Урок четвертый. Пойти на жертвы (1/1)

Петя приказал оставаться в укрытии, и я, струсив, так и сделала. Прикрыла голову руками и, зарывшись в стог сена, на котором недавно лежала, тихо поскуливала, умоляя Бога, чтобы он скорее забрал меня к себе.Грохоты раздавались еще очень долго. Потом стрельба, взрывы и пушки, которые, казалось, стреляли прямо у меня над головой. Я готова была потерять сознание от страха в любую секунду, и это должно было вот-вот произойти, но все звуки внезапно резко прекратились. Я еще долго не верила, и, продолжая закрывать уши, тихо сидела в своём укрытии, боясь высунуть нос на улицу и увидеть всех своих друзей мертвыми.Видимо, Господь Бог, все-таки, сжалился надо мной, и когда я решилась открыть глаза, чтобы осмотреться вокруг, увидела рядом Ферштейна и Сержанта, вполне здоровыми, но чересчур напуганными. Меня за руку вывели на улицу, и я тут же увидела всё, чего так боялась. Поле сражения. Поле битвы. И этим полем оказался маленький партизанский лагерь, полностью разгромленный. Такое я видела лишь в кино. В военных фильмах, когда мерзкие фашисты одерживали победу в сражении. Уже светало, и лучи солнца освещали страшную картину из мёртвых окровавленных тел и перепуганных до смерти, оставшихся в живых, коих здесь было совсем немного. Катя, мелко трясущаяся в объятиях Ферштейна, Петя и я. Больше никого не осталось.Поискав глазами знакомые лица, чтобы знать – друзья мертвы, и принять это, я сделала несколько шагов вперёд, вырываясь из сильных рук сержанта, и тут же взглядом наткнулась на Диму. Он лежал на земле, прикрытый пожелтевшими листьями. Его глаза были закрыты, и он уже не дышал, но я все равно кинулась к нему, и, пытаясь отряхнуть с его лица откуда-то взявшийся зеленый листочек, коснулась его окаменевшей руки.- Майя, он мёртв. – Услышала я над головой. – Ты ему уже ничем не поможешь.- Ну почему? – зарыдала я. – Ну почему это происходит с нами? Со мной? Что я сделала?...- Тихо, тихо… Успокойся, пожалуйста… - Петя гладил меня по голове, но в меня словно бес вселился.- Не хочу! – кричала я, вырываясь. – Не буду успокаиваться! Если мне суждено застрять здесь, в этом грёбаном сорок третьем году, я ни хрена не хочу успокаиваться!!!- Э, ребят! – позвал Завадский, а потом осмотрелся на месте. – Рюмина и Фаната в плен взяли…***Не помню, как мы добрались до просёлочной дороги. Шли очень долго, через лес. Ноги сами меня вели, или кто-то вел за руку. Было страшно. Впрочем, как и всегда. Утро выдалось очень холодным, и озноб пронизывал всё тело. Но я игнорировала его, призывая себя успокоиться. Я пыталась вспомнить, что сделала плохого в этой жизни, за что Бог меня так жестоко наказал, отправив в этот ад, но из-за холода мысли не хотели собираться в кучу. Не спасала даже куртка, которую Петя нашел для меня в партизанском лагере. - Замерзла? – спросил он, касаясь ладонью моего лба. – Ты горячая… - Всё нормально. – Отмахнулась я. – Просто устала.- Сделаем привал. – Скомандовал он.Сейчас, для того, чтобы согреться и отдохнуть, надо было гораздо больше времени, чем еще один день назад. Сегодняшняя ночь не принесла никакого покоя, только смерть и разрушения. Очень хотелось спать. Глаза слипались, и я часто ловила себя на мысли, что зеваю.Всё ближе прижимаясь к Пете, я пыталась ощутить тепло человеческого тела, но смогла почувствовать это только тогда, когда он, не церемонясь, крепко обнял меня, и я положила голову ему на плечо. Катя посмотрела на меня осуждающе, с неприкрытым отвращением, а я наплевала на мысли какой-то соплячки из прошлого, и обняла Патрона в ответ. Еще надо было его поцеловать, наверное, но даже на это у меня уже не было сил. Ферштейн на это только улыбнулся, и потянул её за собой собирать хворост на костёр, оставляя меня и сержанта наедине.- Петь, - позвала я.- Да, Май…?- Как думаешь, мы вернемся домой? В наше время?- Еще вчера я был в этом уверен. – Ответил он. – Сегодня – нет.- Спасибо, за честный ответ… - вздохнула я и сунула свободную руку в карман. - Не за что. – Сказал он, и я поняла, что парень улыбается, но потом нащупала пальцами в кармане чужой куртки что-то для меня непонятное, и замерла. – Что случилось?