T (1/1)

Меня тошнит. Снова.Не представляю, сколько времени пролетело с того момента, как я очнулась, но думаю, не слишком много. Чувствую себя отвратительно. Постоянно выворачивает наизнанку, стоит учуять характерный терпкий запах крови, который стоит повсюду в этой психушке. Уверена, вся моя одежда уже насквозь пропиталась удушающим трупным зловонием. Скорей всего, я даже стирать её не буду, а сразу выкину; не хочу хранить напоминание о самом страшном путешествии в моей жизни. Кстати говоря, теперь, походу, я буду ходить босяком, ибо мои несчастные кеды обнаружить поблизости не удалось.?Отец Мартин их что, себе забрал? Рюкзак с вещами всё ещё при мне, и на том спасибо?.Помещение, где мне посчастливилось оказаться, представляло собой камеру для особо буйных пациентов: пожелтевшие стены, измазанные кровью, стальная ржавая дверь с маленьким окном и что-то наподобие кровати, которая, не застланная ничем, что могло бы смягчить её, крепилась к стене в подвешенном состоянии. На этом всё.Я стояла, прислонившись спиной к ?мягкой? стенке, запрокинув голову, и изучала потолок. Пока что в глазах всё двоилось и совершать дальнейшие передвижения было неудобно. К тому же я так и не смогла определить, в какую часть больницы меня запихнул этот священник. Но то, что выбраться в разы стало сложнее, чуйка мне сообщила сразу. Лучше бы она подсказала мне, куда тащить свою тушку, чтобы не напороться на бродящих повсюду ненормальных?— было бы куда больше толка. Что ж, придётся самой соображать.Вдохнула глубже, отчего вновь пришлось удерживать рвотный позыв, но заручившись крепкой волей и целью непременно выйти за пределы ненавистной камеры, я всё же нацепила на одно плечо сумку, добралась к выходу, держась за стены, чтобы не упасть, и открыла дверь. В итоге, оказалась я стоящей на втором этаже просторного зала, выполненного по точно такому же плану, как и внутренний зал административного блока. Вот только по сравнению с холлом Маунт-Мэссив, который ещё можно было назвать ?уютным?, это помещение представляло собой настоящую тюрьму. Здесь было прохладно и сыро. Воздух тяжёлыми массами давил на лёгкие?— вроде и дышу, а такое ощущение, что вот-вот задохнусь. Каменные стены с облезлой штукатуркой уродливого серого цвета. Та же кровь везде, стальные ржавые поручни и перекрывающие выходы решётки. Света мало: он пробивался из окошек некоторых камер. К тому же, кое-где под потолком горели лампы освещения по разные стороны блока. Не так уж всё безнадёжно. И страшно куда меньше, когда можешь видеть.—?Отойди! Отвали от меня нахрен! Р-р-а! Ну, что ты здесь стоишь? Хватит на меня пялиться.—?Не спать. Место. Покой. Оставьте меня в покое…—?Слишком много голосов. Они следят за мной. Никакого сна.Я бесшумно подошла к перилам и посмотрела вниз: оттуда доносились громкие голоса. Звуки точно вибрировали в пространстве, отражаясь от холодных стен, бетонных пола и потолка. Меня пробрала дрожь, когда взору представились несколько пациентов, совершенно свободно бродящих по нижнему этажу, поэтому я отпрянула обратно, прижавшись к стене возле ?своей? камеры.?Вот же вляпалась по самое не хочу! А это всего лишь обычные университетские каникулы. Знала бы моя семья, где я ошиваюсь…?Колен не скажет им. Мы ведь договорились, что до наступления рассвета он будет хранить молчание и только если что-то пойдёт не так, друг начнёт бить в тревожные колокола. Вот и случилось.?Интересно, где сейчас Майлз? Жив ли он вообще?.. Разумеется, жив, такие, как он, не дохнут. По крайней мере, не сразу?.Неожиданно какой-то чудик с поразительной скоростью и оглушительными криками пронёсся мимо меня. Я инстинктивно сжалась и прикрыла голову руками, опасаясь схлопотать от гостя пару смертельных шишек, но так ничего и не произошло. Пациент оказался не таким агрессивным относительно других здешних обитателей, он просто открывал двери тюремных секторов и бежал дальше, как мне показалось, совершенно бесцельно.?