Субин фон Ким - часть вторая (1/1)

Старый особняк в центре Петербурга против всех ожиданий находится в идеальном состоянии. Намджун Алексеевич улыбается смущено:- Я всё чаще провожу время в городе, с тех пор как дети перебрались в имение. Уджин уже поступил на обучение, мне хотелось за ним приглядывать. Да и… - он пожимает плечами, - в городе как-то больше жизни. А иногда и дети приезжают из имения. Когда Чимин посещает Петербург – тоже останавливается здесь с семьёй. Нежилых, законсервированных комнат нет. Мы даже несколько раз устраивали приемы за последние несколько лет.Сокджин кивает:- Не уверен, что всё ещё могу быть здесь полноправным хозяином, и рад, что дом не в запустении. Спасибо тебе.Слуг тоже помогает нанять Кимский. Сокджину немного дурно от мысли, что это всё может растянуться надолго, но без помощников будет явно туго в таком огромном доме, и он не противится.Субин просит разрешения общаться с отцом на следующий же день после рождественского бала, и Сокджин по его глазам видит – даже если встречи дозволены не будут, один цыган и один полу-цыган прекрасно найдут возможности для общения минуя чьё-то там дозволение.Поэтому Сокджин говорит:- Хорошо. Но в доме только если я отсутствую.Субин хмурится, но не спорит и не спрашивает. И Сокджин тоже принимает решение не лезть. В конце концов, Субину семнадцать. Тут уже ничего не сделать и не решить.Гости у них теперь часто. Забавно, что высший свет помнит фон Кима, забавно, что многие из случайных встреч на рождественском балу заинтересованы в продолжении общения. Сокджин принимает Чхвеховых (к счастью, без отпрысков), уже давно не юного, но всё ещё сохранившего в себе что-то щенячье Чонского, баронессу Лиеску с воспитанницами (Феликс смущается, но Субин, держащийся прямым как палка, не дает ему сбежать). К ним даже заглядывают Ченский с Дионисьевым, и Сокджин подсознательно начинает ожидать и Ливанова – но бог милует. Гости скорее забавляют, чем утомляют, и Сокджин прекрасно держится, ненароком вспоминая молодость и годы проведенные по балам, да приемам.Он даже выбирается в салон герцогини Чхвеховой, впрочем, не задерживаясь там надолго.Но где-то к концу января приятности заканчиваются.Начинается всё с того, что Сокджин возвращается с прогулки несколько раньше запланированного и, по сути – сам дурак. Тэхён сидит в кресле у камина в южной гостиной, Субин ходит по комнате, руками размахивает, рассказывает что-то. Необычайно живой и дышащий. Сокджин и не помнит, чтобы видел его таким сияющим. Феликс тут же, сидит чуть в стороне, смотрит почему-то не на Субина, а на Тэхёна. А Тэхён улыбается так невыразимо мягко – его таким Сокджин тоже никогда не видел.Картина настолько чудовищная, что у Сокджина подкашиваются ноги. Он хватается за дверной косяк, и сбежать необнаруженным уже не получается.- Papa’… - Субин пугается, бросает взгляд на часы.- Не обращайте на меня внимание, господа. Не хотел вам мешать. Буду у себя в кабинете.- Сокджин Юрьевич, - Тэхён поднимается с кресла, - как замечательно, что мы с вами, наконец, смогли встретиться. Я бы хотел поговорить, если вы позволите.Не позволю, - думает Сокджин. У Тэхёна лицо решительное, взгляд острый. Бороться и спорить с ним бесполезно, но Сокджин не первый год в этом деле.- Прошу меня простить, Тэхён Сергеевич, я безумно устал и хотел бы отдохнуть. Позвольте отложить эту беседу до следующего раза.- И когда я могу сметь надеяться на следующий раз? – голос Тэхёна начинает сочиться ядом, глаза опасно сужаются.