XIII. Фурии (1/1)

— Все тянется издавна — от наших отцов и матерей и еще дальше, от дедов и прадедов. Мы марионетки в руках тех, кто жил до нас, а когда-нибудь наши дети запляшут на нитках, натянутых нами.Джордж Мартин ?Песнь Льда и Огня?Несмотря на раннее утро, небо над Троей уже дышало нестерпимым жаром. Даже ветер, дувший с моря, не приносил желанной прохлады, лишь оставлял солёный привкус на губах. Гекубе не спалось: жара и тревоги мучили её уже не первую ночь, а шёлковое покрывало не холодило тело, а неприятно жгло. Поэтому, рано выбравшись из постели, девушка направилась в покои матери. В последнее время она находила успокоение только рядом с Брисеидой. Разлука с братом с каждым днём всё больше тяготила её, девушка не находила себе места и чувствовала себя тенью, душой, насильно разлучённой с любимым и привычным телом. Иногда ей ещё казалось, что отсутствие Гектора – лишь выдумка, неправда, и тогда она нетерпеливо оглядывалась в надежде увидеть брата рядом с собой. Но находила лишь Астианакса да Эвриха, чьё общество, несмотря на неожиданно прочную связь, установившуюся между ними, было для Гекубы слабым утешением. Их потешные сражения и уроки, к которым Эврих относился вполне серьёзно, всё меньше радовали и отвлекали её. Астианакс же после отъезда Гектора и вовсе переменился: он явно недолюбливал их гостя и почти не пытался это скрыть, стал более грубым и резким, а к Гекубе относился так, словно она должна была подчиняться ему во всём. Подчас она ловила на себе его странные тяжёлые взгляды, но он тут же отворачивался, если видел, что девушка смотрит на него. Покои Брисеиды оказались пусты, и Гекуба, как потерявшееся дитя, медленно побрела по длинным коридорам царского дворца. Каменные стены сохраняли тень прохлады, а мраморные полы приятно холодили босые ступни девушки. Сонная пустота дышала покоем, даже слуги ещё досыпали последние минутки, лишь едва-едва шелестели тонкие полупрозрачные занавеси, колеблемые тёплым ветром. Наконец, на одной из террас она заметила тоненький силуэт. Сквозь розоватую ткань занавески она казалась лёгкой, невесомой тенью, способной растаять от малейшего порыва ветра. И, будто боясь, что так и случится, Гекуба поспешила к матери. Брисеида была так погружена в собственные мысли, что даже не расслышала шагов девушки и продолжала неподвижно стоять, скрестив руки на груди и вглядываясь в пламенеющее рассветом небо. - Мама, - это секундное молчание показалось Гекубе пугающе долгим, словно она уже теряла её. Женщина обернулась к дочери и улыбнулась несколько отстранённой улыбкой. Давно она не видела такого выражения на лице Брисеиды. Девушка тронула её за руку, подалась вперёд, надеясь достучаться до витающих где-то далеко мыслей троянской царевны.- Что случилось? Дурной сон? – Гекуба знала, какое значение придавала её мать видениям, что в ночи посылают Боги. Сама она редко обращала на них внимание, зачастую вовсе не запоминая расплывчатые картинки. - Нет, вовсе нет, - Брисеида покачала головой. Прижав руку к груди, она попыталась унять неприятное ноющее чувство, и от неё не укрылось, как вопрошающе смотрела на неё дочка. Ей не хотелось пугать Гекубу по пустякам, но тревога за сына день и ночь терзала несчастную женщину, и, конечно, это не укрылось от востроглазой девушки. Но сейчас ей хотелось как-нибудь успокоить Гекубу, приласкать. Поэтому она раскрыла объятия, и та тотчас прильнула к материнской груди.- Ты думаешь о Гекторе, правда?Женщина поморщилась: её дочь порой бывала слишком проницательна. - Думаю, - нехотя призналась она. – Не могу не думать.