Высвободившись из объятий Пети, я вытащила на свет божий свою руку и разжала кулак, в котором торчал небольшой клаптик старой, пожелтевшей бумаги, о которой все уже, наверное, давно забыли. Я аккуратно развернула её и поняла, что держу перед собой часть какого-то важного документа, который, как мне тогда показалось, представлял собой огромную историческую ценность.- Петь… – замерла я с куском бумаги в руке. – А может у меня с вами разные цели, а? – просила я его.- Что ты имеешь в виду?- Может, мне надо подучить историю? Особенно вот это время. – Обвела я глазами лес. – Понять, что для своего будущего важно знать и своё прошлое. Может, это шанс? И не всё так потеряно? - Думаешь, если ты узнаешь своё прошлое, сможешь вернуться? – засомневался Патрон. – Тогда зачем здесь мы, солдаты Российской армии?Вдруг сзади раздался треск сухих веток, и мы резко обернулись. Там стояла Катя. Она сделала нам знак молчать, взглядом уводя за собой в лес. Петя ухватил меня за руку своей горячей ладонью, видимо теперь он боялся за меня больше, чем я, и мы пошли за девушкой. Я вовремя спрятала руку с важной бумажкой обратно в карман, потому, что впереди мы увидели небольшой грузовик с немцами в кабине. Ферштейн сидел в засаде неподалёку, наблюдая со своего места и машину, и нас. Он предложил вырубить фрицев и посмотреть, что они везут внутри. Вдруг бы это смогло помочь спасти ?наших? из плена.Патрон кивнул, и они начали действовать. Машина стояла впереди, возле таблички с указателем ?Метельск? латинскими буквами, написанными так, видимо для того, чтобы немцам было легче прочесть. Мы с Катей прятались в густых кустах, но я видела всё, что творилось на поляне возле этого указателя.Двери грузовика внезапно открылись, и с места водителя выбрался молодой немецкий солдат. Он обошел свою машину сзади, и направился в неизвестном направлении. Петя, отпустив меня, кивнул Ферштейну и они оба направились за немцами. Катя хотела рвануть за ними, но я, почему-то прекрасно соображала, что делать этого нельзя, иначе мы всё испортим, схватила девушку за подол юбки, останавливая её. Прижала палец к своим губам, призывая молчать. Катя остановилась, и вместе мы стали наблюдать за тем, что собираются предпринять парни.Петя, пригнувшись, обошел машину и оказался рядом с дверью пассажира. Ферштейн с немецким водителем, и оба, не сговариваясь, словно по команде, стали действовать. Нейтрализовав своих противников, ребята связали фрицев, одели их форму, и тогда мы с Катей, наконец, покинули своё убежище. Не знаю, что именно со мной тогда произошло. Просто не сдержалась, наверное… Подошла, и, вложив в свой удар всю ненависть и боль советского народа, пнула ногой одного из фрицев прямо в лицо.- Угомонись! – остановил меня Ферштейн, но, ни Катя, ни Петя на это даже не отреагировали. - С него не убудет! – зло зашипела я, наблюдая, как тяжело ему подняться с земли со связанными позади руками.Сержант в это время приблизился к автомобилю, призывая друга помочь ему, и они вместе открыли кузов. Внутри сидели перепуганные женщины. Увидев двух незнакомых фрицев, она стали жаться друг к другу, словно бы это спасло их от чего-то страшного, но потом заметили меня рядом, в полном здравии, и немного пришли в себя. А когда Завадский, сказал:- Guten Abend, девоньки, - а Петя после него добавил: - - Добрый вечер… - они и вовсе успокоились. – Куда едете?- В лагерь.- В Метельск? – уточнил Петя.- Нет больше Метельска. С землёй сровняли. Сельсовет да станция остались.- А зачем едете?- У полковника день рождения. Каждому офицеру по бабе…- Я сейчас ему такую бабу покажу! – вызвалась одна из женщин.- Отставить!… - мягко, но строго скомандовал сержант, и заверил их: – Потом. Выходим.***Ферштейн общался с пленными фрицами, Петя просил его кое-что перевести, чтобы уточить численность и базирования главного немецкого командования в Метельске. Девушки, которые до момента встречи с нами были напуганы, сейчас, словно, отрастили себе крылья, живо что-то обсуждали в компании своей новоиспечённой подруги Кати. И только я одна (впрочем, как и всегда), смотрела на, появившееся откуда ни возьмись, солнышко, устроив себе подстилку на холодной земле из Петиной формы. Я закрыла глаза, мысленно представляя себя не здесь, а где-нибудь в парке недалеко от моего дома, и так бы и просидела, если бы он не очутился рядом. Распахнув свои глаза, я старалась внимательно его разглядеть, немного ослеплённая осенним неприветливым солнцем.