XII. Правда Богов (1/1)

Прости своих старых врагов – у тебя есть уже новые. Кшиштоф КонколевскийОн проснулся ещё до рассвета, будто что-то толкнуло его в бок, мешая спать. Большинство мужчин на корабле ещё спали, и предрассветную тишину нарушал только размеренный плеск волн под брюхом у корабля. Осмотревшись, Гектор хотел было снова заснуть, но тут увидел замершего у самого борта Одиссея: мужчина, кажется, дрожал от напряжения, как туго натянутая тетива, впившись взглядом в серую бесформенную глыбу у самого горизонта. Поразмыслив, юноша выбрался из-под плаща и, поёжившись от прохладного ветерка, подошёл к царю Итаки. В другое время тот обязательно заметил бы приближение другого человека, но сейчас, казалось, его не волновало ничего, кроме того, за чем он так пристально наблюдал. Когда троянец положил руку ему на плечо, мужчина вздрогнул.- Я покинул Итаку ещё до твоего рождения, - произнёс Одиссей. Голос его был глух, и Гектор с лёгкостью различил в его словах волнение, если не страх. В первый миг он был неприятно поражён этой новой стороной личности своего наставника, но затем он представил себе, что чувствовал бы сам, доведись ему не видеть Трою много-много лет. Гонимый жаждой славы, он покинул стены родного города ещё так недавно, а уже порой с тоской вспоминал о золотистых пляжах и таких же золотистых стенах города, о том, как шепчет море там, у родных берегов. Гектор приготовился смиренно слушать исповедь Одиссея, может быть, даже поддержать его словом, но мужчина молчал, не отводя взгляда от медленно приближающегося к ним острова. Он пошевелился, только когда золотые лучи солнца коснулись водной глади, а солдаты Одиссея завозились и зашумели, просыпаясь. Жизнь на корабле входила в привычный каждодневный ритм, с остальных кораблей по очереди донеслись приветственные звуки рогов, и итакиец передал Гектору резной рог, чтобы ответить им. Когда парень прижал рог к губам и дунул в него, донёсся громкий, победный звук, и троянец подумал, что эту задорную перекличку, наверняка, было слышно у берегов Итаки. Гектор привык к этому своеобразному обряду, повторявшемуся каждое утро, но ему казалось, что сегодня эта грубая музыка звучала веселее, победоноснее. Истрепавшиеся в бурях и долгих скитаниях корабли и люди на них здоровались со здешними водами, как с давними знакомыми, и словно говорили родному острову, который не видели двадцать лет: здравствуй, мы вернулись. Украдкой оглянувшись на остальных моряков, он увидел радостное предвкушение на обветренных лицах, и сердце его зещемило от радости за людей, которых он теперь считал своими братьями. Почувствовав предательскую влагу в уголках глаз, юноша рассердился на себя самого и резким жестом стёр непрошеные слезинки, пока никто не заприметил его слабости: счастье от скорого возвращения домой едва ли могло смягчить колкости воинов. И всё же один-единственный вопрос не давал ему покоя с той самой минуты, когда он взошёл на корабль Лаэрита. Могло ли случиться так, что никто не ждал его на землях, принадлежавших ему? Троянцы не слишком любили Париса за его неуёмную гордыню и подчинялись ему скорее в память о царе Приаме и царевиче Гекторе, которых любили, а также благодаря доброте и кротости царицы Елены. Могло ли статься, что жители Итаки будут вовсе не рады увидеть своего прежнего правителя, которого, наверняка, считали давно погибшим?- Одиссей, позволь спросить тебя…Мужчина обернулся и улыбнулся парню. К этому моменту он окончательно овладел собой, понимая, что волнение, которое он был не в силах скрыть, вовсе не красит его в глазах его людей. - Спрашивай, мальчик мой, - добродушно ответил он, разглядев в голубых глазах юноши смущение.