Глава 10. Заблуждения (Цузуки) (1/1)

Никто и никогда не смог бы обвинить меня в совершенстве.Я это знаю. Очень хорошо понимаю и полностью осознаю, что никого нельзя смело назвать совершенным. Никто не способен оправдать такие ожидания. Не в этом мире. Быть совершенным – слишком большая ответственность сама по себе, а я никогда не ощущал потребности кого-либо забавлять.Обычно я не думаю об этом. Не трачу время на то, чтобы подолгу смотреться в зеркало и напоминать себе, насколько я несовершенен. Однако бывают моменты, когда вы делаете то, о чем знаете в глубине сердца – это ошибка, и чувство вины заставляет вас искать себе оправдания. Я не идеален. Увы! Люди порой совершают ошибки, полностью отдавая себе в этом отчет. Видеться с Мураки наедине – большая ошибка. И хотя я твержу себе, что делаю это, чтобы никто не пострадал, моя лучшая часть знает, что я лгу сам себе. Процентов на семьдесят. И я настолько несовершенен, что долго обдумывал, что бы такое мне надеть. Прошлой ночью Мураки был великолепно одет, а я… едва прошел минимальный дресс-код. Конечно, поход в кино – событие неформальное, но, памятуя о вчерашнем конфузе, я не хотел снова повторять свою ошибку. Не хотел снова почувствовать себя таким ничтожным.Я делаю это для себя, а не для него. Так я говорил себе, зная, что это ложь. И я упорно цеплялся за нее. Простояв минут десять перед открытым шкафом, я наконец сделал выбор и извлек из самых глубин костюм, для которого все не находилось случая. Хоть я живу довольно долго, со свиданиями дело обстоит неважно. Не потому, что меня это не интересует; наоборот. Скорее, я слишком застенчив и не замечаю намеков со стороны тех, кому я нравлюсь. Я их просто не улавливаю, особенно если они тонкие и неявно выраженные.Думаю, Мураки – исключение. Его точно никто бы не обвинил в излишней сдержанности. Костюм был не совсем вечерним. Не могу найти правильных слов для его описания. Он, безусловно, был создан, чтобы привлекать к себе внимание. Короткая, выше талии, куртка с V-образным вырезом, черные супероблегающие брюки, белая рубашка, открывающая значительную часть груди, покрытой ровным светлым загаром, и серебряные запонки. Мне вдруг захотелось добавить еще одну пуговицу. Мураки точно не обойдет вниманием этот вырез, если дать ему хоть половину шанса. Я пригладил пальцами волосы, нашел наименее потрепанную пару обуви. Потом посмотрелся в зеркало, чтобы понять, нужно ли еще что-нибудь добавить, и подумал, что уделил внешности слишком много внимания. Тем не менее, приодеться было приятно. Приятно пойти на настоящее свидание, все равно с кем. И как это ни ужасно, именно с Мураки я осмелился выглядеть сексуально. Я взял плащ с кушетки и поискал в карманах кошелек. Не найдя его, я обшарил снятую одежду. Растерянный, я позвонил в Сектор Вызовов и спросил Тацуми, не оставил ли я кошелек на работе. Тацуми ответил – да, оставил на столе, и попросил прийти забрать. Он уже собирался позвонить мне. Надеюсь, он не взял оттуда несколько долларов для каких-нибудь добрых дел. Был теплый вечер, и я пошел в Бюро, перекинув плащ через руку. Мысли так и вились над моей головой. Я немного переживал, как коллеги воспримут мой наряд. Мои усилия были вознаграждены: все глаза устремились на меня, когда я вошел. Парень, заменивший Ватари, и Теразума, работавшие на главном компьютере, уставились восхищенно и с некоторым опасением. Вакаба широко открыла глаза и уронила документы. Рума и Юми, две девушки с Хоккайдо, большую часть времени помогавшие Хисоке, и не подумали наклониться, чтобы спасти упавшие на пол бумаги от комков пыли. Все смотрели на меня – как будто вошел сам Энма. Тацуми видно не было.– Ну, ты прямо как дурак с вымытой шеей, – кисло сказал Теразума. Я пожал плечами. – Кстати о платьях, Хаджиме… я вижу, тебе не удалось улучшить свое… мм, состояние, – задумчиво сказал я, потирая подбородок. – Может, помочь тебе обновить гардеробчик? Я знаю одно милое местечко, где продают чудные розовые платьица с оборочками, а еще униформу для медсестер и горничных!Теразума нахмурился и закурил.– Извини, плакса, я не разделяю твой вкус в одежде.Я подыскивал подходящий ответ, но тут Вакаба и две другие девушки набежали на меня, как волна. – Ой, Цузуки, ты такой красивый! – воскликнула Вакаба, приглаживая мои непослушные волосы. – Почему ты не надевал этот костюм раньше? Он тебе действительно идет!– Это старье? О, он совсем не подходит для офиса! – так себе шутка, но все три девушки рассмеялись.Тацуми, услышав смех, вышел из кабинета узнать, в чем дело. И увидел меня. Его глаза расширились.– Мой… – тихо сказал он, но я услышал. Я смущенно извлек себя из объятий девушек и подошел к Тацуми, намереваясь спросить про кошелек. Но он отступил на пару шагов к двери кабинета. – Твой кошелек у меня на столе. Зайди на минутку, Цузуки.Предполагалось, что это большая честь – быть приглашенным в его кабинет, но я был там множество раз и не находил в этом ничего особенного. Все чисто, симметрично расставлено; стерильней, чем в лаборатории Ватари. Хотя этого несложно добиться. Я неловко топтался у двери, пока Тацуми молча доставал кошелек из ящика своего стола. Шагнув между двумя кожаными креслами для гостей, я протянул руку, чтобы взять его, но Тацуми прижал кошелек к себе. – Я знаю, что это не мое дело, – он пытался говорить искренне, но я-то знал, что Тацуми считает любое дело своим. – Но… ты собираешься в какое-нибудь особенное место сегодня?Я опустил руку и постарался, чтобы мой голос прозвучал, как обычно.– Вообще-то, у меня свидание.Так и было. Хотя, когда дело касалось Мураки и меня, свидания были несколько односторонними, и обычно я появлялся на них в результате шантажа.Тацуми правильно понял мое молчание и отнесся к нему с уважением, просто кивнув.– Надеюсь, ты хорошо проведешь время. Отлично выглядишь.Он старался говорить непринужденно, но что-то в тоне голоса и позе выдавало его. Его глаза горели под очками. Я видел, как его взгляд скользит по вырезу моей куртки, и почувствовал себя голым. – Хм… спасибо! – прощебетал я, изо всех сил пытаясь удержать невинно-непонимающее выражение на своей физиономии, чтобы не поощрять его, о чем бы он там ни думал. – Могу я взять кошелек, Тацуми? Извини, но мне пора.Он вздрогнул, словно выйдя из транса, и передал мне кошелек над столом. Его пальцы на мгновение коснулись моих, и я снова притворился, что ничего не заметил. Не думал, что способен замечать столь незначительные нюансы. Без напоминаний я с большим трудом сунул кошелек в карман (эти штаны и в самом деле невероятно узкие) и приветливо улыбнулся Тацуми. Он, казалось, пересчитывал поры на моей коже и не заметил мою улыбку.– Ну, я пойду! – воскликнул я, мечтая, чтобы он просто указал мне на дверь, пожелал весело провести время и не задавал никаких вопросов. Зря надеялся. Один вопрос у него все-таки был.– Твое свидание с кем-нибудь, кого я знаю? – спросил он, подозрительно выгнув бровь. Мое сердце забилось.– С кем-то, кого ты… знаешь? – почти пропищал я. Он торжественно кивнул.– Я понимаю, что у вас двоих есть планы на сегодняшний вечер. Я знаю, это не мое дело, но… я… я не думаю, что связываться подобным образом с Куросаки – мудрая идея. Хисока! – Я понимаю, что возраст не имеет значения для бессмертных, но этому мальчику всего шестнадцать. Его телу и душе не хватает зрелости для близких отношений. Ваше партнерство может быть поставлено под угрозу.– Тацуми…– Я знаю, знаю, что не имею права говорить это, я понимаю, что перешел черту, но… я забочусь о вас. Тебе надо хорошенько подумать, стоит ли затевать это и…Я поднял руку. – Эй, Тацуми! Успокойся! У меня свидание не с Хисокой!Он запнулся. – Вы не?– Нет! Боже, с чего ты это взял? Всего две недели назад ты мне читал аналогичную лекцию насчет Ватари!Тацуми вздохнул и потер лоб. – Прости за бестактность. Видя, как вы близки, я предположил… – он выглядел смущенным. – Прости. Значит, твои планы связаны не с Хисокой. У тебя свидание с тем, кого я знаю?Я почувствовал, что краснею.– Ну, не совсем. Просто с тем, кого я встретил однажды…Его неподдельное любопытство раздражало меня. – Значит, ты не заводишь романтические отношения дома, так сказать. Где же вы познакомились?Вот дерьмо.– М-м… в церкви. И ведь это чистая правда!– В церкви? – поднял бровь Тацуми.– Это долгая история, – я вздохнул, надеясь, что он заставит меня рассказывать все подробности. В конце концов, Мураки просил меня не задерживаться, а я уже не знал, как отделаться от Тацуми. Воображения не хватало.К счастью, он был достаточно справедливым и знал, когда следует остановиться. – Хорошо, я тебя больше не задерживаю. Желаю отлично провести время. – И тебе того же! – воодушевленно сказал я, хотя какое тут удовольствие – корпеть над бумажками…Я как раз поворачивался, чтобы выйти за дверь, когда Тацуми подошел ближе и провел руками по моим плечам, будто стряхивая несуществующую пыль. Его губы почти касались моей шеи; я почувствовал, как он мягко вдохнул мой запах. Правой рукой он провел по моей руке, слегка сжав локоть. Его тело так плотно прижалось к моей спине, что я спрашивал себя – сумеем ли мы вообще оторваться друг от друга. Я осторожно освободился из его захвата и вышел из кабинета, смущенный и заинтригованный.Его тело пылало, когда он прикоснулся ко мне; мне частенько хотелось иметь дар Хисоки, чтобы понять, о чем думают люди в подобных ситуациях. Одно было ясно: Тацуми хочет меня. Хотя я не уверен, по какой причине. Он может позволить себе кого-то гораздо лучше, чем я. Все это очень неожиданно. Но, оглядываясь назад, я поражаюсь, как это я не замечал ничего подобного раньше.Тацуми – мой босс. Я никогда не думал о нем в другом качестве. По крайней мере… по крайней мере теперь, когда он был моим начальником. Во времена нашего партнерства все было немного иначе… но даже тогда я не видел в нем возможного любовника. Не потому, что он не нравился мне. Я восхищался им – и как человеком, и как мужчиной. Моей душе девяносто лет, но телу – двадцать пять, и у меня, разумеется, есть естественные потребности. Думаю, истинная причина состоит в том, что Тацуми всегда был слишком утонченным и благородным созданием.Он заслуживал большего, чем такого придурка, как я.Желал он меня или нет, но до сих пор он не показывал этого. Думаю, из-за работы. Связь с боссом… и вообще, смешивать дела и удовольствие всегда нежелательно. И это хорошо. Пойдем дальше.Не знаю, куда мне деваться, если шеф Коноэ уволит меня. Я люблю помогать людям. Офисная работа скучна и утомительна, но полевые миссии и помощь людям – это здорово. Плюс зарплата давала мне возможность покупать некоторые предметы роскоши и жить той жизнью, которой я был лишен прежде. Может быть, Тацуми слишком хорошо понимал это и намеренно держался на расстоянии, сдерживая свои чувства. А может, я вижу то, чего нет. Может, я слишком много воображаю о себе. Хотя в глубине души… полагаю, доля правды тут есть.Я вышел из кабинета и направился к двери. Вакаба обняла меня, а Юми и Рума расцеловали в обе щеки. Теразума по-прежнему выглядел так, словно его совсем не впечатлил мой вид или же он съел целый ковш плохого васаби. Ставлю на второй вариант. Я покинул Сектор Вызовов в уверенности, что он потрясен моей дружелюбностью и элегантностью.