Глава XXII. Там, где сердце (1/1)

Не забывай о главном – кто ты есть. И на чьей ты стороне. Дженни Даунхэм ?Ты против меня?В доме Эвриха царил хрупкий, но мир, и четыре женщины – три старых и одна молодая – чинно сидели полукругом за шитьём. Они почти не разговаривали, занятая каждая своей работой, и долгие минуты послеполуденную тишину комнаты не нарушало ничто, кроме тихого перезвона струн арфы, за которой сидела молоденькая, не старше Гекубы, рабыня. Мелькали иглы, путались золотые, серебряные и цветные нити, тонкое полотно, лён и шёлк временами спархивали с чьих-то колен, словно испуганные птицы. Бабка Эвриха и её сестра как будто сложили оружие и смирились с выбором внука, но настояли, чтобы его невеста, по крайней мере, обрела приданое. В узелке Гекубы не было ничего ценного, кроме нескольких изящных золотых украшений, доставшихся ей от матери – наследие беззаботного девичества Брисеиды, канувшего в небытие в клубах дыма и пыли. И девушке до слёз не хотелось принимать ничего от Эвриха, пока она не станет его женой – она всё же была царевной, а не нищенкой, и гордость её была её главным сокровищем. Но здесь старые хозяйки дома, заполучившие в союзницы ещё и няньку Эвриха, оказались непреклонны. Так появились пасы* льна, хлопка, шёлка и атласа, дорогих шёлковых нитей и тончайшей тесьмы; день за днём после полудня они вот так садились, брались за иглы и принимались шить туники, плащи, хитоны, вуали и пелёнки будущим детям. Несмотря на то, что Гекубе было не по себе от того, что всё это богатство было куплено за деньги Эвриха, и Керкира помнила каждую монету, потраченную на девушку, ей нравилось это занятие: ещё в Трое шитье и вышивание были её любимыми занятиями, ну, исключая, быть может, фехтование и стрельбу из лука; во всяком случае, эти вполне женственные увлечения одобряла вся её семья. Кроме того, в эти тихие минуты Гекуба чувствовала единение с семьёй своего жениха, и это наполняло её душу умиротворением и надеждой на то, что когда-нибудь они по-настоящему примут её. Но вот по улице за оградой простучали копыта лошади, и кто-то спешился прямо у калитки. Послышались приглушённые голоса, растревоженный слуга спросил что-то и получил невнятный ответ. Женщины подняли головы от шитья, Керкира насторожилась. Им некого было бояться в этом городе, любившем и уважавшем их, и всё же… Но это оказался лишь Эврих. Он почти вбежал в комнату, плащ его был в пыли, но это не был враг. Правда, он выглядел встревоженным, и, как расходятся круги от камня, брошенного в воду, так его тревога передалась Керкире и Семеле. Они подались вперёд, желая что-то спросить у внука, но он смотрел лишь на Гекубу. Она продолжала шить, не задумываясь ни о чём и не волнуясь, пока не увидела его взгляда.- В порт вошёл троянский корабль, - без обиняков сообщил он.Старухи горестно и испуганно вздохнули, но Гекуба лишь пожала плечами. Сердце её, впрочем, застучало быстрее, и в памяти воскрес город из белого мрамора и жёлтого песчаника, раскинувшийся в тени скорбных руин. Гекуба покидала Трою, подстёгиваемая страхом и гневом, не собираясь оглядываться; она думала, что выбросила этот город из сердца и мыслей, но это было не так, и теперь она предвкушала мгновения, когда выйдет из этого дома, доберётся до порта, найдёт корабль и порасспросит капитана о Трое, её правителе и его семье. Она не станет называть своё имя, чтобы не смущать моряков, но ей будет приятно услышать снова едва уловимый акцент, которым речь троянцев отличалась от речи аргосцев. - Это могут быть торговцы, только и всего. Трое есть, что предложить на торг. Эврих покачал головой. Во взгляде его девушка различила смесь жалости, тревоги и решимости, и это немного напугало её. - Это трирема – боевой корабль, Гекуба. ?Слава?, - добавил он. Больше ничего не нужно было говорить. Во рту у Гекубы пересохло, а ладони, напротив, вспотели. ?