When I watch the world burn all I think about is you - часть шестая (1/1)
Ах, шкандаль, ах, драма, достойная пера Шекспира. Чонский изволит вылететь из дома пулей, не дожидаясь завтрака, велит запрягать сани (юношеский голос срывается, идёт трещиной), и фон Ким уверен - если уж Чонгук не выкрикнул Чимину в лицо пару минут назад что-нибудь вроде "что мне надо сделать, чтобы ты на меня внимание обратил, тоже на войну уехать?!", то уж точно подумал.Фон Ким устало накидывает полушубок и неторопливо выходит следом за ним. Чонгук суетливо, лихорадочно так застегивает пуговицы, лицо красное от злости и обиды, в глазах влага (не плачет, нет, гордый же, пусть и ребёнок), волосы встрепаны так смешно.- Что-то случилось, Чонгук Эдуардович? - фон Ким сдерживается, чтобы не протянуть руку и не поправить непослушные вихры.- Вспомнил, что у меня неотложные дела в городе, - беззастенчиво врёт Чонгук. В глаза не смотрит - стыдится.- Вы шапку забыли, - мягко журит его фон Ким, - задержитесь ещё минут на десять, я велю Седжину вам что-нибудь собрать с собой в дорогу. Сегодня морозно - дорога на голодный желудок вам чести не сделает.Чонгук краснеет будто бы сильнее - теперь очевидно от смущения. Славный мальчишка. Глаза вдруг поднимает на фон Кима, смотрит очень грустно:- Вы ведь всё понимаете.Сокджин вздыхает и всё-таки поправляет ему волосы:- Поэтому и не пытаюсь уговорить вас остаться на завтрак. Хотя стоило бы. Ланской-Рогатых планировал отбыть в Петербург как раз после завтрака. Лучше бы вам одному в такую погоду не путешествовать. А так - приятная компания, мудрый взрослый человек, не склонный выдавать чужие секреты, даже сердечные, даже своему лучшему другу, даже если это про соперника этого друга.Чонгук весь словно сдувается, взгляд отводит:- Простите, я был несдержан, - Фон Ким лишь рукой взмахивает, мол - мелочи, - я... останусь на завтрак.- Лучшее решение этого утра, юноша.Чимин сидит в голубой гостиной у камина, хмурый, сосредоточенный, весь словно сам через сражения проходит. Тэхён, рисующий у окна, на контрасте выглядит эдаким островком покоя. Удивительное, конечно, зрелище - всегда было наоборот.- Чонский уехал, - сообщает фон Ким.Чимин даже не дергается, как не ему информация. Да уж, туда лучше не лезть. Разница, однако, любопытная - с Минским Чимин сразу к Сокджину прибежал. Сокджину становится интересно - не поспешил ли он с выводами о победе поручика.- Хотите проехаться по окресностям? - спрашивает Тэхён, закрывая альбом.- Что, дома уже надоело? - Сокджин усмехается, но, если по-честному, быть сейчас рядом с излучающим спокойствие Тэхёном хочется гораздо больше, чем с кем бы то ни было ещё. Чувство очень новое, странное, даже дикое. Но Рождество Сокджина вымотало окончательно, как никогда ещё в жизни, особенно с учётом чёртового Киддовского. У Сокджина очень неприятное чувство, что он сейчас не может быть хорошим отцом, который бы Чимину со всеми этими его ухажёрами очень бы пригодился. Нужно выдохнуть, вдохнуть и немного прийти в себя. Поездка на санях по округе вполне себе звучит как "выдохнуть".- Немного, - Тэхён улыбается чуть смущённо, добавляет неуверенно, - слишком пахнет чужими людьми и всей этой шумихой.- Устал? - Сокджин присаживается напротив него, тянет альбом из рук, - можно? - интересно посмотреть, Тэхён отлично рисует и никогда не был против похвастаться перед фон Кимом.- Да, наверное, устал - это самое правильное слово.В альбоме на последнем листе Чимин, мрачно развалившийся в кресле перед камином. Сокджин косится в его сторону - даже поза та же, как специально позировал и не двигался.- Чимин, ты поедешь? - Сокджин перелистывает альбом назад, разглядывает десяток набросков с танцующими парами. Нарисовано, похоже, сильно после бала, по памяти, но очень точно - Сокджин узнает герцога Лисьева, Чимина с Евгенией Кужунёвой, Ланского с кем-то из Биаевских. Ещё лист назад - зарисовки с охоты - доктор Дионисьев с ружьём, Ченский, спешившийся с лошади... Какой же, всё-таки, талантливый чёрт.