Мне было все еще неловко из-за поведения Тацуми. В другое время я бы не заснул до утра, перебирая в памяти мельчайшие подробности. Но сейчас я иду на свидание с самым крутым доктором в Токио, в чьем анамнезе – кровь, убийства и почти сбывшиеся мечты о мести брату-ублюдку.Найдите сами вескую причину тому, что я несколько отвлекся. Смена декорацийДо особняка Мураки я добрался пешком. Для личной надобности шинигами разрешалось использовать телепортацию. Во время миссий мы должны были прибегать к услугам авиакомпаний для прикрытия. Раз вы играете роль человека, то должны участвовать во всех вредных человеческих затеях, включая паршивые и неудобные транспортные средства. Я уже не говорю о еде, которую они подают в этих своих самолетах! Брр…Телепортация намного удобнее, хотя не совсем точна. Я оказался около ресторана, где мы ужинали накануне. Немного подумав, я сориентировался и двинулся в путь. Сердце колотилось как бешеное. Страшно и захватывающе… адреналин струился по моим венам, как горячий лед. А белый особняк все приближался.У парадных ворот стояли две машины, явно иностранного производства. Не особенно разбираюсь в марках, но одной из них был белый ?Лотос?; шикарный спортивный автомобиль с черными накладками, по форме немного напоминающий клин. Он ослепительно сверкал даже в тени. Машина Мураки, точно. Вторая машина была не менее элегантна. Если не сказать больше. Черная, тоже спортивная, европейского производства; казалось, одного легкого толчка хватит, чтобы она пролетела целую милю. Она была припаркована под одиноким уличным фонарем, примерно в дюйме от заднего бампера ?Лотоса?. Я как раз прикидывал, кому может принадлежать вторая машина, когда из ворот вышел Мураки, глубоко засунув руки в карманы белого костюма. Сзади шла худенькая, необычайно хорошо одетая женщина с длинными каштановыми волосами. Она что-то говорила; но ее вряд ли услышали, потому что все внимание Мураки было сосредоточено на мне. Он слегка улыбнулся и, казалось, очень обрадовался, несмотря на явное недовольство своей спутницы.– Добрый вечер, Цузуки-сан, – промурлыкал он, приближаясь. Я боролся с непреодолимым желанием отступить, но позволил ему взять мою руку и поднести ее к губам. Дрожь прошла по моему позвоночнику; а он, закрыв глаза, прошелся губами по костяшкам пальцев и далее, до внутренней стороны запястья. Я отдернул руку, инстинктивно защищая ненавистные мне шрамы. Жаль, что мне недостает коварства, а то так бы и врезал ему. Естественно, я ничего не сделал и просто смотрел на него. Его насмешливая улыбка становилась все шире; кто бы сомневался в истинных намерениях этого существа. Мураки подошел еще ближе и целомудренно поцеловал меня в лоб. Так нетипично для него. – Я рад, что ты пришел, – прошептал он мне на ухо, наградив еще одним поцелуем, в мочку, прежде чем выпрямиться. Я старался не поддаться на эти провокации и оглянулся через его плечо на молодую женщину, которая выжидательно смотрела на нас. Мураки наконец понял намек, вернее, решил, что настало время его понять. Взяв меня за руку, он свободной рукой указал на женщину. – Цузуки-сан… Я хочу, чтобы ты познакомился с Сакагуми Укё. Она мой близкий друг с давних пор. Не так ли, Укё?Укё выглядела встревоженной и не ответила на его вопрос. Я не хотел показаться невежливым, поэтому подошел и протянул ей руку. – Рад познакомиться с вами, мисс Сакагуми, – улыбаясь, произнес я. Она кивнула и пожала мою руку, ни на секунду не отрывая глаз от Мураки. – Я тоже рада, – ответила она и обратилась к Мураки. – Это он?Мураки подошел ко мне, демонстративно обняв меня за талию. Моя рука при этом выскользнула из руки Укё. Я закусил губу, когда он крепко прижал меня к себе. Мы буквально приклеились друг к другу, как детали пазла. – Он, – просто ответил доктор. Его рука замкнула круг на моей талии, и я уже начал задыхаться. – Это Цузуки Асато. У нас есть планы на вечер, и нам не терпится их осуществить. Верно, Цузуки-сан?Его рука сжала меня так сильно, как не смог бы ни один ремень. К тому же он меня незаметно ущипнул под рубашкой, предупреждая. Я не был до конца уверен в том, что происходит, но, опасаясь, как бы его объятия не нарушили мое кровообращение, кивнул и пробормотал нечто вроде ?Ммм-хм?.Укё оценивающе осмотрела меня. Она была не просто хорошенькой; нет, она поражала классической красотой и женственностью. Явно родилась с серебряной ложкой во рту. Об этом говорила и ее одежда, и машина – все. Рядом с ней я выглядел настоящим мужланом. – Ты не находишь, что он гораздо ниже твоих стандартов? – вполне дружелюбно спросила она. Слова ужалили, но я не обиделся. В конце концов, это правда. Я никогда особенно не котировался на рынке знакомств. Но Мураки разозлился.– Нет, – под безупречной вежливостью его тона ясно угадывалась сталь. – Любой скажет, что Цузуки-сан один из самых красивых мужчин. – О да, – согласилась Укё тем же тоном. Мураки обнял меня сзади обеими руками, и я почувствовал себя птицей в клетке. Положив подбородок на мое плечо, он настороженно смотрел на Укё. Как собака, охраняющая кость. – Поговорим позже, – заявил он. Его бицепсы напряглись. Еще немного, и мои внутренности вылетят через нос! – Мы с Цузуки-саном договорились заранее, ты же не хочешь, чтобы мы пропустили наше мероприятие, не так ли, Укё?Его елейный тон был настолько фальшив, что Укё не могла это не почувствовать. И Мураки знал это – вот что напрягало меня больше всего. Менее воспитанные люди уже пустили бы в ход зубы и ногти. Что-то странное происходило здесь, и я, к несчастью, оказался в самом центре. Вечно попадаю на эти минные поля.Укё нелегко было смириться. Она сжала губы, чтобы не сказать то, о чем может пожалеть потом. Но потом взяла себя в руки, хотя глаза ее стали грустными. Я почувствовал облегчение, когда она надела черные бархатные перчатки. – Ну, тогда я поеду, – заявила она, достав из кармана ключи. – Я позвоню в более подходящее время, Кадзутака. Есть еще много вопросов для обсуждения. И не ВСЕ можно решить по телефону. Он пропустил это мимо ушей, хотя ее слова явно были предназначены для того, чтобы уколоть его, и придержал для нее дверцу. Она грациозно села на водительское сиденье и повернула ключ в замке зажигания. Мураки закрыл дверь и наклонился к ней, опираясь на проем для окна.– Веди осторожно, – ласково предупредил он. Она глянула на него искоса и нажала кнопку; стекло стало медленно подниматься.– Да, ты тоже, Кадзутака. Постарайся не пить слишком много.– Хорошо, мамочка, – двусмысленно усмехнулся он. Тут я мысленно дал ей сто очков. Резко сдав назад, она врезалась в бордюр; Мураки, все еще опиравшийся на машину, рухнул на колени прямо в грязь и едва успел отскочить. Ослепив нас фарами, она умчалась в ночь на бешеной скорости, перед этим от души протаранив задний бампер ?Лотоса?.Это заслуживало аплодисментов, но предупреждающий взгляд Мураки удержал меня. Как ни странно, он выглядел не слишком расстроенным из-за порчи костюма и машины. Думаю, когда у тебя столько денег, подобные мелочи не так уж и важны. Он осмотрел задний бампер, пробормотал ?хм? и извинился, сказав, что должен переодеться. Вернувшись, он открыл для меня дверцу и жестом пригласил садиться. Я как можно осторожнее сел, гадая, не выпаду ли я в процессе из своего костюма. Но все обошлось благополучно. Затем Мураки сел на свое место, а я пристегнулся. Никогда не ездил с Мураки и рисковать не собирался. Хотелось бы, чтобы отсюда можно было катапультироваться при помощи аварийной кнопки в случае опасного приближения к обрыву. И еще – чтобы доктора не посетило сегодня романтическое настроение в духе Тельмы и Луизы. (Одноименный фильм 1991 года, в финале которого две девушки совершают самоубийство, направив на полной скорости машину вниз с обрыва – прим. переводчика).Мураки тоже пристегнулся и завел машину. Двигатель заурчал, как котенок; я буквально влюбился в нее. Никогда не был фанатом автомобилей, но эта машина мне понравилась. Будь это возможно, я бы взял ее с собой в кровать. – Итак… кто эта девушка? – спросил я, как только мы тронулись. Мураки смотрел прямо перед собой, сосредоточившись на дороге. – Я тебе сказал. Это старый друг.– Мне показалось, это нечто большее. И она называла тебя по имени. Это очень личное обращение. Он поджал губы, словно думая о чем-то неприятном, и медлил с ответом.– У тебя хорошая интуиция, Цузуки-сан. Да, наши отношения не ограничиваются дружбой. На самом деле она моя невеста.Хорошо, что я был пристегнут; не то вывалился бы через ветровое стекло. – Вы помолвлены!– Да, – смирись с этим, сказал его голос. Я понимающе кивнул. – Что ж, неудивительно, что она была расстроена. Большинство обиделось бы, узнав, что жених изменяет с человеком одного с ним пола. – Укё злится не из-за моей неверности, – удивленно объяснил он. – Она злится, потому что я разорвал нашу помолвку, чтобы встречаться с тобой, а больше всего из-за способа, которым я это сделал. – Ты сделал это по телефону, – сказал я; все встало на свои места. Он кивнул.– Да. Надо было пойти к ней, хотя бы для того, чтобы избежать сегодняшней сцены. Мне жаль, что тебя втянули в это, Цузуки-сан. Она говорила с тобой в неприемлемом тоне. Насколько я могу судить, она была достаточно вежлива, разве что немного грубовата. – Мне действительно все равно, – пробормотал я, скрестив руки на груди и сгорбившись. Открытие, что кто-то в своем уме согласился выйти замуж за Мураки, глубоко потрясло меня. Но не настолько, чтобы я расстроился. Естественно, у него была другая жизнь, никак не связанная с его амплуа убийцы и мага-самоучки. Невеста – лишь одно из прикрытий. Необходимо соблюдать условности, принятые в обществе.Означает ли что-нибудь разрыв помолвки? Служит ли это подтверждением его искренности? Вряд ли. Мураки отшвыривал людей в сторону постоянно, и эта маленькая схватка с Укё не доказывает его чувства ко мне. Для него это риск; но его жизнь всегда была полна риска до самых краев. И этот случай не исключение. В этом весь Мураки – всегда делать только то, что хочется.Мои размышления были прерваны – рука Мураки скользила по моему колену. Его длинные, как у призрака, пальцы обхватили коленную чашечку и мягко сжали ее. Я открыл глаза.– Я так рад, что ты присоединился ко мне сегодня вечером, Цузуки-сан, – промурлыкал он, на мгновение повернувшись ко мне. Глаза полузакрыты, на лице выражение полного удовлетворения. Рука покинула мое колено, но, не успел я вздохнуть с облегчением, переместилась на бедро. Сквозь ткань ногти царапали мою кожу… невероятно возбуждающе. Мое тело охватил жар; уверен, что и щеки покраснели. – Замечательный костюм, друг мой, очень подходящий. – Ах… спасибо… – я с трудом разбирал его слова. Попробуй разбери, когда он проводит вот так пальцем по внутренней поверхности моего бедра.– Немного… э-э, хотя… – задумчиво протянул он. – Ах… ты имеешь в виду… э-э…Я вздохнул с облегчением, когда он убрал палец с моего бедра, и снова не получил отсрочку – потому что неугомонный палец теперь ласкал кожу в вырезе моей рубашки, будто изучая анатомию грудных мышц. Я сглотнул и оттолкнул его руку, скрестил собственные руки на груди и прислонился головой к окну. Но, даже втиснувшись в щель между окном и пассажирским сиденьем, я все еще был недостаточно далеко от Мураки. Теперь он, словно фермер, проверяющий упитанность овцы, ощупывал верхнюю часть моей многострадальной ноги. Так можно и машину разбить! Черт возьми, разве вождение не требует концентрации!