- Когда вы планируете посетить нас в следующий раз?- Завтра.- Хорошо, завтра я совершенно свободен, и полностью к вашим услугам.Конечно же, на завтра Сокджин сбегает по ?неотложным делам?. Условие, поставленное перед Субином ?но в доме только если я отсутствую? всё ещё жесткое. Субин всё ещё не задает вопросов, но Сокджину становится тяжелее дышать.Второе нежданное столкновение скорее забавно, пусть и очень печально. Выходя из дома Сокджин натыкается на сердитого мальчишку лет десяти-двенадцати. Мальчишка одет дорого, но его никто не сопровождает, и это выглядит довольно дико.- Здравствуйте. Вы – Сокджин Юрьевич фон Ким? – строго спрашивает мальчишка. Умильный бесконечно в этой своей строгости.Фон Ким кивает:- И с кем я честь имею разговаривать? – добродушно интересуется он.- Сан Богомович Цыганов-Шатровски. Кимский.Ах, вот оно что. Умиление и добродушие чуть подтухают.- И что же вас ко мне привело, юноша?- Мне нужно с вами поговорить, - мальчик хмурится.Нос у него красный, да и щеки алеют. На улице лёгкий морозец. И фон Ким принимает решение – в конце концов, почему бы и нет. Потом можно будет заставить Тэхёна забрать отпрыска домой, не являя ему себя и сославшись больным. Сработает на вряд ли, но можно же попробовать.Сокджин велит слугам подать чай, даже спрашивает:- Какое бы вы варенье хотели, юноша, малиновое или вишневое? А впрочем… давайте оба.Мальчишка на это всё не покупается, смотрит всё так же насуплено. Сокджину жаль на секунду, что они не смогли быть родственниками, воспитывать этого ребёнка было бы весело.- Как вы можете? – говорит Сан, когда они, наконец, усаживаются у камина в малой гостиной.- Прошу прощения? – уточняет Сокджин.- Вы же… вы же… вы старый! Вы древность, вы мамонт, вы… - он почти задыхается от возмущения, и Сокджину это всё так смешно бесконечно. Только вот ситуация не смешная совершенно.- О чём вы, друг мой? – мягко уточняет он.- Отец… - Сан сжимает кулаки, - если вы думаете, что ради вас он…Сокджин закрывает лицо рукой. Какая мерзкая ситуация. Хорошо, что и Субин, и Феликс где-то наверху, им определенно не стоит этого слышать.- Послушайте, юноша, - устало зовёт Сокджин.- Нет, это вы послушайте, - взвивается мальчишка. Сокджину всё ещё забавно – как плохо у него с воспитанием, сколько тут цыганщины неотесанной, сколько несдержанности. Красиво, пусть и глупо, - ваш, ваш Субин постоянно…- Сан, - Сокджин оборачивается на голос. Ну надо же, как вовремя. Тэхён стоит в дверях необычайно мрачный, - прошу нас простить, Сокджин Юрьевич, но мне кажется, что Сану пора возвращаться к гувернеру, пока тот не поседел окончательно.Фон Ким усмехается:- Как приятно видеть вас по ту сторону этой цепочки отцы-дети, Тэхён Сергеевич.К счастью, Тэхён ничего не выкидывает в ответ, хотя мог бы. Видимо – не при сыне. Сокджин испытывает лёгкий приступ гордости за него, но как же горько.Чимин повзрослел. И это страшно и дико видеть своего любимого, когда-то единственного и самого драгоценного сына спустя восемнадцать лет. Они ведь даже не писали друг другу все эти годы. У Сокджина сердце колотится как бешенное – оказывается, всё ещё может.- Папа, - говорит Чимин, голос его дрожит, - почему ты мне не сказал? Почему вы с отцом… я же не знал, папа, - он выглядит таким бесконечно несчастным, что огромный толстый червь вины скручивает Сокджина как жгутом.