд Кейфри хоть и отхаживал его всю ночь, потратил много сил, но вылечить до конца не смог, времени у него на это не хватило. Он лишь перевел болезнь в самую легкую форму, вроде простуды. Теперь Люций крепко спал, напоенный большим количеством травяных настоек, которые должны были вскоре поставить его на ноги. Я же на время перебрался спать в гостиную, не желая тревожить Люция. Лорд предупредил, что это не обычная простуда и продлится она, возможно, месяц или два. При хорошем уходе осложнений быть не должно. Он жутко извинялся, что вынужден вот так, не исцелив до конца, уезжать. Но время его ?дружеской? поездки закончено, жена начнет волноваться, если он задержится, может и заподозрить чего. Отец сказал, что будь у друга время, он бы перевел простуду в еще более легкую форму, пока и вовсе не избавился бы от нее. Процесс исцеления у лорда Кейфри был достаточно долгий, но действенный. С того дня все время болезни Люций не вставал с кровати. Уже наступил февраль, а сильная слабость не давала ему держаться на ногах. Я беспокоился, почему все так? Ведь он должен был уже поправиться. А когда обратился с этим к отцу, он пообещал, что напишетдругу и попросит совета. Я видел как отец передавал письма рассыльному и приблизительно знал день, когда может прийти ответ. Обычно я так не делал, но это касалось Люция и поэтому я должен был знать первым. Рассыльный ничего не имел против, когда я взял у него стопку писем, сказав, что иду к отцу. Уже у себя в комнате, сидя за письменным столом и стараясь не разбудить задремавшего Люция, я аккуратно снял защитную печать с конверта, мысленно извиняясь перед отцом. Первые строчки приветствия я пропустил, как и пару следующих абзацев. В первой части письма про Люция ничего не упоминалось, как и во второй. Там был целиком дружеская болтовня, сплетни и политика. Взяв третий лист я стал судорожно искать в тексте глазами хоть что-то. Неужели лорд Кейфри не ответил? Забыл? Или отец и не спрашивал, просто обманул меня? Наконец, я нашел, что искал ?…про мальчика могу сказать только одно. В его случае я сделал все, на что хватило сил и времени. Ты же знаешь, Гел, как на обладающих даром непредсказуемо действует дар других. Поэтому я малость удивлен твоим вопросом. Ему вообще повезло, что я смог оказать помощь. И его тело не сопротивлялось лечению так сильно, как это обычно бывает. А откуда у тебя вообще мальчик с даром? Тогда я так торопился, да и устал, что забыл поинтересоваться. Конечно, если не хочешь, можешь не отвечать. Это не мое дело. Если он твой сын или родственник….?Я уронил письмо и, быстро обернувшись, посмотрел на Люция. Он, тихо посапывая, все еще крепко спал. У него есть дар?…Это ошибка. Он мой раб. Обладающие даром не могут быть рабами. Ведь так? Я снова перечитал последние строчки в надежде, что мне просто показалось, но все было верно. Я медленно подошел к кровати и сел на край, так что лицо Люция оказалось совсем рядом. Рука сама скользнула по шелковистым волосам, приятно пахших цветами. Даже у него есть дар… я его не достоин, -мелькнуло в голове и я заплакал. Какой же я еще ребенок, чуть что - сразу в слезы. Вероятно, я слишком громко всхлипывал, потому как Люций сразу проснулся. Он удивленно и растерянно смотрел на меня своими красивыми голубыми глазами. Его руки - такие слабые и тонкие - скользнули,притягивая меня к себе, пока я не прижался головой к его груди. После чего он начал меня мягко поглаживать, видимо пытаясь утешить. Успокоившись, я отстранился, пристально посмотрел на него, все еще отказываясь верить, что у мальчика дар. А какой? А как лорд узнал? Он его уже проявлял? В голове была полная каша. Люций продолжал растерянно смотреть на меня, не понимая, что со мной происходит. Отвернувшись и подойдя к столу, я аккуратно свернул листы, вложил их обратно в конверт и, с помощью свечи немного растопив печать, запечатал конверт обратно. Взяв стопку писем, я небрежно сунул конверт в середину.Отец был у себя. Вместе с Джошуа. Кажется, они о чем-то разговаривали. Джошуа то и дело повышал голос. Стоило же мне войти, как они замолчали. Джошуа, сидевший на столе, прямо перед креслом отца, резко встал и отступил к окну. Мне показалось, или он плакал?- Эбери, это почта? – улыбаясь, отец кивнул на стопку конвертов в моих руках.- Да вот, был внизу и решил сам тебе отнести. Может письмо от доктора пришло? Вдруг он написал какой-либо совет как Люция лечить? – я старался, чтобы мой голос звучал спокойно, настолько обычно, насколько мог.- Давай их сюда, я посмотрю. И не стой в дверях, проходи, присаживайся.