Мураки довольно улыбнулся и наконец отпустил меня, вновь сосредоточившись на дороге. Улыбка не покидала его красивое лицо; я ясно видел это всякий раз при свете уличных фонарей. – Я рад, что в кинотеатре будет темно. Хотя сомневаюсь, что смог бы удержать тех, кто увидит тебя таким, Цузуки-сан. Как приятно, что ты решил одеться так для меня. – Не будь таким самонадеянным. Я оделся для себя, – я даже не взглянул на него. Он коварно-насмешливо хмыкнул, и что-то настойчиво отозвалось в моей душе. Как и всегда.– Понятно. Что ж… ты, безусловно, гордишься собой, Цузуки-сан. Я все еще не смотрел на него. – Ты издеваешься надо мной.Мы свернули на боковую дорогу; я полагал, что она ведет к кинотеатру. Но Мураки внезапно затормозил и остановился под деревьями, там, где ветви нависали над дорогой. Машина остановилась так резко, что меня швырнуло в сторону, как тряпичную куклу. Доктор вырвал ключи из замка зажигания и наугад бросил их под приборную панель; меня охватила паника. Я отстегнул ремень безопасности – он сделал то же самое – и схватился за ручку двери. Дверь была заперта.Мураки схватил меня. Я боролся изо всех сил, но он развернул меня, ища что-то под моим сиденьем. И, видимо, нашел – сиденье откинулось назад, ударившись подголовником и увлекая меня за собой. Меня основательно тряхнуло, но я все же попытался ускользнуть. Не получилось. Я оказался под весьма внушительным весом доктора. Его глаза горели за стеклами очков – совсем как у Тацуми полчаса назад. По наивности я не сразу понял, чего он хочет. Думал, что разозлил его, и он хочет поквитаться, причинив мне боль, воспользовавшись тем, что я один. Испуганный, я попытался оттолкнуть его. Бесполезно – казалось, его грудь сделана из твердого бетона. Его рука скользнула под меня и приподняла – так, что нижние части наших тел прижались друг к другу. Я открыл рот, чтобы закричать. Поднял руки, чтобы призвать. Приготовился пнуть что есть силы… и понял, что мне ничего не угрожает. Он просто смотрел на меня. Смотрел прямо в глаза, свободной рукой нежно гладя меня по волосам. Так ласково… словно я был хрупким новорожденным котенком. И больше ничем себя не навязывал. Я знал, что наша схватка взволновала его – выдавало участившееся дыхание, – но он не пытался ничего сделать. Казалось, он просто хотел обнять меня.– Я не издеваюсь над тобой, мой Цузуки, – тихо произнес он. Его рука гладила теперь мою щеку… с такой нежностью… я едва дышал. Боже, я всю жизнь мечтал, чтобы кто-нибудь прикоснулся ко мне так. – Думаешь, я мог бы над тобой смеяться сейчас? Сейчас, когда я так сильно нуждаюсь в тебе?Я не мог отвести глаз. Всего несколько мгновений назад я не мог заставить себя взглянуть на него, а сейчас не мог оторваться… Его глаза сияли, каждый по-своему. Они больше не были холодными. Я по-прежнему не мог разгадать его мысли. Он оставался для меня олицетворением двойственности и двусмысленности, и вряд ли я когда-нибудь пойму его. Но сейчас я поверил, что он не издевается надо мной. Да и выбора у меня не было. Он давил на меня всем весом. – Нет, – наконец сказал я. Прозвучало сдавленно.– Тогда верь тому, что я говорю. Воздух между нами буквально искрил, а сам я, напротив, расслабился. Наша поза… Неудобно, но так эротично… моя нога была крепко зажата между его сильных бедер. Он все гладил мое лицо и волосы; так успокаивающе. На его лице не было и намека на улыбку. Он выглядел немного потерянным. – Цузуки…Я не мог этого вынести – того, как он произносит мое имя. Без официального ?сан? это звучало так интимно, так… сладко. Боже, помоги мне. Чуть хриплый, необыкновенный, странный голос… он будто занимался любовью с моим именем. Я знаю – ему давно хотелось назвать меня так… Этот голос обещал и манил. И мне захотелось уступить.Захотелось понять, имею ли я такое же влияние на него, и я произнес: – Мураки…Его ладони обхватили мое лицо; большие пальцы касались моих щек, прямо над губами. Я был точно в трансе, глаза закрылись сами собой. – Мураки…Я рискнул посмотреть на него. Его глаза были тоже закрыты. Я зажмурился, обнял его за талию и притянул к себе. Друзья, Министерство, долг, чувство вины… что мне до всего этого? Я жаждал любви, все равно чьей. Мураки так нежен и внимателен… мне просто хотелось почувствовать себя нужным и защищенным, хотелось ненадолго продлить эти мгновения.– Цузуки… – его дыхание обжигало мою кожу в каком-то дюйме от губ, – если ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя, ты должен попросить об этом.Протянувшаяся было между нами нить резко оборвалась. Я открыл глаза и встретился с ним взглядом.– Ч-что?– Я не поцелую тебя, если у меня будут малейшие сомнения в том, что ты этого хочешь, – сказал он, впиваясь ногтями в мою голову, чтобы полностью завладеть моим вниманием. Его нос при этом прикасался к моему – попробуй забыть о его присутствии! – Если ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя, то должен попросить. Я не сделаю ничего против твоей воли, Цузуки-сан.?Никогда больше не произноси это ‘сан’?.– Тогда зачем это все? Зачем останавливаться на обочине, обнимать меня и быть таким нежным… если ты ничего не хочешь? – я сам слышал, сколько эмоций в моем голосе; это было смущающе честно. – Разве не ясно, чего я хочу, по тому, как я прикасаюсь к тебе, как произношу твое имя, по тому, что я не сопротивляюсь, наконец? Я могу и сказать! Но зачем, если ты все видишь сам?– Потому что я так решил, Цузуки-сан, – его голос был мрачным. – Я посвятил себя тебе, и никому другому. Вчера я просил твоего разрешения, чтобы поцеловать. Справедливо, если и ты будешь спрашивать. Красная пелена застила мне глаза. Меня буквально трясло от гнева. Мало того, что мне отказали, так я еще должен просить, как какая-то собака! Это я ненавидел больше всего. Отказы всегда только подстрекали меня. Что ж, возьму сам. Не дождетесь, чтобы я умолял или довольствовался жалкими крохами.Внезапно оторвавшись от его талии, я сжал обеими руками его лицо и накрыл его губы своими. Пораженный, он слегка дернулся назад. Возможно, он решил, что я разозлился – как я незадолго до этого. Что ж, надеюсь, теперь мы узнаем друг друга по-настоящему. Поцелуй все длился; наши губы слились, и никто не собирался отступать. Мураки опустил меня на сиденье, его руки крепко стиснули меня, но мне было комфортно и уютно. Большого опыта в таких делах у меня нет, но что-то подсказывало мне – все идет правильно. Я почувствовал, что он начал двигаться, и тихонько ахнул, ощутив жар его желания. Инстинктивно я раздвинул ноги, и он тут же вклинился между ними. Пусть я поступаю плохо, эгоистично, пусть… я наслаждался каждым мгновением. Боже мой, это человек знает, как играть в эту игру. Знал все ее правила, секреты и повороты.Прошло так много времени с тех пор, когда меня так целовали. Так много времени с тех пор, как я был так увлечен. Неважно, с кем я, дело того стоило. Мои руки обвились вокруг его шеи; я припал к нему, точно умирал от жажды, и только его губы способны напоить меня ключевой водой. Снова ощутив его интимное прикосновение, я, не задумываясь, сделал ответное движение бедрами.– Цузуки-сан!! – ахнул Мураки, оторвавшись от моих губ. Такой же голос был у него, когда я ударил его ножом. Всегда бледные щеки покрылись румянцем, очки съехали набок.Я задохнулся, но постарался придать как можно более невинное выражение своему лицу. В его глазах был гнев.– Если тебе хватило смелости взять то, что ты хочешь, не думай, что я не отберу у тебя то, что хочу я. Только попробуй снова дразнить меня. Его голос звучал отрывисто, и он имел в виду именно то, о чем говорил. Я не мог говорить – мне не хватало воздуха. Я был слишком потрясен. Поражен полным отсутствием контроля с моей стороны. Мураки, должно быть, понял это. Он снова поцеловал меня. Его губы на несколько секунд мягко прижались к моим и затем медленно оторвались. Я откинул голову назад, задыхаясь все сильнее и сильнее: его губы неспешно путешествовали по открытой части моей груди. Мне опять захотелось, чтобы они спустились ниже, ниже… Но Мураки отодвинулся, скользнув обратно на сиденье водителя. Подняв бровь, он рассматривал меня – волосы и одежда в полном беспорядке, дыхание окончательно сбилось.– Теперь ты понимаешь, как это ужасно, когда тебя дразнят и внезапно отбирают то, чего ты так сильно хочешь, – нагло подмигнув, произнес доктор. Я мог бы убить сейчас самодовольного ублюдка. Снова.– Мудак… – презрительно прошипел я, нацелившись ему прямо в сердце. Мураки легко уклонился и достал ключи. Потом завел машину и снова посмотрел на меня. – Ах, как приятно видеть тебя на спине, мой дорогой Цузуки.– Цузуки-сан, – напомнил я, поднял свое сиденье и пристегнулся. – Не забывайся.Так себе угроза. Я сказал это, чтобы почувствовать себя хоть немного лучше. Я был так смущен, что всякая страсть угасла. Мураки знал это и проигнорировал мои слова, улыбнувшись про себя. Мы выехали на дорогу и продолжили путь к кинотеатру. Дорога была прямой, в отличие от сложных поворотов наших мыслей и всей этой неразберихи, что началась в тот день, когда мы впервые встретились. Смена декорацийОставшийся путь до кинотеатра прошел без приключений. Мы молчали; Мураки включил магнитофон, чтобы заполнить тишину. Я спрашивал себя, действительно ли ему нравятся эти глупые песенки о любви, или он сделал это исключительно ради меня. В любом случае, мне стало легче, когда мы подъехали к кинотеатру и я избавился от плаксивых девочек-подростков с их бедами и парней, которые просто хотели ?принять удар и сделать это по-своему?.Да уж, друзья, Кадзутака Мураки изобретателен по части пыток. Во всех формах и видах.Я надеялся, что Мураки отвезет меня в какое-нибудь тихое место на окраине Токио, а не в самый популярный кинотеатр в центре, где полно женщин, мужчин, подростков, маленьких детей и собак. Впрочем, Мураки всегда стремился к помпезности. Название было выведено золотыми буквами над входом, окаймленным розовыми лампочками. Больше похоже на дешевый стриптиз-клуб, чем на кинотеатр.Мы припарковались и вошли. Мураки заметил, что я невольно оглядываюсь по сторонам.– Ты впервые здесь?Я кивнул.– Все такое огромное! И так много людей! Сможем ли мы достать билеты?Он добродушно улыбнулся мне, и мы пошли к кассе сквозь толпу. Многие почтительно поглядывали на нас. Я объяснил это тем, что Мураки хорошо известен в Токио благодаря своей профессии и экзотической внешности. Думаю, мой костюмчик тоже сыграл свою роль. Словом, мы были довольно заметны. – Не волнуйся, – сказал он и положил руку мне на талию. Я извивался, чтобы стряхнуть ее, но потом понял, что так он удерживает меня от напора толпы. В самом деле, здесь легко потеряться. – Фильм, на который я тебя пригласил, идет здесь довольно давно. Поэтому его покажут в небольшом зале, где будет мало народа. Места будет полно.Да, он все продумал. С ним нельзя не считаться. Крупная капля пота поползла по моему лицу; этому способствовала еще и рука на моей талии.– Мураки… Я не хочу, чтобы что-то произошло в общественном месте! Не пытайся сделать что-нибудь со мной, ты понял?Тут он поцеловал меня. Прямо перед всей этой толпой. Перед тысячей или около того человек.Господи! Хорошо, что я уже мертв, не то смущение убило бы меня на месте. Потрясенный, я чуть не упал, и Мураки поддержал меня. Со стороны, наверное, мы были похожи танцоров. Старшеклассницы хихикали и краснели. Не понимаю. Они-то какого черта так довольны!