Оно и к лучшему. Уверена, я ещё успею натерпеться за сегодня?.Отлипнув от шершавой поверхности ледяной стены, я маленькими шажками стала продвигаться вдоль камер, заглядывая в открытые, но не решаясь зайти хотя бы в одну из них. На нижнем ярусе было значительно темнее, так что спуск туда пока отложен. Идя вперёд, я иногда посматривала на одного из больных, что так упорно и систематично бился головой в стены с разных сторон зала.?Что же творится у него в голове??Я остановилась, продолжая смотреть на психа, где-то в глубине души начиная сочувствовать как ему, так и прочим людям, застрявшим тут. Хотя их теперь и людьми-то не назовёшь. Они теперь часть этого гиблого места. Они теперь одно целое с Маунт-Мэссив.Краем глаза я выхватила нависшую надо мной рослую фигуру. Мышцы стали словно каменные, кожа вмиг похолодела, кончики пальцев рук и ног начало покалывать от напряжения, а сердце билось через раз. И повернуться страшно и посмотреть надо.?Рядом, совсем близко… Кто-то наблюдает…?Я резко втянула затхлый воздух и скользнула взглядом к опасности. Джинсы, коричневая кожанка…?Майлз!?Сказать, что я была рада, значит не сказать ничего.—?Зануда Майлз… —?его имя я произнесла с невероятным облегчением.—?Кейт, хорошо, что ты цела. Это был Отец Мартин?Да-а,?— протянула я и поджала губы. —?Он втирал мне какую-то ерунду про тебя, а потом подсунул мне тряпку с хлороформом. А как ты попал сюда?—?Священник вколол мне снотворное в шею, когда я повторно попытался открыть ворота из комнаты охраны. Показал мне короткий фильм о существе по имени Вальридер, после я отрубился. Очнулся уже в одной из камер. Хорошо хоть моя драгоценная камера всё ещё при мне.Он направил объектив на меня, и, зная, что запись идёт постоянно, я поспешила показать в кадре свой великолепный фак. А вскоре мы направлялись в часть помещения по большей мере лишённую света, где скрывался выход.—?Что это за место?—?Тюремный блок, я так думаю,?— мужчина шёл впереди, включив ночное видение, что было видно по вспыхнувшему зеленоватыми оттенками экрану камеры. Внезапно остановился, продолжая снимать что-то по ту сторону заграждения, пока мои истерзанные ноги доковыляли до него. Встав рядом и заглянув в лицо своего проводника, я попыталась хоть что-то различить на крошечном экране, но Апшер опустил камеру; его брови сошлись на переносице, а губы сжались в упрямую линию, побелев. Даже в полумраке была заметна очевидная перемена в привычном образе. Я не видела ещё него такой серьёзной мины на лице, поэтому было сложно судить, о чём он думает и что намерен делать. Я бросила подозрительный взгляд перед собой, и только теперь до меня дошло: за стальными прутьями, укрывшись в относительной тени, стояли двое голых мужчин.Я сделала несколько шагов вперёд, и сразу как по команде раздались размеренные низкие мужские голоса, практически одинаковые в своём однотонном звучании.—?Кто это?—?Похоже, люди отца Мартина.—?Возможно.—?Похоже, боятся.—?Я бы их грохнул.—?Я бы тоже. Особенно девчонку.—?Проповедник просил не трогать их.—?Это не любезно.—?Только не здесь.—?Дадим им фору?—?А это идея.—?А когда убьём их, сделаем это медленно.—?Какое терпение.—?Хочу её язык и печень.—?Они твои.Диалог этих двоих показался мне довольно… красноречивым.?Меня, как и Майлза, хотят сожрать! Тут есть каннибалы!? Надеюсь, нам не придётся столкнуться с этими обнажёнными ребятами по одну сторону решётки, иначе… Иначе будет иначе.Я отступила к Апшеру и подняла на него взгляд. Репортёр сделал вид, словно его камера забарахлила, и он пытается её починить.—?Дай посмотреть,?— настойчиво обратилась к Майлзу я, протягивая руку ладонью вверх.—?Что посмотреть?—?Дай мне камеру. Хочу взглянуть на этих Аполлонов.—?Батарейка сдохла, а у меня больше нет, последнюю потратил. Ты ничего не увидишь.Я фыркнула и, пошарив в рюкзаке, нащупала одну пальчиковую батарейку. Показав её журналисту, я вновь протянула к нему ладонь.—?Где ты?..—?Где взяла?— там уже нет,?