Глава 9. Маленькие постыдные секреты (Ватари – Цузуки) (1/1)

Я принял душ. Холодный – все благодаря Ории Мибу. Его дерзость и сексуальные провокации… и это в то время, когда я изо всех сил пытаюсь сдерживать себя! За кого он меня принимает? За женщину? Я не могу вечно бороться со своими гормонами! Глупо было бы рассчитывать на это. Излишне говорить, что после душа я почувствовал себя прекрасно. Холодная вода отлично заглушила мой чувственный голод, смыв грязь с моего тела и заодно очистив мой разум. Я оттер сладко пахнущим гелем каждый дюйм моего тела, помыл голову шампунем и проверил ноги – не нуждаются ли они в бритве. Затем вырвал несколько волосков на лице и снял остатки макияжа.Обернув полотенце вокруг талии, я вышел и следующие несколько минут подсушивал волосы, удаляя лишнюю воду. Увлажняющий крем, дезодорант и специальный лосьон, облегчающий расчесывание волос… Мои локоны струились по спине, агрессивно наезжая друг на друга и протестующее огрызаясь. О, эта ежедневная война с собственными волосами! Как они сопротивлялись, когда дело доходило до расчесывания!Гушошину не хватило такта дать мне хотя бы небольшой перерыв. Когда я вышел из ванной, он неодобрительно пробурчал что-то из-за ноутбука. Как он ухитрился установить бóльшую часть оборудования за те пятнадцать… ну ладно, двадцать минут, что я провел в душе? Пусть только скажет, что на мне слишком много грязи, чтобы ее можно было смыть… о нет, нет, нет!– Что?! – воскликнул я, замахнулся на него полотенцем и затем снова обернул его вокруг талии. Птица тряхнула головой.– Просто… ты человек, – он казался озадаченным. – Я думал о словах Теразумы-сан. Я только теперь понял, как он был прав.– Да неужели? И что он сказал? – спросил я, выудив расческу из своей сумки и направляясь в ванную, где было зеркало. Ория любезно представил нам роскошный номер, с отличным видом, огромный и с собственной ванной. Там было даже джакузи. Не могу подобрать слов для его описания. Оно было очень большим, достаточно большим даже для трех и более взрослых, и еще поместилась бы парочка карликов. Настил из темного кедра, регуляторы температуры и напора воды, струи бьют с двух сторон… Душевая кабина тоже была несуразно большой. Предыдущий жилец был гигантом, или же Ория просто что-то компенсировал таким образом? Я надеялся на первый вариант.Гушошин отвлекся от своего занятия, чтобы посмотреть в сторону ванной.– Теразума-сан сказал, что он понимает, почему ты и Цузуки-сан так хорошо ладите. Если я правильно запомнил, его точные слова были: ?Один из них думает только о своем желудке, а другой озабочен только тем, что висит под ним?.Я чуть не выдернул все свои волосы.– Гушошин! – возмущенно закричал я. – Как ты можешь повторять столь пошлые высказывания! Я поражен отсутствием у тебя чувства приличия! Да будет тебе известно, так, для справки, я думаю не только о своем желудке!Гушошин смахнул капли пота.– На самом деле… думаю, ты относишься ко второму типу.Это высказывание я проигнорировал и приступил к делу, распутывая свои волнистые волосы. Ория может считать их красивыми (вспомнив об этом, я ощутил трепет), но заботиться о них чертовски неприятно. Иногда больше, чем оно того стоит. Это трудоемкий процесс, и обычно я делаю это перед телевизором. Или хитростью заставляю Цузуки сделать это для меня. Подкупив его конфетами или пирожными, я пристаю к нему до тех пор, пока он не согласится заплести мне французскую косичку. Жестоко, да, но думаю, что любая женщина меня поймет.