Глава 5. (1/1)

Мне снится прошлое. В виденьях полусонныхВстает забытый мир и дней, и слов, и лиц.Есть много светлых дум, погибших, погребенных,—Как странно вновь стоять у темных их гробницИ мертвых заклинать безумными словами!О тени прошлого, как властны вы над нами!В. БрюсовВыяснить, что случилось с незадачливым Юрой Беспалых, не составило большого труда. Древние свитки авторства безымянного гения время от времени находились в самых разных местах земного шара, за их поиском и обезвреживанием ранее следил Союз Девяти, сокрушавшийся, что уже не добраться до самого умельца, создавшего гениальный алгоритм для исполнения любых тайных и явных желаний. Алгоритм был прост, надежен и выворачивал Бытие с такими непредсказуемыми последствиями, что посвященные только за голову хватались. Известно ли вам, например, что Наполеону I Буонапарте было суждено погибнуть в девятилетнем возрасти во время купания в реке Тернен, а выжил он и преуспел исключительно благодаря скромному учителю французского языка по имени Огюст, исправившему свой недогляд за учеником таким экзотическим способом? А слыхали ли вы об империи Арраксов, правившей на протяжении трех веков почти половиной Европы и небольшим кусочком Африки? А о... впрочем, об этом все еще не стоит. Сколько было тех свитков, никто точно не знает, некоторые сведущие люди утверждают, что не больше дюжины, другие же счет ведут на тысячи и тысячи неприметных клочков с диковинными письменами. Свитки находились в раскопах древних городов, в заброшенных домах, в старых сундуках, в норах бурундуков, запечатанные вечной мерзлотой еще до наступления ледникового периода. Свитки читали люди тщеславные, люди несчастные, люди легкомысленные, очень редко ткань реальности рвали с умыслом, чаще всего по недоразумению. И каждый раз приходила расплата, потому что Бытие не терпит насилия и всегда стремится выправиться, заживить свои раны, как перекрученная каучуковая лента постоянно стремится вернуть свою исходную форму.Кандидат исторических наук Беспалых мечтал совершить открытие. Хоть самое маленькое, завалящее, но чтобы непременно оставить по себе короткую биографическую справку в Большой Советской Энциклопедии, дескать, Юрий Беспалых, доктор наук, открывший… И названия работ более крупных ученых, ссылающихся на юрин выпестованный труд. Ничего особенного он не хотел, в сущности, обычные чуть стыдноватые мечтания добросовестного исследователя. И уж точно для своей несчастной докторской обошелся бы он и меньшим, чем уничтожение целого мистического явления. Проблема была только в одном: как и большинство советских ученых Беспалых был атеистом, материалистом и мистики не признавал. И потому, наткнувшись на описание необъяснимых событий, произошедших с крепостным помещика Синицына Тимофеем, страстно возжелал найти этим событиям рациональное объяснение. Не он первый, не он же и последний тщился уместить в рамки своих представлений то, что эти рамки значительно превосходит, если бы не привезли добрые друзья с археологического раскопа любопытный свиток.Довольно долго Беспалых ничего не подозревал, только радуясь, как шустро пошла тема, как внезапно и складно начали увязываться в единое непротиворечивое целое события, и через полгода, уже с черновиком докторской диссертации, доказывающей, что в деревне Иванеевка в 1706 году был организован старообрядческий заговор, разоблаченный местным помещиком, утаившим этот факт от вышестоящих инстанций, он вновь наткнулся на старый свиток. И вновь замечтался уже над какими-то чисто бытовыми вещами, вроде очереди на стиральную машинку. А вот получив вожделенную машинку, Беспалых задумался всерьез. И принялся экспериментировать. Несложно догадаться, чем его эксперименты с завидным постоянством оборачивались. Можно только предполагать, каким образом атеист Беспалых увязал в своем материалистическом сознании происходящее, но правда была в том, что мистических совпадений он не убоялся, а как младший научный сотрудник Привалов А.И., принялся активно экспериментировать со свитком, что в результате и привело к скорбному финалу. И не было кругом никого, кто бы предостерег несчастного от игр на неведомом поле, даже Николай Степанович, на мгновение так близко оказавшийся к тайне, вряд ли тогда в одиночку сумел помочь несчастному, даже если бы понял, что происходит.В этом отношении Артуру Дойлу повезло гораздо больше. Возмущения реальности, исходившие от него, как круги расходятся по воде от барахтающегося утопающего, было кому заметить и упредить дальнейшее трагическое развитие событий. Вот только даже предпринятые Брюсом меры оказались недостаточными в тот час, когда Бытие сказало свое очередное слово.