Слава? была гордостью Париса, жемчужиной небольшого троянского флота… что привело её к берегам Аргоса? Гекуба не могла поверить, что была так дорога своему дяде, чтобы тот отправил за ней своих воинов… Гектора-то никто не разыскивал! К тому же, это было совсем не в духе Париса: оскорблённый, он становился сдержанным и холодным, давая почувствовать обидчику, что значит остаться без живительных лучей царского внимания. Эврих, меж тем, продолжил:- Должно быть, это кто-то знатный: прямиком из гавани троянцы отправились во дворец царя, как и полагается. Мои друзья не знают точно, кто это прибыл, но уверены, что следующим домом после царского дворца, в который они наведаются, будет мой дом. Семела схватилась за сердце, Керкира, которая была куда сильнее своей сестры, одарила Гекубу пристальным взглядом. ?Я же говорила? повисло в воздухе, слишком отчётливое, чтобы его нужно было произносить. Гекуба не знала, куда деться от букета самых яростных чувств: ярости, страха и предвкушения от встречи с земляками. Эврих молчал, наблюдая за старыми женщинами, переполошившимися, как куры, к которым забрался лис. Добрые, любящие, но слабые уже сердца. Их взгляды укоряли юношу за беспокойство, которое он причинил им своим безрассудством и упрямством. И он почувствовал себя виноватым: это он сманил Гекубу из дому, уговорил её бежать тайно, а затем удержал подле себя, хотя она хотела уйти. Он, он… Взглянул на притихшую девушку – и вина вновь всколыхнулась в нём. Виноват, виноват и перед Гекубой тоже. Он обещал ей дом и защиту, а струсил тотчас, как первый троянский корабль вошёл в гавань Аргоса! Струсил, поддавшись власти даже не своих – чужих! – горя и страданий. Разве мог он после этого считать себя мужчиной?Гекуба, наблюдавшая за Эврихом, медленно поднялась. Она чувствовала на себе взгляды старух, но смотрела лишь на жениха. Предаст ли он? Струсит ли? - Я могу уйти. Уйти к троянцам. Это избавит вас от проблем, - чужим голосом проговорила она, и ей пришлось проталкивать эти слова сквозь ком, вставший в горле.Когда-то Елена попыталась вот так же уйти, вернуться к обманутому мужу, чтобы положить конец войне. Гектор и Парис ей не позволили, предпочтя смерть и разорение. Был ли её жених из того же теста? А она? Могла ли она вот так, с позором отвергнутая, вернуться в Трою? Придти к Парису с повинной и вновь зажить в царском дворце, дожидаясь партии, которую её дядя сочтёт выгодной? Об этом и думать было нечего. Если Эврих велит ей уйти, она уйдёт. Пройдёт до гавани и взойдёт на борт дядиной ?Славы?, но после… головой вниз в волны, как только корабль отойдёт достаточно далеко от берега. Эвриху она ничего говорить не собиралась – ей не нужны были уступки или жалость, а он должен был бы достаточно её знать. Казалось, прошли годы, прежде чем юноша пошевелился: он поморщился, как от досадливой боли, и раздражённо передёрнул плечами.- Не глупи. Одна трирема не сможет напасть на Аргос, если только троянцы не сумасшедшие, Керкира, - обратился он к своей бабушке. А затем посмотрел на невесту, и взгляд его потеплел и показался Гекубе ободряющим: - а я с радостью встречусь с твоими родичами снова.В этом Гекуба сильно сомневалась, но была рада, что Эврих сказал именно так. Керкира смотрела на неё так, что у троянки не осталось сомнений: будь Керкира полновластной хозяйкой этого дома, уже выставила бы Гекубу за дверь. Но, на её счастье, хозяином был Эврих.Она нашла Эвриха во внутреннем дворике, где он обычно упражнялся с мечом или луком, ненадолго ускользнув от царящей в доме суеты. Керкира пристально наблюдала за кухарками на кухне, Семела присматривала за рабами, наводящими во внутренних покоях дома порядок – по любым неприятностям, грозящим им и их внуку, две сестры решили ударить единственным известным им способом: продемонстрировав богатство и достоинство этого дома. Гекуба, чувствуя себя хоть отчасти ответственной за этот переполох, помогала им, как могла. Но мысли её всё чаще уносились к величественному кораблю, который она так часто видела покачивающимся на волнах у совсем других берегов, и она становилась рассеянной; кроме того, казалось, бабки Эвриха сегодня