XV. Закатный ветер (1/1)

Не найдешь тех широт на картах,Где пропал я с верной командой.Где мне взять имя ветра, которыйВозвращает странников к дому?Мельница - Сказка о Дьяволе Запылённых, перемазанных с ног до головы своей и чужой кровью воинов Одиссея с почестями встречали в беломраморном городе, казалось, вся Итака высыпала на улицы, чтобы поприветствовать своего блудного царя. Одиссей верхом на своём могучем жеребце проехал от городских ворот, приветливо распахнутых, до крыльца царского дворца, где ждала его Пенелопа и его дочь, и Телемах ехал от него по правую руку, а польщённый, восторженный и пьяный своей и общей победой Гектор – по левую. Отцы, жёны, дети и родичи побеждённых пали к ногам Лаэрита, моля простить предательство их мужчин и их самих, даровать им жизнь и честь служить Одиссею на его землях, и царь Итаки принял всех благосклонно, для каждого нашёл улыбку, приветливое слово и сладкое обещание. Но Гектор отметил про себя, что Одиссей так и не смыл кровь своих врагов со своих рук, не снял панциря, не спрятал в ножны меч. Это было предупреждение, понял юный троянец. И лучше было бы, чтобы другие его поняли тоже. Стоило ему взглянуть на дочь Одиссея, и он сам устыдился своих мыслей. Юная Геона была, казалось, отражением Одиссея – карие бархатные глаза, в глубине которых так и светилось лукавство, тёмные вьющиеся волосы. И, без сомнения, такая же хитрая натура, как и у Лаэрита. А вот Телемах обнаружил неожиданное сходство с матерью – высокой горделивой Пенелопой с серо-зелёными глазами и каштановыми локонами, уложенными в замысловатую причёску. Когда Одиссей представил своей семье Гектора, обе женщины ответили ему приветливыми мягкими улыбками, но от троянца не укрылся мимолётный оценивающий взгляд, которым его наградила царица Итаки. И от него ему почему-то стало неуютно. Впрочем, Пенелопа была ласкова с ним, как с родным сыном, а Геона дружелюбна и мила, как не была с ним мила ни одна девушка кроме его сестры. Позволив уставшим воинам вымыться, переодеться в чистые одежды и очистить оружие, Пенелопа устроила пир, равных которому Гектор в своей жизни не видывал. Он привык считать Трою удачливым и довольно богатым городом, пусть она не обладала и тенью того могущества, которое имел лежащий в мрачных руинах древний город, но рядом с процветающей Итакой она казалась лишь жалким поселением. Конечно, никто не произнёс и дурного слова в адрес его родной страны, его по праву величали царевичем, а те, кому довелось побывать в Трое, с уважением отзывались о царе Парисе, но Гектор чувствовал себя на том пиру неуютно, словно все в пиршественном зале смотрели на него свысока. Он уныло вертел в руках драгоценную чашу, наполненную благоухающим сладким вином, и кусок не лез ему в горло. - Победа тебя не радует, царевич? – раздался рядом с ним мелодичный голос.Очнувшись от своих дум, он повернулся на голос и увидел рядом с собой Геону. Дочь Одиссея лёгкими движениями общипывала гроздь винограда, отправляя спелые лиловые ягоды себе в рот и щурясь от удовольствия. Заметив его взгляд, она доверчиво протянула ему несколько ягод, и юноша принял угощение, касаясь раскрытой ладони девушки одними подушечками пальцев. - Разве может не радовать победа? – пожал плечами он. – Особенно когда эта победа досталась тебе в первом же бою? – ему хотелось выглядеть героем в её глазах, в глазах всех мужей, сидящих в этом зале, но Гектор хорошо знал, что герои, прежде всего, не лгут. Карие глаза Геоны изумлённо округлились.- Это был твой первый бой? Люди отца шепчутся, будто ты дрался, как бог, но разве можно достигнуть такого мастерства уже в первом бою? Гектор лишь кисло улыбнулся: похвала была бы приятнее его сердцу, если бы он не чувствовал в ней привкус лести. Кажется, его реакция напугала девушку.