- Ты…ты уверен, что на Итаке тебя ждут? Лаэрит хмыкнул. Гектор жаждал славы, но больше того он боялся послужить неправому делу. Скажи он, что итакийцы давным-давно отреклись от него и более не желают видеть его на своей земле, мальчишка тут же прыгнет в воду и вплавь доберётся до Трои. Чувство справедливости, так свойственное юным, в полную силу цвело в душе молодого троянца, и затмить его едва ли удастся любым самым заманчивым посулам. Благодарение Богам, что лгать Одиссею в этом случае не придётся. - Можешь быть спокоен, Гектор, - он потрепал юношу по плечу. – Верные мне люди, ещё оставшиеся на Итаке, иногда шлют мне весточки, и во всех говорится о том, что дома меня ещё ждут. Моя жена, Пенелопа, и сын, и, - голос его предательски дрогнул, - юная дочь – она родилась уже после того, как я покинул Итаку. К несчастью, тех, кто ещё верен мне и может держать меч, слишком мало для того, чтобы они могли восстановить справедливость. Иногда приходится с мечом в руке отвоёвывать то, что по праву принадлежит тебе, - заключил мужчина.Юноша пожал плечами, выражение его лица вдруг стало замкнутым, по губам пробежала горькая усмешка.- Можешь не рассказывать мне об этом, Одиссей: дом моей семьи был разрушен теми, кто пришёл, как думал, за своим.В словах Гектора звучал вызов, который он предпочёл проигнорировать. Только глупец мог подумать, что юноша, не знавший своих доблестных предков и выросший в совершенно новой Трое, забудет о том, что сотворили с богатым и величавым городом греки, пришедшие за Еленой. Он был сыном Ахиллеса, наполовину греком, он был мужчиной, в конце концов, и должен был понимать, что такое война, но кровь Брисеиды, текущая в его жилах, никогда не даст ему забыть. И, что бы не испытывал юноша к тем, в ком его родные даже спустя много лет видели врагов, сейчас Гектор был честен с ним, и Одиссей решил, что должен ответить ему тем же.- И я был среди них. Мы сражались за честь Менелая, за честь Греции, - будто бы честь целой империи была заключена в одной-единственной женщине. Но он привык говорить так, сказал и сейчас. Помолчав немного, он спросил: – ты всё ещё хочешь сражаться за мою честь?Гектор обратил на него взор своих сапфирово-голубых глаз, и Одиссею на миг показалось, будто на него пронзительно и твёрдо смотрит Ахиллес. Он вспомнил о том, как Пелеид собирался покинуть лагерь греков и отправиться домой ради своей царственной рабыни, вспомнил и о том, куда привело великого воина его безграничное упрямство – прямиком на погребальный костёр. Его сыну, как и самому Ахиллу, прямоты и решительности было не занимать.- Я поклялся быть верным тебе и сделать всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе вернуть свой престол и свою жену. А я не привык нарушать своих клятв. К тому же, мне кажется, Боги благоволят тебе, раз позволили после стольких лет взглянуть на твой остров. А разве я совсем спятил, чтобы спорить с Богами?***Корабли Одиссея пристали к восточной, каменистой и необитаемой оконечности Итаки лишь тогда, когда над морем протянулась сизоватая пелена сумерек. Опытные моряки в полнейшей тишине подвели судна так близко к берегу, как только смогли, и изголодавшееся по воздуху родины воинство Лаэрита, не издав не звука, высадилось на каменистый берег. Дрожь на мгновение пробрала Гектора: не было слышно ни плеска волн, ни людских голосов, ни хриплого смеха, ни лязга металла, будто это не люди вышли на берег, а полчища безмолвных призраков. Моряки валились на камни берега, бессильно обмякали, чтобы через секунду воспрянуть духом и разразиться беззвучным смехом. Казалось, они готовы обнять и расцеловать каждый камешек на берегу. Гектору же остров совсем не понравился; он с тоской вспоминал мягкий песок троянских берегов, ласково шепчущие волны, отблески солнечных лучей на светлых стенах города и массивный силуэт гор на горизонте. Если вся Греция за пределами его родного царства была такой же, как Итака, нет ничего удивительного, что греки, озлобившись, сровняли с землёй золотистый рай, которым правил его дед.