- Здравствуй, - говорит Сокджин. Голос подводит его, надламывается. Если бы он не был фон Кимом – заплакал бы, а так –только руки трясутся.Чимин, не долго думая, вселяется в городской дом фон Кима вместе с сыном. Минский отправляется дальше - по каким-то неотложным делам, кажется, в Москву, и у них неожиданно оказывается очень много времени, чтобы наверстать восемнадцать лет. Смешно. Сын Чимина ровесник его же брата.Хёнджин – славный парень, очень быстро находит общий язык и с Субином, и с Феликсом, разве что Субину совсем не до него – у Субина теперь ещё и брат, мало того, что отец.- Ты не спросишь меня – кто отец?Чимин смотрит на него долгим, пугающе взрослым взглядом, в юности у него такого не было.- Слухи о моей пустоголовости сильно преувеличены, папа. Я понял.Всё происходит так сумбурно. Узнав о возвращении отца Чимин, планировавший погостить в поместье – едет сразу к нему, по наитию, не прощая, злясь, но – едет, порывом, интуитивным тычком, надеждой, что может быть фон Ким вернулся… к ним, совсем, навсегда. А войдя в дом первым видит Субина. И Субин говорит: - Здравствуйте, Чимин Сергеевич, - узнавая его с первого взгляда. И Чимин понимает если уж не всё – то почти всё.- Ты же не будешь… ссориться из-за этого с братом?Чимин хмыкает, потом издает невеселый смешок:- С которым из?.. Как забавно, что я могу теперь так шутить. Признаться, я всегда хотел младшего брата. Как говорится – бойтесь своих желаний. Теперь у меня их два, и это… это привело к некоторым последствиям.Сокджину тошно от того, как Чимин осторожно подбирает слова.Тяжелее всего ему, внезапно, дается визит Богома. Скорее всего потому что силы уже на исходе, а зима в Петербурге – не лучшее время, а уже за середину февраля. Бессонница, усталость, волнения, люди, призраки прошлого, вина, бесконечная вина перед всеми. У фон Кима безумно болит голова.- Богом Медведович, - говорит он как можно более бодро, но вежливо-нейтрально, - чем обязан вашему визиту?Глаза у Богома старческие, словно он прожил на сотню лет дольше Сокджина, старческие и тоскливые, усталые. Смотреть в них тяжело.- Зачем вы вернулись в Петербург, Сокджин Юрьевич?Как прямолинейно.Сокджину нечего ответить. Он и сам не знает – зачем вернулся. И видимой причины нет, тут уж как факт. - Вам не о чем беспокоиться, - отвечает Сокджин тихо. Это так бесконечно пошло, честное слово, - я не планирую тревожить ваш покой дольше приличного. Мы скоро уедем, - или он вывезет Субина в Германию силой. Пора возвращаться, Сокджин не знает, сколько ещё может выдержать, и как бы ему не хотелось провести больше времени с Чимином, силы на исходе.- Без вас было так тихо, - Богом усмехается, - это поразительный талант, вы знаете? Просто существовать, но при этом… - он неопределенно ведет рукой по воздуху.- Мне кажется, едва ли я могу принять это за комплимент, - Сокджин отпивает свой чай из чашки.- Нет, что вы, - Богом вздыхает, откидывается на спинку кресла, - это комплимент. Вы удивительно яркий человек, Сокджин Юрьевич. А в каждом даре есть и проклятье.Да, голова болит невыносимо. Сокджин прикрывает глаза на пару мгновений. Зря, наверное, потому что под веками яркой вспышкой тот чёртов сон, в котором Тэхён улыбается с Субином на руках.Не спрашивай, не спрашивай, не спра…- Скажите, Богом Медведович, - Сокджин поднимает на него взгляд, - Тэхён… он… хороший отец?