Ответ королевы (1/1)

Когда Анна Австрийская в день королевского совета получила письмо, она сначала не могла поверить своим глазам. Еще только взяв в руки конверт, королева поняла: произошло что-то исключительное. Кардинал никогда ей не писал. Как правило, они беседовали с глазу на глаз, обсуждая, если не вопросы религии, то слухи и сплетни, ходившие по Европе. Беседы эти носили исключительно светский, а, следовательно, довольно непринужденный характер. Ришелье был умным, чутким собеседником и обладал прекрасными манерами, что, в совокупности, делало разговоры приятным занятием, приносившим немалое удовольствие Анне, которая часто скучала при французском дворе. Ее отношения с Людовиком не заладились с самого начала: король был болезненно замкнутым, тревожным молодым человеком, который не привык доверять и чей непростой характер усугубляли периодические приступы падучей. В итоге, за долгие годы монарх так и не смог наладить близкие отношения с супругой.В этих условиях именно кардинал очень часто становился человеком, который делал атмосферу королевского дома менее напряженной: не раз ему приходилось примирять августейших супругов и улаживать многочисленные конфликты, сопровождавшие всю семейную жизнь французского монарха, поэтому неудивительно, что Ришелье был довольно близок к Их Величествам.Но с некоторых пор Анна стала замечать, что ее общение с кардиналом несколько изменилось: они оба ощущали странную неловкость и стеснение, когда оставались наедине. В то же время, королева и кардинал стали пристальнее наблюдать друг за другом, пытаясь уловить малейшие детали и оттенки настроения.Слова Его Преосвященства в тот зимний вечер не стали для нее неожиданностью: глубоко в душе она смутно догадывалась о чувствах кардинала. Ее удивил сам Ришелье, представший теперь в совершенно ином виде: он раскрыл ей доселе неизвестную, тщательно спрятанную сторону своей души. Его Преосвященство всегда был очень тактичен, почтителен и настолько сдержан, что невольно складывалось впечатление о довольно сухом характере министра. Королеву потрясло именно то, что Ришелье, чья жизнь, казалось, находится в абсолютной власти рационального расчета и разума, вдруг оказался так трепетно влюблен. Прочитав посмертное письмо герцога, Анна Австрийская сначала не нашла в себе сил заплакать. К ней внезапно пришло осознание того, что, возможно, кардинал был единственным человеком, который ее любил и понимал степень ее тяжкого одиночества. Она чувствовала, что задыхается от ощущения образовавшейся пустоты в ее душе, как будто судьба отняла не только жизнь Ришелье, но и часть ее собственной жизни.Анне вдруг отчетливо представился кардинал, каким он был в вечер их последней встречи. Но теперь она никогда больше не услышит его голос, не встретит его в церкви, не увидит, как он идет по коридору Лувра, погруженный в себя, на ходу читая какие-то бумаги (у него была такая очаровательная привычка).Королева бережно взяла в руки рубиновый крест и осторожно провела по нему кончиками пальцев. Вот и все, что осталось ей от, наверное, единственного человека который по-настоящему понял ее, преданно полюбил и пожертвовал собственной жизнью ради ее благополучия. Анна, чьи изумрудные глаза теперь застилали мучительные слезы, поцеловала крест, завещанный ей кардиналом, и беззвучно заплакала.***После возвращения в Париж, кардинал Ришелье сразу же погрузился в государственные дела. Людовик долго уговаривал его отдохнуть, съездить на воды и немного прийти в себя после всего произошедшего, но Его Преосвященство отказался. Физические силы ему помог восстановить долгий восьмичасовой сон, который впервые за несколько месяцев не был кошмарным, а, что касается духовного исцеления, то его кардинал всегда искал именно в работе. Умственное напряжение не давало возможности слишком часто возвращаться к тревожившим его мыслям и хорошо помогало отвлечься. Ришелье шел с докладом к Его Величеству, когда столкнулся в одной из галерей дворца с Анной Австрийской. Встреча стала неожиданностью для обоих. Сохраняя видимость полного спокойствия, кардинал склонился в почтительном поклоне. Ее Величество, пристально глядя на Ришелье, произнесла:- Я очень рада видеть Вас в добром здравии, господин кардинал.Анна смотрела на герцога и не могла понять, что же в нем и его облике изменилось. Это была какая-то деталь, которую королева не могла уловить...- Благодарю Вас. Вы очень добры, Ваше Величество.- Людовик Вас уже ожидает в кабинете. Ступайте и... берегите себя, господин кардинал.Лицо Анны Австрийской вдруг озарилось мягкой улыбкой. Она на него не сердилась...