- Если тебя это утешит, то мой брат тоже впервые вышел сегодня на поле боя, - быстро, словно извиняясь, заговорила она. – Женихи матушки просили Телемаха выступить на их стороне, они уговаривали их, сулили ему богатые дары и даже запугивали, грозя мне и нашей матери, но он поклялся, что будет сражаться лишь с отцом или же вовсе переплавит свой меч на железные застёжки… - Геона несмело улыбнулась, ожидая реакции парня. Троянец усмехнулся, искоса поглядев на сидящего неподалёку Телемаха. Он вполне был похож на того, кто сделает то, в чём поклянётся. - Никогда бы не подумал, что Телемах прежде никогда не сходился с врагом, - учтиво ответил Гектор. По правде сказать, в бою он вовсе потерял Одиссеева сына из виду, но таких слов требовали приличия. А, кроме того, он заметил, что Геоне они приятны: девушка зарделась, словно он похвалил её саму, но не смогла сдержать гордой улыбки. – Ты очень любишь брата, не так ли?- О, безумно! Он заменил мне отца, он всегда защищал меня, он всегда был безмерно добр ко мне… А ты? Есть у тебя братья? Сёстры?- Есть, - он вспомнил о Гекубе, наверняка ждущей его у берега, об Астианаксе; ему безумно хотелось, чтобы брат мог разделить с ним этот триумф и похвалы, но он остался в Трое, за много стадий отсюда. Гектор замолчал на некоторое время, погружённый в воспоминания, но затем заметил, что Геона всё ещё вопросительно смотрит на него. – У меня есть сестра-близнец, её зовут Гекуба, в честь нашей бабки. И ещё кузены – Астианакс и Приам. Приам младше, и с ним мы никогда не были особо близки, но Астианакс…он больше, чем кузен мне. Больше, чем брат, если такое вообще возможно.- Я родилась, когда Телемаху было шесть, и навсегда останусь для него лишь несмышлёной малышкой, - с какой-то затаённой тоской поглядела девушка на веселящегося брата. – Он никогда не скажет так обо мне. Ему вдруг стало жаль царевну Итаки, и юноша ободряюще подмигнул ей, вспомнив свою сестрёнку:- Но это не значит, что он тебя не любит. Он сам не заметил, как они сблизились. На Итаке он жил почётным гостем и имел полную свободу; иногда он посещал советы Одиссея, дивясь мудрости этого благородного мужа, чаще сражался на тупых мечах с Телемахом, но куда больше времени он проводил с его сестрой. Геона напоминала ему об оставшейся в Трое Гекубе и хотя бы отчасти восполняла её отсутствие. Она оказалась на редкость смышлёной и образованной девушкой, смешливой и остроумной; казалось, она знала бесчисленное количество поучительных историй и ещё больше стихов, а ещё она была готова слушать о его мечтах бесконечно долго и не смеялась над ними, как порой его сестра, но ему никогда бы не пришло в голову вложить в руку Геоны тренировочный меч или показать ей несколько приёмов рукопашной. Дочь Одиссея была прекрасным цветком, нежным и ранимым, но всё же где-то в самой сердцевине этого цветка крылась опасность. Гектор успел полюбить Одиссея, но он всё ещё был троянцем и помнил жертвенного коня, изготовленного по замыслу Лаэрита много лет назад. Тогда эта жертва оказалась невероятно кровавой, но Гектор помнил урок, и становиться ещё одной жертвой уловок Одиссея не собирался. Он ещё больше утвердился в своих опасениях, когда однажды во время их с Геоной прогулки по обширным красочным и благоухающим садам царского дворца к нему с поклоном приблизился один из слуг и передал, что царь Одиссей желает видеть у себя троянского царевича для важного и личного разговора. Гектор насторожился, но всё же успел заметить, как заалели смущённо щёки юной дочери царя. Одиссей ждал его в большом и пустынном тронном зале – лишь