были не способны выносить её присутствие так близко к святая святых их дома и жизни. Они получили известие о троянцах около полудня, а сейчас уже жаркое летнее солнце клонилось к закату, но ничего не произошло. За высоким забором на улицах Аргоса жизнь шла своим чередом, тая не больше опасностей, чем обычно, и всё же в доме Эвриха царило напряжение, придающее ему сходство с городом на осадном положении. Заслышав тихие шаги невесты, юноша вздрогнул и тут же покраснел, понимая, что она это заметила. - Думаешь, он тебе понадобится? – спросила Гекуба, кивком указав на меч, которым был опоясан Эврих. – Они не варвары, - уголки её губ опустились.Юноша издал нервный смешок и протянул руки к ней. Гекуба безропотно подошла, и, когда вложила свои ладони в его, Эврих притянул её к себе, обвил руками её талию. Разукрашенная самоцветами рукоять его меча упёрлась девушке в бок, что было не слишком удобно, но она терпела, ведь впервые за этот сумасшедший день она чувствовала успокоение. - Я надеюсь, что мне не придётся его использовать. Даже уверен в этом, - как бы невзначай прикоснувшись губами к её полуобнажённому плечу, проговорил Эврих. Голос его звучал глухо. – Но я с ним я чувствую себя сильнее и увереннее. А мне сейчас нужна уверенность, кто бы ни переступил этот порог. Разомкнув объятия, Гекуба увлекла его на мраморную скамью в тени раскидистого дерева. Воздух был тёплым, насыщенным ароматом цветов. Девушка склонила голову Эвриху на плечо, и он мягко поцеловал её в макушку. Так они и сидели, пока на улице, приближаясь, не зазвучал топот лошадей; их было несколько, и были явственно слышны молодые мужские голоса. Гекуба на миг оцепенела: ей послышалось… Нет, быть этого не могло. Эврих нашёлся первым и решительно поднял невесту и повёл за собой; пусть всякий любопытный увидит, что она здесь по доброй воле, и обращаются здесь с нею хорошо, как и подобает её положению и тем чувствам, которые к ней испытывают хозяева дома.Когда они вышли к воротам, Семела и Керкира уже были там в своих лучших хитонах и лучших украшениях. Не без удовольствия Гекуба поняла, что в своём светло-голубом хитоне и витом материном обруче на волосах выглядит почти королевой – достаточно богато, чтобы убедить любого гостя в её счастье. Ворота открылись, и первым во двор въехал один из друзей Эвриха, Лаомед. Он выглядел несколько встревоженным, но при виде величественных старух и исполненной достоинства Гекубы улыбнулся и, спешившись, поклонился.- Здесь есть кое-кто, что хотел бы видеть вас. Его милость велел мне быть проводником для наших троянских гостей, - Лаомед служил при дворе царя Аргоса. Пока он говорил, во двор въехали и остальные гости. Все лица молодых богато одетых людей были Гекубе знакомы, и она лучились доброжелательностью и любопытством. Но при виде самого богатого, самого высокого и самого видного всадника на самой лучшей лошади у Гекубы перехватило дыхание от волнения. Будь это Парис… в своём дяде она была уверена; Парис дорого заплатил за свою единственную ошибку и стал осторожен. Астианакс был воинственен, упрям и вспыльчив; он грезил о войнах и, по всему, был больше похож на своего дядю, чем на благоразумного и рассудительного отца. Парис не стал бы начинать войны из-за такой мелочи, как сбежавшая из дому незаконнорожденная племянница. Об Астианаксе Гекуба того же сказать не могла. ***Они стояли на площади перед царским дворцом, угрюмо рассматривая мраморный фасад, статуи богов и богинь, выполненные с величайшим искусством и казавшиеся живыми, и стражников, казавшихся безжизненными скульптурами. За истекшие дни Гектор пытался пробиться внутрь дворца трижды под самыми разными предлогами, но неизменно получал отказ, и довольно грубый. - Может быть, не стоит больше этого делать? – Найлит с сомнением покосилась на кровоподтёк, багровевший на скуле Гектора.