Все так же сидя за столом, отец протянул руку, чтобы взять письма, и добавил:

- Джо, может, принесешь мне кофе, а Эбери - какао?

Отец нашел письмо доктора и сорвал печать.- Конечно. Я быстро.Джошуа вышел, а я удобно устроился в кресле и стал ждать реакции отца. Если бы я не прочел письмо заранее, то не вглядывался бы так внимательно в отца и не заметил бы, как спустя минут десять его глаза на мгновение расширились, а брови нахмурились. Но практически сразу же его лицо стало прежним. Отложив письмо, он улыбнулся и сказал:- Лорд Кейфри пишет, что надо просто набраться терпения. Возможно, это легкие осложнения, ведь Люций был так тяжело болен.Хоть по мне этого нельзя было сказать, я был зол! Отец нагло врал мне! Мне - его сыну. Врал без зазрения совести, так спокойно, прямо на ходу придумывая ложь, такую правдивую - если бы я не знал настоящей правды. Внутри все так и кипело.- Так что не переживай. Люций крепкий малый, еще шибче тебя бегать будет, – с улыбкой подбодрил меня отец. В комнату вошел Джошуа, неся поднос одной рукой и придерживая второй. При этом он старался ни на кого не смотреть. Глаза у него были подозрительно красные.- Я пойду, – натужно улыбнувшись, я встал. На самом деле я только сделал вид, что ухожу - намеревался же я подслушивать. Отец уж точно все расскажет Джошуа.- А какао? – недовольным голосом заметил Джошуа, ставя поднос на столик у окна и подавая отцу чашку с кофе.- Не хочу.

Я выбежал за дверь, сделав вид, что плотно прикрыл ее.- Что-то произошло? – голос Джошуа звучал недовольно.

- Ну, он узнал, что хотел и тут его больше ничто не держит. Молодость, что поделать, – в голосе отца мне послышался смешок.- Ты-то хоть будешь кофе? – все так же недовольный голос Джошуа.- Конечно, видишь - беру и пью.

Наступившую тишину разбил голос Джошуа:- За что ты со мной так, Гел? Ты же знаешь… - он замолчал, не договорив. О чем заговорил Джошуа я не понял, наверно, продолжал разговор, который я прервал своим приходом.- Кейфри ответ прислал.

Я с трудом расслышал голос отца. Он явно переводит разговор на другую тему.- Что он ответил?- Ты был прав – и та торговка тебя не обманула. В общем, мальчику повезло, что Кейфри смог ему помочь.- Вот как… Значит, не зря я убил ту женщину, – облегченно произнес Джошуа. От этих слов я немного опешил. Женщину? Какую женщину? Когда? Как мог Джошуа кого-то убить? Может я что-то не так услышал? – Что теперь будем с ним делать?- Если бы Кейфри не написал, что у мальчика есть дар, мы бы так и не узнали. Он же такой безвольный. Надеюсь только, что это безобидные способности, которые не причинят вред Эбери.- Ты только о сыне и думаешь! Вечно на первом месте или он, или еще кто-нибудь. Когда же ты меня удостоишь места хотя бы второго?! - неприкрытая обида звучала в голосе Джошуа. Мне стало неуютно за свое подслушивание.