When I watch the world burn all I think about is you - часть восьмая (1/1)

Когда в конце марта фон Ким уезжает из города обратно в поместье, Тэхён не издает и звука протеста. Даже наоборот - помогает подняться в экипаж (этот галантный жест с подачей руки), желает приятной дороги, заминается на мгновение:- Могу я надеяться получить от вас письмо? - и в глаза смотрит пристально, как заклять пытается.- Можешь, - Сокджин позволяет себе улыбку. Забавно, но Тэхён как будто пытается быть Кимским. Каким-то возвышеным благородным книжным образом, который сам себе придумал.Чимин его не провожает. Чимин вообще с рождества становится подозрительно тих и задумчив. Чонский в их доме появляется всё так же часто, но о душевных метаниях сына Сокджину не известно ровным счётом ничего, потому что даже на самые осторожные распросы Чимин отвечает яркой улыбкой и легкомысленным пожатием плеч.Ему дважды приходят письма от Ланского-Рогатых, и Сокджин решительно не понимает, что происходит. Остается только не вмешиваться.Сокджин даже на мгновение задумывается - просить ли Тэхёна позаботиться о брате или толку-то. Но это как договор с высшими силами, скрепленный печатью:- Позаботься о брате.Весна в поместье встречает его суетой приготовлений к посевному сезону, ремонтом прохудившихся за зиму амбарных крыш и прочим, прочим, прочим. Теперь ещё и за издательством с новым управляющим приходится пристально следить. А с расстояния затея не из лучших (после недельных размышлений Сокджин просто сдается и пишет Тэхёну - на полстраницы просьба заходить в издательство, поглядывать в бумаги, последним абзацем вести про домашних, последней строкой - приглашение написать ответ).Киддовский нагрянывает достаточно внезапно (признаться, за хлопотами в целом и странными тёплыми чувствами к Тэхёну в частности, Сокджин с непозволительным легкомыслием о существовании князя забывает). Апрель разгорается жарким солнцем, Сокджин возвращается после разговора с деревенским старостой в прекрасном настроении, в дом влетает, словно ему снова двадцать пять и вся эта возня с хозяйством в новинку и дико интересна, на ходу расстегивает и скидывает с плеч сюртук, распускает завязки на рубашке - жарко.- Прошу простить меня за визит без предупреждения, хотя когда и где бы я ещё увидел вас в столь очаровательно растрёпанном состоянии, - Киддовский улыбается, разглядывает его жадно, будто Сокджин перед ним обнаженный. Приятного мало.- Хёсан Джинович, какой сюрприз, - Сокджин изображает светскую улыбку, отдает сюртук слуге, - Сегом, будь добр, передай на кухню, что я велел подать нам с князем чаю в кабинет.- Надеюсь, сюрприз приятный, - Киддовский улыбается. Нет, право, они бы с мадам фон Че были бы прекрасной парой.- А это зависит от того, по какому поводу ваше сиятельство решили посетить наше скромное обиталище с визитом. Пройдёмте в мой кабинет, там беседовать будет значительно удобнее, - фон Ким приглашает князя жестом следовать за собой.Киддовский не должен восприниматься кем-то опасным с его болезненной почти до измождённости худобой, но есть в его глазах что-то от больного бешенством волка. Странно, что фон Ким не замечал этого раньше. Хотя, возможно, раньше этого и не было.Он опускается в кресло, закидывает ногу на ногу:- Итак, чем обязан?- Любите сразу переходить к делу, - князь усмехается.- Мы с вами взрослые, деловые люди, к чему нам лишние реверансы, верно? - Сокджин одаривает его милой улыбкой.- Как прикажете, - Киддовский опускается в кресло для гостей, - я вас хочу, Сокджин Юрьевич. И кажется, с Рождества прошло достаточно времени, чтобы вы могли обдумать выгоды моего предложения.Сокджин кивает:- Действительно. Я обдумал ваше предложение, но вынужден отказать.- Вынуждены? - снова усмешка, - позволите узнать, что же вас вынудило?- Я мог бы солгать, что обстоятельства, - Сокджин зеркалит его усмешку, - но, пожалуй, правдивый ответ будет более убедителен. Я не хочу, Хёсан Джинович.- Кажется, это как-то связано с тем, что ваш пасынок совершенно беспардонно в вас влюблён?Боже, как некрасиво. Сокджин даже морщится.- Не хочется оскорблять ваши честь и достоинство, Хёсан Джинович. Но мой пасынок совершенно ни при чём. Просто конкретно я конкретно вас абсолютно не хочу. Ни мужем, ни вообще.- Не боитесь пожалеть? - ухмылка князя с этими его бешеными волчьими глазами смотрится особенно жутко.- Изволите угрожать? - фон Ким спрашивает с совершенно искренним интересом.- Возможно?В дверь кабинета стучат, Сегом заглядывает внутрь:- Сокджин Юрьевич, чай?Фон Ким кивает:- Спасибо, - переводит взгляд на Киддовского, - в этом году получилось совершенно чудное яблочное варенье, попробуйте. Смею вас уверить, ваше сиятельство, такого вы ещё не пробовали.- Ничуть не сомневаюсь.Фон Ким разливает чай по чашкам:- Но возвращаясь к вашей угрозе. Хёсан Джинович, вы уверены, что мне стоит угрожать?- Вы не представляете, как мне нравится это ваше выражения лица сейчас, - князь улыбается и качает головой, - вы очаровательны, Сокджин Юрьевич. Особенно в своём неверии, что вам можно навредить.Фон Ким кивает:- Ну что же, могу вам лишь посоветовать забыть всё это и обратить своё внимание на кого-нибудь более юного и сговорчивого.- О, обязательно, - Киддовский кивает, отпивая чай, - варенье, должен признать, и в правду потрясающее.Письмо от Тэхёна приходит уже в начале мая. Письмо, из которого Сокджин узнаёт, что князь Киддовский теперь частый гость его петербургского дома, и так красиво за Чимином не ухаживал даже Минский.Как утомительно. Сокджин трёт виски, чувствуя подступающую мигрень. Поведение Киддовского иначе как сумасшествием назвать язык не поворачивается. Кто-то более юный и сговорчивый, мда. Чимин не дурак, конечно, и это не первый его ухажёр... но фон Ким на всякий случай собирается на неделю вернуться в город.