– Мураки! – заорал я, яростно вытирая губы. Не то чтобы мне не нравились его поцелуи. Но не на глазах же у людей! Никогда, ни с кем я не целовался в общественных местах, тем более не собирался делать это с Мураки!А он беспечно улыбался мне, словно не замечая ошеломленных лиц вокруг. Девочки достали телефоны и теперь фотографировали нас. Куда катится мир!– Извини, Цузуки-сан. Я тебя смутил? – на редкость фальшиво прозвучал его голос. Я наклонился ближе к его уху, он при этом шагнул вперед, и снова получилось какое-то карикатурное балетное па. Снова вспышки фотокамер. – Мураки, ты не смеешь целовать меня публично, слышишь! – огрызнулся я, делая очередной нелепый скачок. Мураки склонил голову ко мне и задумчиво улыбнулся. – Значит, я имею полное право целовать тебя наедине?От него просто нет спасения.– Если обстоятельства позволяют! Но никогда публично!Он возмущенно хмыкнул. – Ты привлекаешь больше внимания тем, что так суетишься. Большинство пройдет и не заметит. Не будь таким самонадеянным. Не думай, что весь мир обеспокоен тем, что ты делаешь, Цузуки-сан.– Это я самонадеянный? – снова огрызнулся я. Он кивнул. Снова нелепый скачок, и опять вспышки вокруг. – Да, Цузуки-сан. Тебя постоянно беспокоит, что люди тебя осудят и как они воспримут твои поступки. Тебе следует расслабиться. Мир не наблюдает за каждым твоим движением. Случайный поцелуй не имеет никакого значения.– А как быть с тем, что ты спрашивал разрешения поцеловать меня?В его глазах появилась насмешка, уголок рта харизматично изогнулся.– Ты счел целесообразным разрешить, любовь моя. Отношения не состоят из того, чтобы спрашивать и разрешать, вот что я пытаюсь тебе объяснить. Все происходит спонтанно и в то же время справедливо для обеих сторон. Спрашивать не нужно, но всегда можно отказать, если не хочешь. – Вот я и отказываю! Не хочу, чтобы ты меня целовал!– В машине было по-другому. Я знаю. Я прекрасно понял, чего ты хотел. Я не верил своим ушам. Мое лицо было таким красным, что на нем можно было пожарить яичницу, да еще осталось бы тепло для пары кусков колбасы. До самой кассы я не находил слов. Довольный победой, Мураки подтянул меня ближе и заговорил с девушкой в кабинке.– Извините, мисс, у вас есть два билета, заказанных на имя доктора Мураки? – вежливо спросил он. Девушка слегка покраснела и привстала от усердия. – Ах, да! Доктор Мураки! Ваши билеты здесь. Я сейчас найду их, пожалуйста, подождите минутку, – она наклонилась и полезла куда-то под стол, исчезнув из нашего поля зрения. Я терпеливо ждал, изучая необычайно интересный плакат на стене – о несчастных случаях на производстве. Мураки наклонился и чмокнул меня в щечку. Снова вспышки.– Какого черта! Что им здесь, цирк? – я почти поверил, что злюсь именно из-за глупых девчонок. – А ты! Я говорил тебе! Никаких поцелуев!Мураки притворился, что удивлен. – О, прости. Я думал, ты имел в виду, что на людях нельзя целовать тебя в губы.Вот зараза. Мне что, перечислить все места, куда он не должен... А если там, в темноте кинозала, он попытается...?Мураки вытащил из кармана белый платок, прижал его к моему носу и просто сказал: – У тебя кровь идет.И кто в этом виноват?Когда кровотечение остановилось, мы забрали билеты и направились в буфет. Мне хотелось съесть все, но Мураки настоял на том, чтобы я не брал много, потому что это испортит мне аппетит перед ужином. Это прозвучало так, будто он – моя мамочка.В итоге я вошел в зрительный зал с шестью коробками покки (глазированные хлебные палочки – прим. переводчика), большой бутылкой колы и пакетом жевательных конфет. Мураки за все заплатил. Меня это порадовало, но вот он был явно недоволен. Даже в темноте я видел, как он то и дело поднимает бровь. – Было действительно необходимо купить все… это? – он не решился назвать это едой. – Покки, разве ты не слишком взрослый, чтобы есть такое?– Не смеши меня! – воскликнул я с набитым колой и конфетами ртом. – Никто не может быть слишком взрослым для покки! Покки подходит для любого возраста! Так… а куда мы сядем?Мураки критически оглядел темный зал. Он говорил правду: фильм успели посмотреть многие, и зал был почти пустым. Он взял меня за руку и повел в направлении заднего ряда. У меня схватило живот, и я с трудом проглотил то, что было у меня во рту. – А туда зачем? – спросил я и потянул руку, чтобы заставить остановиться. Он повернулся, взглянул на меня; зубы сверкнули в мстительной усмешке. – Чтобы мы, как выражается молодежь, как следует врубились в происходящее на экране, не мешая остальным, – полушутя-полусерьезно сказал он.Мы сели, и я усиленно принялся уничтожать свои запасы. Негромко звучала классическая музыка; медленно гасли светильники; уже знакомая группа учениц старшей школы, озираясь, искала, куда бы им сесть. Во всяком случае, я надеюсь, что они искали именно это.– Слушай, может, это глупый вопрос, но как называется фильм? – спросил я, отправив в рот несколько покки с разными вкусами и начиная жевать.Мураки был рад мне помочь:– ?Путешествие для двоих?, – ответил он. – Он о человеке, обладающем способностью бросить вызов самому времени. Попутно он раскрывает кошмарное серийное убийство. Возможно, ты слышал о нем?Да, я слышал. Фильм немецкого режиссера Олега Фрэнсиса, который прославился на весь мир увлекательными и сложными сюжетами. Говорят, этот фильм – наивысшее его достижение на сегодняшний день. К тому же это романтическая история.Доверяй после этого Мураки.Доктор проигнорировал выражение моего лица и взял бутылку с водой. Сделал глоток и промокнул губы тем же платком, которым я вытирал кровь. Кровавые пятна почти коснулись его губ, и мне кажется, у него было искушение попробовать их. Я старался не смотреть, но не преуспел. Он заметил мой взгляд и глубоко вздохнул, пряча платок в карман. – Прости, Цузуки-сан, но… такова реальность. В моих венах течет кровь демонов, и иногда трудно сопротивляться. Зов крови. Ты тоже чувствуешь это иногда, не так ли?Я покачал головой. – Нет, я… Я никогда… У меня нет…– У тебя преобладает человеческая часть, а у меня наоборот. К сожалению, ни ты, ни я не достигли золотой середины, – задумчиво сказал он, закрутил крышку бутылки и поставил ее в специальную подставку. – Возможно, вдвоем мы справимся с этим. Я верну себе часть утерянной человечности, а ты примиришься со своей демонической сущностью и будешь жить в мире с самим собой. Я вспомнил кровь, запятнавшую розы. Я не хотел даже приближаться к этому месту. Случившееся в детстве напугало меня на долгие годы. И пугает до сих пор. – Возможно, в этом есть смысл, – подтвердил я, стараясь говорить бесстрастно. – Но мы договаривались не об этом, Мураки. Раз я здесь, ты можешь избавиться от своего демонического начала. Но я здесь потому, что ты хочешь меня, а я хочу, чтобы ты перестал забирать чужие жизни, на которые не имеешь никакого права. – Ты думаешь, что пришел сюда, чтобы спасти людей от смерти.Был ли это вопрос, утверждение или что-то еще? Не знаю. Ясно одно – он ни на секунду не поверил мне. Не уверен, что он вообще понимает всю ненадежность нашего соглашения. Удар ножом в Киото, казалось бы, должен был послужить достаточным доказательством того, что не стоит относиться ко мне, как к приятному развлечению. Но он, по-видимому, даже сейчас чувствует себя вполне комфортно в моем обществе.Я посмотрел на него и в который раз ощутил острое желание проникнуть в его настоящие мысли. Надоели эти двусмысленные намеки; надоело быть игрушкой. В машине он ненадолго ослабил свою защиту. Когда я сделал то движение…До этого я никогда не использовал свое тело, чтобы достичь желаемого. Если и выходило так, то неосознанно. Я подумал, что это единственный реальный способ одолеть Мураки, но мысль была настолько смелой, что я едва мог принять ее, не то что решиться действовать; я снова покраснел. Между тем начались рекламные ролики, и профиль Мураки растворился в темноте. Я наконец обратил внимание на экран. Около часа ничего особенного не происходило; Мураки всегда предпочитал молчание, если не мог сказать ничего стоящего. Вот и сейчас он молчал, полностью погрузившись в фильм. Таким уж он был.Но не в Киото. Однако там изменился не только он. В Киото изменились мы все.Фильм был замечательным, и я по-настоящему увлекся им. Хотя степень моего удовольствия несколько уменьшилась, когда закончились сладости и кола. Думаю, я первый открыл эту закономерность. Прошло примерно три четверти фильма, когда события на экране достигли крайнего накала. Герой искал свою любимую, которую потерял в 15 веке во время своего прошлого путешествия во времени. Он узнал, что ее собираются сжечь на костре за колдовство, и не успел спасти.Я засопел и вытер глаза рукавом. События на экране становились все эмоциональнее, а мое сопение – все громче. Я почувствовал, как крупная слеза скатилась по моей щеке, и всхлипнул.– Ну-ну, Цузуки-сан, – успокаивающе сказал Мураки, положив руку мне на плечо. Мое тело напряглось и застыло. – Ты же знаешь – это всего лишь фильм. Ничего этого не было.– Такие вещи постоянно происходили в западных странах! – я снова всхлипнул, а Мураки погладил меня по плечу. Как Ватари или Тацуми в такой же ситуации. – Я читал об этом в одной книге! Они сжигали всех этих невинных женщин за преступления, которых те не совершали! Это несправедливо! Они не сделали ничего плохого!– Знаю, знаю, они не… ш-ш, – прошептал он, прижимая меня к себе. Не раздумывая, я положил голову ему на плечо и уткнулся лицом в его пиджак. Я знал – он всего лишь подшучивает надо мной, но так было гораздо комфортнее.– Тебе холодно, Цузуки-сан? – не ожидая ответа, он поднял мой плащ и закутал меня в него, затем снова обнял меня за плечи и прислонился головой к моей голове. – Так сочувствуешь угнетенным, да? Риторический вопрос. Я столько раз демонстрировал ему это сочувствие, что он не нуждался в ответе. Его рука скользнула по подлокотнику, пальцы переплелись с моими. Приятное чувство; и я позволил ему это. Взглянув ему в лицо, я понял, что он рад отказаться от дальнейшего просмотра ради этой близости.– Ты… красивый… – сказал он, поднял мою руку к своему лицу и приложил мои пальцы к своей поблескивающей во мраке щеке. Я ощутил влагу и тяжело сглотнул, поняв, что это. Всего лишь одна слеза… о чем она? Я не знал. В свете экрана я видел, как она медленно сползла по его щеке, потом по моей руке, исчезла под краем моего рукава и задержалась на шрамах. В следующую секунду Мураки ловко расстегнул ремешок от часов – подлинный ремень безопасности для меня, – обнажив следы ненависти и сожалений. Я хотел отнять руку, но он поцеловал мои шрамы, и все разумные мысли покинули меня.Он целовал мои шрамы…Мне хотелось рыдать. Хотелось избить его, превратить в бесформенное месиво, разорвать на части. Но еще больше – поцеловать, яростно, до боли… Любовь и ненависть, благодарность за то, что он коснулся того, на что я сам даже смотреть не мог, переполняли меня.Я подавил всхлип, когда он повернул мою руку, чтобы было удобнее. Я задыхался от безумного страха и желания. Язык скользил по загрубевшим рубцам, а губы, казалось, стремились излечить эти шрамы раз и навсегда. Исцелить неисцелимое… Только его пальцы, крепко переплетясь с моими, удерживали меня в реальности; губы дрожали.– Мураки… – все-таки всхлипнул я.