неподвижные фигуры солдат караула маячили у дверей. Когда Гектор приблизился, Лаэрит велел слуге подать ему небольшой резной стул. Троянец благодарно принял высшую милость от Одиссея, но расслабиться себе не позволил, украдкой рассматривая царя. Вернув себе трон, Одиссей продолжал одеваться просто и неброско, и Гектор невольно сравнил его с собственным дядей, любившим драгоценные украшения и тонкие ткани: сейчас на итакийце была золотисто-коричневая туника и простые кожаные сандалии, на руках блестели простые бронзовые запястья; корона, усыпанная самоцветами, покоилась на подушечке на маленьком резном столике по левую руку от царя. Лаэрит по-отечески улыбнулся парню, не сводя с него пропитанного теплом взгляда. Наконец, он спросил:- Нравится тебе Итака, Гектор?Этот невинный вопрос пуще прежнего насторожил юношу, и он осторожно ответил:- Очень гостеприимный остров, и каждый, кого я здесь встречал, был очень доброжелателен. А твоя семья приняла меня так, словно я вам родной.Мужчина удовлетворённо кивнул.- Ты стал почти что сыном мне, царевич Гектор. И потому мне вдвойне больнее сознавать, что однажды ты захочешь покинуть мой остров. И я позволил себе мечтать, что этого может и не случиться, - он сделал паузу, и Гектор затаил дыхание. – Моя дочь…ты очень понравился Геоне… Она мечтает о тебе – так говорит моя Пенелопа, а ей можно верить. Я бы хотел надеяться, что она так же пришлась тебе по душе.Троянец чувствовал себя так, словно шагал по лезвию бритвы. Он был гостем на Итаке, почётным гостем, однако мог стать не менее почётным пленником…именно такая роль, вероятно, была уготована Эвриху, оставшемуся в Трое. Слова Лаэрита были любезны, любой бы захотел услышать от него то же, что услышал Гектор…но только не он. Эти слова были искусно сотканной серебряной сетью и только. - Твоя дочь прекрасна, мила и умна. Прежде я не встречал таких девушек, - с почтением ответил он, стараясь, чтобы в его словах при самом большом желании нельзя было усмотреть какого-нибудь обещания. - Приятно слышать, что ты о ней такого мнения, Гектор. В таком случае я хотел бы предложить тебе руку моей дочери, поместье и земли, золото и почести, какими будет обладать мой зять. Что скажешь? Вот оно. Геона была действительно красива, добра и умна, но он ни минуты не желал видеть её своей женой. Никакие почести, никакие богатства и обещания не заставили бы его взять в жёны эту девушку и остаться на Итаке заложником, связанным с семейством Одиссея ещё и кровными узами. Теперь его задача состояла в том, чтобы облечь свой отказ в как можно более почтительную форму.- Благодарю тебя за оказанную великую честь, царь Итаки. Но, я думаю, ты ещё слишком мало времени знаешь свою дочь, чтобы так скоро расстаться с нею, когда она отправится со мной в Трою…- Я хочу, чтобы моя дочь как можно дольше была подле меня. Ты ведь понимаешь меня, мой мальчик…я не видел, как она родилась, пошла, сказала первое слово, училась, стала такой прекрасной… Конечно, я бы хотел, чтобы вы жили на Итаке. У вас не будет недостатка ни в золоте, ни в шелках, ни в слугах…- Ты не желаешь отпускать дочь от себя, ну а меня в Трое ждёт мать, - ответ вышел слишком резким, но на губах Одиссея расцвела усмешка, словно и он был ему по душе, - так что мы едва ли сможем договориться. Кроме того, мой царь, ты ведь помнишь, что я искал в твоём войске и на твоём острове славы, а не семейного очага?- И ты нашёл свою славу, храбрый Гектор, - улыбнулся Лаэрит.- Но рядом со своим отцом я всё ещё никто, хоть и ношу его доспехи и его меч. Я должен показать, что достоин их не только по праву рождения. Одиссей как-то печально покачал головой.- Жажда подвигов и вечной славы и погубила великого Ахиллеса.