Часть 1 (1/1)
Она приносила с собой особый запах снега, тающий запах крохотного чуда. Какой-то смешной и наивной надежды. Наверно, так могли бы пахнуть молчаливые звёзды, рассыпанные мерцающей крошкой по тёмному небу над Брэнтфордом. Алекс и Бетани любили вместе рассматривать эту неподвижную громадину, замирали на вершине холма и воображали, что небо обнимало засыпающий город, обещало защиту и гармонию. Обещало с ливнем и снегопадом отсыпать немного удачи, уверенности в будущем. Родное небо, под которым тлели воспоминания о лучшем и неповторимом. О них самих, ещё не задетых лезвием отчаяния, не зажатых тисками выбора. О свободных и готовых перекричать грозу, противостоять напору хищной бури. Но нечто печальное и угрюмое возникало вслед за мыслями о красоте облаков и созвездий, похожих на карту с безымянными точками, исчезнувшими дорогами. Алексу казалось, он неизбежно старел вместе с небом, простуженным, замерзающим в пору колючих зимних холодов. Такое неприятное, въедающееся чувство, будто он покрывался изнутри инеем прошлых дней, упущенных шансов. Может, всему виной зачатки кризиса среднего возраста, но едва ли подобное должно слишком сильно волновать отца двоих детей и основателя успешной музыкальной школы, раскрывающей таланты любого, кто осмелится взять в руки инструмент или обуздать силу голоса. Нельзя тратить ни минуты на сожаления, затягивающие в ловушку горькой грусти. Но необъяснимое отчаяние выводило мелкие трещинки на привычной картине будней. Алекс назвал это проблемой звукоизоляции. Но если в школе она решилась легко, барабанщики и саксофонисты больше не мешали друг другу, то в собственной жизни гораздо сложнее снизить уровень шума. А шум сплетался не только из нередких разногласий с женой, капризов Энди и Бет, споров с преподавателями, которые иногда неохотно меняли подход к ученикам и потому рисковали потерять работу. Звенящий шум рождался в голове, в этом жутком гуле сливались непроизнесенные слова, непрожитые мгновения. Всё, что замирало в нем пылью недосказанности и разочарования. Алекс всегда называл это маленькой рождественской глупостью. Раз в год позволял себе выпить безалкогольный глинтвейн или горячий шоколад в компании Бетани, когда она примерно на месяц возвращалась в Брэнтфорд из Лос-Анджелеса, Нью-Йорка, Чикаго, Далласа – несомненно, исколесила вдоль и поперёк всю Америку и понемногу разгадывала причуды и тайны неумолкающего большого мира. Выбиралась из кокона образа стереотипной блондинки. Поначалу она просто пару раз приняла участие в волонтёрских программах, ездила в Непал, помогала создать условия для обучения детей из отдалённых сельских районов. Даже пробовала замешивать цемент. Готовила завтраки и обеды на открытом огне, узнавала рецепты традиционных блюд, рисовала карты с указанием пути к подсказкам и зарытому кладу. Бетани настолько увлеклась волонтёрством, что влилась в команду организаторов и стала активным помощником, привлекала спонсоров, вела блог, запускала свои проекты. Она собирала крупицы счастья, украшая чьи-то пасмурные дни смыслом и стимулом двигаться дальше. Жить и бороться. Алекс наблюдал за её неутихающей деятельностью. Скачал ?