- Нет, - отвечает Чимин после паузы, - хочу побыть один.- Хорошо, - Сокджин кивает, протягивает альбом Тэхёну обратно, - я велю запрячь сани.В тот год, когда они отдали Чимина в кадетский корпус, и Сокджин перманентно пребывал в дурном настроении (не столько от волнения за ребёнка, сколько от дурацкого чувства одиночества без него), Намджун однажды сказал:- Душа моя, ты же любишь национальные русские забавы? Вроде масленичных?- Допустим?До масленицы оставалась непростительная куча времени, но Намджун устроил ему праздник получше. Целую зиму праздника. Сокджина словно откаруселило на двенадцать лет назад - они играли в снежки (о, каково это - выгребать снег из-за шиворота, с чувством ругаясь на немецком под смех Намджуна), зимний котёл (Намджун постоянно оскальзывался, и игра больше превращалась не в защиту котла от захватчика, а в защиту офицерской задницы от столкновения с твердой поверхностью), катались на санях (объездили всю округу, случайно поперезнакомились, да попередружились со всеми соседями - от Киддовского, будь он неладен, до Лисьевых). Сокджин тогда заработал искреннюю симпатию поместных деревенских за то, что играл с детьми во все их игры. В деревне его теперь ждали и радовались ему.Они с Намджуном словно вернулись в год до свадьбы, когда была только сумасшедшая влюблённость, эйфория и больше ничего. Сокджин снова дышал и много смеялся.В ту зиму они любили друг друга как никогда до и после, слишком страстно, слишком нежно. Мир мог расколоться на части - Сокджин и не заметил бы.Хорошая была зима.Сокджин вспоминает о ней, когда Тэхён смеётся. Сани заносит на повороте, и они оба вскрикивают, едва не вывалившись. Тэхёну ужасно смешно от этого. Он утыкается лицом с меховой ворот шубы фон Кима, и фон Киму вдруг так безумно хочется, чтобы время остановилось.Тэхён вовсе не похож на своего отца: другая мимика, другие жесты, другой характер. Казалось бы, сходство лишь внешнее, но... но нет. Есть одна вещь: рядом с ними обоими так бесконечно, безгранично хорошо.Фон Ким вспоминает, как позапрошлой ночью Тэхён кружил его в беззвучном вальсе, улыбался мягко, тепло, и что-то внутри него ломается.Рядом с Тэхёном хочется остаться. Возможно - навсегда. И что самое страшное - вовсе не потому, что он Кимский.Сокджин с ужасом понимает, что мог бы поцеловать его в эту секунду, и не жалел бы о содеянном никогда. Что бы ни случилось.- В поместье зимой решительно нечего делать, - говорит Тэхён, выбираясь из саней и протягивая руку фон Киму, - не планируете вернуться в город?- Будто бы зимой есть чем заняться в городе, - Сокджин фыркает, опираясь на его ладонь.- Заводить знакомства, укреплять связи, проталкивать сыновей в общество, - Тэхён улыбается. Наглый мальчишка, фон Ким восхищён, - к тому же Чимин нуждается в вас сейчас, - нет, определенно Тэхён пойдёт далеко, если не стесняется оперировать такими вещами для достижения желаемого.- Чимин сейчас нуждается в романе с кем-нибудь, кто не будет чрезмерно серьёзно к нему настроен, но никак не во мне, - Сокджин отряхивает шубу, - идёмте в дом, Тэхён Сергеевич.- Не боитесь, что после такого шикарного праздненства соседи начнут вам докучать? - этот вопрос прилетает словно пуля с затылок - Сокджин едва не спотыкается, вспоминая - в этом же месте, позавчера: наш союз может принести потрясающие плоды, не находите?Сокджина нельзя обвинить в трусости или слабости, но в любви к побегам - легко. И сейчас сбежать от самой только возможности, что Киддовский нагрянет с визитом, хочется безумно.А Тэхён пойдёт далеко. Уже не теория - аксиома.- Не боюсь, - отзывается Сокджин, - но, пожалуй, ты прав, до весенних хлопот по поместью можно и вернуться в город.И затылком чувствует широкую улыбку Тэхёна.