Это ты погубил его, так и вертелось на языке Гектора, ты, который соорудил проклятого коня; ты, который впустил греков в спящую Трою; ты, который вынудил Ахиллеса спасать возлюбленную ценой своей жизни. Он знал историю смерти своего отца так же хорошо, как если бы сам наблюдал за всем; знал он так же, что Пелеид хотел оставить Трою, забрав с собой его мать, и оставил бы, если бы не смерть его побратима. И знал, что именно Одиссей произнёс ту пламенную речь, которая заставила Патрокла надеть доспехи, ему не принадлежащие, и повести за собой людей, которые должны были идти за Ахиллом. Гектор узнал много от своей матери, но ещё больше – от людей Одиссея, которые охотно восхваляли своего царя, вспоминая, каким хитрым и изворотливым был Лаэрит двадцать лет назад. Он уважал Одиссея и восхищался им безмерно, как храбрым воином и отважным мореплавателем, но у этого уважения и этого восхищения теперь был горький привкус. - Я не повторю его ошибок, обещаю тебе, - Гектор улыбнулся.- Могу я надеяться, что ты передумаешь?Он покачал головой.- Я хотел тебе сказать, что уже через несколько дней я оставлю Итаку. Я уже и корабль нашёл, - это была лишь половина правды, но Гектор был уверен, что любой капитан согласится сделать крюк и доставить его в троянский порт, услышав его титул и увидев увесистый кошель с золотом. Лаэрит кисло улыбнулся, но примирительно поднял руки.- Мне горько это слышать, но я ведь не могу удерживать тебя силой, - Гектору показалось, что в словах царя мелькнули нотки сожаления. – Я буду молиться о твоём счастливом возвращении домой. ***Гекуба уже который день не отходила от постели матери. Временами ей казалось, что Брисеиде становится лучше, однако придворный лекарь её надежд не разделял, лишь качал седой головой и что-то тихо бормотал себе под нос. Она едва могла взглянуть без слёз на мать: царевна страшно исхудала, лицо её сделалось меловой маской, а большие чёрные глаза теперь казались неестественно огромными, губы побледнели до синевы, лунки ногтей отливали лазурью. Время от времени Брисеида поднимала веки и дарила дочери вымученную улыбку, но большую часть времени она лежала с закрытыми глазами, тяжко и часто дыша. Иногда к ней заглядывал Астианакс, но потом его призывали дела их небольшого государства; поначалу заходил Приам, пока отец не запретил ему, боясь, что наследник увидит смерть раньше времени; и совсем уж редко её навещал Эврих, но в те короткие мгновения, когда Гекуба могла думать об этом, она была уверена, что это дело рук её кузена. Зато Андромаха и даже царица Елена почти не отлучались от постели больной, заботились о своей золовке, но и их усилия были тщетны: царевна Брисеида таяла на глазах. В каждой из них укреплялась молчаливая уверенность в том, что с этого ложа несчастной уже не подняться, но они так боялись этих жестоких мыслей, что даже избегали смотреть друг другу в глаза. Гекуба жарко молилась покровителям Трои и троянцам, обратив взор к багровому кругу заходящего солнца, когда Брисеида тихо позвала дочь. Девушка метнулась к матери, сжала в ладонях исхудавшую руку матери, чувствуя, как слёзы катятся по щекам. - Девочка моя, - печально улыбаясь, прошептала женщина, - прости меня…- Мама! - Я не должна оставлять тебя, но я…я так устала… Я устала…и я хочу к нему…твой отец зовёт меня…Девушка чувствовала, как грудь её раздирают рыдания, однако держалась из последних сил, жарко, отчаянно молясь всем богам и уже почти не надеясь на то, что они услышат её мольбы. - Нет, нет, мама, пожалуйста! Ты поправишься… - всхлипнула она. – Поправишься, обязательно…Брисеида едва заметно покачала головой. Только теперь Гекуба с ужасом заметила, как много серебра появилось в волосах её матери.