Часть 3 (1/1)

Робкое эхо музыки ещё звенело в хрупкой тишине, которой поздним вечером зарастал дом, как после оглушительного взрыва. Взрыва заливистого смеха, громких игр, песен, уже вышедших из моды, но идеально вписавшихся в непредсказуемую атмосферу этого внезапного маленького праздника. Никакой неловкости, неуверенности или провальных попыток стать частью одной компании. Компании, по сути, и состоявшей из одних только детей. Ведь беспокойные, пусть и надколотые жестокостью времени сердца Алекса и Бетани были гораздо моложе их самих. Ещё не напитались горьким ядом однообразных будней, смывающих разницу между настоящим и будущим. Были полны нерастраченной силы, уцелевшей, трогательной чистоты, стойкого любопытства и стремлений делать каждое мгновение волшебным и незабываемым. В тот вечер в них ярко вспыхивало то, что обычно взрослые постепенно утрачивают. Меняют на мрачную замкнутость, прячут за щитом притворства и безнадёжно застревают в болоте бесконечных дел. Упускают течение жизни. Но тогда всё казалось безобидной шуткой. Никто не чувствовал себя лишним или чужим: ни раскрашенный Алекс, ни Бет с её энергичными и бойкими подругами, ни Бетани. И Энди не смог отсидеться в стороне. Оставил несобранный истребитель на столе и спустился со второго этажа, чтобы присоединиться к веселью. Бетани завоевала звание героя вечера не только потому, что вопреки протестам Алекса прогулялась вместе с Энди до супермаркета и принесла четыре больших пакета чипсов и банановое мороженое. Её удивительный талант импровизировать, устраивать захватывающие приключения даже в стенах обыкновенной комнаты покорил неугомонных девочек и вдохновил Энди вытаскивать старые книги из шкафа и выстраивать башни и стены заброшенного замка. Рулон старых обоев без особого труда превращался в подиум или красную дорожку, сияющую на премьере целого короткометражного фильма про принцессу, потерявшую тетрадь со сказками, придуманными её младшей сестрой. Успели снять фильм на телефон и отыграть подобие пресс-конференции с главными актёрами и режиссёром, им был Алекс, который отказывался с таким шокирующим гримом перед камерой мелькать и потому сразу же согласился просто руководить процессом. Но Бет всё равно ухитрилась его несколько раз сфотографировать: пополнила коллекцию компромата на случай, когда захочет что-нибудь выпросить на День рождения или Рождество, а все прочие доводы иссякнут, и придётся прибегнуть к самым непробиваемым. Просьба с нотками шантажа. У Алекса почти не было шанса возразить. Почти. Он тоже в нужный момент отличался находчивостью и редко так просто сдавался. Просто сегодня у его находчивости и хитрости был внеплановый выходной. Но буря забавного праздника растворилась в густых тенях, укрывших свежий снег во дворе. Разряжена батарея мобильного телефона, проглотившего вереницу фотографий, отрывки неудачных дублей, фрагменты танцев с игрушечными бегемотами и жирафами. Секунда за секундой всё произошедшее неумолимо запечатывалось в скорлупу воспоминаний.Энди уткнулся в комиксы, завернувшись в одеяло. Бет проводила подруг и решила по максимуму выкачать из Алекса снисхождение и щедрость в отсутствии матери и потому вращала ложку в ведёрке с мороженым, уселась в кресле и пропала в сюжете сериала про подростков с паранормальными способностями. Фестиваль не очень-то и полезной еды продолжался, не хватало только всё это дружно запивать колой и заедать плиткой шоколада. И сверху ещё клубничными вафлями посыпать. Мать не одобряла всякие карамельные слабости, сладкое покупала редко или прятала в надёжном месте, конфеты доставала по расписанию. Поэтому отчасти Бет была рада её долгим задержкам на работе: отца раскрутить на вкусняшки гораздо проще, особенно с настойчивостью и упрямством Бетани, которая умело находила брешь в