Гекуба только кивнула, обвив руками талию Брисеиды. Ревность, которую она питала всю свою жизнь, шевельнулась в её груди, но девушка поспешила задушить в себе это предательское чувство. Разве не бегала она на берег, не встречала корабли, надеясь получить хотя бы крошечную весточку от Гектора? Разве не думала она о брате день за днём? Разве не беспокоилась о нём? Разве не молилась? Они с Брисеидой разделяли одни и те же чувства, и злиться на мать за это было глупо и почти преступно. - Но ещё я думаю о тебе, Гекуба, - после краткого молчания снова заговорила дочь Приама. – Ты стала настоящей красавицей, - тонкие пальцы перебирали золотистые кудри девушки. – Однажды придётся тебе выйти замуж и покинуть меня… Парис уже говорил со мной о тебе, - Гекуба встрепенулась, собираясь спорить, но она жестом остановила её. – Хочу, чтобы ты знала: пока я жива, я не позволю ему неволить тебя, пусть он мой старший брат и мой царь. Ты, быть может, всё, что у меня осталось, - в голосе Брисеиды отчётливо звучала неприкрытая горечь, но он был по-прежнему твёрд. – И я хочу, чтобы ты была счастливой. Но, если ты захочешь, если найдёшь того, с кем будет радостно твоему сердцу, я перечить не стану. - Благодарю тебя, матушка, - жарко прошептала девушка, которую зловещий призрак нежеланного замужества пугал больше всего на свете. Мало кто в Трое мог бы пойти против железной воли царя, но её мать, кажется, готова была до конца сражаться за счастье своей дочери. – Я не хочу замуж, если для этого мне придётся покинуть тебя и Трою.Женщина тихонько рассмеялась.- Это до той поры, пока ты не встретишь того, за кем будешь готова идти на край света.- Ты была готова идти за отцом? – еле слышно прошептала она.Руки Брисеиды, лежавшие на плечах девушки, заметно напряглись, и всё тело тихонько задрожало, как натянутая тетива. Мысленно ругая себя за этот вопрос, Гекуба не осмеливалась поднять взгляд на мать. Когда женщина снова заговорила, голос её звучал хрипло, будто на каждом слове осела соль невыплаканных слёз:- Твой отец причинил мне много боли, Гекуба… Я любила его, но, когда он спросил, я не пошла с ним, а вернулась в Трою. Может, тем самым я и погубила его.Гекуба вздрогнула: подобных слов она ещё ни разу не слышала от матери. Ей хотелось узнать больше, расспросить Брисеиду о подробностях, которые всегда так мрачно замалчивались. На языке у неё крутились сотни вопросов, но ни один так и не сорвался с губ – ей не хотелось причинять матери ещё большую боль. Так они и стояли, обнявшись, молча глядя на полосу у горизонта, из серо-синей постепенно становящуюся огненной, а затем засиявшую удивительной голубизной, подсвеченной золотистым сиянием палящего солнца. Но, сколько каждая из них не напрягала взор, им не удалось рассмотреть на пустынной глади моря судёнышко, которое принесло бы к ним того, о ком были все их мысли и так болели сердца. Он был где-то далеко, один, отброшенный от них жаждой славы и неуёмным юношеским тщеславием, которое запросто могло стоить ему жизни. Но они ждали. И готовы были ждать столько, сколько потребуется, пока время, соль и песок не обратят их в камень – продолжение безмолвных стен дворца. ***Тетива знакомо зазвенела у самого уха. Ей приходилось прятать мозоли на пальцах, но своих тренировок Гекуба не прекращала, под любым предлогом сбегая на их с Эврихом импровизированное стрельбище, на котором только и было, что высокий деревянный столб с истыканной стрелами верхушкой. Вот и сейчас, как только по царскому дворцу разнеслись первые отклики пробуждения, девушка вынула из тайника лук и сбежала на скрытую за песчаными холмами площадку, не сказав ни слова никому, даже Эвриху. Несмотря на то, что с ним она чувствовала себя абсолютно свободной и уверенной в себе, в последнее время она старалась как можно меньше проводить с ним времени, и в особенности наедине. Гекубу любили в Трое, приглянулся советникам и слугам, несмотря на происхождение, смышлёный и обаятельный грек, но всё же о них двоих поползли слухи. Нашлись даже глупцы, которые осмелились как бы между прочим спросить Париса, не надумал ли он выдать свою племянницу за заложника. Царь только отмахнулся и пригрозил выпороть сплетников, но Гекуба знала, что волна слухов лишь ненадолго спала, чтобы через время вздыбиться страшным штормовым валом. Но хуже всего была реакция Астианакса: он снова принялся грозить Эвриху, пару раз едва не затеял с ним драку, и всем своим видом показывал, что, будь его воля, он запер бы сестру где-нибудь до тех пор, пока племянник Одиссея не покинет берег Трои. Кованый наконечник стрелы с глухим стуком вошёл в истерзанное дерево. Гекуба подошла, чтобы вытащить стрелу и замерла, увидев упавшую на песок тень. Эврих был воином, он учил её прислушиваться к