Не желая больше задерживать министра, королева направилась в свои покои. И только оказавшись у себя в гостиной, она внезапно поняла, что именно изменилось в облике кардинала: у него заметно поседели виски. ***Ришелье уже заканчивал выслушивать доклады Рошфора и отца Жозефа, когда внезапно смертельно побледнел. В его глазах вдруг появилось рассеянное выражение, а на лбу проступили капли холодного пота. Кардинал, пытаясь взять себя в руки, до боли стиснул зубы. Белые пальцы правой руки сжали гусиное перо так сильно, что оно с треском разломилось надвое.- Благодарю вас... Вы пока можете быть свободны...С трудом произнеся эти слова, Его Преосвященство порывисто встал и быстро покинул кабинет.Рошфор, серьезно кивнул отцу Жозефу, который тихо выскользнул из комнаты и незаметно последовал за кардиналом. Граф подошел к окну и встал за портьерой так, чтобы его нельзя было увидеть с улицы. Вскоре он заметил Ришелье, который появился на дорожке дворцового сада.Еще один приступ. Четвертый за последние две недели.Первый раз это случилось здесь же, в кабинете. Кардинал давал Рошфору инструкции, касавшиеся очередного поручения, когда внезапно страшно побледнел, а затем последовали конвульсии. Испуганный Рошфор позвал на помощь. Во дворце началась суета, послали за врачом.На шум быстро пришел Ван Хельсинг, который по счастливой случайности находился где-то поблизости. Граф с трудом удерживал Его Преосвященство сзади за руки, чтобы хоть как-то унять сильные судороги и не дать ему навредить себе. Лицо Ришелье было искажено так, как будто он испытывал чудовищную боль, раздиравшую его изнутри. Охотник быстро ослабил ворот рубашки, положил одну руку кардиналу на лоб, а другую - на грудь и крепко зажмурился. Через минуту по обессиленному телу Ришелье пробежала последняя волна судорог и Его Преосвященство потерял сознание. - С ним раньше происходило что-нибудь подобное? Падучая, например?* - задумчиво спросил Ван Хельсинг у графа и отца Жозефа, всматриваясь в лицо Ришелье, лежавшего на кровати. Все трое находились тут же, рядом, и ждали пока кардинал придет в себя.- Нет... За те годы, что я служу у Его Преосвященства, я ни разу не видел такого... Капуцин рассеянно кивнул, подтверждая слова Рошфора. Они все были не на шутку обеспокоены. Охотник нахмурился и стал еще задумчивее. Через несколько минут к Ришелье вновь вернулось сознание. Он отрешенно посмотрел вокруг себя, затем попытался поднялся, но слабость и боль во всем теле не дали ему этого сделать: кардинал, часто дыша, вновь откинулся на подушки.Оказалось, что Ришелье совершенно ничего не помнит. Он отдавал указания Рошфору, а потом... сразу же открыл глаза, обнаружив себя лежащим на кровати в окружении своих приближенных. О приступе напоминала только боль и чудовищная слабость. - Все произошло так внезапно... Что это было? - спросил Рошфор Ван Хельсинга, когда они вышли в коридор, оставив Его Преосвященство на попечение личного врача.- Понимаешь, это... - Охотник остановился на середине фразы, подбирая слова. - Это последствия встречи с драугром... Я думаю так... - Неужели, он... - Рошфор в ужасе посмотрел на друга. Он вспомнил ту клятву, которую дал кардиналу перед отъездом. Убить, если...- Нет-нет, это не безумие, - поспешил успокоить его Ван Хельсинг. - Скорее, следствие нервного потрясения. - Но почему именно он? Мы же все были там. Почему с нами не происходит такого? - Помнишь, Шарль, когда мы первый раз приехали в Пале-Кардиналь, отец Жозеф сказал нам, что герцог не спит, постоянно работает и находится на грани нервного истощения? Так вот именно поэтому он оказался более уязвим к психическому воздействию драугра. Постоянное напряжение, отсутствие сна, кошмары и, наверняка, какие-нибудь переживания личного характера ослабили сопротивляемость его души. Ван Хельсинг вздохнул и добавил:- Тем более, мы с тобой не знаем, какие страшные видения преследовали герцога во время битвы...- Гэбриэл, послушай, мы же можем что-нибудь с этим сделать, да? Я имею в виду, есть какие-то средства, чтобы помочь ему вылечиться? У нас здесь есть все ресурсы, я могу съездить и найти, что нужно...Ван Хельсинг виновато посмотрел на Рошфора. Граф был полон надежды и искреннего желания помочь. Охотник вдруг подумал, что кардиналу невероятно повезло: его окружают действительно преданные люди, готовые пойти на многое ради него.- Прости, Шарль, мне очень жаль... Ему остается только научиться с этим жить...