***Все, которых я очеловечил…(Южный Сассекс, 1976, декабрь)Ледяной дождь хлестал всю ночь, мы согревались припасенным горячим вином, но уже ближе к утру я начал опасаться, что и оно не убережет моего друга от пневмонии. Артур сильно похудел к моменту нашей очередной встречи, и глаза его горели нездоровым блеском. Мой организм, хранимый ксерионом, не выказывал никаких признаков истощения, но Артуру даже с его благоприобретенной стойкостью к смертельным ранениям, были ведомы все человеческие болезни, подтачивающие его неиссякающее здоровье. Огня мы разжечь не могли, да и потух бы любой огонь под этим жгучим ливнем. Оставалось только ждать и надеяться, что в скором времени отсроченное возмездие разрешится, и мы сумеем справиться с неизбежными последствиями.Каждые пять минут Артур чутко вскидывал голову и вопросительно смотрел на меня, но я был вынужден качать головой – нет, еще не подошел срок. Только перед самым рассветом, когда над нашими головами, в черной путанице голых ветвей забрезжило серое небо, раздался звук. И этот звук был явственным и отчетливым, чистое пение струны в глубине мрачного леса. Теперь уже невозможно было обмануться, и мы одновременно поднялись на ноги под раскидистым дубом, служившим нам сомнительным убежищем.- Это она? – спросил Артур дрожащим голосом, и я промолчал, потому что этот вопрос не требовал ответа. Это была скрипка, оставленная нами десятью часами ранее на мокром мху, в месте, которое я высчитывал несколько недель. И ясный пронзительный звук наконец оповестил нас, что расчеты мои были верны. Артур, будто бы разом обессилев, снова сел на мокрую землю, прислонившись спиной к стволу дерева, а меня сорвало с места в облегчительном ликовании. Скрипка пела на одной ноте, и я бежал по скользкой, облитой дождем земле, едва успевая отводить от лица рвущиеся мне навстречу сучья.Поместье открылось мне внезапно, вот еще я несусь, оскальзываясь на еле различимой тропинке, и вот уже мои каблуки стучат по вымощенной плиткой дорожке к широкому подъезду старинной усадьбы. Это был длинный темный дом с парой горящих в черноте окон, с запущенным по-английски садом и поблескивающим прудом вдалеке.Я остановился у тяжелой двери, на вытертом тысячами подошв камне, и прислушался. Несомненно – на втором этаже дома, в спальне с горящим окном плакал, заглушая плач скрипки, младенец. Надо мной хлопнули ставни, и я услышал бормотание акушерки, быстрый взволнованный мужской голос. Скрипка пела, вплетая свою единственную пронзительную ноту в расходящуюся хмурым утром ночь. Я стоял и слушал, не умея наслушаться, но, когда через несколько минут я все-таки справился с чарами и поднял взгляд вверх, то увидел в одном из темных окон детское лицо, чьи спокойные цепкие глаза внимательно за мной наблюдали.К Артуру я вернулся через полчаса и нашел его лежащим под дубом в жестокой лихорадке. Каким образом я вез его, бредящего, в Лондон, хотелось бы умолчать, но дело не обошлось без применения запретных знаний. Впрочем, кто мне мог сейчас что-то запретить? Я был один, совсем один, и единственный оставшийся среди посвященных Артур скорей нуждался в моей помощи и защите, чем мог помочь мне сам. Мой друг пришел в себя только через семь дней и первым делом потребовал, чтобы я отдал ему обугленные листы, спасенные Брюсом из магического огня пятьдесят четыре года назад и сохраненные мной по чистому наитию.- Шерлок Холмс, - сказал он, водя пальцем по еле различимым на сожженной бумаге буквам. – Его зовут Шерлок Холмс.Так я впервые услышал имя того, кому было предназначено родиться в том случае, если бы юный корабельный врач не нашел соблазнительного свитка всевластия.Еще через три дня по причинам, от меня не зависящим, мне пришлось спешно покинуть Британские острова. Дабы не оставлять Артура сходить с ума от пронзительного звука скрипки, долгие годы служившей вместилищем нерожденной реальности и без нужного присмотра начавшей эту реальность из себя исторгать, я на скорую руку провел еще один ритуал. В Россию я уезжал с небольшой морской раковиной, которую на протяжении всех отведенных новорожденному лет следовало регулярно подносить к уху на предмет проверки чистоты и силы звука. Оставлять ее Артуру не имело смысла: в случае неполадок он не сумел бы предпринять ничего существенного.Впрочем, Шерлок Холмс не беспокоил меня достаточно долго, чтобы я успел не то чтобы забыть о его существовании, но отложить необходимость помнить о нем на одну из самых дальних полок своей памяти. Рассыпанные жемчуга.(Майами, 1977, август)- И в три дня он у меня отсюда вылетел просто, пинком под зад, Ник, поверь мне. - Марта изящным щелчком сбила пылинку с гладкого загорелого запястья. – Так что сейчас я абсолютно свободная девушка.Она с преувеличенным кокетством хлопнула ресницами и рассмеялась. Рассмеялся и я.- Не представляешь, как это известие… обнадеживает.- Скорей обескураживает, Ник, - кивнула она понимающе и похлопала меня по колену. Я уж было изготовился к преобразованию этого дружеского прикосновение в совершенно иное, как Марта подскочила, бросаясь к вошедшему мистеру Кингу.