Инстаграм?, подписался на парочку профилей мастеров, создающих необычные и забавные вещицы своими руками (чайник с закипающими внутри обрывками жизни миниатюрного театра даже приобрёл и определил ему почётное место на кухне). Рассматривал завораживающие пейзажи, запечатлённые секунды вдохов и выдохов невообразимо прекрасной природы. Но страничку Бетани всякий раз вбивал в поиске, хоть можно было и не бояться подписываться, вряд ли она расшифровала бы, кто скрывается под ником УборщикДжей. Поглядывал на выхваченные камерой фрагменты непредсказуемых дней Бетани, скучающей по приключениям. Улавливал значительную перемену: время смывало постановочные селфи, на их месте расцветали фотографии, сияющие настоящей жизнью, эмоциями, которые не нужно репетировать. Не нужно вертеть чашку с кофе, поправлять штору, стараясь выстроить в кадре идеальную зарисовку утра ради чужого восторга, выраженного штормом лайков. Бетани с огоньком страсти искала что-то реальное, ощутимое, стирающее напрасность рассветов и закатов. Когда нежное хрупкое сердце топтал очередной подонок, Бетани звонила Алексу, и он не возражал, с острым беспокойством брал трубку и глубокой ночью. Неважно, как поздно. Улыбался, глядя сквозь тени деревьев за окном, хватался за тонкую подрагивающую нить её слов, разрывающих тысячи миль между ними. Тысячи дней между ними. Тысячи шагов. Тысячи сомнений. Тысячи враждующих никогда и может быть. Вихри ускользающего времени. Алекс знал о жестокости и несправедливости жизни чуть больше. Знал, годы неумолимо вынуждают предпочитать удобство, а не риск. Спокойствие, а не пламя, способное подарить миг блаженства, свободы и испепелить без остатка. Бетани однажды заболталась, вдохновленная чарами декабря, и ненароком призналась, что влюблена в него. В Алекса Врика, не в пилота, для которого смертелен укус комара. Ей тогда было восемнадцать. Позади опасности Джуманджи, впереди не менее опасные дороги, неведомое будущее. Алекс осторожно прикоснулся к красному ремешку её наручных часов, боялся обжечь болью и досадой, но всё же сказал: ?Наше время закончилось там, Бетани. Я постарался не зря истратить жизнь, которую ты отдала мне. И я бесконечно благодарен, поверь. Но всё произошло так, как и должно. Теперь и ты используй свой шанс стать счастливее?.Они пробовали дружить, и это неплохо получалось. Неловкость нелепого признания скоро утонула в памяти.С ним Бетани могла говорить обо всём. Даже о том, что другие люди посчитают смехотворной чепухой. Например, полтора года назад она поделилась с Алексом тревогой, оплетающей её сетями ночных кошмаров: она стала просыпаться с мыслью, что забыла нечто очень важное. Будто каждый сон, ледяной, полный ужаса, крошит воспоминание за воспоминанием, оставляя только россыпь невесомых песчинок. ?Без паники, ты просто потихоньку начинаешь стареть?, – отвечал Алекс, предвкушая волну возмущения. Нет уж, стареть настолько быстро Бетани точно не планировала, а за такие шуточки можно и долькой лимона в лоб получить. Или целым лимоном. Алексу недавно исполнилось сорок три года. Бетани по-прежнему младше на двадцать лет. И это под силу исправить лишь магии Джуманджи, игры, уничтоженной навсегда. Хоть и у этого навсегда определённо был краткий срок годности. Рано или поздно барабаны вновь раздробят реальность, вовлекут в новый сюжет… Алексу нечасто снились лабиринты джунглей, лопасти вертолёта, рассекающие воздух, хижина Алана Пэрриша... Порой он вспоминал того игрового персонажа, забавного профессора Шелли Оберона, в котором пульсировала отвага Бетани Уокер, её проклюнувшееся любопытство, пылкость и упрямство. Бетани прислала снимок. Что-то белое размазано над крышами, будто подсвеченный отпечаток пальца. Он написал в ответ: ?Это космическая яичница??. ?Застывший салют в честь моего приезда. Я хотела луну в кадр поймать. Стою сейчас на тропинке у дома, отчаянно фоткаю?. ?Ну... Частично похоже на луну, ты отлично стараешься?. ?Но вообще-то я собиралась уточнить. Завтра за тем же столиком под картиной с тремя ламами??. ?Да, если ничего не изменится?. Алекс высматривал луну из окна спальни. И надеялся, что ничего не изменится.