аргументах Алекса. Бет хотела научиться таким же ловким приёмам, той же негасимой смелости бороться и если не преодолевать, но лбом проламывать препятствия, когда иной выбор кажется недостижимым, а бездействовать нельзя. Алекс так и рассказывал о Бетани однажды – девушка, которая совершает невозможное. В любых мирах. Алекс осмотрел гостиную, покачал головой, заметив довольную ухмылку дочери, она на миг отвлеклась от телевизора и с гордостью подцепила ложкой целый айсберг. Бет обещала приступить к уборке, но первым делом, разумеется, драмы телепатов и оборотней. Конечно. Приоритеты очевидны и нерушимы. Рядом с журнальным столиком рассыпаны чипсы – как следы преступления – и кое-где раздавлены, потому напоминали горстку жёлтого песка. И в этом снова мерещилось жаркое дуновение пустынь Джуманджи… Хоть и участь наводить порядок по жребию выпала именно Бет, Алекс, сопротивляясь натиску необъяснимо странных ощущений, протёр тряпкой стол, загрузил зелёные тарелки и чашки с цветочным узором в посудомоечную машину. Занимал себя хоть чем-нибудь, чтобы не оказаться в ловушке вспыхнувших сомнений. Было бы неплохо так же и все мысли разом затолкать внутрь специальной мыслемоечной машины. Вычистить полностью, как если бы всполохи чувств были всего лишь въевшимися пятнами и пылью, которые можно стереть. Вечер явно что-то в нём перемешал, растревожил. Наверно, так неожиданно, расцарапанная иглами времени, вдруг начинает ныть старая рана. Боль, от которой не удалось избавиться. Пора заново вливаться в привычный ритм хмурой серьёзности, строгости и такой порой невыносимой ?взрослости?, заглушающей крики скованной души. Алекс был очень рад, что Бетани пришла. Пока она и её причудливые выдумки завладели вниманием детей, он ухитрился разобрать почту, ответить на важные звонки по поводу закупки нового оборудования: необходима замена видеопроектора и акустической системы. Ему поначалу казалось, он бессовестно воспользовался отзывчивостью и добротой Бетани, когда мог весь удар принять на себя, стать беззащитной жертвой непредсказуемой вечеринки. Но всё же позвонил Бетани не только для того, чтобы сообщить о переносе встречи в кафе. Не удержался и позвал на помощь. Или просто захотел вопреки всему её увидеть сегодня? Она спустя восемь месяцев, промелькнувших одним порывом ветра, переступила порог его дома. И, вероятно, это и стало первой ошибкой. Или первым шагом?Разговор у раковины в ванной комнате до сих пор сжимал сердце неутихающим волнением. Алекс смывал прохладной водой отметины своего позора, проигрыша коварным тринадцатилетним девочкам. Бетани стояла, прислонившись к дверному косяку. За её словами таилось нечто непроизнесённое, сливалось с шумом плещущей воды и исчезало. Незримая оборотная сторона рассказа о сбежавших овцах и разыгрывании пьесы на маленькой сцене в окружении поющих горных рек. После громких игр и беззаботной лёгкости вдруг резко нахлынула волна мучительного томления. Смесь усталости, задумчивости и щепотки горькой безысходности, обесцвечивающей краски ещё не остывшей радости. Дети заразили невероятным счастьем, но по мере того, как в доме замирали звуки, счастье рассыпалось, сменялось опустошенностью. Бетани смотрела на торчащие зубные щётки, тюбики крема, капли жидкого мыла, всматривалась в цвета затемненного коридора, видела отсветы незапертой спальни, очертания широкой постели. Раньше она так ясно не замечала, что всё здесь пронизано запахами событий, от которых она бесконечно далека. Отзвуки жизни чужой семьи: ранние подъёмы по утрам, топот Бет и Эндрю, бегущих по лестнице, споры по поводу блюда на ужин, сборы на выходные за город… Так вонзалось лезвием ощущение реальности, в которой вновь выстраивались чёткие границы, каждый занимал своё место, и всё протекало в прежнем русле: он муж и отец