Юноша невольно коснулся синяка и поморщился. Им его наградили стражники Пелея, в прошлый раз выпроваживая его из царского дворца; дюжие мужчины ещё и посмеивались, предлагая ему оценить их доброту и то, что его не заковали в цепи и не бросили в темницу. При упоминании оков Гектор побледнел – лучше смерть! И Найлит, если его схватят и бросят в тюрьму, останется совсем одна в чужой неласковой стране. Он должен был найти спсоб увидеть царя Пелея… своего деда.- Я должен предстать перед царём, - упрямо проговорил он, а рука крепче сжала отцовский меч, - если не хочу, как собака, подохнуть с голоду и увидеть, как тебя снова продают с торгов.Найлит дрогнула.- Почему ты думаешь, что царь Пелей должен дать нам кров и безопасность? Твоя родина далеко отсюда! – она смотрела на него, как на самовлюблённого мальчишку, почему-то уверенного, что весь мир крутится вокруг него. Но ведь всё было не так. Похоже, пришло время рассказать Найлит, кто он и что он, если он не хочет, чтобы она начала презирать его. - Я родился в Трое, это так, но туда я не вернусь. А царь… - он поднял взгляд к утончённым мраморным фигурам, поддерживающим крышу дворца. – Он не должен, но может захотеть…Девушка смотрела на него своими пронзительными синими глазами, но Гектор понимал, что она ему не верит. И тогда он рассказал ей. Всё, начиная с поступка Париса, всё о Трое и своих родителях. Там, где родилась Найлит, не знали Трою, не знали Ахилла, не знали о войне, потрясшей Грецию, но, казалось, ему удалось её убедить, открыв ей правду о себе. Когда он закончил свой рассказ, в горле у Гектора было сухо, а солнце стояло высоко над головой. - Я добьюсь, чтобы Пелей меня принял. Он может прогнать меня потом, но прежде он должен взглянуть на меня и на меч. Но сказать было проще, чем сделать. Он отвёл Найлит на находящийся неподалёку постоялый двор, где им предложили довольно сносный обед, вдоволь свежей колодезной воды и скромную каморку под крышей. Даже несмотря на столь скромные траты, скудное состояние их заметно истаяло, и тем скорее Гектор должен был добиться аудиенции у своего деда. Критически оглядев свой обтрёпанный и грязный хитон – одёжу, повидавшую море, рабский загон и не один лесок по пути от Коринфа до Фтии, он устыдился показываться в таком виде на глаза не только царю, но деду. Невзирая на жару, Гектор набросил на плечи тоже видавший виды, и всё же выглядящий намного лучше плащ и снова отправился к царскому дворцу. Найлит едва не увязалась за ним, но юноша категорически запретил ей это: он был по горло сыт тем, как его на глазах у возлюбленной выбрасывают в пыль из дома, который должен был бы принадлежать ему, если бы мир был справедливее. Он больше не маячил на площади, мозоля глаза бдительной страже – тем более что на часах снова стояли те воины, которые не пропустили его в самый первый день. Наверняка они его запомнили и, поймав снова, отделают уже без жалости. А он должен был думать о Найлит, даже если готов был забыть о своей гордости. Поэтому Гектор обошёл дворец с другой стороны, где был обширный двор с хозяйственными постройками и суетились слуги. Он пристроился у ограды, на виду, но не слишком раздражая чей-либо взор, как сделал бы любой юноша, зарабатывающий на жизнь, бегая по чужим поручениям. Чужие взгляды скользили по нему с едва вспыхивающим интересом или вовсе безучастно, но он ни у кого не вызывал подозрений; Гектор же мог пристально наблюдать за жизнью дворца, впрочем, довольно медлительной. Казалось, жизнь здесь замерла уже давно, усилиями лишь немногих людей во дворце поддерживалось её вялое биение. Неужели тот случайный прохожий в Фивах был прав, и в доме царя Пелея всё ещё скорбели по его отцу?! Да ещё и настолько сильно, что об этом знала вся Греция?