Я больше не люблю Вас (1/1)

Самое поганое - осознавать, что перегорел. Тэхён на полном серьёзе боится вернуться в поместье Кимских и не почувствовать к фон Киму вообще ничего, или того хуже - раздражение. Ведь если призадуматься – он довольно раздражающий. Всеми этими своими театральными замашками, высокомерными высказываниями, педантичностью, интриганством… такой себе объект для романтичной любви.Тэхён пытается вспомнить – почему пропал по нему настолько, что было больно жить, а первые месяцы в Саратове давались кровью и желанием как минимум сдохнуть.Обидно осознавать, что старое доброе "с глаз долой из сердца вон" работает. Тэхён клялся, что навсегда. Тэхён верил, что навсегда. Тэхён был уверен, что не сможет без него жить.И где мы теперь?Тэхён не может вспомнить лица фон Кима, и жгучий стыд - доселе совершенно незнакомое чувство - прокатывает кипятком по щекам. Как глупо вышло.А была ли та любовь, или прав был отец – перебесишься?Думать об отце ещё стыднее.За что Тэхён так с ним.Глупый эгоистичный мальчишка.Синдром не купленной игрушки, а? Привык покорять сердца одной улыбкой, напоролся на немецкий стоицизм и на тебе?Пять лет прошло, в масштабах обещанной вечности - миг, а Тэхён даже голос фон Кима забыл. Как неловко.Он трусливо - совсем не в своем характере - сворачивает в Петербург, под предлогом повидаться с Чонским, но с тем же успехом можно было просто рвануть к брату в Нижний Новгород... и жаль, что эта мысль не пришла ему в голову ещё в Саратове: у Минских можно бы было проторчать всё лето.Город встречает его строгостью улиц, дамами в богатых нарядах и пониманием, как же это глупо бежать от фон Кима. Ну – нет больше чувств, и слава же богу: всем только легче, отец обрадуется, фон Ким выдохнет. Они же взрослые люди.И всё-таки.Ему так невыносимо стыдно.Чонский с криком бросается Тэхёну на шею, едва завидев. За пять лет вырос невозможно, заматерел. Совсем не тот тонкий мальчишка из памяти Тэхёна, и Тэхён сглатывает нервно - а я ведь, наверное, тоже. Как странно.- Ну ты и вымахал, брат, - говорит он по инерции, волосы Чонского лохматит.Тот улыбается широко, ярко, смеется:- Да кто бы говорил, - ну, значит, точно тоже, - подумать только! Тэха, цыган! В мундире, с армейской выправкой. Офицер! С ума сойти, такое бывает вообще?- Извольте сударь, я Тэхён Кимский, - Тэхён вздергивает подбородок, смотрит как будто сверху вниз, надменно, и Чонгук заливается хохотом, да и у Тэхёна самого от него улыбка ползёт по лицу широкая до невозможности.В академии у него было много друзей, а вот этот, из детства, надо же – как будто самый близкий.- Мне столько всего надо тебе рассказать, - Чонгук хватает его под руку и тащит за собой, - пойдём же скорее!Обычно молчаливый Чонский за час не замолкает ни на секунду, рассказывает о перипетиях взбирания по карьерной лестнице в столице (он только начал, но планы у него, воистину – грандиозные, Тэхёну даже завидно немного), рассказывает о приятеле поручика Минского – Ланском-Рогатых, что тот упорно ухаживает за ним с самой свадьбы Чимина и кажется, сдаваться не намерен:- Нет, ты представь, слышал о его репутации же, да?Тэхён кивает.- Потрясающее постоянство. Я думал - отстанет через пару месяцев. Знаешь, даже проскальзывало шальное – может с ним просто переспать уже, чтобы успокоился, так он же замуж зовёт!Невинный цветок Чонский, краснеющий от одних упоминаний поцелуев, на свадьбе Чимина чуть не хлопнувшийся в обморок от волнения. Как же долго Тэхёна не было.- И что ты про него думаешь? – голос у Тэхёна звучит хрипло почему-то.Чонгук пожимает плечами и кажется, даже смущается немного:- Не знаю, у меня карьера.- Пять лет же, - хмыкает Тэхён, - даже больше уже.Чонский сердится вдруг:- Ну и что, ты тоже… - осекается, спохватывается, пугается, - прости.