Я закончил с волосами примерно за восемь минут, для меня это рекорд. Я думаю, помогло то, что всего несколько часов назад я уже проделывал это. Хотел уложить волосы феном, но потом решил, что не стоит, даже если Ории нравится на них смотреть. Я ведь собираюсь осматривать тела. Непрактично будет делать это с распущенными волосами. Поэтому я закрутил их в тугую косу, убрав даже пряди вокруг лица и челку. Водрузив на нос очки, я принялся копаться в сумке в поисках чистой одежды.Я потратил чересчур много времени, обдумывая слова Ории о том, что я буду отвлекать клинтов. Я ни на секунду не поверил, что это настоящая причина, по которой он просил не присылать меня. Теперь я знал, что истинная причина не в том, что он неверно судил обо мне, и это успокаивало. Я хотел нравиться Ории и преуспел в этом. На данный момент. Что же тогда?Может ли быть, что он знал?Я отогнал эту мысль и продолжил рыться в сумке. Нет, ну никак он не мог знать о ней. Если он не знал даже о том, что я был женат… вряд ли ему было известно что-либо о моей жизни до того, как я стал шинигами.Я хватался за соломинку – довольно хрупкую, ненадежную соломинку. Да нет, у Ории была более серьезная причина, наверняка связанная с его бизнесом. И дело вовсе не в его забавном замечании о том, что клиенты будут уделять внимание мне, позабыв о гейко. Лестно, конечно, но это неправда. Я симпатичный, но не так красив, как Мураки. И я уверен – дела шли отлично, когда он гостил здесь. Опять же Мураки… а может, и нет. Что мне известно? Ладно, подумаю об этом позже. Прямо сейчас передо мной важная дилемма – что надеть? Какую одежду принято носить в окии? Ория носит старомодное кимоно, но на мне оно будет смотреться абсолютно глупо и несексуально. Для него я недостаточно высок и широк в плечах. Мне нравилась яркая, плотно облегающая одежда. К тому же, я хотел произвести хорошее впечатление, чтобы забылось мое злосчастное появление у порога в виде пирожка с грязью. Могу ли я вообще понравиться Ории? Он не похож на человека, способного прыгнуть на кого-то только потому, что услышал, что он ему нравится.Я сильно ударил себя по голове; Гушошин аж подскочил. Черт, снова я отвлекся. И чего я так волнуюсь? Судя по его поведению, он не прочь узнать меня лучше. Если не считать его плохой вкус в выборе театра, я не нашел в нем ничего, что бы мне не понравилось. На мгновение я закрыл глаза и вспомнил, как он прижался ко мне во время падения со ступенек. Каким бы любовником он был? Не думаю, что очень страстным; скорее контролирующим себя и очень нежным, но в то же время достаточно умелым, чтобы удовлетворить… При мысли о его прекрасном обнаженном теле, прижатом к моему, что-то настойчиво зашевелилось внутри меня.ХЛОП!– Плохой Ютака, – обругал я сам себя. Гушошин от испуга чуть не упал со стула. Нервы у этой птицы хрупкие как стекло. Мне пришлось напомнить себе, что дело не сделается, пока я сижу тут на мокром полотенце и мечтаю о развратных развлечениях с сутенером. Пришло время одеться и идти на осмотр. Я достал охапку одежды, уделив особое внимание купленной недавно, прошлым вечером. Выбор одежды для меня был всегда ограничен – из-за шрамов, особенно на руках. Обычно это были водолазки с длинными рукавами… а ведь когда-то я любил демонстрировать свою безупречную кожу. В итоге я выбрал темно-синюю водолазку без рукавов и надел ее, обрадовавшись, что она идеально мне подошла.Неплохой верх найден. Хотя я никогда не занимался спортом (помимо плавания), мне повезло с обменом веществ; благодаря этому у меня стройная фигура и даже кое-какие мускулы на животе и груди. Хотя до Цузуки в этом плане мне далеко. Как несправедливо, учитывая, сколько нездоровой пищи он поедает, и вообще...