Пока Гектор раздумывал, во дворе не осталось никого, кроме древнего старика, опиравшегося на клюку. Он придирчиво осматривал рыбу, доставленную почтительно склонившимся торговцем. Гектор сразу понял, что этот слуга из тех, что служат в доме многие и многие годы, являясь его неотъемлемой частью и большими хозяевами в доме, чем их господа. Закончив осматривать товар, старик кликнул двоих юношей младше Гектора, и те проворно приняли из рук торговца выбранные стариком рыбины и почти бегом пустились к задним дверям, за которыми, по-видимому, расположилась кухня. Дождавшись, пока торговец, получив свои монеты, уйдёт, и, воспользовавшись медлительностью старца, троянец окликнул его. Старик обернулся и зашаркал к Гектору. - Приветствую, почтенный, - почти крикнул Гектор, - подскажите, не случилось ли в этом прекрасном дворце какого горя? Отчего здесь так тихо и мрачно? Старик, наконец, подошёл к ограде и придирчиво оглядел Гектора единственным глазом – второй был подёрнут мутной белой пеленой, и от этого странного взгляда юноше сделалось не по себе. Старый раб был почти лыс, но имел длинную белую бороду. - А тебе какое дело до наших бед? – наполовину слепой, он, тем не менее, не упустил ни единой детали: ни истрёпанной одежды Гектора, ни его слишком тёплого для такой погоды плаща, ни длинного предмета, завёрнутого в тряпицу. – Ты кто такой? - Меня зовут Гектор, - без зазрения совести ответил он. Разве мало Гекторов ходило по землям данайцев? Называя своё имя, он ничем не рисковал. Но у старика, похоже, было на сей счёт иное мнение. - Гектор, - медленно проговорил он, и троянцу показалось, что он с трудом сдерживается, чтобы не плюнуть. – Дурное имя, - подытожил старец. Гектор почувствовал, что шея у него стремительно краснеет. – Так чего тебе, Гектор? Он сглотнул. Мысленно вознёс Богам коротенькую молитву, прося, чтобы этот старец поверил ему. - Я… я прибыл издалека и принёс царю Пелею вести о его сыне… Мне нужно увидеть царя. Тут-то старик по-настоящему рассвирепел, его подозрительность превратилась в неприязнь. - Ах ты, подлец! – он замахнулся на Гектора своей клюкой, но проворный юноша увернулся. – Решил трепать имя нашего покойного господина! Да кто ты такой, чтобы… чтобы имя его произносить?! И чтобы я дал тебе беспокоить своего старого господина, чтобы у него после сердце болело! - Но я знаю, что случилось с Ахиллом в Трое! Мне нужно увидеть царя или царицу! - Что случилось?! Я тебе скажу, что случилось! Погиб он в Трое, убит подлым троянским царевичем! Говорили, будто он хотел спасти какую-то девушку… да только я думаю, что та шлюха обманом заманила его в ловушку и…Тут уже Гектор не сдержался, а кинулся на старика с кулаками, забыв, что должен быть осмотрительным. Обида за мать жгла его сердце и затмевала разум. - Замолчи! Замолчи сейчас же! – он вырвал клюку из рук старика и переломил её о колено. Тот завизжал, закрывая головой лысую голову.- Стража! Стража! На помощь! Охраняйте царя! Ему ещё хватило хладнокровия, чтобы осознать, что пятеро стражников в полном вооружении движутся к нему, чтобы схватить его и защитить старика, и, если они доберутся до него, он погиб. Бросив раба на землю, он опрометью бросился прочь; он был куда легче и проворнее воинов в полном облачении, поэтому ему удалось оторваться. Затерявшись в узких переулках Фтии, он слушал удаляющийся топот солдатских ног и чуть не плакал от досады и разочарования.- Я должен, должен найти способ… - от чувства безысходности, охватившего его, Гектор даже раскачивался взад-вперёд, сидя на кровати.Найлит, обеспокоенная его апатией, обхватила юношу руками, прильнула к его спине. Близость Найлит успокаивала Гектора, но лишь немного, так как была и лишним напоминанием о том, что он потеряет, если потерпит поражение. С новой его неудачи минул душный вечер, минула бессонная ночь, за которую Гектор успел тысячу раз пожалеть о том, что поколотил старика-раба и наделал столько шуму. Ему стоило быть осмотрительнее и тише, но слова раба о его матери породили затмевающую разум ярость. Должно быть, он и на полёт стрелы теперь не сможет приблизиться ко дворцу Пелея. Гектор был в отчаянии. Повернув голову, он коснулся губами руки Найлит, лежащей на его плече – пальцы её дрогнули от этой внезапной ласки. - Я не знаю, как мне быть, - упавшим голосом проговорил он. И тотчас почувствовал прикосновение мягких губ к своему затылку. Волна тепла разлилась по его телу. Кое-что – самое главное