шороху ветра и распознавать тихие крадущиеся шаги за несколько метров, но это искусство плохо давалось девушке. Вот и сейчас, погружённая в свои мысли, она оказалась застигнутой врасплох в убежище, о котором знали лишь двое. Выпустив оперённое древко из ладони, она обернулась, ожидая увидеть перед собой Астианакса и приготовившись отражать новые нападки брата. Но все слова замерли у неё в горле, когда она увидела перед собой дядю. Ветер трепал чёрные кудри Париса, в которых ещё не было и намёка на седину, тёмные глаза смотрели со строгим интересом, две тонкие морщинки, появлявшиеся, когда царь бывал чем-то недоволен, пересекали загорелый лоб. Он пристально оглядел племянницу, задержав взгляд на луке, который девушка сжимала в руках, а затем на стреле, вогнанной в дерево на высоте роста Гекубы. - Мне говорили, а я не верил, - негромко произнёс он, и по тону его невозможно было разгадать, злится он или нет. Конечно, он злился. Ему бы хотелось, чтобы его любимая племянница сидела в своих покоях за вышиванием да ткацким станком, а не обучалась воинскому искусству наравне с парнями. Глядя на неё, сжимавшую в маленькой руке внушительной силы оружие, Парис невольно вспоминал о её брате, а от него его мысли сами собой переносились к их отцу. И, когда, готовясь отразить обвинения, Гекуба машинально вздёрнула подбородок и прищурила глаза, злость заставила кровь Приамида закипеть: Ахиллес смотрел на него так же, даже когда умирал. Но мужчина смог подавить в себе раздражение, напомнив, что перед ним всего лишь несмышлёная девчонка, пусть упрямая, но всё-таки девчонка. - Тебе не нужно этого делать – у нас во дворце полно стражи, которая сможет защитить тебя в любой миг.- Маме царские стражники не очень-то помогли, - тихо ответила девушка.Не стоило слишком долго думать, чтобы понять, что Гекуба имеет в виду. Парис с тоской подумал, что призрак той страшной войны будет преследовать его до конца жизни даже в его собственном доме. Ответная грубость почти слетела с его языка – Гекуба явно испытывала его терпение, - но Парис сумел сдержаться и на сей раз. - Времена теперь другие, Гекуба. - Ты что-то хотел, дядя? – осторожно осведомилась она. – Иначе, зачем ты бы сам пошёл искать меня по всему побережью? Ты мог бы послать слуг.- Слуги не скажут тебе того, о чём я хотел с тобой поговорить. Она напряглась: ни один безобидный разговор не мог начинаться вот так. - О чём же? – Гекуба поморщилась, осознав, что её голос предательски дрожит. Парис же сделал вид, что не заметил её волнения. - О твоём будущем. О замужестве.Сердце девушки упало; только мама говорила, что сможет оградить её от этого, как дядя заводит разговор на эту тему. Значит ли слово Брисеиды больше слова троянского царя? Отступится ли Парис от своих планов ради любимой сестры или упрекнёт её в том, как много сделал для опозоренной царевны? Она не знала ничего, кроме того, что этот разговор будет невероятно тяжёлым. Гекуба молчала, глядя на дядю исподлобья, и тогда Парис заговорил. - Женихи то и дело присылают в Трою своих гонцов. Я, конечно, рассматриваю кандидатуры только молодых, знатных и богатых мужчин – я не хочу делать тебя несчастной. - Но разве я буду счастливой, если выйду за человека, которого не знаю, и уж тем более, не люблю? Мужчина раздражённо передёрнул плечами. Подобная чувствительность дорого обошлась Брисеиде, и он не желал того же племяннице. Но если его сестра всегда была покладистой и сговорчивой, то её дочь не унаследовала от неё эти черты. - Будешь, - куда более резко, чем того требовали обстоятельства, произнёс он. – Испокон веков знатные девушки именно так выходили замуж и ни о какой любви не помышляли. Девушка насупилась. Она бы могла напомнить Парису, чего стоило Трое его собственное желание быть с любимой женщиной, но промолчала, поняв, что не стоит заходить так далеко. Кроме того, любое напоминание о том, что она стала причиной столь кровопролитной и жестокой войны, и сейчас сильно ранило Елену, а Гекубе не хотелось причинять боль своей тётке. - Среди претендентов на твою руку есть афиняне, есть двое знатных и уважаемых горожан с Аргоса. А, кроме того, к тебе сватается Орест из