- Позови Париса…и Андромаху…и Елену… - рука царевны с неожиданной силой сжала пальцы девушки. – И Гектора! Позови его, я хочу его видеть…хочу запомнить…Ужас сковал внутренности Гекубы: не хватало ещё, чтобы мама повредилась умом. Кое-как высвободив ладонь из ставшей железной хватки Брисеиды, она поднялась и послала слуг за царём, царицей и Андромахой и вернулась к кровати.- Мама, его давно нет в Трое… - пролепетала она. – Он ушёл…ушёл с Одиссеем, помнишь? - Да…да… - хрипло прошептала женщина.Она натужно вздохнула и затихла на какое-то время, а Гекуба всё плакала, тихо и безутешно, пока скорбную тишь комнаты не нарушили шаги входящих. Парис, Елена и Андромаха маленьким полукругом встали в ногах кровати; у дверей Гекуба заметила притихших Астианакса и Париса, хотя их никто не звал. Пришли попрощаться, с нарастающим отчаянием и откуда-то взявшейся неожиданной злостью подумала она. На какой-то миг ей захотелось увидеть рядом с собой Эвриха; ей бы стало лучше, если бы он был рядом, она была уверена, его присутствие прибавило бы ей сил, чтобы справиться со всем этим ужасом. Но его не было, и едва ли его пригласили, а на поиски не было времени. Когда Брисеида снова приоткрыла глаза и обвела взглядом собравшихся, на губах её появилась слабая улыбка. - Моё время пришло… - едва слышно проговорила она. – Ахиллес зовёт меня в царство Аида…Что-то заставило Гекубу в этот миг взглянуть на царя, и она заметила, как страшно вспыхнули глаза её дяди. Он всё ещё не простил сестре любовь к врагу, но у него хватило такта не спорить с умирающей. Парис ответил Брисеиде скорбным молчанием, женщины заплакали, пряча свои слёзы в шёлковых платках. - Парис… - тихо позвала царевна, -…позаботься о моей Гекубе… Не неволь её, - девушка содрогнулась, потому что отлично знала, о чём говорит мать. Приамид молча кивнул. - А Гектор? Мама, как же он? Ты что же, не дождёшься его? – слова путались, сбивались, Гекуба боялась не успеть, надеясь, что имя брата подействует на Брисеиду, как заклинание – она ведь всегда любила Гектора больше, чем её саму. Ответом ей служило молчание. С нарастающим ужасом она поняла, что дыхание матери замедлилось, сделалось неслышным. На несколько жутких мгновений она подумала, что Брисеида умерла, даже не услышав её последних слов. Но вот потрескавшиеся посиневшие губы едва заметно раскрылись…- Его нет… - голос троянки походил на шелест закатного ветра в волнах. – Море забрало его…Губы сомкнулись, а затем сквозь них вырвался последний хриплый выдох, и рука, которую девушка держала в своей, безвольно обмякла. - Нет… Нет-нет-нет…Она трясла руку матери, прижималась губами к холодной молочно-белой коже, звала мать, молила, угрожала, плакала, орошая слезами посиневшие пальцы, пытаясь согреть их своим дыханием и поцелуями, но всё было тщетно. Огонь рушащейся Трои навсегда погас для дочери Приама, и горький дым, наконец, улёгся. Оковы воспоминаний, приковывающие её к жёлтой земле и городу с жёлтыми стенами, разрушились, разбились, обратились остывшим пеплом. Брисеида умерла. ***Дурное предчувствие не оставляло его с того самого момента, когда на ?