Тэхён головой мотает, мол, да ну – брось. Подливает Чонскому и себе вина, усмехается, поднимая бокал:- За Ланского!- Дурак ты, Тэха, - мягко отвечает Чонгук.Он задерживается в городе дольше, чем позволяют приличия. Ничем не занятый днём – подолгу валяется на гостиничной кровати, вычищает мундир до идеального состояния, ходит на прогулки в Летний сад, пару раз даже посещает театр, хотя никогда не был любителем. Пьесы как назло обе про любовников, и это безумно раздражает.По вечерам встречается с Чонгуком, и это каждый раз как глоток свежего воздуха: Чонгук – словно билет назад, как возможность дышать и не думать ни о чём. Им снова пятнадцать, Тэхён снова неотесанная деревенщина, катающаяся на лошадях без седла и засыпающая в стогах сена в жаркие дни.Фон Ким настигает его внезапно, как и десять лет назад.- Вот уж кого не ожидал здесь встретить.Голос Тэхён узнает сразу. Казалось бы – забыл. А тело реагирует вперед головы – примерзает к мостовой ступнями, цепенеет каждым мускулом. Он оборачивается резче, чем стоило бы. Смотрит:- Вы узнали меня со спины спустя пять лет. Неожиданно.Память заполняет пробелы, как жгучей смолой заливает трещины – полные губы, чуть прищуренный взгляд, волосы мягко обрамляют лицо, седина… это новое, наверное. Седина фон Киму не идёт. Таким как он положено и в сорок оставаться юными и прекрасными. Только вот фон Киму сорок пять. Тэхён думает – интересно, есть ли у него синдром стареющей актрисы? Вся эта ненависть к больше не такому прекрасному себе? И понимает сразу – нет, нет никакой ненависти. Отец его слишком сильно любит, наверное, боготворит, как и прежде. Целует так же нежно, так же страстно берет.Интересно, заденет ли фон Кима отсутствие любви Тэхёна? Отобранная медаль. Должна задеть. Тэхён даже усмехается, выпаливает, прежде, чем фон Ким успевает ответить на его предыдущую реплику:- А я бы не узнал вас и с лица. Иронично. Совсем забыл как вы выглядите. Так странно больше не любить вас.У фон Кима на мгновение глаза становятся чуть больше, а после он заливается смехом, запрокинув голову.Нет. Громким таким, совершенно искренним хохотом.Нет…В одно мгновение сбросив всю эту свою напускную чешую и все пять тысяч масок.Пожалуйста, нет. Хохочет искренне, совсем глупым, скрипучим смехом, захлебываясь, заикаясь, даже сгибается, хватаясь за живот.Пожалуйста. Утирает выступившие слёзы, хлопает его по плечу мягко:- Простите, Тэхён Сергеевич, не хотел обидеть вас своим смехом. Просто, - он всхихикивает, смотрит через смешливый прищур прямо в глаза, улыбается расслабленно, - это было очень неожиданно. На мгновение почти обидно, - он усмехается, возвращаясь в броню обратно, - но новости отличные, ваш отец хоть переживать за вас перестанет. Кстати, когда вы намеревались вернуться домой? Или не намеревались?Язык у Тэхёна как присыхает к нёбу. И сказать-то ему, честно – нечего, а в груди ухает больно-больно, громко, часто и ядом по венам. Он вспоминает самое глупое, что можно вспомнить из забытого, самое ненужное сейчас. Вспоминает - почему пропал по фон Киму в свои злые вольные пятнадцать настолько, что было больно жить, а первые месяцы в Саратове давались кровью и желанием как минимум сдохнуть.Тогда, десять лет назад, когда Тэхён не явился ночевать в усадьбу, заснув в стоге сена (опять), фон Ким отправился искать его на рассвете. Нашел, растормошил, велел вылезать. И Тэхён мрачный, взъерошенный – сено в волосах, вылез. И…Сокджин смеялся тогда безумно над его внешним видом, схватившись за живот, с теми же всхлипами, скрипами, до кашля и слёз, а после, отсмеявшись, выбирал сено из волос пасынка и смотрел так же – со смешливым прищуром, улыбался мягко.А у Тэхёна… ухало в груди.Больно-больно.Громко.Часто…Ядом. По. Венам.