Микен, сын Агамемнона. Париса едва не передёрнуло от собственных своих слов. Его ненависть с грекам вообще и к Агамемнону в частности была так же сильна, как в тот день, когда первый греческий корабль показался на линии горизонта. Но его маленькое государство было ещё слишком слабым, чтобы позволить себе лелеять старые обиды. Поэтому, когда к нему явились гонцы из Микен, он принял их особенно ласково. За сыном Агамемнона, правда, тянулась неприятная слава матереубийцы*, но мужчина заставил себя закрыть на это глаза, потому что Микены и сейчас были сильным государством, под чьим крылом Троя могла безбоязненно расти и крепнуть. По удивлённому, почти оскорблённому взгляду племянницы он не без смутного удовлетворения понял, что она разделяет его чувства по отношению к грекам, но ничем этого не выказал. Если Гекуба только почует слабину, совладать с нею уже будет невозможно. - Ты собираешься отдать меня за сына Агамемнона?! – вскричала девушка, вне себя от разочарования и негодования. – Его отец собирался сделать мою мать рабыней, а ты предлагаешь меня в рабыни Оресту?!- Не в рабыни, а в жёны.- А есть разница? – огрызнулась Гекуба, забыв о всякой осторожности или почтении. – Будто бы он забудет, что я – незаконнорожденная троянка! Будто бы не станет обращаться со мной так, как желал обращаться с мамой Агамемнон? И уж, конечно, он знает, что мама убила его отца, – она поморщилась. – Думаешь, он не захочет отомстить?! Где же твоя гордость, Парис? – уже тише добавила она. - О какой гордости ты толкуешь, девчонка?! По милости твоего отца, будь он проклят, я вынужден править страной, только-только оправившейся, восставшей из руин! Я должен думать теперь не о гордости, а о том, как уберечь Трою от новой войны. И если бы ты не была так глупа и заносчива, ты бы понимала, что для этого нам нужен сильный союзник и союз, скреплённый чем-то большим, чем просто красивые слова! Я хотел поговорить с тобой, как с равной Гекуба, - он подался вперёд и погрозил ей пальцем, - я хотел предоставить тебе выбор. Но теперь ты выйдешь замуж за того, за кого я тебе велю, и тогда, когда на то будет моя воля! Она вся съёжилась от его крика; никогда прежде она не слышала от Париса подобных слов. Но, дрожа от обиды, негодования и страха, она не смогла сдержаться.- Мой отец… - начала было Гекуба, желая сказать, что Ахиллес бы ни за что не стал неволить дочь.- Твой отец мёртв. А я – жив, - отрезал Приамид. – И я – твой царь.Девушка закусила губу, чтобы не сболтнуть лишнего. Она расспрашивала о войне всякого, кто готов был рассказывать, с тех самых пор, как научилась говорить, а потому знала, что Парис избежал верной смерти лишь благодаря позорному бегству с поединка. Но напоминать ему об этом не стоило – как и любой мужчина, он бы не вынес напоминания о своём позоре. И тогда даже вся его любовь к ней не спасла бы Гекубу от тяжёлой дядиной оплеухи. Потому она только молча глядела, как Парис уходит прочь, и как ветер неистово треплет его лазурные одежды, уже зная, что свою битву она только что проиграла. ***Расшитые занавеси взметнулись вверх, словно узорчатые крылья диковинной птицы. Подняв голову, Парис увидел на пороге своих покоев сестру. Обычная её кротость, подчас опасно граничащая с безразличием, сейчас куда-то исчезла; теперь Брисеида была похожа на фурию: разметавшиеся по плечам тёмные волосы, блестящие негодованием глаза, губы, превратившиеся в тонкую полоску, крепко сжатые кулаки. Удивлённо приподняв брови, троянский царь безмолвно смотрел на женщину до тех пор, пока она не остановилась прямо перед ним.- Мстить мертвецу через его ни в чём не повинных детей – это низко даже для тебя, Парис! – выкрикнула она ему в лицо, и всё в её облике говорило о готовности к битве.Уставший от взбалмошной Гекубы и не желающий препираться ещё и с сестрой, мужчина только досадливо поморщился.- Вижу, ты невысокого мнения о качествах своего царя и брата, сестра. Но, я полагаю, речь сейчас идёт не обо мне, а о твоих детях.