Златокрылой? убрали сходни. Сложив свои пожитки – отцовские доспехи, богатые дары Одиссея и кое-какую военную добычу – в предоставленной капитаном каюте и пригрозив отрубить руку каждому, кто посмеет позариться на броню, Гектор поднялся на палубу и устроился на носу. Капитана звали Экол, это был высокий жилистый мужчина, одинаково хорошо управляющийся с кораблём и монетой, и иногда он подходил к троянцу и присаживался рядом, развлекая праздным разговором знатного пассажира. Экол согласился завезти его в Трою, хоть ему приходилось делать большой крюк и терять на этом несколько дней, но взамен Гектор пообещал купцу разрешение торговать в стенах Трои, подписанное самим Парисом, а потому бесценное. Он впился взглядом в сереющий горизонт, расцвеченный алым огнём заката, и крепко сжал в ладони рукоять меча Ахиллеса. Мысленно он был уже на жёлтом песчаном берегу у стен Трои, обнимал мать и сестру, хвастал своей победой перед Астианаксом и преклонял колени перед дядей, видя, наконец, в его тёмных глазах не настороженное презрение, а гордость и какое-то подобие тепла. Но всё это было ещё впереди, хоть и представало пред мысленным взором юноши так явственно, словно его семья сейчас была с ним на качающейся дощатой палубе. Гектор не сводил взгляда с волнующегося моря перед ними, а потому одним из первых заметил, как из солёного ветра и морских брызг совершенно неожиданно выткался длинный узкий корабль под тёмным безликим парусом. Троянец нахмурился, но прежде, чем он успел сообщить о неожиданных гостях капитану, до него донёсся прокатившийся по кораблю зловещий шёпот: ?Пираты?. Страх, какого он не испытывал даже пред армией итакийцев, несущейся прямо на него, пронзил Гектора, когда по бокам от мрачного корабля возникли его братья-близнецы, такие же острые, хищные, тонкие, как смертоносный клинок. - Чтоб их морские змеи пожрали! – выругался рядом с ним невесть откуда взявшийся Экол. – К оружию, братцы! Вынимайте из своих ножен мечи, покажем этим ублюдкам, чего стоят греки! Гектор усмехнулся, услышав этот воинственный клич, за которым капитан пытался спрятать отчаяние: наверняка, на тех трёх кораблях тоже плыли греки, но это не помешает им ограбить и потопить корабль Экола. По палубе поплыли мечи, гребцы выпускали из рук отполированные рукояти вёсел, принимали тяжёлые клинки. Конечно, каждый на этом ?Златокрылой? умел обращаться с оружием, потому что морские путешествия трудны и опасны, но любой из них видел сейчас, что силы катастрофически не равны, что на каждого матроса ?Златокрылой? почти наверняка приходится трое противников. Вероятно, каждый из них надеялся, что догадка капитана о морских разбойниках окажется ошибочной, но, чем меньше расстояния оставалось между ними, тем отчётливее выдел Гектор три галеры, ощетинившиеся мечами и копьями. Когда ему удалось разглядеть смуглые суровые лица пиратов, он вспомнил, что на нём нет доспехов, и вдруг почувствовал себя голым. Юноша направился к себе, понимая, что каждая секунда теперь на вес золота, но тут на его плечо легла заскорузлая ладонь Экола.- Ты куда, парень? Вижу, у тебя есть меч… Разве ты собираешься спрятаться под палубой? – он говорил вызывающе, но в голосе его отчётливо звучало отчаяние. - Я собирался надеть доспехи, - предположение капитана всё же задело Гектора.Мужчина бросил оценивающий взгляд на стремительно сокращающееся расстояние между ?Златокрылой? и тремя разбойничьими кораблями.- Не успеешь, - коротко бросил он и скорбно улыбнулся. Гектор пожал плечами и тоже взглянул на приближающиеся судна под тёмными парусами. Теперь были видны и оскаленные в зловещей ухмылке рты разбойников, и блеск заходящего солнца на обнажённой стали их мечей; до ?Златокрылой? донёсся боевой клич пиратов, больше похожий на звериный рык, и троянец вспомнил о женщине в соседней каюте, путешествующая с четырьмя юными дочерьми. Это была матрона с Итаки, её брат и муж были среди тех, кто выступил против Одиссея; оба они пали в бою, но она отказалась преклонить колени перед Лаэритом. - Там… - он кивнул на трюм. – Там женщины…нужно защитить их. Капитан поджал губы.