Он прервал казавшийся бесконечным поцелуй и опустил мою руку вниз, продолжая ее удерживать. Свободная рука медленно опустилась на мое бедро. Я не препятствовал и только посмотрел на него, взглядом позволяя делать все, что он хочет. И он понял меня. Лаская меня, рука забиралась все выше и выше; возбуждение нарастало, накатывая волнами… Я забыл, что мы в общественном месте; изогнувшись, я вздрогнул всем телом, когда его рука накрыла мой пах. Мураки наклонился надо мной. Он молчал, но его дыхание было тяжелым. Поцелуй был глубоким, его язык неспешно ласкал мой. Я взялся за его пиджак и принялся стаскивать его, чувствуя, что краснею. Мураки помог мне и отбросил пиджак в сторону, показав крепкое тело, обтянутое шикарной белой рубашкой. Я обхватил его талию, а он целовал меня снова и снова, и поцелуи его были подобны пулям, вылетавшим из ружья. А рука все двигалась…– Это то, чего ты хочешь? – соблазняюще прошептал он. В ответе он не нуждался. Его ладонь крепко прижалась к моей промежности, а ее движения… я думал, что потеряю сознание, извиваясь, как жук, в которого тычут палочкой.– Это то, чего ты хочешь? – снова спросил он. Рука сжала так, что я чуть с ума не сошел. Я попытался удержать его руку, но он принялся дразнить меня, удерживая губы в полудюйме от моих:– Надо же, как быстро ты забыл о деликатности по отношению к общественности, когда появилась возможность удовлетворить свою страсть.Мои кулаки скомкали ткань белой рубашки, невольно притянув моего врага еще ближе. Стиснув зубы так, что они едва не раскрошились, я прошипел:– А не пошел бы ты, Мураки…Его улыбка стала еще шире.– Любовь моя… я думал, это то, чего ты хотел, – и снова сжал. Боже мой… Тело молило о разрядке. Я скорчился в кресле, сжимая и разжимая кулаки, будто хотел ухватиться за что-то. Положение мое было самым незавидным.– Этого хочешь ты… ты, ублюдок… – простонал я сквозь зубы.– О да, безусловно, я тоже, – сказал он. Взял мою руку и наглядно показал. Но у меня не было времени оценить его чувства, потому что в этот момент кто-то закричал в первом ряду. Я мгновенно отдернул руку от паха Мураки, думая, что нас сейчас арестуют за непристойное поведение. Но все смотрели в противоположную от нас сторону. Я взглянул на экран и громко вскрикнул.Из всех углов экрана выходили столбы черного дыма. Встретившись в центре, они закрутились и образовали нечто вроде двух светящихся красных глаз и огромной прямоугольной пасти с пятью или шестью рядами острых как иглы зубов. Затем это создание оторвалось от экрана и издало странный звук, похожий на конскую отрыжку. Приблизительно так я мог описать его. В мгновение ока я оказался на ногах. – Это демон!Мураки встал возле меня, не сводя глаз с кошмарного существа.– Это Бальбан, Демон Иллюзий.Я о таком не слышал, и вообще, демоны – это специализация Ватари. Я лишь дрался с ними; а иногда они завладевали мной. Однако это странно. Почему демон предстал перед множеством потенциальных свидетелей с риском нарушить хрупкий баланс между двумя мирами? Только демоны-изгои способны на такую глупость. Со своим вторым уровнем Проникновения я чувствовал, однако, что этот демон принадлежит к четвертому разряду. Это не изгой. Скорее, профессиональный солдат, и весьма мощный.Бальбан издал тот же звук, и полупрозрачная звуковая волна каскадом хлынула у него изо рта под углом 280 градусов. Она ударила людей в первом ряду, и они застыли на месте. Я видел в деле подобное заклинание раньше – заклинание паралича. Оно активирует нейроны мозга, отвечающие за сон. Жертвы остаются в сознании, но двигаться не могут. Волна быстро приближалась к нам, и я понял, что пора убираться. Я глубоко вздохнул, направил кинетическую энергию вниз и прыгнул, зависнув в воздухе. Мураки выругался и тоже прыгнул со спинки своего кресла. Достаточно высоко, чтобы избежать волны, но тут же рухнул вниз, ударившись обеими ногами. Это меня удивило. Я знал из первых рук, что Мураки способен к телепортации и левитации. Так почему же он не использовал что-нибудь из этого?Я на время отбросил эти мысли и опустился на землю, изучая дымного демона. Люди в первом ряду были в опасности, и я должен был встать между ними и Бальбаном. Я напрягся, готовясь взлететь, но Мураки схватил меня за плечо. Его глаза горели.– Не смей, Цузуки-сан, – воскликнул он, крепко прижимая меня к себе. – Я не могу допустить, чтобы это существо ранило тебя. Ты – мой.Я освободился из его захвата и ударил его по руке изо всей силы: – Я не твой! Я не могу рисковать жизнями невинных! Это моя работа, Мураки.Он опустил глаза, а длинные пряди серебристых волос скрывали выражение его лица.– Я … у меня нет сил, чтобы защитить тебя, Цузуки-сан. Я ведь отказался от убийств… убивая, я забирал духовную силу моих жертв. А теперь у меня осталось очень мало энергии мана. Если Бальбан ранит тебя, я обязан убить его… и может быть, я не смогу это сделать.– Обязан?– Это обычай демонов, – объяснил он. – Ты должен понять. Ты – мой, Цузуки-сан. Я выбрал тебя в качестве своего спутника. Я обязан защищать тебя.– Обязан защищать меня… ну разве не это восхитительный маленький бонус? – резко сказал я; тень неудовольствия на долю секунды проскользнула по лицу Мураки.– Ты под моей защитой… – повторил он и выглядел при этом как никогда демоническим. Притянул к себе и заглушил мои протесты страстным поцелуем. Есть нечто очень лестное в том, что кто-то хочет защитить вас, но в данных обстоятельствах это было глупо. Я почувствовал дуновение воздуха на затылке и поднял глаза. Бальбан кружил прямо над нашими головами. – Эй, любовнички! – глубокий голос прозвучал, как неисправный домофон, но исходил от существа перед нами. – Я искренне надеюсь, что вам понравился последний поцелуй, потому что с этого дня их больше не будет. Я – Бальбан, Демон Иллюзий. Миткиэль посылает вам наилучшие пожелания и советует Цузуки прийти добровольно, или я сам доставлю его, искупанного в кое-чьей крови.?Миткиэль?? – подумал я, пытаясь игнорировать клетку из рук Мураки, в которой я находился. Руками я упирался ему в грудь, как это делают женщины. Как тот, кто нуждался в защите от НЕГО. Голова Мураки склонилась к моей; тело изогнулось, закрывая меня. Он отбросил назад волосы, открыв свой искусственный глаз и глядя обоими прямо на демона. Я ожидал его слов. И он заговорил. – Он мой, – его голос был тише, чем недавно в разговоре со мной, но был таким холодным и ядовитым, что прозвучало это гораздо внушительнее. Слегка подавшись вперед, он притянул меня еще ближе. Защищая меня. – Я не твой, – прошипел я через плечо. Его глаза по-прежнему были сосредоточены на Бальбане, но я видел – тень безнадежности исходила от его лица, как черные чернила.– Ты предпочел бы быть его? – риторически спросил он. Я не ответил. Я мог бы сделать это.Никогда не был высокого мнения о сиденьях в кинотеатре; они могут быть адски неудобными, однако они прочные и жесткие. Бальбану потребовалось пять секунд, чтобы спикировать вниз и попытаться захватить нас, но Мураки успел пригнуться и спрятаться со мной в проходе между рядами. Демон сбил подголовники сидений, но, не рассчитав свою силу, врезался в стену позади нас и упал.Я не терял времени. Пользуясь тем, что демон оглушен, я развернулся, схватил Мураки за шею и буквально выдернул его из нашего удобного маленького укрытия. В последнем ряду мне не развернуться; я потащил его вперед, где была горстка зрителей, включая и учениц старшей школы. Все они были под действием заклинания и сидели неподвижно. Ноги Мураки волочились по ковру, иногда болтаясь в воздухе. Демон почти не заметил нашего ухода. Он запутался в многочисленных сиденьях и наугад метался туда-сюда, пытаясь освободиться. Я достиг первого ряда и оглянулся на Бальбана. Споткнувшись, как ребенок на батуте, я уронил доктора. Он упал в проход как мог изящно и затем поднялся на ноги без помощи рук. Есть ли хоть одна ситуация, из которой этот человек выходит, не теряя своей утонченности?Я подошел к нему. – У меня нет ни одной фуды, – объяснил я, имея в виду зачарованную бумагу, с помощью которой я делал мощнее мои духовные силы. По понятным причинам мне не пришло в голову взять их сегодня с собой. – Но все равно, я смогу применить обратное заклинание и освободить этих людей от паралича. Мне надо, чтобы ты его отвлек. Если меня прервут, я вынужден буду начать сначала, а в наших общих интересах, думаю, чтобы все получилось как надо с первого раза.– Ослепительно ясно, – немного неубедительно сказал Мураки. Не думаю, что его особенно волновала судьба невинных, пока мы сами в опасности. Я собирался донести до него всю бесчеловечность подобного отношения, напомнить ему, что рука руку моет и так далее, но он прервал меня не совсем… э-э, кошерным жестом. Весьма странным для принца, которым я его в глубине души считал. – Хорошо, я задержу его в той части зала, Цузуки-сан, но, как я уже говорил, мои силы довольно малы, поэтому не ожидай ничего особо эффектного.– Мне все равно, насколько это будет эффектно! Если это отвлечет его, значит, сработает! – я двинулся к экрану с застывшим изображением. Видимо, заклинание Бальбана настигло и киномеханика в его будке.Кстати о демоне. Бальбан, в конце концов, освободился от ласковых объятий кресел и повернулся лицом к Мураки и ко мне. Так себе удовольствие. Светящиеся красные глаза и скрежещущие ряды зубов… я бы легко обошелся без этого зрелища.– Наглые дети! – потрескивал он, как не набравший силу грозовой фронт, спускаясь по проходу. – Я предлагаю вам возможность сопровождать меня мирно, а вы плюете мне в лицо!– Существо, ты само плюешь себе в лицо, – заявил Мураки спокойно и ласково, словно обращался к своей мамочке. Я счел его тон очень уместным. – Я предупреждал тебя: Асато Цузуки – мой. Возвращайся к своему хозяину и донеси до него этот факт. Больше я ничего не могу сказать по поводу твоего оскорбительного предложения сдаться.Демон на мгновение остановился, чтобы переварить его слова; длинные боковые струйки дыма поползли в стороны по рядам и вперед, по ковровому покрытию. Не двигаясь, он рассеивался, как туман в дождливый день. Один скошенный красный глаз был закрыт, а другой прищурился. Казалось, он внимательно рассматривает Мураки.– Я чувствую в тебе кровь демонов, – бесстрастно сказал он. Трудно сказать, восхищал его этот факт, пугал или был совершенно до лампочки. – И что? Миткиэль один из Девяти, Демон второго ранга, хозяин. Стопроцентный, в отличие от тебя. Твоя демоническая кровь – капля в море. Плевок, как говорится. Практически… ничего. Миткиэль избрал его, и он подчинится. Это его прерогатива. А ты со своей четвертой частью не имеешь права требовать то, что принадлежит хозяину. Все это время я произносил контрзаклинание, стараясь не слушать, о чем они говорят. Однако… это немного грубо. Демоны высокомерны, я знаю, но могли бы и у меня спросить, чего я хочу. Готовы веками сражаться за то, что надеются получить, игнорируя сознательную волю и желания своей добычи. Со мной это не пройдет. Пусть поболтают… пока.