с ворохом невысказанных проблем, и она, затянутая в вихрь очередного волонтёрского проекта. Невольно опоздавшая на двадцать лет. Бетани думала, сегодня сможет рассказать о том, что уже целую вечность хранит в секрете, спасаясь вымученными отговорками, перескакивая на другие темы. Но ураган пролетевшего вечера выбил из неё все силы, не осталось и крупицы храбрости прямо сейчас вмиг раскрошить послевкусие этой растаявшей безмятежности, нескольких часов, проведённых в тумане забвения. – Спасибо тебе, Бетани. – Алекс вытирал лицо пушистым серым полотенцем. – Теперь я твой должник. Исполню любое желание.– Так быстро превратился в волшебника? – улыбка – контур боли, разъедающей и нестерпимой. Печаль с оттенком разочарования, словно мусор, выброшенный на берег штормом веселья. – Скоро Рождество. Не отказывайся от персонального Санты.Если бы только знал, насколько двусмысленно это прозвучало. Или знал?– В любом случае… – с какой-то щемящей неуверенностью подошла к нему чуть ближе. – Мне не о чем просить.– И всё же не теряй времени зря, иначе я передумаю, и на чудо можешь не рассчитывать.Повесил заляпанное пылью пудры полотенце обратно на крючок в виде синего дракона. Бетани рассмотрела расплывшуюся алую кляксу, остаток помады, растёкшейся по подбородку. Шагнула вперёд, протянула ладонь, противясь морозному страху, рассыпаясь изнутри от бешеного биения надорванного сердца: – Вот тут пропустил. – Скользнула большим пальцем по мягкой линии подбородка. Стирая след помады. Оставляя невидимый след осторожного прикосновения, в котором томительная нежность сплеталась с горькой грустью и нерешительностью. Словно прочертила нечитаемый блёклый набросок всего, что так и не сказала. Алекс слышал в её прерывистом вдохе приглушённые отголоски их прошлых встреч. Казалось, различал и тающее эхо своего заблудившегося сердца в тихой музыке её дыхания. Будто Бетани сберегла всё, что он безвозвратно утратил: искры пламени, немного безумия, сокрушающее упрямство, мелодии, которые теперь труднее повторить. Сберегла в памяти лучшее о нём. Жила с его ласковым безмолвным призраком, опутавшим сердце, но Алекс и должен был оставаться для неё лишь призраком несбывшегося, нереального… Но поддерживал связь, стабильно брал трубку, где бы ни находился, отвечал на смс, изучал её чёртов профиль с океаном живых фотографий. И сейчас не шевелился, не знал наверняка, дышал ли вообще, пока Бетани касалась его влажных губ кончиками пальцев, словно трогая дрожащий огонь, но он не обжигал кожу, а целиком охватывал душу, плавил и смешивался с кровью в венах. – Бетани… – тяжёлая, горячая волна имени столкнулась с напряжённым молчанием. Оцепенение медленно рассеивалось, дрожащие руки замирали, едва касаясь вышитых звёзд на её фиолетовом свитере. Алекс думал, что оттолкнет Бетани. Сейчас же разорвёт запретную нежность этого мгновения, сравнимого с теплом сладкого сна. Должен был. Нет права поступать иначе. Сюда могли заглянуть Энди или Бет, или неожиданно вернувшаяся Келли. Кто угодно. Но захлестнувшая горечь тоски и буйство сожалений задушили разум. Алекс закрыл глаза и растворился в цитрусовом аромате её духов. В запахе её хрупкого снега... Оба тонули в вязком молчании, погружались в него, как в глубокое тёмное море, в котором все движения похожи на неторопливые, плавные переливы струящейся воды. Алексу хотелось закутаться в это зыбкое молчание, как в трепетные лучи закатного солнца. Он сделал вид, что не заметил, насколько острой, жалящей между ними стала близость, и чем теснее прижималась Бетани, тем сильней он ощущал боль, вгрызавшуюся в кости. Боль нежелания отпустить. Боль неоспоримой необходимости отпустить.Алекс готов был умереть в тот момент, когда они сделали ещё один шаг от порога.И он захлопнул дверь ванной комнаты. Захлопнул рассудок.