- Мне жаль их. Он развернулся и широкими шагами пошёл вдоль скамей, сыпля резкими приказами. Троянец ещё раз бросил взгляд на пиратов и со слабым удовлетворением заметил, что на них тоже не было брони, лишь самые удачливые носили жилеты из варёной кожи. Гектор усмехнулся и крепче сжал в ладони рукоять меча, вознося короткую молитву Аресу – его помощь сейчас будет как нельзя кстати. Он не успел докончить, как раздался пронзительный визг дерева о дерево, и галера, шедшая первой, опасно насунулась на нос ?Златокрылой?. Гектор успел отскочить, а тем, кто оказался не столь проворным, не повезло: разбойничьи мечи оставили лежать на палубе троих матросов. Первого пирата, прыгнувшего на склизкие от воды и крови доски, троянец встретил своим мечом и воинственным криком, но тут поток вооружённых до зубов разбойников хлынул на палубу и затопил ?Златокрылую?. Теперь на купеческом корабле не осталось уголка, где бы не рубились, не кричали, не гибли, истекая кровью. Гектор только и успевал отражать удары противников, но самому пойти в атаку ему не позволяли, наседая снова и снова. Краем глаза он увидел, как Экол отбивается от нападавших, сперва с ужасающей силой, затем слабее и слабее, после того, как несколько вражеских мечей ядовитыми змеями ужалили его в руки и ноги. Бедро Гектора обожгла боль, он выругался сквозь зубы, жалея, что не успел надеть доспехи, и убил своего обидчика, едва не разрубив напополам его лысый, обтянутый смуглой кожей череп. Но его силы иссякали, а на ?Златокрылую? прыгали всё новые и новые пираты, полные сил и звериного желания убивать и грабить. И сопротивление на корабле стало слабеть; Гектор и не заметил, как остался едва ли не единственным, кто ещё пытался отбиться от пиратов. Вот упал истёкший кровью Экол, вот оборвались страшным хрипом мольбы о пощаде улыбчивого кормчего. Из-под палубы донёсся пронзительный женский визг, и, досадуя на себя и мёртвого теперь капитана, Гектор рубанул мечом и отсёк какому-то пирату пальцы, держащие меч. Сильный удар в спину бросил его на колени в центре кольца нападавших; сперва парень подумал, что умирает, но потом понял, что его ударили плашмя. Отцовский меч выпал из его онемевших пальцев; рыча от бессильной ярости, Гектор попробовал дотянуться до него, но высокий разбойник не старше его самого наступил одной ногой на драгоценное лезвие, а второй ударил троянца по подбородку. Тем временем несколько мужчин, хохоча и переругиваясь, вытащили из каюты четверых девушек, последний тащил за собой их полнотелую мать, которая заливалась слезами и проклинала разбойников. Девушки извивались в грубых руках мужчин и плакали, но всё было тщетно; какой-то пират, по виду, главный среди разбойников, подступил к светловолосой худой девушке и одним резким движением разорвал на ней тонкое одеяние, обнажая юную красоту, а в следующий миг повалил её на залитую кровью палубу и навалился сверху. Женщина, обретя вдруг нечеловеческую силу, вырвалась из хватки пирата и бросилась к главарю, царапая его спину и руки, кажется, она попробовала даже укусить её, но тут ей в спину вонзилось лезвие чьего-то меча. Захлебнувшись предсмертным проклятием, благородная матрона замертво упала на скользкие доски. Её дочери заголосили пуще прежнего, несчастная светловолосая девушка слабо пищала и извивалась под тяжёлым тёлом пирата, её белокурые пряди стали алыми от чужой крови; Гектору показалось, что он попал в настоящий ад. Она была так похожа не Гекубу, что ярость застила ему глаза, заставив забыть об осмотрительности; какая-то неведомая сила подняла его с колен, и юноша с голыми руками ринулся на капитана пиратов, готовый задушить его, если потребуется. Конечно, ему не позволили подобраться к разбойнику близко – чей-то точный удар угодил прямо ему в голову, и весь мир залила тьма.