Часть 2 (1/1)

Первое, что заметила Бетани – всё в уютной старой комнате осталось прежним. Только листья герани на подоконнике понемногу высыхали, покрывались грязно-жёлтыми пятнами и издалека походили на обрывки необитаемых островов, выдернутых со страниц атласа, с зелёными лесами и песчаным пляжами. Бледно-синие шторы извивались замёрзшим водопадом, красные и розовые подушки раскиданы по кровати, блестящее фиолетовое одеяло чуть загнуто. На двух серебристых полках над небольшим письменным столом расставлены крохотные деревянные стражи – фигурки животных, купленные на ярмарках в Непале, Перу и Коста-Рике. Ягуары, ленивцы, носороги, андские кондоры – словно заколдованные обитатели Джуманджи, а не обыкновенные игрушки, вырезанные из дерева. Бетани попыталась улыбнуться так, как улыбалась только в Брэнтфорде. Без страха быть собой, без тени сожалений, прожигающих сердце. Но не получилось. Восемь месяцев не приезжала домой и уже почти разучилась чувствовать себя в безопасности среди вещей, пропитанных запахами прошлых лет. Многое, рассеянное в туманах памяти, вдруг начинало оживать, волновать душу смехотворными порывами. Откуда-то из затемнённых уголков выползал шёпот желаний, растоптанных стремлениями к неведомому лучшему. Вспыхивали искры оборванных слов. Бетани прикасалась к пыли горько-сладкой тоски, навсегда застрявшей здесь. В этом доме, в этом городе, в невидимой скорлупе, которую Бетани однажды расколола и вырвалась навстречу ветрам непредсказуемого мира, где жизнь двигалась в ином темпе, улыбки крутились на повторе, как невыносимые и настойчивые рекламные ролики, где непросто было отыскать опору, лёгкость и искренность. Тяжело заглушать привычки, настраивая себя на новый ритм. И до Алекса не доехать на машине и не добраться пешком, наслаждаясь тихой ласковой погодой. Не дёрнуть игриво рукав его чёрного пальто. Не отстать нарочно на несколько шагов, чтобы смотреть, как он не спеша уходит дальше, а потом оборачивается, поглядывает в недоумении, чуть склоняет голову на бок и останавливается. Между ними вздымается призрачной волной метель и разлетается белым пеплом. Крошечными осколками всего неслучившегося. Бетани до мельчайших подробностей помнила ту прогулку по узким тропинкам, петляющим между дубами и вязами, закутанными в сны о весеннем солнце. Хруст снега – треск притаившейся тишины. Зыбкие сумерки, смешанные с льющимся золотом закатных лучей. ?Поверишь, если я скажу, что буду очень скучать?? – спросил Алекс, в каком-то колком смущении вычерчивая полукруги носком ботинка. Словно на миг стал моложе, стал тем, кто ещё не оказался завален хламом напрасных решений. ?Вряд ли для этого найдётся свободная минута?, – то ли шутка, то ли игла нечаянного упрёка, в котором соединились блеклое разочарование и ожидание чего-то невозможного и недозволенного. Горечь разъедала душу в момент прощания, и чувства, прежде туго стянутые удавкой, бились штормом в груди Бетани. Она не злилась, не обижалась, просто заново разбивалась о реальность, в которой они с Алексом в вечной разлуке. Неужели так трудно забыть его раз и навсегда? Неужели нужно забывать раз и навсегда? Бетани встречалась с парнями, то обжигалась, то хватала немного хрупкого, терпкого счастья. Но, разделяя постель с очередным ухажером, она никогда не думала об Алексе, не утешалась отвратительным обманом – будто это ласка его сильных рук и нетерпеливых губ. Нет. Бетани уверена: Алекса Врика нельзя найти в чужих прикосновениях. Алекс превратился в скопление строчек в чате, а когда они созванивались, то Бетани порой замолкала, слушала, растворяясь в манящей глубине звуков, закрывала глаза и представляла: голос, сотканный из нежности и тепла, выводил ломкие узоры света. Тропинки в мягкой тени холодных сумерек... Бетани считала, что поступила правильно. Покинула город, нашла любимое дело, на которое с удовольствием тратила время. Чаще бывала в далёких странах, чем прогуливалась по дремлющим улицам, выискивая в налетевшем липком снегу их с Алексом прошлогодние следы. Снег стал символом их отношений, которым сложно подобрать одно чёткое определение. Друзья, скованные в полушаге от черты, которую опасно переступать? Влюбленные, потерявшиеся во времени, не узнавшие эхо правды? Они и сами понятия не имели. Но со стороны всё выглядело гораздо