Но Мураки этот разговор разозлил. Я как раз произнес последний слог заклинания; магическая волна начала движение к оцепеневшим зрителям, и в этот момент раздался мощный хлопок. Пол подо мной накренился; я сильно ударился о стену под экраном. Ошеломленный, я взглянул на Мураки. Его голова была в ореоле белого света, а из ладони вытянутой руки ударил столб серебряного пламени. Будто могучая птица, выгнувшая свои крылья вверх, к небесам. Гм… доктор немного перестарался, если не сказать больше. Пламя поднялось вверх, ударило Бальбана прямо в середину груди, снова отбросив эту пыльную мерзость к дальней стене, и охватило его целиком. Немного походило на водопад, беспощадно обрушившийся на скалы. Бальбан бился и кричал; крики отдавались эхом по всему залу. Я содрогнулся; моя душа яростно противилась происходящему. Я быстро перевел взгляд на Мураки. Его лицо было устрашающе спокойным, единственными признаками его ярости были зловещий изгиб нижней губы и сверкающий искусственный глаз, полускрытый волосами. Его атака вывела из строя целый ряд кресел, оставив обугленные, почерневшие обломки. Освободившиеся от заклинания зрители явно получили в этот вечер куда больше впечатлений, чем рассчитывали. Они поспешно покидали зал, и я рад был отметить, что никто не фотографировал. Это хорошо; легче будет потом стереть их воспоминания.Мне потребовалась целая минута, чтобы взять под контроль мои силы и встать. Мураки тем временем сгорел, как старая керосиновая лампа, и осел на пол, прижав руку к белой рубашке на груди. Сейчас он не был похож на себя. Глаза сумасшедшие, белые зубы оскалены…– Он. Мой! – гулко, точно проклятие, прозвучал его голос. Мураки поднялся на ноги, и в выражении его лица не было ни тени насмешки. Даже я сейчас не осмелился бы возражать ему.– Ты, ничтожный маленький червь! Ни ты, ни твой хозяин не заберут моего возлюбленного! Он тот, кого любит моя душа, я искал его всю жизнь и наконец нашел!Он сжал кулаки в ярости; кончики пальцев одной руки еще слабо светились. – Я уничтожу любого, кто посмеет попытаться завладеть им, потому что он мой. Пусть это убьет меня. И его я скорее предпочту увидеть мертвым, чем в руках у твоего хозяина.– Мураки… – позвал я, но он проигнорировал меня. Что-то стеснило мою грудь; не потому ли, что Мураки так безразлично воспринимал грозящую мне опасность. Нет… не похоже, что он очень любит меня. Как там сказал Пандора – Мураки не примет смерть, чтобы просто защитить мою жизнь. Но умрет, защищая свою собственность. – Он мой…– Только я могу убить его…Мы действительно не так уж отличаемся, не так ли?Невинные люди покинули зал, и я спокойно мог вызвать моих Хранителей. Но сначала надо убрать с дороги Мураки, не то они убьют его прежде, чем демона. Я сконцентрировался; когда сила достигла нужного уровня, я направил ее к доктору, вытянув руки. Все это заняло не больше секунды. В тот момент, когда волна настигла Мураки, Бальбан пальнул заклинанием String Cortex. Шесть огненных шариков, похожих на бусы; они появлялись прямо из крови демона и разрезали кожу, как нож – масло. Мураки громко вскрикнул, столкнувшись с волной, и ударил меня по голове, пытаясь помешать. Удар был сильным. На мгновение все поплыло у меня перед глазами, но затем исцеляющая сила помогла мне. Мы взлетели, и заклинание Бальбана повредило только напольное покрытие. По крайней мере, оно не повредило нас. Еще в воздухе я бросил Impermia, сотворив вокруг нас невидимый щит. И вовремя, потому что следующая атака Бальбана была куда мощнее первой. Три огненных шара, желтый, синий и красный; цвет означал различную температуру и поражающее действие. Все три врезались в невидимый щит. Удар потряс меня, и я приземлился в дальнем конце зала не очень удачно, ударившись ногами. Да еще вес Мураки… Однако он быстро вырвался из моих рук. – Болваны! – взревел Бальбан, неуклонно скользя к нам над сиденьями. – Если бы Миткиэль знал, сколько неприятностей вы доставите, он бы не тратил время на столь злобных созданий! Я снова тебя прошу, Цузуки: сдайся добровольно. Если согласишься, я пощажу твоего возлюбленного. Я вижу, что он слаб и не может восстанавливаться так же быстро, как ты или я. Ты бы предпочел не отягощать снова свою совесть чувством вины, не так ли?Тело Мураки напряглось; его гнев достиг предела. Следующие слова он буквально выплюнул:– Заткнись! Как ты смеешь торговаться с ним! Как смеешь обращаться к нему! Ты, мусор! Ты недостоин говорить с Цузуки, тем более делать грязные предложения!Я схватил его руку, чтобы он не сделал что-нибудь опрометчивое, например, не сжег нас обоих дотла серебряным пламенем. Никогда не видел его в таком гневе. Не совсем романтично, однако. Если честно, они походили на двух юнцов, хвастающихся своими мнимыми подвигами на заднем дворе школы, и все для того, чтобы произвести впечатление на девочку, которая, возможно, даже не знает их имен. Грустно.Я срочно переключился на второй уровень проникновения и заметил кое-что тревожное. Мураки вышел за пределы моей защиты. Если я это заметил, значит, мог и Бальбан. В любую секунду он мог атаковать и прикончить доктора.И почему я так беспокоился о его безопасности?Я дернул Мураки за локоть, притянув поближе. И даже не задумался, почему это делаю. Смерть Мураки избавила бы меня от многих проблем. Но, вопреки логике, я не мог позволить ему умереть из-за столь незначительного промаха и… от рук такого мерзкого демона.Мураки искоса взглянул на меня. –Цузуки-сан, ты должен призвать.Я и сам склонялся к такому решению, но слова Мураки подтолкнули меня. Закрыв глаза, я сосредоточился на ощущении мана у себя внутри, чувствуя, как разум переплетается с магической силой, как где-то внутри вспыхивает искра и возгорается пламя, поглощающее все мое существо. Призыв шикигами истощает духовно и физически, но ощущения при этом восхитительны, не сравнимы ни с чем. Я живу ради этих ослепительных мгновений. – Взываю к Двенадцати Богам, оберегающим меня… – я почувствовал, как что-то пробивается сквозь Impermia, а затем – колебание энергии, когда Мураки в ответ атаковал Бальбана. – Скорее, Цузуки-сан, – он выглядел спокойным, но голос был напряжен. Я подумал, что вызов ослабил щит, и Бальбан пытается его прорвать. Новый взрыв потряс щит, и я почувствовал жар. Надо было спешить. Скрестив пальцы, я прикрыл ими глаза; простой метод вызова без пентаграммы. Чары пронеслись сквозь меня и глубоко врезались туда, где в ином мире жили мои шикигами. Будто натянулась невидимая нить. – … Явись, Сузаку!Я видел это тысячу раз, и все-таки и сегодня это зрелище не перестает меня удивлять. Великолепный Феникс появился из пламени, которое его породило; огненные глаза сияли; сияли крылья и хвост, полностью осветив темный зал. Мураки осторожно взглянул на нее. Сузаку однажды уничтожила его собственного Хранителя, трехглавого дракона по имени Гидра. Думаю, он был теперь несколько обеспокоен, хотя его всегда впечатляла моя способность вызывать столь могущественные сущности. Увидев, как они взрывают целые здания и разносят их в щебень, любой станет осторожнее.– У него есть Сузаку! – яростно заскрежетал зубами Бальбан.Я щелкнул пальцами, и Сузаку тотчас повиновалась, кинувшись на Бальбана с силой самого Ада. Протаранив демона прямо между глаз своей большой головой, она пыталась отбросить его назад. Дым, из которого состоял демон, был почти неосязаемым, и Сузаку пролетела сквозь него. В отличие от демона, ее рефлексы были намного лучше, и ей удалось избежать столкновения со стеной. Слегка задев ее животом, Сузаку взмыла вверх и кружила над нами, как стервятник над умирающим животным, готовясь к следующей атаке. Горящие глаза Бальбана устремились на нас, прижавшихся друг к другу под изрядно потрепанным куполом защитного заклинания. Я физически ощущал гнев демона. И его страх.– Мой господин приказал мне вернуться с тобой! – напомнил он, растягиваясь, как меха аккордеона. – Я не хотел убивать, но ты не оставляешь мне выбора! Сейчас я искупаю тебя в крови твоего друга, а потом разделаюсь с этой мерзкой птицей! Ты должен подчиниться! Смотри, как я разобью твой жалкий щит и вырву тебя из его рук!Стена дыма рухнула на Impermia, как атакующая змея. Я громко вскрикнул, когда весь щит деформировался, и вскинул руки, изо всех сил пытаясь сконцентрироваться и залатать трещины. ?Тело? Бальбана целиком обволокло щит и препятствовало мне использовать мана.Я вздрогнул и присел на корточки, как можно ниже, с ужасом глядя, как прямоугольная пасть буквально пожирает щит, уничтожая самую суть моего заклинания. Трещины увеличивались. Куски щита отваливались от его зубов, как осколки стекла, и очень скоро появилась огромная прореха. Я видел, как губы Мураки шепчут какое-то заклинание, однако ему помешала пришедшая на помощь Сузаку. По крайней мере… я думаю, что ее намерение состояло в этом. Удар, колебание энергии, и облако дыма, бывшее Бальбаном, рассеялось. Мы находились прямо под огромной дырой; мои глаза расширились.– НЕТ!!! – заорал я. Столб огня двигался прямо на нас. Как будто кто-то плеснул маслом в костер или бросил зажженную сигарету в лужу бензина на заправке. Таков был эффект. Ни у нас, ни у остатков щита не было шансов. Странная тишина. Полное безмолвие. Ни грохота от взрыва, ни даже обычного потрескивания пламени. Вместо этого – мощная ударная волна. Она снесла щит и, набирая ускорение, обрушилась на меня. Я на мгновение лишился сознания; сила атаки была достаточной, чтобы полностью уничтожить меня, но большое, тяжелое тело Мураки заслонило и отбросило меня назад с линии огня. Он что-то кричал, когда его затягивало внутрь огненной воронки с силой, ломающей кости как спички; я видел язычки пламени на воротнике его рубашки. Борясь с новым обмороком, я неуверенно взглянул из-под руки Мураки на Бальбана. Он парил над нами, как побеждающий Король. Сила удара швырнула нас на стену под экраном. И все-таки мы были живы. Непонятно, как.Огромное черное свечение появилось из центра груди демона; оно закручивалось, и сквозь туман, окутывавший мое сознание, я ощутил силу этой атаки. Одного он должен спасти… Это не для меня… это для Мураки…Я вцепился в его рубашку слабыми руками, малейшее движение причиняло боль.– Хозяин рассердится, – тварь ухмылялась. – Ему бы понравилось играть с вами обоими… однако жертва должна быть принесена… со временем ты исцелишься, Цузуки. Это единственный способ убедить тебя пойти со мной. Молюсь, чтобы хозяин простил меня…– Пожалуйста, остановись! – задыхаясь, закричал я, чувствуя, как рот наполняется кровью. Я был ранен серьезнее, чем мне казалось. Я знал, что должен попытаться оттащить нас, но сил не было. Ни магических, ни самых обыкновенных. Черное свечение расширялось; Мураки обнял меня обеими руками. Его глаза горели. И тут кто-то щелкнул пальцами. Даже потрескивание огня не заглушило этот звук.Кто бы ни напал на Бальбана, это был прямой удар, и демон не успел защититься. Удар пришелся в самый центр спины; от шипения демона словно раскаленные иглы вонзились в сетчатку моих глаз, затем его тело рухнуло на пол и растеклось, как расплавленная ириска. Когда Бальбан умер, Сузаку вскрикнула и исчезла в вихре огненно-красных перьев, вернувшись на свое место в другом измерении. Однако удар нанесла не она. Я хотел обернуться, чтобы посмотреть, кто нас спас, но мое тело еще восстанавливалось, и я не мог двигаться быстро. Только сейчас, когда опасность миновала, я понял, что сделал Мураки, точнее, оценил в полной мере. Я сидел спиной к стене, и его тело полностью закрывало меня. Он бы принял на себя основной удар и сгорел, а меня в худшем случае только ранило бы.Дело не просто в чувстве собственности. Мураки – реалист, он знал, что удар не убил бы меня, но все равно пытался защитить. От боли, от раны… не от смерти.