Потом из небольшого пластикового пакета я извлек милые маленькие вещицы, приобретенные в том же магазине: темно-синие рукава до локтей, к которым прикреплялись перчатки без пальцев. Все это надежно скрыло мои шрамы, хотя следовало быть особенно осторожным, чтобы вся эта конструкция не сползала вниз. Не хочу, чтобы Ория увидел эти отметины, прежде чем это станет неизбежным. И тогда, надеюсь, он будет слишком занят, чтобы их заметить.Я занялся нижним бельем, раздумывая, стоит ли надеть стринги поярче. Маловероятно, что я смогу продемонстрировать их Ории сегодня: надо быть реалистом. С другой стороны, события развиваются так быстро… Я определился, выбрав желто-сине-белые боксеры, снял полотенце и аккуратно натянул их на бедра. Присутствие Гушошина меня не смущало, я знал, что он не станет подглядывать. Анатомия человека не интересует этих существ; он по-прежнему был сосредоточен на экране ноутбука. Я мог бы носиться голым по комнате с криками: ?Вот он я!? и сомневаюсь, чтобы он хотя бы раз взглянул на меня.Благополучно натянув боксеры, я втиснулся в узкие черные джинсы, повоевав немного с кнопками и молнией. Ну, наконец-то я готов.– Гушошин, я ухожу осматривать тела, – объявил я, подбирая необходимые материалы. К сожалению, я должен быть очень осторожен, чтобы не подвести Орию и Министерство, когда полиция начнет собственное расследование. Рано или поздно она обо всем узнает. Догадываюсь, что сейчас дело заморожено благодаря связям Ории. – Пока я буду там, хочу, чтобы ты поискал кое-что для меня. Мне кажется, я знаю, кто из демонов замешан в этом деле.– Уже? – Гушошин удивленно посмотрел на меня. – Быстро. Хотя ты всегда быстро работаешь, когда дело касается идентификации демонов.– Ну, это моя маленькая фишка, что я могу сказать, – усмехнулся я. – Если можешь, поищи любую информацию о демоне Миткиэле. По буквам – М-И-Т-К-И-Э-ЛЬ. Все, что мне известно на данный момент, – это Демон Наказания. Мне надо знать его форму, нынешнее местонахождение, силу, характерные признаки и так далее.– Ты знаешь, что я сделаю все возможное, – пробурчал Гушошин, входя в базу данных Министерства. – Но если ты не знаешь, держу пари, не знает никто, Ватари-сан. Ты у нас ходячая энциклопедия демонов, если что.Изрядная доля самоиронии прозвучала в моем смехе.– Полагаю, что так. Все же сделаешь это для меня? Мне очень нужно.– При условии, что ты займешься делом и не потратишь все свое время, заигрывая с нашим работодателем, – проворчал Гушошин, бросив на меня предостерегающий взгляд. Я собрался было протестовать, отстаивая свою невиновность, но он просто отмахнулся. – Даже не начинай, а то ни один из нас ничего не сделает. Просто иди, прямо сейчас.– Хорошо, – кивнул я, подошел к 003, спавшей на моей подушке, погладил ее по голове и улыбнулся.– Не волнуйся, 003. Я скоро вернусь, а до тех пор отдыхай. У тебя был длинный день. 003 ухнула во сне, словно соглашаясь, затем на мгновение проснулась – только чтобы нежно куснуть мой палец. Это напомнило мне, что нужно найти магазин, где продают мышей. Для нее мышиное мясо – как торт, и она не может долго жить без него. Уверен, она бы и меня съела, если бы могла.Ория ждал меня за стойкой регистрации, как и обещал. Он разговаривал с Акеми, но когда я подошел, все их внимание сосредоточилось на мне. Мне стало немного неловко, и я порадовался, что остальных гейко нет рядом. У меня возникло ощущение, что во время расследования мне придется тесно общаться с парочкой, которая находилась сейчас прямо передо мной.