проще. Бетани и Марта подрабатывали в его школе, нянчились с Бет и Энди, и тем самым наглядно выстраивали единственное объяснение причин, почему взрослый мужчина ошивался в компании старшеклассников. Разве есть шанс убедительно рассказать о том, что им довелось побывать на волоске от смерти внутри видеоигры, способной на целые десятилетия украсть тебя из жизни? Взбешённые страусы, волшебные камни, зловещие башни во льдах... Кто ж в здравом уме примет за чистую монету? Стальная нить Джуманджи пронзила Алекса, Бетани, Марту, Спенсера и Фриджа. И знаки всего пережитого высечены здесь. Комната, казалось, могла существовать лишь так, храня дыхание прошлых зим, дуновение весны и лета, хмурость дождливой осени. Комната – как живой организм, и его кровь – запечатлённая здесь память о танцах под глупую музыку, о взрывных истериках, о раскрошенных сердцах, о смехе и слезах. О лучших друзьях. О трогательной болтовне с Мартой до пяти утра. О кусочке торта, прилипшего к ковру, ведь Фриджа (на имя Энтони он всё реже откликался) обдурить не удалось, и он без труда и с завязанными глазами, с зажимом на носу распознал приближение сладкой катастрофы. Тут же отбросил ложку, и ни в чём не повинный тортик упал на пол, размазал крем по лепесткам вышитых тюльпанов. Марта тогда придумала способ заставить Фриджа побороть нелепый страх перед безобидным десертом, который за пределами Джуманджи не распылит его на атомы. Фридж сам нацепил зажим, который обычно используют пловцы, Бетани покрепче затянула повязку на глазах, чтобы пропитанные кремом коржи не внушали леденящий ужас. Возможность обхитрить воображение. Спенсер поспорил, что Фридж не сможет с помощью одной только ложки за тридцать секунд найти на столе все дольки апельсина и съесть их. Фридж обожал нелепые споры, особенно когда не сомневался в победе. Но апельсинов не было и вовсе. Потыкав в пустые тарелки, Фридж подцепил ложкой торт, и уже было поднёс ко рту, но шестое или, вероятно, седьмое чувство не подвело, он раскусил подвох и отправил в полёт своего самого заклятого врага. Да, так Фридж и называл торты, кексы, пирожные, и не видел в этом ничего странного. ?Знаете, некоторые люди вообще шарахаются от чёртовых пуговиц, ко мне какие претензии?? – говорил он, а ещё часто повторял, насколько же милый подарок ему достался от проклятой игры – с тех пор им с тортиками не по пути. Бетани и теперь ясно видела тот забавный летний день. Безошибочно указала бы, куда именно угодил отброшенный торт. Эти мгновения уцелели здесь. Отзвеневшее время отпечаталось, приросло к стенам немыми обречёнными призраками. Тихий островок невыцветающих воспоминаний. Бетани чувствовала себя так, будто ненароком скользнула в запылившуюся фотографию, на мгновение перенеслась в мир, согретый солнцем других лет. Намерение лично сообщить Алексу нечто очень важное истлевало так же, как пожелтевшие листья. По дороге в Брэнтфорд она была полна уверенности, даже успела мысленно отрепетировать, но здесь любая решимость могла запросто утратить силу и разлиться талым снегом. Бетани вернулась, чтобы наконец что-то действительно изменить.Но пока она томилась в сомнениях, перемены начали проскальзывать сами. Алекс написал, что в кафе прийти не сможет. Келли, его жена, не сумела отвертеться от работы в редакции местной газеты. И поэтому он стал жертвой вечеринки, устроенной Бет и двумя её подружками. Молил о помощи. Энди, семилетний любитель в тишине и покое собирать модели самолётов, тоже подключился к отчаянной мольбе. Бетани вспоминала, какие выдуманные праздники они с друзьями отмечали в том же возрасте, и страстно захотела вернуться в свои беспечные тринадцать, когда слово ?проблема? вообще казалось инопланетным, не имеющим ни капли значения. – Не задавай лишних вопросов, а выручай, – без намёка на приветствие быстро проговорил Алекс, открыв ей дверь. Бетани даже не успела отметить, что с розовой помадой, перечеркнувшей его рот, девочки угадали. К голубым поблескивающим теням на веках идеально подходит. – Меня пытали, заставляли играть на гитаре песни Селены Гомез. Думаю, после этого жестокого предательства гитара вскроет гриф и повесится на струнах, тоскуя по аккордам ?Металлики?. – Чем ты заслужил такой шикарный макияж? – Бетани не сдерживала смех. – Отказался покупать ещё пару пакетов чипсов.