– Мураки… – прошептал я, говорить разборчиво мешала кровь. Не думал, что поймет… но он кивнул и уткнулся мне в изгиб шеи, откликнувшись на мой робкий призыв. Потом слегка отодвинулся, и я увидел глаза, очень светлые на черном, как у трубочиста, лице. Очки сломались, сеть трещин с одной стороны напоминала паутину. Казалось, ему трудно сфокусировать взгляд.– Цузуки-сан… ты можешь встать? – спросил он. Я быстро провел ревизию своих травм. Ушиб головы и плеч, ожоги на руках, боль в лодыжках. Кровь во рту, оказывается, от прикушенного языка. Могло быть намного хуже. А так не о чем беспокоиться. Серьезные раны, особенно магические, потребовали бы длительного лечения, а эти мелочи уже заживают. – Думаю, да, – пробормотал я, все еще ошеломленный ударом по голове. Потом моргнул, чтобы лучше видеть его. – А как ты? Удар был очень сильным. У тебя все в порядке?Он усмехнулся. – Спасибо, Цузуки-сан, ничего не сломано, но рубашке пришел конец. Жаль, кожа оказалась слишком нежной, но в целом лучше, чем я ожидал. Мы должны быть благодарны. – Невероятно, – произнес я, сдвинув остатки рубашки, чтобы рассмотреть его спину. Он на мгновение придержал мои пальцы на своей шее, где они заблудились, чтобы погладить серебристые пряди волос с обгоревшими в пламени Сузаку кончиками. Он был прав. Могло быть гораздо хуже. Он зашипел, когда я коснулся покрасневшей, все еще горячей кожи. Думаю, скоро она заживет, и даже волдырей не будет. Атака Сузаку должна была оставить ожоги третьей степени! Не связано ли это с кровью демона, текущей по его венам? Вдруг это она смягчила последствия, ведь обычному человеку подобные травмы нанесли бы значительный урон, и могли даже привести к смерти. Кто-то захлопал в ладоши.– Какой прекрасный Хранитель! Я впечатлен.Мураки быстро встал, увлекая меня за собой, и снова загородил своим телом… Шатаясь, с обожженной спиной, он все равно оттолкнул меня к стене, чтобы защитить. Я пытался вырваться, но он удержал меня так легко, будто я был ребенком. Я был вынужден встать на носки и смотреть на говорившего из-за его плеча. Пандора сидел на стене, смотрел на нас и аплодировал. Хотя должен был посочувствовать. Он именно сидел в центре боковой стены, вытянув одну ногу, так же легко, как муха, без всякой поддержки. – Миткиэль посылает своих лучших людей, вот это шоу! – воскликнул он, встал и пошел вниз по стене. Достигнув пола, он выпрямился и подошел прямо к нам. Он был одет по-новому. Массивные туристические ботинки, крошечные джинсовые шорты с оборванными краями и не менее крошечная белая рубашка без пуговиц, завязанная узлом. Да уж, Хисока никогда не показывал столько кожи… однако Пандора совершенно не был смущен. Он усмехнулся и поднял палец.– Бальбан был одним из самых выдающихся воинов хозяина, но называть его лучшим – это немного преувеличено. Тем не менее, от вас я ожидал большего. Хозяин всегда говорил: ?Цузуки – самый сильный шинигами Министерства! А Мураки – единственный смертный, владеющий магией! Маг-самоучка, так сказать. Черт возьми, такая репутация обязывает! Надеюсь, вы не очень смущены!– Чего тебе, паршивец? – нахмурился Мураки. Повадки Спайдермена ничуть его не напугали. Вскоре я понял, почему. – Цузуки-сан, я понимаю, что у твоего… друга было важное задание, и он не мог тебя сопровождать, но так ли уж было необходимо вызывать мальчика сюда? В конце концов, время уже не детское.– Мальчик? О, ты имеешь в виду Хисоку! – не сразу сообразил я. Ребенок нахмурился. – У меня уже развивается комплекс Хисоки, – хмыкнул он, откинув голову назад, как модная дива.– Сам виноват, зачем так похож на него! – возразил я из-за плеча доктора. Мураки протянул руку, чтобы заставить меня замолчать, затем обратил внимание на едва одетого парня, который теперь крутился на носках своих ботинок. – Мальчик… как тебя зовут? – очень осторожно спросил он; так спрашивают женщину, не беременна ли она, боясь ошибиться и обидеть. Пацан широко улыбнулся. Такой усмешки у него я еще не видел. – ПАНДОРА! – пропел он, прижав руки к груди и кружась на одной ноге, как балерина. Затем замер в эффектной позе – ноги на ширине плеч, рука на бедре – и уставился на Мураки. Немного похоже на Ватари, когда тот пытался быть серьезным. – А ТЫ, тот, кто еще не постиг волнующие тайны красочного и интересного гардероба, ты – Мураки Кадзутака. Я здесь сегодня вечером, чтобы встретиться с тобой!– Надо же, как мне повезло, – саркастически произнес Мураки. Мне наконец удалось вырваться из-за него. Я оказался лицом к лицу с мальчишкой; чтобы смотреть ему прямо в глаза, мне пришлось немного нагнуться, уперевшись руками в колени. Он с любопытством смотрел на меня. – А, Пандора. Мы разговаривали с тобой до этого, помнишь? В лифте?Он улыбнулся и кивнул.– Конечно, Цузуки-сан! Память у меня в порядке! Так что? Вы, я вижу, наслаждаетесь свиданием?– Наслаждались, пока не появился ты и эта дымовая шашка, – хмыкнул Мураки и оглядел беспорядок, оставшийся после Бальбана. Пандора понимающе кивнул.– Я должен был находиться здесь в качестве наблюдателя, не более того. Хозяин рассердится, но поймет, почему я так действовал. У Бальбана не было полномочий убивать кого-либо из вас, и особенно ему не разрешалось причинять малейший вред Цузуки-сану, – он пожал плечами все с той же странной, многозначительной усмешкой. – Как видите, у меня не было выбора. Я должен был убить его.– Совершенно верно, – согласился Мураки, подойдя ко мне. На его ладони я заметил небольшое серебряное пламя. – Пожалуйста, не забудь передать ему привет по дороге в Ад. Не стесняйся.– Мураки, нет! – закричал я, схватил его за запястье и вдавил его ладонь в свое тело. Пламя успело обжечь, прежде чем Мураки погасил его. Его лицо было бесстрастным, только уголки губ опущены, выдавая его гнев. – Никаких убийств! Ты мне обещал!– Цузуки-сан. Без сомнения, ты знаешь, что это за ?мальчик?, – рассудительно сказал доктор, глядя на Пандору, который снова кружился, закрыв глаза и раскинув руки. Как маленький ребенок. – Он демон. Точно такой, как тварь, только что пытавшаяся убить нас. Правильно будет убить его сейчас, пока он не доставил нам новые неприятности. Разумно, нэ? Ты же не оставишь в покое опухоль в надежде, что она сама рассосется? Ты знаешь, что она будет расти и становиться все опаснее для жизни. Не думаешь ли ты, что я буду колебаться хоть секунду, уничтожать или нет то, что для тебя, по моему мнению, смертельно опасно?– Нет, – ответил я, не задумываясь. Я знал, что он говорит правду. Мураки уничтожил бы целый народ, если бы думал, что мне грозит опасность. – Я не хочу, чтобы ты убивал, как прежде. И он… знаю, может он и не совсем ребенок, но… все же…Мой голос прерывался, слезы, горячие слезы потекли по щекам. – Хочу… я не хочу, чтобы кто-нибудь умирал из-за меня! Никогда больше! Ты так много мне обещал, и поэтому я здесь… рискуя всем, чтобы быть с тобой. Рискуя потерять друзей… жизнью, которая есть у меня сейчас, всем, что мне дорого… поступая вразрез с тем, во что я верю… Я хочу наконец жить в мире с самим собой. Не могу видеть этот твой взгляд – будто собираешься убить кого-то прямо сейчас. Я… я больше не могу. Знаешь, как близко я подошел к смерти в Киото? Если хочешь быть со мной, ты должен меня понять. Я не могу… не могу снова проходить через это!– Цузуки-сан… прости, я не имел в виду…– начал он и вдруг схватил меня в объятия. Я вцепился в остатки его рубашки. Она почти свалилась, и я прижался лицом к его обнаженной груди. Плоть была мягкой, а прикосновение к ней – невыразимо приятным. Я чувствовал себя больным… меня привлекал этот человек, а его нежность делала меня уязвимым. Всегда был бессилен перед добротой. И когда он обнял меня за плечи, мне стало еще тяжелее. Я всхлипнул, ненавидя себя за слабость.– Тогда ты больше никому не повредишь! – крикнул я, слабо отбиваясь. Но стучать по его груди – все равно что ударять по бетону, он не сдвинулся ни на дюйм. И мои слова вряд ли проникли глубже в его сознание. Я думаю, что только мои слезы как-то подействовали на него. – Ты заставляешь меня… ненавидеть себя самого. Я не могу справиться с этим! Я не могу… не могу!Я ударил себя в грудь, затем, вцепившись в его рубашку, зарыдал. А он ласково-ласково гладил меня по спине и волосам, бормоча что-то утешительное. Однажды я успокаивал так Хисоку. Когда доктор убил девушку, которая ему нравилась. Я подавил рыдание; мое тело трепетало в его объятиях, ногти впились в его раненое, обожженное тело. Он не жаловался, а просто обнимал так, как я хотел в глубине души – долго-долго.–Цуу-зууки? – невинно позвал Пандора. Я заметил, что он особенно произносил мое имя – ?ки? у него звучало как ?кей?, вместо ?з? он говорил ?с?, а вместо ?ц? что-то вроде ?тс?. Получалось ?Тсусукей?. По некоторым причинам я находил это милым. Он подскочил к нам, не обращая внимания на мрачный блеск в глазах Мураки, и нежно сжал мою руку. Большие голубые глаза тревожно моргали. – О, не плачь, Цузуки-сан, тебе больше не надо волноваться, ведь я здесь не для того, чтобы причинить тебе боль, верно?Я фыркнул, уткнувшись в рукав Мураки, и глаза Пандоры расширились.– Ты все еще плачешь! Э-э, прямо не знаю, что делать. Может, дать тебе кое-что? Да, я сделаю тебе подарок, чтобы тебе стало лучше! – он вытащил из кармана маленькую плюшевую игрушку и сунул мне в руку. Потом скрестил пальцы и выжидающе улыбнулся. – Это особенная вещь! Мне ее дал тот, кого я люблю, давным-давно. Очень давно, Цузуки-сан! Но все в порядке, она у меня была очень долго, и будет правильно отдать ее тебе, не так ли?Мы уставились на него, бормоча смущенно какие-то слова. Я медленно разжал кулак, чтобы посмотреть на игрушку. Круглая коричневая птица с желтыми глазами и почти черными штрихами на груди. Должно быть, сова. Она напомнила мне о годах, когда и у меня были привязанности. Как я воображал тогда. Один глаз отсутствовал. Действительно, бесценная вещь. Мои глаза вновь наполнились слезами. – Ребенок, я…Пандора замахал руками.– НЕТ! НЕТ! Больше не плачь, Цузуки-сан! Жаль, мне больше нечего дать тебе! Хотя… – он порылся в другом кармане и достал что-то. – А, вот он! Мне он очень нравится, но на самом деле он мне не особенно нужен. Возможно, ты перестанешь плакать, если у тебя будет это!Он протянул мне тщательно сложенный носовой платок. Небольшой, с вышитым тюльпаном. Я взял, не намереваясь оставлять его себе, и вдруг меня насторожил дизайн, показавшийся смутно знакомым. – Где ты это взял? – медленно спросил я. Он улыбнулся. – Неважно! Не имеет значения, если ты перестанешь плакать, нэ? Вот что важно! Он тебе нравится?Я провел пальцем по безупречно чистой ткани. Прищурившись, я пытался вспомнить, где мог видеть подобное раньше. Я не мог избавиться от тревожного чувства. – Это так похоже… – пробормотал я. Мураки поднял бровь.– Похоже на что? – спросил он, но Пандора прервал его, сложив руки под подбородком. – Аххххх! Я так рад, что Цузуки-сану понравилось! Ты можешь оставить его! У меня есть и другие сокровища, которые я могу носить с собой! Я счастлив, если счастлив ты! У меня на душе стало так хорошо! Действительно хорошо! – он улыбнулся и взглянул на экран, задумчиво поглаживая губы. – Ох… вот незадача. Фильм оборвался. А мне так хотелось узнать, чем все закончится. – Да… – тоже задумчиво пробормотал Мураки и взял меня за руку. Я все еще разглядывал носовой платок. – Мы как раз приближались к кульминации…Почему мне показалось, что он вовсе не о фильме говорит? Мураки повел меня к главному выходу, через который большинство зрителей покинуло зал. Пандора вертелся возле нас, напевая мелодию, которая отдавалась у меня в голове, как удары сразу нескольких колоколов. Я страдал от невозможности вспомнить нечто важное. Наверное, это от удара головой о стену.