– Привет, милый, – сияющая Акеми наклонилась и чмокнула меня в щечку. Очевидно, в знак того, что я принят в их компанию. Меня заинтересовал цвет ее волос. Я всегда интересовался теми, у кого волосы такого же цвета, как у меня. Я был блондином со светло-карими глазами, а она – голубоглазая блондинка, хотя черты ее лица были скорее японскими, нежели европейскими. Полагаю, она полукровка, как и я. Всю правду о ее происхождении я узнал намного позднее.Ория бросил на меня уже знакомый взгляд – тот, которым смотрят на идиотов, которые считают себя очень умными. Позднее я понял, что он никогда не имел в виду как-то принизить меня. Этот взгляд означал желание подразнить.– Собрался пойти в особенное место? – спросил он, подняв бровь. Я хмуро посмотрел на него, чувствуя, что начинаю закипать.– Вообще-то я собираюсь исследовать тела трех убитых девушек. Такой ответ тебя устроит?Ория выглядел слегка раздраженным. Могу понять. Обычно я никогда не бываю резок с людьми, но сегодня я немного уязвим. Я был в шаге от слишком знакомой ситуации.– Не принимай мои слова близко к сердцу, – проворчал он, взяв меня за руку выше локтя. Я почувствовал трение мозолей на его ладони о мою обнаженную кожу. Приятное ощущение. – Ну, можно ли быть таким чувствительным? Нет ничего смешного в том, что здесь произошло, я это знаю, но если я позволю взять этому верх, мне не выбраться. Я должен быть сильным. Так что… может, ты попробуешь немного сдерживать свой суровый характер? Мне было достаточно сложно справиться со всем этим. Пожалуйста… просто относись ко мне немного мягче.Его слова сгладили острые углы. Мне пришлось напомнить себе, что ему мой гнев показался совершенно неоправданным. Он же не знал. Он знал этих девушек, а я был для него очередной трудностью, создающей помехи. То, что он открыто попросил обращаться с ним осторожно, было настолько неожиданным для такого человека, как он, что я не сразу отреагировал. Его чувства были схожи с моими. И никто из нас не шутил.– Извини, – сказал я; внезапно мне стало очень стыдно, и я опустил голову в знак уважения и раскаяния. – Просто это сильнее меня, вот и все. Уверен, ты понимаешь.Он кивнул, и я отважился слегка погладить его по груди.– Я постараюсь сделать это как можно быстрее, хорошо? Потом ты сможешь забрать их отсюда, – Ория снова кавнул, повернулся к Акеми, и мои пальцы соскользнули с его груди.– Я покажу Ватари-сан эту комнату. Убедись, что никого из девушек нет поблизости. Никто не должен видеть это снова. – Да, красавчик, – она глубоко поклонилась Ории и мне. Я смотрел, как она поворачивается и уходит, затем перевел взгляд на ее высокого хозяина.– Ах, да, ты мне напомнил, – вдруг сказал он, обошел высокую стойку и достал что-то с полки под ней. – Здесь твоя униформа. Ты должен ее носить, пока работаешь здесь администратором… да, вот она. Ория повесил форму на руку, чтобы я мог оценить. Я с сомнением оглядел ее. – Вижу… ну, просто загляденье.Не знаю, чего я ожидал, но точно не этого. К моему разочарованию, униформа выглядела довольно обычно. Впрочем, вполне неплохо: черные брюки, жилет с V-образным вырезом и белая рубашка с длинными рукавами. Но ничего особенного. Я с трудом сглотнул. – Я буду похож на дворецкого.Ория засмеялся и положил форму обратно.– Да нет, гораздо лучше, – заверил он. Я пожал плечами, отнюдь не убежденный его словами.– Поверь мне. Жаль, но скорее всего, она будет тебе мала… теперь я это вижу, – приложив палец к подбородку, он задумчиво оглядывал меня сверху вниз, пока мне не захотелось придушить его.– Хотя… может быть, просто будет немного тесно облегать бедра и… выше, – объявил он наконец, удрученно качая головой. Я, напротив, сразу оживился. – Ну, если подумать… теперь я вижу, что все не так уж плохо.