Лицо гостя смягчается, взгляд наливается теплотой:- Лучший. Дети души в нём не чают. И он в них, - последнее звучит уже более жестко. Как если бы должно было быть угрозой. И Сокджин спешит сделать глупое светское лицо:- Как жаль, что я не мог быть им дедом, как бы было славно жить в поместье, наполненном детьми.- Да. Это и в правду славно, - Богом кивает, - отличный чай, привезли из Германии?- Подарок подруги детства из путешествия к туманному Альбиону.- Как приятно. Дети… дети беспокоятся, Сокджин Юрьевич. Сан же был здесь, верно? Я… - он смущается на секунду, - почувствовал его запах на первом этаже.Сокджин усмехается мягко:- Славный мальчишка. Отчаянный. Но я повторюсь. Не о чем беспокоиться, Богом Медведович. Мы уедем. Всё вернется на круги своя. Дайте им немного времени. Мой сын… так отчаянно мечтал об отце, что заслуживает ещё хотя бы нескольких недель. А потом мы исчезнем. Уже, думаю, навсегда. Я же чертовски стар, - он усмехается, - ну сколько мне осталось, сами посудите.Он теряет сознание спустя три дня. Засиживается в кабинете до рассвета, пытаясь отвлечь себя чтением, пока его не начинает подташнивать от усталости. Встает, зябко кутаясь в халат, делает насколько шагов к двери и… в глазах темнеет слишком быстро. Фон Ким никогда не падал в обморок, даже не успевает понять - что происходит.В себя он приходит уже в своей постели, Субин сидит рядом, бледный, растрепанный, держит за руку крепко своими обеими.- Который час? - хрипло спрашивает Сокджин.Субин дергается и едва не подскакивает на стуле:- Papa’, как ты себя чувствуешь, papa’? – от волнения он сбивается на немецкий, и Сокджину неловко и мрачно от того, насколько испуганным выглядит его ребенок.- Отвратительно, - он морщит нос, - прекрати задавать глупые вопросы. Как ещё я могу себя чувствовать, если хлопнулся в обморок будто анемичная барышня. Воды.Субин срывается из комнаты, Сокджин слышит топот ног по лестнице. Глупый ребенок, он хотя бы догадался вызвать лекаря? Он хотя бы не на своём горбу один тащил Сокджина в спальню?- Она холодная, - беспомощно говорит Субин.- Ничего.- Доктор сказал, что ты простудился, и…- К чёрту может идти твой доктор, дай сюда кружку и прекрати трястись, ради всего святого. Я не умираю.Субин обессилено опадает на стул. И фон Ким, отхлебнув воды, спрашивает снова, уже более мягко:- Который час?- Почти два.- Какие же тёмные зимы в этом городе, - Сокджин вздыхает устало, ставит чашку на прикроватный столик, - кто ещё в курсе?- Чимин Сергеевич. Это он прислал доктора.Ожидаемо.- Больше никто?- Феликс и Хёнджин. И домашние. Больше никто.- Отцу не говори. Намджуну Алексеевичу тоже.Субин медлит мгновение, но кивает.- Пожалуй, сегодня я позволю себе побездельничать в кровати. Ступай, займись чем-нибудь. Погуляйте с Феликсом. Сходите в театр. Ты его совсем забросил со всей этой своей новоприобретенной семьёй. Мальчику может быть одиноко.- Он всё время проводит с Хёнджином, - неуверенно протестует Субин.Сокджин Юрьевич хмыкает:- Тебе бы тоже стоило познакомиться с Хёнджином поближе, пока родня со стороны отца тебя не очень жалует, - Субин поджимает губы, - ступай. Пришли кого-нибудь из слуг с горячим питьём. А потом я попробую поспать.Лучше ему не становится ни на следующий день, ни через неделю. Только хуже. Слабость приковывает к постели, желания есть нет совершенно. Сокджин думает отрешенно, что неплохо бы перепроверить завещание. Хмыкает. Умирать, конечно, не хочется совершенно. И он, вроде бы, не умирает. Но как же плохо.Намджун Алексеевич узнает о его состоянии через четыре дня, вызывает какого-то своего доктора, но тот лишь разводит руками.