Мураки остановился, развернувшись и увлекая меня за собой. Мы уставились на Пандору, который стоял под аркой света, образованной лампочками. Я спросил себя, почему никто не поинтересовался, что заставило зрителей бежать, и предположил – Отдел Общественной Безопасности уже здесь и наводит порядок. Придется и мне давать объяснения, когда выйдем отсюда. Мураки сердито посмотрел на Пандору. – Ты собираешься пойти с нами, так? – возмутился он. Глаза Пандоры сделались круглыми и заискивающими. – Ты… ты собирался оставить меня здесь, Мураки-сан?Мураки подтвердил это молчанием и злобным видом. Длинные голые ноги Пандоры согнулись, он весь ссутулился; дрожащая нижняя губа и влажные, еще более круглые глаза дополняли картину. Казалось, он на грани истерики. – После того, как я… – он икнул. – После того, как я спас тебя от Бальбана и всего остального, ты просто оставишь меня?– В общем, да, – нетерпеливо сказал Мураки и повернулся, чтобы снова уйти. – Ты должен быть благодарен, что Цузуки-сан убедил меня не обрывать твою ничтожную жизнь здесь и сейчас, не то я бы решил эту проблему пять минут назад. Теперь иди своей дорогой. Возвращайся к хозяину. – Он не позвал меня… – прошелестел Пандора, чуть приблизившись. Брови Мураки дрогнули. – С другой стороны… я пришел сюда только для того, чтобы убедиться, что вы оба честно ведете бой. У меня не было приказа сражаться с вами, так что беспокоиться не о чем, понимаете? Пандора засмеялся. – Ты понимаешь, верно? Я не причиню тебе вреда! Просто еще не хочу возвращаться к Миткиэлю – он рассердится, а ему бывает немного трудно сдержать свой гнев. Может быть, я могу немного побыть с вами? Ведь я пока не должен сражаться с тобой! Стало быть, нет причин, по которым я не могу побыть с вами, так?– Так твой хозяин – Миткиэль… – пробормотал я и сделал паузу, чтобы выплюнуть кровь. Пандора кивнул, и я смог продолжать. – Может быть, ты скажешь, что он хочет от нас?Пандора смутился и почесал подбородок. – От нас? – он посмотрел вверх и почесал голову. – От нас?Он моргнул.– От НАС? Вот оно что! ОТ НАС!Я ничего не понял, но Мураки кивнул с сахарной улыбочкой.– Проблема заключается в самом вопросе, Цузуки-сан, – объяснил он; Пандора сделал себе кроличьи уши и забавно шевелил ими. – Ты должен спросить более конкретно. Его хозяин, вероятно, велел ему не отвечать на вопросы, касающиеся его намерений, но если ты придумаешь, как можно обойти запрет…Пандора ухмыльнулся и поднял вверх палец. – Всегда есть лазейка! – радостно возвестил он. Я осторожно сунул подарки Пандоры в карман и немного почистил свой костюм, прежде чем начать разговор. Рука Мураки все еще крепко обнимала меня за плечи, и я не мог подойти поближе.– Так что же твой хозяин… хочет от Мураки и от меня конкретно? – спросил я. Глаза Пандоры стали широкими и немигающими. Наконец он безнадежно пожал плечами с виноватой улыбкой.– Ой, извини, Цузууууки-сан, но на этот вопрос я не могу ответить! Хотел бы, но у меня будут ужасные проблемы, и я надеюсь, ты этого не захочешь!Его лицо на мгновение стало тоскливым и озабоченным. – Ты же не хочешь, чтобы я пострадал, не так ли, Цууузуки? Я имею в виду, что мог бы сказать, если бы ты хотел, чтобы я мучился! Если ты снова начнешь плакать, я скажу, потому что не хочу, чтобы ты грустил! Но хозяин может быть таким злым! Даже занимаясь со мной любовью, он может быть очень злым со мной! Так что можно, я не скажу? Это будет здорово! Ты же не расстроишься, правда?– Ты бы заткнулся, малыш? От твоего крика у меня голова заболела, – зарычал Мураки, потирая лоб. Пандора побледнел. – О, прости! Я был очень гадким?Я все еще обдумывал его слова и пропустил этот короткий обмен репликами. – Твой хозяин занимается с тобой любовью?Пандора кивнул; Мураки насмешливо фыркнул.– Понятно. Так ты шлюха демона, – презрительно выплюнул он. Лицо Пандоры исказилось. – Ты – домашнее животное. Такие… детишки вроде тебя продадут душу за шанс стать собакой демона.Лицо Пандоры в ответ на эти слова неуловимо быстро изменилось; развратное выражение, насмешка в глазах, нарочито елейный голосок, ироничный, но без малейшего намека на отрицание. Он не возражал против заявления Мураки, но и уступать без боя не собирался. Если я правильно его понял. – Разве это немного не лицемерно, Кадзу? – промурлыкал он, и я был удивлен столь личным обращением. Мураки напрягся; пальцы впились в мое плечо. – В конце концов, вы здесь занимаетесь тем же самым – приручаете зверушку. В чем разница между вами и Миткиэлем? Никакой, как видите.Глаза Мураки широко раскрылись, и ужас на его лице потряс меня. – Почему ты назвал меня так?– Ты до сих пор не понял, Мураки?– Почему?!Пандора хмыкнул. – О, я знаю о тебе гораздо больше, Кадзутака. Ты увидишь. Понимаешь, шестнадцать лет – ничто. Время ничего не значит для мертвых. Время ничего не значит для проклятого, мой бутон розы.Мураки сделал шаг назад. В лице его не осталось ни кровинки. Он был бледен, как призрак. – Мураки? – позвал я. Точно переключатель щелкнул где-то внутри Пандоры – так внезапно он изменился, снова став бесшабашным и оживленным. – О, прости! – хихикнул он, прижав руки к коленям. – Иногда на меня находит! В любом случае, может, нам стоит продолжить этот разговор в другом месте, как думаешь?– Держись от нас подальше, – прошипел Мураки. У гремучей змеи не получилось бы лучше. Пандора выпрямился и склонил голову набок, удивленный и обеспокоенный. – О, Муу-раа-кей! Что случилось? – недавно он так же протяжно произносил мое имя. Знакомая манера. Когда-то я знал кого-то, кто произносил имена людей в такой же милой манере, детской и заботливой одновременно. Почему-то это поразило меня. – Я не нравлюсь… тебе?Казалось, он готов заплакать. Плечи его сгорбились, он кусал нижнюю губу, сжимая руками подбородок. Я почувствовал жалость и двинулся к нему, но Мураки грубо оттащил меня и потянул к двери. – Не подходи к нему, – приказал он; мы вышли на улицу. Яркий свет ослепил меня, кровь запульсировала в висках. – Просто поверь мне. Он опасен. И это мне говорит недавний социопат. Пандора продолжал мрачно смотреть на нас, и я по-прежнему думал, что он вот-вот заплачет. И он не обманул моих ожиданий – в ту же секунду, как мы переступили порог, он побежал за нами, как потерявшийся ребенок в супермаркете. Слезы так и катились по его лицу.– Цуу-зууки-сан! Муу-раа-ки-сан! Пожалуйста, подождите! – он взмахнул руками, будто намереваясь обнять нас. Я обернулся и заметил кое-что странное.– Осторожно, пацан! – закричал я, когда Бальбан поднялся из-за его спины. Злоба и ненависть бушевали в его глазах. Пандора бросил взгляд через плечо и оцепенел. Затем, опомнившись, начал отступать к выходу. Он был так близко, что я видел, как его трясет.– ВЕРНИСЬ, ТЫ, СВИНЬЯ! ПРЕДАТЕЛЬ! – взревел Бальбан, и два его самых больших зуба начали расти, как в плохом кино о вампирах. Пандора всхлипнул и еще раз постарался прорваться к выходу.Створки дверей сошлись прямо на его лице. Точнее, пытались, потому что в последнюю секунду я ухватился за дверную ручку и потянул изо всех сил. Магическая сила, противодействующая мне, была невероятной! Неужели это Бальбан? Ведь он уже ослаблен, и его концентрация не может быть достаточной…Когда Пандора протянул ко мне руки, оставался зазор не более фута. Я почти не видел его. Он пытался ухватиться за планку двери. Не могу сказать, чтобы открыть дверь или просто удержать ее. В любом случае, он не смог. И его руки начали царапать мои запястья, оставляя длинные кровавые следы поверх моих шрамов. Преодолевая отвращение и желание оттолкнуть эти навязчивые руки, я напрягал все силы, чтобы удержать дверь. Сила противодействия была огромной! Мои ноги скользили по ковру, а зазор все сокращался. Скоро в нем не будет места даже для тонких рук Пандоры.– ЦУУ-ЗУУКИ! – завопил Пандора, цепляясь за меня еще яростнее. Бальбан, должно быть, приближался. – ПОМОГИ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА!– Мураки! – обернувшись, закричал я. – Помоги мне открыть эту дверь! Скорее!Он скрестил руки на груди и посмотрел на меня. И все. – Мураки? – неуверенно позвал я.– Я не собираюсь помогать этой… вещи, – выплюнул он; пальцы впились в ткань рубашки. Рукава задрались еще выше, обнажив еще немного кремовой кожи. Створки сдвинулись еще на дюйм, и крики Пандоры стали громче. – МУРАКИ! – пот выступил у меня на лбу. Еще немного, и Пандоре отрежет руки по локоть. – Ты… ты обещал! Ты мне обещал! Я НЕ МОГУ ПОЗВОЛИТЬ КОМУ-ТО УМЕРЕТЬ ИЗ-ЗА МЕНЯ! Ты меня больше не понимаешь!Что-то вспыхнуло в его здоровом глазу. Что-то всколыхнуло его самого. Что-то, потрясшее его.– Ты поможешь мне! – взревел я; сухожилия на моих руках едва не лопнули. – Ты поможешь мне, или я никогда не прощу тебя! Мне плевать, что ты имеешь против этого парня, но я хочу, чтобы он выжил, чтобы узнать это!Он развел руки, но все еще колебался. Мое терпение иссякло. Я вспомнил о том, каким нежным он был, как целовал мои шрамы, вспомнил одинокую слезу на его щеке. Могло ли это быть игрой? Вероятно. Но если он хочет продолжения, ему следует слушаться меня. Уж столько власти над ним я имею. – Мураки!Он очнулся от транса и подошел ко мне. – Дерьмо, – зарычал он, направив руки к дверям. Напряжение на его лице нарастало по мере того, как он тянул дверь к себе. Створки начали открываться, но слишком медленно. Руки Пандоры бились, как рыба на крючке, рыдания были отчаянными, как у ребенка, которому приснился кошмар. Меня убивал тот факт, что я не могу просто оторвать двери и унести его. Мои глаза горели, внутри все сжалось в комок от страха. Адреналин в крови зашкаливал. Я так боялся за него, за этого мальчишку, который относился ко мне так мило и ничего плохого мне не сделал. – Цуу-зууки! – закричал он, и его рука в последний раз схватила меня за запястье. Я посмотрел вниз и сквозь темную щель увидел огромные голубые глаза, сиявшие от слез. А вокруг клубы темного дыма. Я чувствовал, как дрожат его пальцы возле ремешка от часов. – Нет… я не хочу умирать!Я закричал и отшатнулся. Волна крови вырвалась из щели, покрыв нас от лица до груди. Пандора кричал и плакал; дверь захлопнулась, лишь клубы дыма просачивались наружу. Кровь стекала с покрашенной в синий цвет двери, капая на ковер, а я все стучал по ней кулаком, дергал за ручки и звал мальчика. Меж тем крики стихли. В глубине души я знал, что он уже мертв.Но я все еще пытался добраться до него. Я царапал дверь, бил в нее руками и ногами, пока Мураки не подхватил меня, всего израненного, и не унес. Я боролся и с ним тоже, но, в конце концов, рухнул в его теплые объятия, лишившись сил. Я не успел даже поговорить с сотрудниками Отдела Общественной Безопасности. В машине я пришел в себя настолько, что смог дотронуться до носового платка в моем кармане. Того, с вышитым тюльпаном. Я вспомнил, где видел его. Моя сестра вышила его для меня. Почти сто лет назад. Я был ребенком, а она была моим единственным другом. Оны вышила его для меня, и я вложил его ей в руки, перед тем как крышка ее гроба захлопнулась, и ее опустили в холодную землю. Слова Пандоры за секунду до того, как Бальбан убил его… это были ее слова. Слова, заставившие меня кричать.Она произнесла их… когда я убил ее.