Узкие брюки предполагают, что некая часть моей анатомии, та, что сзади… станет объектом внимания более пристального, чем Мона Лиза. И хватит об этом.Ория снова засмеялся и, обогнув конторку, подошел ко мне. Ни в его голосе, ни в глазах не было больше смеха. Казалось, он только сейчас вспомнил, чем мы собираемся заняться.– Следуй за мной, – сказал он суровым голосом ветхозаветного пророка и направился в уже знакомый коридор. Только теперь я заметил, как там темно и холодно. – Сюда.Я глубоко вздохнул и последовал за ним в тень.******************В свое время я осмотрел множество тел. Я мог бы сдать экзамены на должность медика в Отделе Вызовов Министерства, но это было бы не совсем то, что вы привыкли называть врачом. Ну, или с большой натяжкой (хотя временами я притворяюсь врачом, просто чтобы похвастаться, ну, вы понимаете). При жизни я недолго обдумывал идею получить медицинское образование, но в итоге решил стать механиком, потому что моей истинной страстью было изобретать и мастерить. Резать трупы, чтобы определить причину смерти, – это не для такого слабака, как я. Став шинигами, я должен был преодолеть свою слабость, чтобы выполнять свои обязанности.В качестве ученого и медика я имел дело с телами взрослых, стариков и детей. Все они умерли сверхъестественной смертью, так что никто из них не выглядел нормально. Жертвы вампира, удушенные, зарезанные, обезглавленные, разорванные на части, с внутренностями, выпавшими из животов… список можно продолжать долго. Некоторые случаи были более жестокими или душераздирающими, чем другие, но все они были далеки от нормальности.Я был уверен в себе, что немаловажно в моей работе. Стоя на пороге прóклятой комнаты, я смотрел на три тела на полу, покрытые белыми простынями. У кого-то хватило такта прикрыть их. Нарисованная кровью пентаграмма, против ожидания, представляла собой не шестиконечную звезду, принятую в черной магии, а старомодный пентакль: в центре шестиугольник, и на каждой его грани – растянутый треугольник. В середине шестигранника помещался круг; в нем и в каждом из треугольников было что-то неразборчиво написано. Послание от демона.Я достал камеру и сделал несколько снимков, стараясь, чтобы письмена вышли покрупнее. Пахло кровью, хотя тела еще не начали разлагаться благодаря бальзамическим чарам, которые наложила Джун Такамия. Я взглянул через плечо на печально-мрачного Орию.– Что в точности там написано? – тихо спросил он, неловко проведя пальцами по горлу. Я помахал в воздухе моментальными снимками до их полного проявления, затем поместил каждый в отдельный полиэтиленовый пакет для дальнейшего изучения. Присев около ближайшего треугольника так, чтобы мои ноги ничего не скрывали, я наклонился ниже, чтобы разобрать написанное. Мое зрение порой может быть настоящим тормозом. – Похоже на почерк старого Люцифуга (премьер-министр Ада – прим. переводчика), – пробормотал Ичибана. Я удивился тому, что он не спит, – ночка-то была бурной. – Однако нажим совершенно другой. Это может быть демон более низкого уровня.Я кивнул. – Ты прав. Это не похоже ни на одну печать из тех, что я видел… здесь как будто смешали несколько подписей.– Подумай, кто может попытаться запутать тебя?– Политика сдерживания была бы мудрым шагом для того, кто совершил это убийство. Моя предварительная гипотеза – три девушки были использованы в качестве жертв для того, чтобы призвать демона.– То-то и оно. Но мне кажется, здесь только внешнее сходство с ритуалом вызова. Ловушка. Что-то еще происходит здесь.– Согласен. И способ очень подозрительный, на мой вкус.