- Тебе не нравится, - один из приближённых к Одиссею воинов так хлопнул юношу по плечу, что у того подогнулись колени. Поняв, что все его мысли отразились на лице, Гектор сконфузился и, не найдя ничего лучше, неопределённо пожал плечами. Он ждал, что мужчина разгневается, но глаза того радостно блестели; казалось, его вовсе не волновало небрежение троянца. – Ты ещё молод, мальчишка…ты поймёшь позже…Произнеся эти слова, он, пьяный от счастья, пошатываясь побрёл к остальным итакийцам, которые, в отличие от Гектора, могли разделить с ним его радость. Гектор видел, как мужчины обнимаются, ликуя, и чувствовал себя невыносимо одиноким. Ещё недавно его гнала прочь от родных берегов жажда подвигов, приключений, странствий, но теперь он отдал бы всё, даже, может быть, отцовский меч, чтобы оказаться рядом с матерью, сестрой и Астианаксом.Но, когда первая волна радости схлынула, суровые лица моряков помрачнели. Мало было добраться целыми и невредимыми до Итаки, теперь им ещё нужно было с мечами в руках отвоевать у тех, кто мнил себя хозяевами острова, своё право жить, как прежде, вернуться к своим семьям. И каждый из них был готов ради этого расстаться с жизнью, хотя каждый надеялся на то, что его земной путь не оборвётся как раз тогда, когда они почти достигли того, о чём мечтали почти двадцать лет. Несколько десятков человек принялись возводить шатры из тёмной кожи, сливающейся с серыми камнями берега и теряющейся в темноте, с кораблей притащили пресную воду, вяленое мясо и сушёную рыбу. Едва Гектор уловил резкий запах рыбы, желудок его призывно заурчал. Парень не отказался бы от горячей похлёбки, но всякому, кто осмелился бы развести костёр, грозила смерть – нельзя было, чтобы их воинство обнаружили до тех пор, пока Одиссей не готов был позволить себе быть обнаруженным. По правде сказать, в голове у троянца не укладывалось, как можно спрятать на голых прибрежных скалах несколько сотен мужчин с оружием и кораблями, но те, кто теперь правили Итакой, видимо, были людьми слишком беспечными. Чуть погодя Одиссей самолично выбрал из всего войска с десяток лучших разведчиков, способных слиться с камнем, песком или оливой, и отправил их в город и селения, чтобы верные ему люди узнали о возвращении своего царя. Вокруг Гектора кипела обыкновенная походная жизнь, подпитанная решимостью и волнением, но сам юноша вдруг почувствовал себя таким уставшим, словно много дней не смыкал глаз. Найдя укрытие под огромным валуном, троянец завернулся в свой плащ и заснул мёртвым сном.Когда он снова открыл глаза, на небе занимался рассвет, а над ним склонился улыбающийся Одиссей. - Я тебя вчера потерял.- Думал, я всё-таки уплыл обратно в Трою? – пробурчал Гектор. Поднявшись с острых камней, он размял ноги и, наклонившись к морю, несколько раз плеснул себе в лицо солёной водой.Царь Итаки только расхохотался. Юноша отметил, что солдаты Одиссея вели себя теперь далеко не так тихо, как вчера, но костров по-прежнему не зажигали. Он вопросительно взглянул на своего покровителя, ожидая его дальнейших указаний. Лаэрит правильно истолковал его взгляд. - Собирайся, Гектор, да не забудь свой знаменитый меч. Пора потолковать с теми, кто говорит, будто всё это время был верен своему царю, - вся весёлость как по волшебству исчезла, сменившись серьёзностью, почти суровостью.