Вот и сейчас Ришелье почувствовал приближение нового приступа. Он старался усилием воли подавлять и контролировать свою таинственную болезнь, старался скрывать ее не только от посторонних, но даже от приближенных к нему людей. С момента первого припадка кардинал еще сильнее замкнулся в себе, стал отстраненнее и холоднее с окружающими. Больше всего он боялся, что о его состояниях узнают в свете, что это станет темой сплетен и насмешек.Никто не должен знать о его постыдной слабости...Рошфор наблюдал за Ришелье из окна кабинета, а отец Жозеф - из галереи первого этажа. Они делали это тайком по взаимной договоренности, чтобы в любой момент иметь возможность прийти на помощь своему покровителю. Если бы кардинал узнал об их бдениях, то несомненно пришел бы в ярость. Граф видел, как Ришелье, в накинутом поверх мантии черном плаще, прогуливается по дорожкам сада. Зеленые изгороди были покрыты липким снегом, обнаженные деревья и черные, пустые клумбы придавали всему саду, какой-то печальный, одинокий вид. ***Его Преосвященство вернулся через четверть часа. Он по-прежнему был очень бледен, но ему удалось овладеть собой и вернуть привычное спокойствие. Приступ, под натиском воли, отступил. Кардинал испытывал удовлетворение от этой маленькой победы над собственным недугом.В пустом кабинете было прохладно, и царил мягкий полумрак. Ришелье скинул плащ и уверенно направился к письменному столу, когда вдруг увидел странный прямоугольный предмет, прислоненный к стене и завернутый в несколько слоев плотной коричневой бумаги. На столе Его Преосвященство ожидало письмо. Еще не вскрыв конверта, Ришелье знал, от кого оно. Похолодевшими пальцами он взял в руки нож для бумаг и аккуратно распечатал конверт.Удивительно, но в эту минуту кардинал больше всего на свете хотел бы как можно сильнее отдалить момент прочтения письма, но адреналин и страстное желание знать ответ Анны руководили сейчас всеми его действиями. Одолеваемый причудливой борьбой неуверенности, страха и любопытства, он чувствовал себя своим собственным палачом и мучителем. Раскрыв конверт, Ришелье ощутил тонкий, едва уловимый цветочно-древесный аромат. Он помнил, что это запах духов королевы, которые всегда оставляли призрачный шлейф, делавший весь образ Анны Австрийской еще более изящным и легким.Его Преосвященство развернул сложенный вчетверо лист бумаги и прочитал текст самого письма, в котором говорилось следующее:Господин герцог!Ваше послание тронуло меня до глубины души. Мне радостно осознавать, что среди моего окружения есть человек, проявляющий безграничную преданность. Я благодарна за Ваше мужество и редкую привязанность, но я не могу принять Вашу любовь. Мне кажется, будет лучше для всех, если свои неисчерпаемые душевные силы Вы направите на служение государству и католической церкви. P.S. Позвольте мне также вернуть Вам то, что мне не принадлежит и что по праву должно всегда оставаться у Вас.Из конверта на письменный стол упал рубиновый крест. Она отказала ему...Кардинал был потрясен. На мгновение ему показалось, что реальность вокруг него распадается на какие-то несвязанные между собой части, превращаясь в отвратительный сон. Его захлестнула волна обиды и бессильной злобы. Как любой искренне влюбленный человек, Ришелье до последнего надеялся, что Анна ответит ему взаимностью. Ощущая в горле колючий ком отчаяния, кардинал задавался всего одним единственным вопросом: "Почему?".Он благороден, умен, богат, у него есть власть, деньги, огромное влияние на короля... Она же видела, как он любит ее, на что готов пойти ради ее счастья!.. Почему она отвергла его, герцога, первого министра Франции и кардинала Римской церкви?.. Он мог бы дать Анне все то, что ей не в состоянии был дать Людовик: уверенность, спокойствие, благополучие, ощущение того, что ее любят и перед ней преклоняются...Ришелье чувствовал себя глубоко оскорбленным. Унижение отказа порождало в душе кардинала ненависть и страшное желание разрушать. За эти несколько минут он не единожды проклял тот момент, когда решился выразить свои чувства: не поддайся он в тот момент слабости, Анна никогда не узнала бы о его любви, а значит не смогла бы попрать ее. Кардинал, стараясь хотя бы на мгновение отвлечься от своих ужасных чувств и помыслов, направился к прямоугольному предмету, стоявшему у стены. Непослушными пальцами он разодрал бумагу и его взгляду предстала картина. Та самая картина Тинторетто, которая висела в гостиной Анны, и которая так привлекла его внимание... "Святой Георгий и дракон"...Да, все так и было... И дракон, и всадник в черных доспехах на белом коне, и принцесса... И даже Божественная сила, которая помогла справиться с чудовищем... Только мучительно жаль, что все оказалось напрасно...Анна не любит его.