Ория моргнул, явно смущенный. Я по возможности быстро ввел его в курс дела, объяснил суть нашего разговора и наличие постоянного попутчика. Я попытался масимально все упростить, но думаю, в голове у Ории все перевернулось.– Итак, ты думаешь, что этот текст… – Ория указал на пол. – И эта пентаграмма… использовались не для вызова?Я кивнул.– Ну… в любом случае, не для одного демона.– Откуда ты знаешь?– По виду этого текста, дорогой! – воскликнул я так, как будто любому идиоту и даже его собаке к этому моменту должно быть все ослепительно ясно. – Вот, например, эта линия. Демоны говорят на разных языках – в точности, как люди. Демоны разного уровня имеют свою письменность, разговорный язык, даже акцент и произношение. И эти языки никогда не смешиваются. Эта строка должна означать закодированное Заклинание Паралича, так как она помещена в треугольник с правой стороны пентакля; считается, что там заключена физическая сила и энергия мана демона. Заклинание Паралича удерживает демона внутри пентакля, делая его неподвижным, в то время как Сахир, или заклинатель, отдает приказы.Я провел пальцем в воздухе над линией, бормоча слова перевода, и усмехнулся.– Обычно Заклинание Паралича состоит из трех и более строк. Первая строка – Призыв, вторая представляет собой намерение Сахира, и третья – Ловушка. Но здесь совершенно иная картина. Четыре строки, и их структура указывает на то, что это не символ вызова, а скорее подпись. И тот факт, что присутствуют четыре строки… ну, по меньшей мере, это необычно…Джинн в моих очках хихикнул. Ория был по-прежнему озадачен.– Хорошо… и что это означает?Я пожал плечами, гадая, что так насмешило джинна.– Подписи или печати имеют только одну характерную деталь. Это уникальное изображение, помещенное в двойную сферу. Но эта печать… если это печать, содержит четыре, что затрудняет идентификацию соответствующего демона. Я такую вижу впервые… или наш ?демон? пытается скрыть свою истинную личность, перемешав части имен других обитателей Преисподней, или… просто пытается прикрыть свою задницу.Ория тихонько хмыкнул и почесал затылок. Я еле удержался от нового прикосновения к его груди, мысленно надавав себе по щекам. Потом. Сейчас я на работе. – В этой комнате что-нибудь передвигали? – спросил я. Это был обязательный вопрос. – Трогали что-нибудь, убирали, например, орудие убийства?Ория покачал головой. – Орудие убийства не было найдено, и я единственный человек, который входил сюда. Чтобы прикрыть девочек, – он указал на простыни и потер лоб. Легкая испарина выступила на его загорелой коже. – Но я знал, что только идиот будет что-то трогать и оставлять отпечатки пальцев там, где их не должно быть. В любом случае, ты можешь обнаружить здесь мои отпечатки. Я постоянно входил и выходил из этой комнаты.Его слова прозвучали слабо и невнятно. Ему тяжело было просто находиться здесь. – Мибу-сан, ты не обязан оставаться. Я могу провести экспертизу самостоятельно.– Нет, все нормально, – сказал он, вытирая лоб рукавом юката, вытащил из кармана длинную, богато украшенную трубку и зажал ее губами. Затем, подумав, убрал ее.– Неуместно, – сказал он. Больше себе, чем мне. Я нежно, как только мог, улыбнулся ему, понимая, как отчаянно он жаждет хотя бы немного мира и покоя. У меня вдруг возникла неприятная мысль, которая раньше не приходила мне в голову в силу моего увлечения. Что, если убийца – Ория? Я взглянул на него, желая убедиться, что такой солидный человек не может иметь ничего общего с убийством. Хотя теперь я понял – он может стать главным подозреваемым. В причастности Мураки я сомневался; он лично продемонстрировал мне наличие здравого смысла, к тому же Ория всегда покрывал преступления своего друга. Мог ли он сделать то же самое