Совет решили держать на равнине, раскинувшейся у подножья холма, за которым вдалеке виднелись стены города. Площадка бугрилась осклизлыми валунами, и требовалась определённая ловкость, чтобы не споткнуться о какой-нибудь камень и не застрять в одной из многочисленных щелей. Лишь немногие прибывшие с Одиссеем воины остались в лагере да при кораблях, остальные пожелали послушать, что скажет их многомудрый повелитель. Понадобилось немного времени, чтобы со стороны города по одному, по двое и группками пришли несколько сотен мужчин. Почти все они были, подобно самому Лаэриту, мужи в летах, кряжистые, с суровыми лицами, поросшими густыми бородами, но всё-таки Гектор заметил в толпе нескольких юнцов примерно одного с ним возраста, не успевших ещё отрастить бороду и обзавестись глубокими морщинами на лбу. Не иначе сыновья именитых горожан, воспитанные на легендах о славном Одиссее, а, может, среди них были и сыновья тех, кто ходил с Лаэритом на Трою. Когда все собрались, царь Итаки вскинул руку вверх, призывая к тишине, а затем говорил долго, вдохновенно, в красках описывая своё трудное путешествие и радость от того, что Боги позволили ему ступить на родную землю. Слушая Одиссея, Гектор чувствовал, как что-то новое пробуждается в нём, ещё неизведанное, но бесконечно сильное. А ещё он понял, почему люди Лаэрита так почитали своего предводителя и готовы были последовать за ним хоть и в самый Аид. Погружённый в собственные мысли, Гектор не заметил, как мужчина положил руку ему на плечо, и очнулся только тогда, когда Одиссей вытолкнул его на середину круга, привлекая к нему всеобщее внимание.- Со мной сын великого Ахиллеса! – громогласно воскликнул Одиссей, положив руку на рукоять меча, словно придавая больший вес своим словам. – Он приведёт нас к победе, как когда-то подарил победу грекам и сам Ахиллес!Парень выступил вперёд, и доспехи Пелеида сверкнули на солнце. Кое-кто из стоявших впереди мужчин поморщился, другие зашептались, узнав великолепные латы. Один из воинов вышел вперед; в бороде его проглядывало серебро, но тёмные глаза глядели по-мальчишечьи колко. - Парень ладный, это правда. И доспех красивый, - незнакомец обошёл Гектора кругом, словно жеребца на торгу, и вновь отошёл к своим. – Только люди болтают всякое…говорят даже, будто матерью его была троянская царевна, - взгляд его оценивающе скользнул по троянцу. – Только лично я сомневаюсь, что царевна, как последняя шлюха, стала бы делить ложе с солдатом, а потом родила бы…Он не договорил: меч Гектора со свистом вылетел из родных ножей, и остриё клинка указало прямо в лицо говорившего. Парень весь дрожал от ярости, трепетал, будто разъярённый жеребец, и его меч. Ему даже показалось, будто рукоять меча ещё хранит тепло прикосновений отца, который этим самым клинком так же защищал Брисеиду.- Я вызываю тебя на бой! – громко и чётко проговорил он в звенящей тишине. – И заставлю тебя проглотить твои поганые слова и язык, что их произнёс. Ты ответишь за свои гнилые речи, а заодно посмотришь, кого рожают троянские царевны!Одиссей что-то говорил ему, наверное, призывая его одуматься, но клокочущий в груди гнев застил парню глаза, скрадывал все звуки вокруг. Он видел лишь этого мужчину, оскорбившего его мать, и уже знал, что убьёт его. Голос Лаэрита потонул в гуле голосов: воины, бывшие в походе с Одиссеем, подбадривали Гектора, товарищи его противника всячески оскорбляли парня, но каждый был рад поглазеть на хорошую битву. Острого на язык итакийца не пришлось долго упрашивать; миг – и в руке его появился добрый меч чуть длиннее клинка троянца с посеребрённой рукоятью. Хорошее, дорогое оружие, и было видно, что мужчина знает, как с ним обращаться. Но Гектор не боялся. Пусть это был его самый первый настоящий бой, он был уверен в собственных силах. Безо всякого предупреждения итакиец бросился на юношу, видимо, желая одним сильным ударом сбить спесь с зарвавшегося щенка. Не вышло: Гектор чуть посторонился, пропуская противника мимо, выбросил руку с мечом в сторону, направляя чужой клинок куда-то в бок. Рука мужчины вывернулась, он зарычал от ярости и боли, но он был слишком хорошим воином, чтобы сдаться из-за такого незначительного промаха. Он предпринял новую попытку достать Гектора, и ему казалось, что он вот-вот полоснёт того по руке, но парень отступил и пригнулся, и смертоносный удар рассёк воздух над его головой. Подпустив к себе противника максимально близко, он вновь крутанулся, уходя от очередного удара, а затем ударил сам. Легендарный меч послушно ударил сверху вниз, глубоко врезаясь в кожаные доспехи и тело под ними, оставляя косую кровоточащую полосу. Гомон вокруг резко оборвался, сменяясь мёртвой тишиной, итакиец замер на месте, словно налетев на препятствие. Гектор не стал ждать, пока тот рухнет на колени и истечёт кровью; одним чётким движением он вогнал меч в грудь противника едва ли не по рукоять. Итакиец мешком рухнул на камни, а юноша повернулся и пошёл прочь, не замечая ничего вокруг.