- Прекрати, пожалуйста, - просит Сокджин, - я просто отвык от ваших мерзких русских зим. Всё будет хорошо.Но хорошо не становится.- Добрый день, Тэхён Сергеевич, - Сокджин даже не пытается приподняться на подушке, оскользнуться и упасть на неё обратно будет как минимум жалко, а Тэхён всё ещё последний человек на планете, перед которым фон Ким готов выглядеть слабым или жалким, или упаси боже – беспомощным, - прошу простить меня, что принимаю вас не в кабинете. Здешняя зима меня немного измотала.Тэхён стоит в дверях, скрестив руки на груди. Военная выправка, суровое лицо. Как же он изменился за эти восемнадцать лет. Если не вглядываться – ни следа от того цыганского мальчишки не осталось.- Признаться, я был немало удивлён, Сокджин Юрьевич, что вы сами, добровольно, в трезвом уме и здравой памяти пожелали меня увидеть, - он усмехается. Всё тем же бесконечно злым оскалом. Вот уж кто не простил и не простит никогда. Почему-то душу это греет безумно.- Полагаю, - Сокджин слабо кивает, - пройдите внутрь, сделайте милость, присядьте. Когда вы так стоите, мне начинает казаться будто вы сейчас спустите на меня свору бешеных собак.Тэхён хмыкает, но никак не комментирует, шагает в комнату, доходит до кресла у окна, опускается в него вольготно. Всё ещё хищный зверь в каждом своём движении, Сокджин позволяет себе любоваться совершенно беззастенчиво. В конце концов, это уже много лет не имеет значения. Тэхён непростительно красив, всегда был, и всегда будет. А шанса полюбоваться его красотой Сокджину может больше и не выпасть.- Вероятно, вам что-то нужно от меня, Сокджин Юрьевич. Я слушаю.Сокджин усмехается, прямолинейность, видимо – их семейная черта. Отсюда и проблемы с воспитанием у детей. Забавно.- Можете ли вы оказать мне одну услугу, Тэхён Сергеевич?- Могу ли я? – у Тэхёна в глазах насмешка, наверное, ему приятно осознавать себя в доминирующем положении. И всё-таки годы изменили его не настолько. Тридцать шесть лет, но – мальчишка.Сокджин вздыхает, прикрывает глаза на мгновение. Да и к чёрту весь этот фарс на самом деле.- Когда меня не станет, - говорит он, не глядя на Тэхёна, - Субин останется совсем один. Да, у него есть Феликс, есть… Намджун Алексеевич, теперь даже Чимин и его семья, есть пропадающий чёрте где в Европе крёстный. Но это всё не то. Я думаю вы…. Ты. Я думаю, ты понимаешь, - он всё-таки смотрит Тэхёну в лицо. Господи, вот только этого не надо, хуже Субина, честное слово. Сокджин хмурится, его голос начинает звучать твёрже, - когда меня не станет, ему нужен будет человек, в котором он сможет видеть поддержку и опору. Самый близкий человек. Я мог бы попросить Намджуна Алексеевича, но…- Не надо, - Тэхён выдыхает это так порывисто. Слетает с кресла, падает на колени у кровати, хватает его за руку, жмётся к ней губами.О господи, какая же плохая была идея.- Прошу вас, - шепчет Тэхён, - не говорите так.Сокджин не вырывает руки только потому что у него нет на это сил, у него и жить-то сил уже нет. Он снова вздыхает, всей тяжестью мира, сдавившей лёгкие:- Мне нужно твоё слово. Твоё обещание, что ты позаботишься о нём, когда меня не станет.Тэхён жмётся щекой к тыльной стороне его ладони, и снова тот юноша с безнадежным взглядом в богом забытой избушке на краю света, которому фон Ким не смог и не захотел противиться.- Я не могу дать вам этого слова. Простите. Если вас не станет… я не захочу дышать, Сокджин Юрьевич.