его сокровище, Найлит – у него ещё оставалось, и её он был твёрдо намерен сохранить. Его взгляд упал на меч – перед сном Гектор полировал его промасленной тряпицей и оставил не завёрнутым в привычную уже холстину. Думал ли Одиссей, отдавая его сыну Ахилла, что прославленный клинок будет вот так, даже без ножен, пылиться в крошечной каморке на постоялом дворе? Думал ли об этом человек, отдавший его итакийцу, и отдал бы, если бы знал? Мысль, быстрая, как вспышка молнии, мелькнула, и Гектор едва успел ухватить её. Затем, вывернувшись из объятий Найлит, он бросился к мечу и с жаром поцеловал холодное лезвие. - Мне нужен человек по имени Эвдор. Найлит нервничала, переминаясь с ноги на ногу у ворот царского дворца и очень надеясь, что Гектор не замечает этого из переулка, где должен был оставаться. Если он хоть заподозрит, что ей что-то угрожает, он явится сюда и тогда непременно попадёт в беду. Девушка внимательно приглядывалась к челяди. С мужчинами она заговаривать не станет – те, что подобрее, лишь ущипнут и посмеются, другие же… Она ждала, пока из дворца выйдет женщина и, желательно, немолодая – такие охотнее выслушивают жалобы и просьбы, им нравится помогать. Найлит ждала довольно долго, но, наконец, из задней двери дворца вышла служанка лет сорока с большим кувшином для воды. Когда она дошла до колодца, Найлит окликнула её. - Госпожа!Служанка огляделась вокруг, и, поняв, что зовут именно её, даже порозовела от удовольствия. Оставив кувшин, она поспешила к ограде. - Чего тебе, девочка? – тёмные глаза жалостливо скользили по хрупкой фигуре. – Кусок лепёшки? Воды? Ты потерялась? – спросила она, уловив чужеземные нотки в словах Найлит.Та мотнула головой.- Благодарю, но не за этим я пришла. Мне нужен человек, которого зовут Эвдор. Немолодой, он должен служить царю…Служанка на минуту задумалась, и эта минута была, пожалуй, самой долгой в жизни Найлит.- Я знаю такого. Он начальник дворцовой стражи, а прежде был… - она запнулась, - неважно. Зачем он тебе? - У меня к нему послание. От Одиссея с Итаки, - девушка тщательно выговорила незнакомые имена. – Скажи ему, что дело в мече, который тот когда-то дал Одиссею. Скажи ему всё слово в слово.На лице женщины было написано непонимание, но волнение Найлит явно зажгло в ней интерес, и она поспешила во дворец. И отсутствовала достаточно долго, чтобы Найлит успела подумать о самом худшем. Но всё же через некоторое время служанка вышла с мужчиной средних лет. Она вернулась к колодцу, а он подошёл к Найлит. Девушка оробела: это был коренастый, крепко сбитый мужчина с колючим взглядом тёмных глаз, изрядной проседью в волосах цвета воронова крыла, золотыми браслетами на запястьях и острым мечом у пояса. По всему было видно, что при дворе царя Пелея он занимает не последнее место.- Ну, что у тебя? – он смотрел на неё недоверчиво. – Что передал Одиссей и почему через столько лет? Где меч? - Погодите немного, господин… - пролепетала Найлит. – Сейчас… Сейчас вы всё поймёте, господин.Отойдя немного от ограды, но пристально следя, чтобы мужчина по имени Эвдор не ушёл, она отчаянно замахала руками, подавая знаки схоронившемуся Гектору. По счастью, тот увидел её сразу и бегом бросился к ней. На лице Эвдора, когда Гектор приблизился, отразилось неверие и… испуг, словно он увидел привидение.- Как тебя зовут? – спросил он первым, не дожидаясь, пока Гектор заговорит.- Гектор. Гектор из Трои. Я… - Эвдор вздрогнул при упоминании Трои. – Моя мать – царевна Брисеида, вы… вы, наверное, помните её… - рабыня, из-за которой он погиб.- Я помню, - глухим голосом ответил ему Эвдор. - А мой… мой отец… - юноша вконец стушевался и тогда просто развернул тряпицу, сохранявшую в себе меч. – Вы передали его когда-то Одиссею, а он отдал его мне, потому что… мой отец…Имя не требовалось называть – оно повисло между мужчиной и юношей, между другом и сыном. Эвдор словно бы хотел прикоснуться к мечу, но в последний миг передумал.- Вы верите мне? - Постой здесь. Я должен сказать царице.