***Одиссей хмуро поглядывал на парня, сосредоточенно начищающего отцовский клинок. Ему страсть как не хотелось ссориться с тем, кто мог привести его к победе, но и позволить Гектору размахивать мечом направо и налево он не мог.- Ты не должен был драться с мужчиной втрое старше тебя. Это было неразумно.Тот лишь пожал плечами. Лаэрит вздохнул, уже чувствуя, что придётся потягаться с пресловутым ахиллесовым упрямством.- Гектор, я призвал тебя лишь для того, чтобы добиться мира, а не для того, чтобы затевать новые войны.Гектор внимательно оглядел мужчину. Голубые глаза его стали почти синими от едва сдерживаемой ярости. - Когда я шёл за тобой, ты забыл сказать мне, что мне нужно будет молчать, если мою мать назовут шлюхой, а меня – ублюдком, - он поморщился от едкой горечи, которую оставили на языке эти слова.- Невозможно станет жить в этом мире, когда достойный станет гневаться на недостойного, - покачал головой мужчина.- А скольких мужчин готов отправить в загробный мир ты, лишь бы защитить свою Пенелопу? – с усмешкой взглянул на него парень. Он бил наугад, но эта стрела попала в цель.Правитель Итаки задумался, но через минуту схватился за рукоять кинжала, шепнув юноше:- Там кто-то есть…Гектор бесшумно подтянул к себе отцовский меч и лишь тогда услышал около шатра шорох и лёгкие шаги. Спустя мгновение в их временное жилище заглянула девушка в тёмном полотняном плаще. - Одиссей, правитель Итаки, здесь ли ты? – тихо произнесла она в полумрак шатра.- Я здесь, а ты кто? – Одиссей выступил вперёд, чтобы масляные светильники осветили его лицо.- Я – Даная, подруга и поверенная твоей жены. Я принесла тебе вести от Пенелопы и Телемаха. Твоя верная супруга очень скучает по тебе, и уже выплакала все слёзы, отпущенные ей Богами. Она молит тебя сделать что-нибудь да поскорее, пока её не вынудили выйти замуж за кого-нибудь из этих мерзких… - девушка смутилась и покраснела, но тут же продолжила. – А Телемах шлёт тебе привет и велит передать, что смог собрать кое-какое войско, чтобы помочь тебе.- Спасибо тебе, Даная. Уже поздно, я велю дать тебе охрану, чтобы ты благополучно добралась домой, - произнёс Одиссей так сдержанно, что даже рассерженный троянец удивлённо вскинул на него взгляд.- Вся Итака, затаив дыхание, ждёт, станешь ли ты драться за свою жену и свою землю, - вдруг сказала гостья, и в её словах обоим мужчинам почудился укор.- Передай Телемаху, что я подам ему знак.Губы Данаи тронула улыбка, и она прошла вслед за Одиссеем. Гектор слышал, как Лаэрит на улице даёт указания своим солдатам и ещё раз благодарит посланницу Пенелопы. Когда же мужчина вернулся в палатку, на губах юноши играла грустная улыбка. - Да что с тобой? Ты то злишься, то грустишь, - воин взглянул Гектору в лицо. – Смотри, не подцепи какую хворь, мне ведь ещё держать ответ перед Брисеидой. Или, - внезапно он по-отечески улыбнулся, - какая-то красотка терзает твоё сердце? Она с Итаки или ждёт тебя в Трое?- Вовсе нет, - юноша поморщился и мотнул головой. – Я просто думаю, как повезло твоему сыну, что ты вернулся. Я бы хотел, чтобы сегодня отец отстаивал мамину честь, а не я. Я бы хотел, чтобы он вернулся и одним только взглядом пресёк все насмешки, что так и сыплются на меня, мою сестру и мать. Но всё, что у меня есть – только легенды о нём и его доспехи. А это не так уж и много.