И хорошо (1/1)

Сокджин Юрьевич кажется Чонгуку тем человеком, который будет истошно верещать ?мышь!!!?, встретив таковую, и обязательно упадёт в обморок при виде крови. Странно – почему, на анемичную барышню немец похож мало. Возможно, всему виной Намджун Алексеевич, который с супругом носится, как курица с яйцом ?любовь моя, тебе не холодно? принести шаль??, ?солнце сегодня ну очень уж жаркое, душа моя, пойдёмте в дом? и, конечно же, ?Чимин, только не говори, что тебя в этот раз тоже наказывали! Твой отец не заслужил подобных новостей!?.В общем, летом в поместье Кимских когда Чонгук, гонясь за Чимином мимо рапсового поля к речке, очень неудачно падает с лошади и рассекает себе о камень руку от локтя едва не до кисти (море крови, истошно голосящий Чимин), Сокджин Юрьевич – последний человек, которого он ожидает обнаружить с бинтами в руках и холодным:- Майн готт, Чимин Сергеевич Пакский, возьмите себя в руки и перестаньте рвать волосы на голове. Это всего лишь царапина, не помрёт ваш друг раньше, чем вы его пристрелите на дуэли, - он ещё глаза так закатывает и велит Чимину немедленно покинуть комнату и не трепать нервы присутствующим.Руку на самом деле уже не так уж и больно, саднит неприятно разве что.- Голова не кружится? – негромко уточняет фон Ким.Чонгук мычит отрицательно, для верности башкой мотает и едва не падет ему на руки.- Понятно, - фон Ким кивает, удерживая его за плечи, немного хмурится, - держите спину ровно, смотрите перед собой. Сосредоточьтесь на каком-то объекте и не сводите с него взгляда. Сейчас я промою вашу рану, обработаю, наложу повязку, и вы сможете лечь. Сегодня вам нужно будет много пить и нормально поесть, что-нибудь мясное, обязательно, я распоряжусь, чтобы Седжин проследил. Лекаря вызовем, но не думаю, что в этом будет необходимость.Он говорит это всё очень спокойно и всё так же негромко, держит Чонгука за плечи всё ещё. День жаркий, а ладони у Сокджина Юрьевича холодные. Чонгук сосредотачивается на этом ощущении, взглядом цепляется за угол картинной рамы у фон Кима за спиной.- Вы так хорошо всё знаете. Откуда? Вы же, кажется, все войны прослужили в штабе?Фон Ким хмыкает тихо, качает головой:- В моей биографии много любопытных фактов, никак не связанных с войной, но связанных с кровью и медициной, - он стягивает с Чонгука рубашку, не глядя бросает на пол, окунает тряпицу в таз с водой, - однажды, когда мне было семнадцать, мне пришлось ассистировать подпольному доктору – из моего крайне непутевого товарища вынимали дуэльную пулю, - от воды зябко, Чонгук ёжится невольно, а может и от истории тоже, немного, у него слишком живое воображение, - так себе, я вам доложу, опыт, хотя, пожалуй, достаточно ценный. Потом пригождалось пару раз, первый сельский доктор у нас был тот ещё дурак.Чонгук невольно теряет связь со своей картинной рамой, переводит взгляд на фон Кима. Лицо того вдруг как-то слишком близко. И выглядит он слишком юно для своих… сколько ему? Тридцать семь? Ресницы длинные, усмехается так… красиво? Сердце в груди вдруг ускоряет бег, Чонгук смущается сам не зная чего. Просто… сама ситуация какая-то… он сидит без рубашки, а фон Ким так близко, и он взрослый, и Чонгук какой-то весь из себя потерянный и беззащитный.Перед глазами мутится снова, Чонгук пытается ухватиться целой рукой за что-нибудь, но лишь кренится вперёд, со всхлипом ловя ртом воздух.Фон Ким ловит его за плечи снова, только на этот раз Чонгук успевает упасть в его плечо лицом.- Дышите, - строго велит фон Ким, опускает его осторожно на подушку боком. Чонгук едва не задыхается. Слишком близко и ужасно неправильно. Он зажмуривается поспешно, - глаза не закрывать, - это фон Ким вдруг рявкает, и Чонгук распахивает глаза, даже не задумываясь. Взгляд напротив озабоченный, серьёзный, - хорошо, перевяжем вас лёжа, мой юный друг, но глаза пока не закрывайте.- Papa’? – голос Чимина, откуда-то от двери, - всё в порядке?- Да. Вели Седжину принести кувшин ягодного отвара и кружку. И пусть приготовит как-нибудь несложно пару куриных яиц.Чонгуку вдруг ужасно хочется уснуть – веки очень тяжелые, а комната всё плывёт перед глазами.- Вот, повязка готова, - голос фон Кима доносится откуда-то издалека, - сейчас вам принесут питья и отдыхайте как следует. Вам теперь только пить, есть, да спать. Даже завидно, - он смеется негромко, и последнее, что Чонгук успевает подумать, прежде, чем провалиться в темноту – ему нравится смех фон Кима.Обходится без осложнений, фон Ким меняет ему повязки, рана зарастает как на собаке – быстрее некуда, и правда – всего лишь царапина. Чонгук ест и пьёт за двоих, и уже через три дня чувствует себя бодрее, чем до падения с лошади.- Шить не пришлось, только сына мне зря перепугали, - фон Ким хмыкает, осматривая его рану на третий день, - можно не заматывать более, но постарайтесь не ободрать, рукава на рубахе не закатывать категорически. Ферштейн?Чонгук кивает, смотрит на фон Кима задумчиво, пытаясь поймать чувство из дня ранения, но нет. Видимо то всё от головокружения и шока. Фон Ким всё тот же обычный взрослый человек, всё тот же отец Чимина, сердце быстрее не бьётся. И хорошо.Влюбиться в отца лучшего друга было бы крайне неловко.- Спасибо, Сокджин Юрьевич!Фон Ким улыбается мягко:- Пожалуйста, юноша.И улыбка у него всё-таки чертовски красивая. Но – не более того.