для себя? Зачем тогда звать меня? Может, это отвлекающий маневр, чтобы скрыть происходящее в другом месте, но это тоже казалось мне слишком простым. А других идей не было. Я тут же решил исключить Орию из списка подозреваемых как можно скорее, и не только по очевидным причинам. Что, если полиция обвинит его в совершении убийства? Мне надо найти решение прежде, чем неэффективная правовая система наложит свои грязные ручонки на это дело. СМИ определенно ухватятся за этот таинственный случай – сутенер убивает собственных проституток. Звучит, как тема низкопробного телешоу.– Мибу-сан, я намереваюсь взять ряд анализов на наличие сексуального насилия у каждой из жертв, – сообщил я, осторожно входя в комнату. Я хотел оставить девушку, похожую на НЕЕ, напоследок, поэтому направился в сторону выглядывающих из-под простыни длинных темных волос. Джун уже сообщила нам, что абсолютно никаких доказательств изнасилования не нашли, но я, учитывая личный опыт, с трудом в это верю. Чтобы убедиться, мне надо провести все стандартные процедуры.– Мне надо сделать следующее: соскоб из-под ногтей, анализ слюны, наличие спермы, анализ содержимого влагалища и прочее… Не самые приятные вещи, и если ты не уверен, что сможешь на все это смотреть…– Спасибо за заботу, Ватари-сан, но это МОИ девочки, – сказал он, прислонившись к дверному косяку, но не входя в комнату. Я был рад этому. Так у меня будет больше места для работы. – Я должен быть здесь, с ними. Они этого заслуживают. И я уверен, ты не против компании.Благослови тебя Бог, Ория Мибу.– Совершенно не против, – я открыл набор для экспертизы и достал пару латексных перчаток. Тут я сообразил, что придется снять мои рукава, и проклял себя за то, что не подумал об этом раньше. Ладно, сейчас есть и более серьезные поводы для беспокойства. Вдохнув, я стянул рукава и спрятал их в карманы штанов. Затем натянул перчатки и убедился, что каждый палец на своем месте. Если Ория и заметил следы на внутренней стороне моих локтей, то ничего не сказал. Его интересовали сейчас только тела его девушек, и он не разглядывал меня, как какой-нибудь бестактный извращенец. Вот это мне и нравится в нем.Протянув руку к простыне, я замер. – Ория… выжившая девушка… она еще в больнице на Хоккайдо?– Была в коме, когда я ее нашел, – подтвердил он. – Ты же не думаешь, что я вернул ее сюда? Не в ее состоянии.Я почти ожидал, что она окажется здесь, но промолчал.– Нет. Мне просто нужно было убедиться. Сотрудники больницы самостоятельно обследуют ее на предмет сексуального насилия. Кстати, – я взглянул на Орию. – Ты, конечно, знаешь, кто был с девушками в ночь убийства. У тебя есть список имен или что-то вроде этого?Его глаза ответили мне прежде, чем губы.– У них был оплаченный отпуск в ту ночь, – угрюмо сказал он, скрестив руки на широкой груди. – Мы вместе пообедали, и некоторые девушки пошли развлекаться в Гион-кобу. Я пошел в кино. Вернувшись, читал в своей комнате, потом заснул. А следующим утром одна из горничных разбудила меня и сообщила, что… это случилось.Он с трудом сглотнул; дернулся кадык.– Кого они приводят к себе, это их личное дело, Ватари-сан. Не мое. Полагаю, именно так это и произошло. Когда я пришел, на них была та же одежда, в которой они вышли. Я… хотел защитить их скромность, но подумал – если я прикоснусь к их одежде, меня обвинят в убийстве. Лучшее, что я мог придумать, это покрыть их этими простынями, – он покачал головой. – Единственное, что я мог сделать для своих девочек.Он закрыл глаза и заслонил лицо рукой. Мне было жаль его, но работа сейчас важнее.