Неожиданное спокойствие Париса выбило почву из-под ног женщины, которая была готова ко всему, кроме этого. Поэтому все приготовленные слова вылетели у неё из головы, и, смущённая реакцией брата, Брисеида смогла лишь кивнуть. После некоторого молчания, в продолжении которого брат и сестра сверлили друг друга пристальными взглядами, женщина набрала воздуха в лёгкие и снова заговорила:- Они не виноваты в том, кем был их отец и что он делал. Почему ты их так ненавидишь? Сперва Гектор, теперь… - она не договорила, потому что Парис недовольно махнул рукой, останавливая её. - Конечно, я был бы рад куда больше, если бы они были детьми кого-нибудь другого, - он старательно избегал произносить имя своего давнего врага, - но я вовсе их не ненавижу и никогда не ненавидел. Что касается твоего сына… - царь невесело усмехнулся, -…он, кажется, унаследовал отношение ко мне от твоего ненаглядного ахейца. Но из Трои я его не гнал и на корабль к Одиссею насильно не сажал, как бы ни нравилось тебе такое объяснение его отъезда.- Я вовсе не… - начала было она, но брат жестом приказал ей замолчать.- Думаю, если бы я запретил бы ему это, Гектор проклял бы меня за то, что я мешаю ему стяжать славу, подобную славе его отца, а затем всё равно сбежал бы. Но, что касается Гекубы, тут я не вижу ничего, что бы ты могла поставить мне в вину.Брисеида сделала глубокий вдох. Перед сдержанностью и спокойным тоном Париса отступила вся её злость, вызванная словами Гекубы. Она ведь готовилась к перепалкам и ссоре, но никак не к почти светской беседе, которую теперь вёл с нею царь. В груди снова немилосердно ныло, воздуха не хватало, и на какой-то миг женщине захотелось сесть. Но всё-таки царевна осталась стоять, ведь она всё ещё не собиралась отступаться от своего решения во что бы то ни стало помочь дочери.- Гекуба сегодня прибежала ко мне в слезах и сказала, что ты собираешься выдать её замуж.- Все молодые девушки рано или поздно выходят замуж, - пожал плечами мужчина. Она усмехнулась. Как в учебном поединке, медлительном и нарочито осторожном, брат передавал право удара ей. Брисеида никогда не участвовала в такого рода занятиях, но правила знала хорошо. - И за кого! За сына Агамемнона из Микен, нашего врага! – с жаром воскликнула женщина.Парис окинул её долгим задумчивым взглядом, от которого Брисеида вспыхнула: она угадала следующие беспощадные слова брата раньше, чем он произнёс их.- Тебе ли учить меня, как нужно обходиться с нашими врагами? – Парис делал ударение на каждом слове, чувствуя, как кровь снова начинает закипать от злости. Он простил сестру за связь с губителем их брата, их царевича, их будущего, а ведь мог выбросить её и её детей за обугленный порог Трои! И после всего, что он сделал для них, она и её неблагодарная дочь ещё считают себя вправе поучать его! – Кроме того, ты достаточно умна, сестра, чтобы понять, что брак с Орестом из Микен может многое дать не только самой Гекубе, но и нашему царству.- Для меня счастье дочери важнее любого царства, - с вызовом ответила женщина. - Что ж, хорошо, что у Трои есть я. Брисеида покачала головой. Боль в груди усилилась, женщина покачнулась и отступила на шаг. Парис поднялся со своего места, обеспокоенно вглядываясь во вдруг побледневшее лицо сестры. - Тебе дурно? – в его голосе звучало неподдельное беспокойство. – Присядь, Брисеида.- Не нужно, - она отступила ещё на шаг от Париса, вытянув вперёд руку, словно желала остановить его. – Я знаю, Парис, - несмотря на овладевшую ею слабость, голос её звучал всё ещё твёрдо, - что без моего согласия ты не можешь никому отдать мою дочь, даже вести переговоры о её замужестве. И я клянусь тебе, что ни тебе, ни кому-либо ещё не удастся лишить меня сразу двоих детей. Пока Гектор не вернётся из своего похода, я на любые твои доводы буду говорить одно и то же ?нет?.Договорив, она судорожно схватила воздух ртом, качнулась назад и без чувств осела на узорный мраморный пол. Парис тотчас бросился к недвижимой сестре, приподнял её темноволосую голову, встряхнул женщину.- Брисеида, да что с тобой?! – пробормотал он, а затем закричал во весь голос: - лекаря сюда! Немедленно! Лекаря!____________________________________________________*… слава матереубийцы - в древнегреческой мифологии Орест - сын Агамемнона и Клитемнестры, убивший свою мать и её любовника из мести за убитого ими отца.