Конечно, он нравился мне до безумия, как еще никто и никогда не нравился, но его присутствие рядом ассоциировалось только с этим ужасными событиями в моей жизни. А мне так хотелось, чтобы мы познакомились при других обстоятельствах. В том же парке у моего дома, или в магазине, на рынке, на дискотеке. Да где угодно! Лишь бы подальше от всего этого беспросветного мрака.- Май, о чем задумалась? – спросил Петя, присаживаясь рядом.- Мне нравится, что ты не договариваешь последнюю букву моего имени. – Улыбнулась я. - Я рад, и всё таки?…- Мы, скорее всего, умрём…. Но я не хочу. – Сказала я, сама не понимая, что несу. – И, тем более, не хочу умирать, так и не испытав наслаждение любви…?Наслаждение любви? – мысленно переспросила саму себя. – И где ты этого набралась??- Мы еще вернемся к этому вопросу. – Вдруг сказал Патрон и покинул меня, призывая женщин к следующему шагу. - Штаб-квартира половника находится в здании сельсовета, - вводил в курс дела Ферштейн, добившись информации от немцев, - слева – барак. Там офицеры. Здание обнесено колючей проволокой. Вот, - протянул он сержанту бумагу, - фриц нарисовал. - Спасибо. – Кивнул сержант и повернулся к женщинам. – Значит так… Наши друзья попали в плен, и мы, под видом немцев, едем их вытаскивать. Без вас нам пробраться будет сложнее. Да и офицеров вы могли бы отвлечь. Но… заставлять вас я не могу, так что думайте сами.Он говорил это будто бы на митинге, хотя наверное, каждая из них уже всё для себя давно решила. И решение это было в пользу родины. Как и моё.- Я поеду с ними.Мне хватило лишь одного Петиного взгляда, чтобы понять, что он не хочет этого больше всего на свете. Только отговаривать меня он не имел никакого права. Сейчас даже мы с Катей были со всеми этими перепуганными женщинами на ровне, и воспользоваться шансом, чтобы уничтожить хотя бы кого-то из всей это фашисткой нечисти, было, как глотнуть свежего воздуха после нескольких минут удушья.***Дождавшись темноты, чтобы увеличить свои шансы на победу и возможность вытащить своих друзей из плена, мы приблизились к немецкому лагерю, где мо поему мнению всё должно было закончиться. Конечно, я успела заметить, что моё мнение и интуиция всегда сильно расходилась с мнением Господа Бога, но, как говорится, мысли – материальны, и я старалась думать, что всё закончится быстро, легко, а главное – безболезненно для меня и тех, кто еще остался в живых.Не знаю, что наговорила женщинам про меня Катя, но две из них так косились на меня всю дорогу, что я не выдержала этого нервного напряжения, и чтобы раз и навсегда выяснить причину такой наглости, заявила:- Всё, что она сказала – неправда.- Значит, ты не дочь Сталина? – сразу переспросили меня. - Вы с ума сошли? – не поверила я услышанному. – Разве, стала бы его дочь, вот так просто расхаживать с обычными солдатами? Но, как только мы въехали на территорию лагеря, все разговоры и междоусобицы пришлось оставить. Когда мы остановились, я стала вслушиваться в разговор в кабине, разбирая трудную немецкую речь буквально на слова, иногда только догадываясь, о чем они говорят. Немецкий солдат спросил о том, что везут парни, а когда услышали про девочек, кто-то наглый заглянул к нам в кузов, чтобы удостовериться. Ферштейна попросили оставить им хотя бы одну для сегодняшних ночных утех, но он выкрутился и сказал, что нас, то есть женщин, ровно каждому офицеру по одной и за недостачу у него будут проблемы. Стало тихо, и я испугалась, но потом машина тронулась и мы еще пару минут петляли по неровной сельской дороге, и когда остановились, я поняла – назад пути уже не будет. Стало так страшно, что я вжалась в бортик машины, не желая слезать, когда Петя подал мне руку, но увидев его умоляющий взгляд, мысленно перекрестилась и оказалась на улице, в окружении десятков немецких офицеров, жаждущих женского внимания.Один из них, видимо то, кто отвечал за удовольствие своего начальника, стал нагло рассматривать нас. Потом своими грязными руками щупал лица, выбирая будущую жертву, и когда дошла очередь до меня, он схватил мою руку и толкнул вперёд, крикнув что-то Ферштейну. Они с Петей озадаченно переглянулись, и я поняла, что меня ожидает. Только тогда сделать было уже ничего нельзя.