- Ох, дорогой, зачем же вы поднялись? – проворковала она, подхватывая его под руку и усаживая в кресло. Меня такая заботливость слегка покоробила, хотя, надо признать, что Джесс Г. Кинг и правда выглядел неважно. Собственно, как и полагалось недавнему покойнику.- Ничего, мисс, - пробормотал он, задыхаясь и обеспокоенно шаря взглядом по просторной светлой гостиной, будто ожидая в каждом ее углу увидеть по шпиону с фотокамерой. – Я ничего. Я уже хорошо.- Ничего хорошего, - оборвал я его. – Вам полагается не подниматься с постели по крайней мере первые семь дней. Привязывать вас прикажете? Или хотите обратно?Кинг посмотрел на меня с ужасом.- Нет, мистер Бонд, я просто не… Я не могу. Не могу там лежать. Жарко. Дышать нечем.- Вам бы стоило сбросить вес, - сказал я досадливо, направляясь в спальню, чтобы подкрутить кондиционер. Холодно там было, как в погребе. Почему-то я не подумал, что после воскрешения мой подопечный прихватит с собой все болезни, слабости и фобии, которыми страдал при жизни. Одно было хорошо: на Марту он и не взглянет. Этой невероятно привлекательной даме уже перевалило за тридцать: идеальный возраст, в котором раскрывается весь потенциал женщины, когда еще свежая красота сочетается с отточившимся умом, обретенным опытом и распустившейся полнокровно чувственностью. Кингу с его страстью к малолетним нимфеткам было не понять всей прелести Марты Банвиль, ее он, сорокадвухлетний мужчина, воспринимал, скорее, как мамочку.Впрочем, это было неудивительно, учитывая, что ему пришлось пройти. Я тогда подумал даже, что еще не скоро мистер Кинг вообще начнет испытывать хоть какие-то сексуальные переживания. Уж больно нелегко его пришлось добывать из когтей беззубой. Не берег себя мистер Кинг при жизни, не берег…На самом деле процедура воскрешения из мертвых использовалась в свое время достаточно часто и с производством зомби не имела ничего общего, зря мистер Кинг, очнувшись, битых два часа разглядывал себя в зеркало. Ничего там не изменилось.Просто не каждого мертвеца воскресить было можно, далеко не каждого. Особенно силами одного единственного малого таинника. Мне очень повезло, на самом деле, что удалось найти двух очаровательных помощниц, одна из которых в течение года готовила будущий труп к загробной жизни, а вторая взяла на себя такие неподвластные мне в моем нынешнем положении формальности, как новый паспорт и реабилитация. Хотя вот уж об этом могли позаботиться и те, кому понадобилась мнимая смерть мистера Джесса Г. Кинга. От них бы это точно не потребовало таких усилий. Впрочем, откуда мне знать, возможно, их усилиями мистер Кинг и обрел новую жизнь в загробии. Возможно, Марта была вовсе не симпатичной английской вдовушкой со слегка жуликоватым бойфрендом, а британским секретным агентом, заинтересованным в том, чтобы спровоцировать массовую эмоциональную волну по всему миру? Даже здесь, в Майами, я отчетливо, будто порезы на руке, засунутой по локоть в поваренную соль, ощущал вспыхивающие то тут, то там очаги отрицания. Смерть мистера Кинга была обставлена максимально таинственно, что, несомненно, порождало неверие и иррациональный протест. А знаете, что делает с реальностью иррациональный протест миллионов? После смерти дорогого товарища Сталина пришлось водородную бомбу взорвать, чтобы хоть как-то уравновесить начавшуюся астральную качку. И это при том, что тогда еще весь состав Пятого Рима был жив, бодр и на посту. С Кингом дело обстояло проще, но вместе с тем и тоньше. Минимальные разрывы реальности следовало наблюдать, классифицировать и направлять их разрушительную силу на нивелировку действительности как будущего, так и ближайшего прошлого. В частности, нью-йоркским умельцам пришлось задействовать почти всю энергию, скопившуюся за первые дни массового паломничества в Грейсленд, чтобы только частично погасить разрушительные последствия июльского блэкаута. Изначально ?черная ночь? унесла более тысячи человеческих жизней, а несколько районов города подверглись почти полному разрушению, и уж точно смерть даже самого известного человека североамериканских штатов стоила того, чтобы свести ущерб к какому-то жалкому миллиарду долларов. Тем более, что астральная энергия на этом не иссякла, а мистер Кинг оставался живее всех живых!- Спасибо, - сказал мне измученный Кинг, укладываясь обратно в постель. Теперь в спальне можно было шампанское охлаждать. – Мисс, вы не принесете мне влажное полотенце? Пожалуйста?- Я вам не нянька, дорогой, - ласково сказала Марта и пошла за полотенцем. Я вздохнул и понял, что по крайней мере ближайшую неделю мне в этой обители скорби и влажных полотенец делать нечего. Это было весьма болезненное осознание. Марта Банвиль, невысокая, тоненькая, смешливая и энергичная, на самом деле совсем не похожая на тот тип женщин, который меня привлекал обычно, покорила меня с первого взгляда три месяца назад и, как мне тогда казалось, навсегда. Но пару месяцев спустя Марте предстояло снова выйти замуж, и я был уверен, что второй раз вдовой она станет еще не скоро.