- Царице? – разволновался Гектор. – Но почему не царю? - Он нездоров и до сих пор убит горем, и я не стану беспокоить его и внушать… надежду, пока не удостоверюсь окончательно. Он ушёл, и снова потянулось ожидание. Гектор оцепенел, и Найлит нашла его руку и переплела свои пальцы с его похолодевшими пальцами. Даже когда он бежал прочь из рабского загона, рискуя головой, она не видела его таким испуганным. Должно быть, впервые с того момента, как он оставил Трою, он настолько приблизился к кому-то столь близкому… к своей мечте, может быть, дому… Найлит испугалась, что он упадёт на колени перед высокой статной женщиной с короной серебристых волос, но молодым и прекрасным ещё лицом. За ней следовало несколько солдат и женщин, но Гектор смотрел лишь на неё. Жестом она велела Гектору подойти ближе, и калитку перед ним услужливо отворили, и преграда в виде мраморных колонн высокой ограды пала. Фетида и Гектор оказались лицом к лицу. Ей хватило нескольких секунд, и потом она выдохнула: - Милосердная Гера, он так похож… - женщины позади неё вторили своей царице вздохами и причитаниями. Фетида опустила взгляд на меч. – Это он? Эвдор! – позвала она.- Это он, моя госпожа.- Почему ты отдал его Одиссею, а не привёз домой? – в голосе её прозвучала сталь. – Я никогда не спрашивала.- Я не мог взять его в руки – он жёг мне ладони. Возможно, сами Боги хотели, чтобы клинок нашёл сына Ахиллеса…Когда он произнёс это слово впервые, под веками у Гектора предательски защипало. Не хватало ещё разреветься, как несмышлёному ребёнку! Взгляд Фетиды стал мягче, но она всё ещё осторожничала.- Но спустя столько лет этот меч мог попасть в чужие руки. И юноша… он очень похож на моего сына, но я всё ещё не могу быть уверенной… Кровь стучала в ушах Гектора. Сейчас или никогда! Его судьба решалась в эти секунды. - Вам нужны доказательства?! – почти свирепо произнёс он. Рука юноши метнулась к горлу, извлекла из-под потрёпанной ткани хитона ожерелье из ракушек. От времени когда-то нежно-белые и розоватые раковины пожелтели, кое-где имелись сколы, а пару ракушек рассыпалось – они ведь проделали такой долгий путь с каждым из своих хозяев. Но всё же Фетида безошибочно узнала ожерелье, которое когда-то сделала для своего сына со всей материнской любовью, на которую была способна, – он видел это в глазах своей бабки. – Моя мать дала мне его, когда я покидал Трою. На удачу, - он вздохнул, потому что даже любовь Брисеиды не смогла призвать удачу к нему. Или же его удача и состояла в том, что после стольких опасностей он всё ещё был жив, обрёл Найлит и теперь стоял в шаге от своей настоящей семьи? – А ей отдал его ваш сын – мой отец – когда она покидала лагерь греков. Вы узнаёте его, ведь так? Фетида прижала руку к груди и, казалось, даже пошатнулась. Кто-то из её служанок бросился на помощь своей госпоже, но она властным жестом остановила их. Вместо этого, совладав с волнением, она шагнула к новообретённому внуку, раскрывая ему свои объятия. - Бегите, скажите царю, - бросила она, сжимая Гектора в тёплых руках, - что Боги смилостивились над нами.***Из дома лились звуки музыки и вспышки смеха – троянские гости были очарованы приёмом, который устроили для них родственницы Эвриха. Казалось, даже с молодого хозяина дома слетела нервозность, он смеялся и шутил, пил и, похоже, даже заключил пару торговых соглашений. Только Гекуба кусок в горло не лез и дышалось тяжело под угрюмым взглядом Астианакса; троянский царевич вежливо улыбался своим собеседникам, только улыбка его была ненастоящей, словно маска. Гекуба была уверена: её кузен явился сюда за полмира не только за тем, чтобы посмотреть, как она живёт, да вкусить обеда Керкиры. И помыслы Астианакса наверняка были тёмными. Желая освободиться от этого пристального взгляда, девушка потихоньку ускользнула с празднества никем не замеченная и отправилась в сад, чтобы скрыться там среди розовых кустов, лимонных и миртовых деревьев и стройных кипарисов. Но кто-то всё же проследил за ней и теперь шёл по пятам; ожидая увидеть Эвриха, Гекуба обернулась и нос к носу столкнулась с Астианаксом. - Что ты здесь делаешь? – она упёрла руки в бока. – Только честно.