— резче зашипела я. И не успела оглянуться, как Апшер каким-то феноменальным образом выхватил из моей сжатой руки батарейку и развернулся к лестнице, быстро спускаясь вниз, на ходу перезаряжая технику. Я сбежала по ледяным железным ступеням за ним.Он кивнул в сторону собравшихся на первом этаже душевнобольных. Мне ничего не осталось, как признать неоспоримую правоту репортёра и смириться с тем фактом, что Майлз останется непреклонен и камеру мне не даст. А бороться со здоровым мужиком за право ей хоть раз воспользоваться, да ещё в присутствии психов, я не решилась.—?Выглядишь, словно призрака увидел. —?один из пациентов уставился на Майлза абсолютно осмысленным взглядом. Я решила напомнить репортёру о главной нашей миссии и толкнула рукой в спину; Апшер молча проследовал вперёд.Снова куча стальных дверей, которые нам пришлось проверять в поисках какого-нибудь потайного лаза и просто полезных вещиц вроде документов. В одной камере оказалась спасительная пробоина, в которую мы поспешили протиснуться. Апшер успел перезарядить камеру и вновь вёл нас вперёд при помощи ночной съёмки. Оказавшись в узком, тёмном и, как выяснилось позже, коротком пространстве между стенами, я поспешила схватить журналиста за свободную руку, несильно сжав. Большая, горячая и слегка грубовата на ощупь, его рука в ответ сжалась, отчего по мне будто ток пропустили несколько раз подряд. Странное, но приятное ощущение. Майлз остановился, подняв объектив куда-то вверх.—?Боишься? —?Послышался его едкий голос во мраке. Он насмехается надо мной. Очень вовремя.—?Единственное, чего я боюсь?— застрять здесь с тобой навечно,?— шикнув на него, я бросила его руку.—?Достань фонарик, колючка Кейт, посветить нужно.По его просьбе я вооружилась фонарём и направила свет в самую гущу темноты. В серебряном освещении нам открылся участок водоснабжения. Трубы различных размеров преграждали путь, переплетаясь друг с другом и концами уходя в верхнее и нижнее перекрытия. У самых ног Майлза стоял огромный деревянный ящик, а над ним, в потолке была внушительная дыра. Всё это было так подозрительно, что мне в голову пришла мысль о заранее спланированном кем-то маршруте нашей с журналюгой экскурсии. Может даже тот же Отец Мартин постарался, кто знает.—?Я полезу первым, а ты за мной. Не выключай фонарик и направляй свет точно к лазу,?— Апшер отключил камеру и взобрался на ящик. Потом, подпрыгнув, Майлз зацепился руками за неровный бетонный край щели, одновременно подтягиваясь вверх.?Надеюсь, меня он вытянет так же легко?.—?Стой смирно. Не… дёргайся! —?Послышался громкий говор. —?Шелковистый. Шелкови-и-и-и-стенький.Омерзительный голос томно кряхтел где-то сверху, и меня невольно передёрнуло. У репортёра могут быть неприятности. Я хотела было окликнуть мужчину и предложить поискать другой путь, но опоздала.—?А-а! Твою ж мать! Какого хрена тебе надо? Тебя никто сюда не звал, долбаный извращенец. Чё, нравится пялиться? Придурок.—?Майлз!В панике я вскочила на ящик и, зажав в зубах фонарик, ухватилась за холодный бетон. Шершавая поверхность оказалась очень острой, царапая мне руки в кровь, но я была поглощена страхом за этого идиота, работающего на СМИ, поэтому продолжила взбираться. Подтянувшись на руках, закинув одну ногу и повалившись на бок, я перехватила прибор освещения и быстро направила луч света в темноту. Тут-же меня резко схватили за плечи и подняли с пола. Я испугано дёрнулась, но осветив знакомое лицо, облегчённо выдохнула. Майлз зажмурился из-за яркого света, попавшего в глаза; свободной от камеры рукой отвёл надоедливый фонарик в сторону. Он снова врубил ночное видение, озарив свой усталый лик слабыми отблесками пугающего зелёного цвета.—?Идём,?— он окольцевал моё запястье гибкими пальцами так, что больно стало, и потащил за собой.—?Нет,?— лицо парня исказилось недоумением, которое после сменилось на грозную тучу.—?Кейт, скорее!Я упрямо развернулась и сделала несколько шагов обратно. Световой круг медленно перемещался по правой стене, с той стороны, где находилась дыра в полу. Я слышала чьё-то прерывистое дыхание, и это явно не моё или Апшера. Я дышу почти беззвучно, а мой друг большую часть времени пыхтит, как паровоз. Потом я увидела отвернувшегося от нас пациента в длинной смирительной рубашке, стоящего возле опрокинутой кровати, за которой в согнутом положении стоял ещё один. Его глаза лихорадочно блестели на изуродованном лице, выражая глубокое недовольство, если можно так сказать. На последнем психе не было штанов, только короткая роба местных ?подопытных?. Он переводил растерянный взгляд от меня куда-то на пол и всё время шипел себе под нос ругательства. Ну естественно, я не удержалась и подошла ближе, орудуя фонарём направо и налево.?К чёрту это всё!?Живот моментально скрутило спазмом, и меня незамедлительно вырвало. Фонарик упал на землю и, покатившись, свалился в расщелину. Но какая сейчас разница? Я присела на корточки, придерживая рукой мешающие волосы с боку, дабы не запачкать их, и ничего не могла с собой поделать; мозг у меня всегда был сильнее тела.Я ощутила мягкие прикосновения к моей спине и прикрывающей рот руке, тёплые, скользящие. В отравленном запахом гнили, крови и разложения воздухе разнёсся ещё один?— аромат стойкого мужского одеколона, окутавшего мои обонятельные рецепторы и приведшего меня в чувства.Я повернула голову в сторону спутника, утирая губы.—?Ужасно, отвратительно, мерзко…Шепча это, я уткнулась лбом в его плечо, потом приподняла голову, и втянула носом воздух возле его шеи, зажмурив слезящиеся глаза. До слуха донёсся грузный вздох и то, как Апшер сглотнул, пока прижимался к моему виску гладкой горячей щекой.—?Про таких говорят ?дурная голова ногам покоя не даёт?.?Это точно?.Слышать в его тихой речи упрёк было неприятно, и всё же он прав.—?Я не хотел, чтобы ты это видела, но ты ведь не слушаешь.—?Урок мне на будущее.—?С каждым может случиться,?— он снова потянул меня на себя, поддерживая за руки. Я без колебаний поддалась манипуляциям и поднялась следом, стараясь устоять на ватных ногах. —?Пошли. Мы итак много времени потеряли.Репортёр приобнял меня за плечи и настойчиво повёл на тёплый свет, исходящий из-за угла и во мраке кажущийся слишком ярким.—?Спасибо,?— чуть слышно, но чётко прошептала я, не узнавая собственного голоса.Когда я пришла в себя, парень молча продолжал прижиматься ко мне своей крепкой грудью и стискивать мои плечи всё сильнее с каждым шагом. Почему именно он прижимался, а не я? Да просто лично я уже полминуты по определению ?в здравом уме и трезвой памяти? стараюсь без лишней агрессии избавиться от его заботливых ручонок, а журналист ни в какую не хочет воспринимать протестующие знаки. Прирос ко мне он что ли??По-моему, его температура тела слишком высокая, нет? Может, заболел??—?Майлз…—?Что? —?мы вышли к источнику света, и я затормозила. Апшер взглянул на меня с высоты своего исполинского роста и поднял брови. Я выразительно указала на наше слишком тесное расположение относительно друг друга; он открыл было рот что-то сказать, но тут же закрыл, неспешно опуская руки и отступая на шаг. —?Лучше?—?Да, я уже в порядке,?— Апшер хмуро смотрел на меня, отчего стало вдруг не по себе. Признаю, у этого человека поразительные глаза: они могут заставить испытывать угрызения совести, когда нужно?— согревают душу, а при желании унижают не хуже слов, но какую бы эмоцию не старался бы передать их обладатель, эти глаза всегда просто завораживают своей холодной глубиной цвета расплавленного серебра.?Не так, что-то не так…?Поправив рюкзак и откинув со лба прядь волос, я направилась к очередным стальным решёткам.—?Когда я буду нужен тебе настолько, что ты сама попросишь об этом, можешь смело рассчитывать на меня,?— слова журналиста остались за спиной тяжёлым гулом, застрявшим под потолком коридора. Я побоялась оборачиваться и выяснять смысл сказанных Майлзом слов, поскольку шестое чувство взвыло, а за ним в тревожном гимне зашлось и сердце.?Не к добру это всё, не к добру…?