Он усмехнулся, и усмешка эта не понравилась Гекубе.- Я приехал за тобой. Парис волнуется, мама и Елена тоже. А я скучаю.Она фыркнула.- Парис, должно быть, только рад избавиться от меня, как избавился от Гектора. Андромаха и Елена… Мне жаль, Астианакс, но я не вернусь. Мой дом теперь здесь, я выйду замуж за Эвриха…Тень набежала на лицо троянца.- Сбежала, значит, с нашим врагом? -Эврих нам не враг!- Всякий грек – враг верным детям Трои. Мы можем сидеть с ними за одним столом и договариваться о торговле, но всегда должны помнить об их вероломстве. Девушка тяжело вздохнула. Тень сгоревшего города всё ещё тревожила живых, но она хотела забыть об этой тени.- Эврих не имеет никакого отношения к той войне, как и мы с тобой. Мы должны жить дальше, и моя жизнь теперь здесь. Прости. Она хотела побыстрее избавиться от его общества, но Астианакс не позволил: когда она попыталась уйти, он схватил её за запястье и притянул к себе. Гекуба вскрикнула и принялась сопротивляться, но, сколько бы она ни выкручивала руку, лишь себе причиняла боль, а Астианакс лишь улыбался. - Думаешь, я не слышал, о чём говорили за столом?! Ты собираешься замуж за Эвриха! Но его бабушки… не в восторге от твоей кандидатуры, - Гекубе показалось, что злорадство прозвучало в его голосе. Такого Астианакса она не знала и не хотела знать, он казался ей способным на всё, и она его боялась. – Не знаю уж, о чём ты мечтаешь, но, уверен, он поиграет с тобой, как тот грек поиграл с твоей матерью, и… Дальше ты знаешь! Поедем домой, там ты будешь счастлива! Что-то древнее, неистовое, что заставило её отца прорываться сквозь охваченный пламенем город, её кроткую мать – вонзить кинжал в горло врагу, Париса – бежать с возлюбленной через море, Гектора – выйти на верную смерть, Приама – стать почти безоружным перед вражеской армией, зажглось в ней, и она выпалила прямо в лицо Астианаксу: - Лучше уж я буду Эвриху наложницей, чем вернусь с тобой в Трою! Этот человек с горящими глазами больше не был её братом – он пришёл сюда, чтобы неволить её. Казалось, троянец опешил и немного ослабил хватку, но всё же был начеку. Но, словно Боги присматривали за ней, в конце аллеи появился Эврих. Заметив их, он поспешил к своей невесте. Астианакс с готовностью повернулся к своему сопернику, которому хотел бы пустить кровь, а не распивать с ним вино. - Сманил её и доволен! Обесчестил – и думаешь, что я оставлю это просто так?! – крикнул ему Астианакс. - Прошу, оставь её. Ты захмелел и…Вдруг троянец выпустил руку Гекубы, размахнулся и ударил Эвриха в лицо. От неожиданности тот оступился и упал, но тут же вскочил на ноги, прижимая ладонь к рассечённой скуле. Гекуба закричала, видя, как её жених сжимает кулаки, а рука Астианакса тянется к кинжалу. И, прежде, чем он успел вынуть оружие, а Эврих – кинуться на своего гостя с кулаками, девушка бросилась между ними. Она повисла на шее у Эвриха, бормоча что-то успокаивающее и молящее, и перед этим зрелищем Астианакс отступил с такой обречённой покорностью, с какой не отступал перед равным по силе противником.- Прошу тебя, не надо! Не надо, Астианакс! – наконец, обратилась к нему девушка, и в глазах её стояли слёзы, ранившие троянца больнее любого клинка. - Убирайся, - прошипел Эврих, всем телом трепеща от возмущения из-за того, что ему не позволили отомстить обидчику. – Ты гость моего царя, и ради него и чести Аргоса ты уйдёшь сегодня отсюда невредимым. Но в своём доме я – царь, и, если ты будешь так глуп, что снова переступишь порог этого дома, я клянусь, ты сильно пожалеешь! - Уходи! – взмолилась Гекуба, и это разбило Астианаксу сердце. Рука его опустила рукоять кинжала, голова свесилась на грудь. Не обращая внимания на звуки всё ещё царящего в доме веселья, забыв о своей свите, он опрометью кинулся прочь из этого дома. ____________________________* Пас - древнегреческая мера длины, равная 1,48 м.