– А та девушка, что пережила нападение? – снова спросил я, борясь с подступающими эмоциями. Ровный голос Ории был полон непролитых слез.– Сэки… она потеряла сознание от побоев. Я поднял ее и позвонил парочке знакомых из местной больницы. Они приехали и забрали ее. Затем ее перевели в специальное отделение на Хоккайдо, – он вздохнул и склонил лицо еще ниже. – Я знаю – они думают, это был я. В полицию я не хотел звонить – боялся, что всплывут нераскрытые дела Мураки. Я не раз практически брал его вину на себя. На этот раз я могу действительно оказаться в дерьме. Поэтому я связался с одним… ну, о нем можно сказать, что он одной ногой в каждом из миров. Он помог мне связаться с вашим Министерством. Символ на полу выглядел явно сверхъестественным, и я думаю… я надеюсь, что ты сможешь раскрыть это дело до вмешательства полиции. Я не знаю. Просто сейчас… я совершенно измотан. Я ощутил необъяснимый прилив гордости за этого человека. Как это глупо – рисковать, защищая эту задницу, Мураки, и, может быть, даже оказаться в тюрьме за это.– Не думаю, что это ты, – сказал я. Он взглянул на меня, удивленный уверенностью, прозвучавшей в моем голосе. – Тебе это совершенно ни к чему, Мибу-сан. Но чем раньше мы узнаем это наверняка, тем скорее ты окажешься вне подозрений. Поэтому я хочу, чтобы ты предоставил мне прядь своих волос, соскоб кожи, отпечатки пальцев, а также образцы крови, слюны и спермы. Я сравню их с имеющимися и уверен, что мы вычеркнем тебя из списка! Ты не возражаешь?Он прислонился к двери затылком и надул щеки.– Вовсе нет, дружище. Чем раньше, тем лучше.Я кивнул и приготовился к беглому осмотру. Для этого мне надо было настроиться, а Ория всего в нескольких футах от меня делал это почти невозможным. Наконец я набрался смелости и аккуратно приподнял простыню над первой девушкой.– Как ее зовут? – Ория немного удивился, однако ответил:– Кару Танако.Это была темноволосая девушка, выглядевшая так, как будто только что закончила школу. Она лежала на боку; голова была повернута вверх под странным углом. Она подверглась бешеной атаке: тридцать девять ножевых ранений – от горла до нижней части живота. Низ живота был особенно исполосован, и, осторожно ощупав его, я понял, что часть матки удалена. Как Джун и говорила. Рана на шее была практически закрыта засохшей кровью; симпатичное белое платье с квадратным вырезом стало красным от крови. Подол был задран, трусики спущены. Я нежно, как ребенка, перевернул ее на спину, придерживая за голову. – Что поделаешь, – сказал я, медленно поворачивая ее лицом вверх. Глаза все еще были открыты; качая головой, я потянулся закрыть их. – Какой бессердечный ублюдок сделал это с тобой? Ты же еще ребенок. Я вложил в эти слова толику яда, отлично зная, что Ория поймет, что я имею в виду. Потом взглянул на него через плечо.– Да, я почти уверен, что это и еще многое другое сделал один твой друг. И наверняка ты тоже так думал. – Мураки никогда не сделал бы этого с моими служащими, – холодно ответил Ория, полностью упуская из виду главное: Мураки не был подозреваемым в этом деле. Однако он был хладнокровным убийцей, а Ория покрывал его, зная, сколько боли он причинил людям, забрав жизнь их близких. Ему следовало бы презирать его…Не думаю, чтобы он заметил иронию происходящего. Человек, совершивший это преступление, ничем не хуже его так называемого ?друга?. Я повернулся к Кару и опустил подол платья, защитив ее скромность. Нижнее белье, обернутое вокруг лодыжек, я снял и поместил в пакет, чтобы изучить его позже. Может быть, обнаружатся следы спермы или другие улики, указывающие на убийцу. По-прежнему качая головой, я полез в набор инструментов. – Бедняжка, – печально произнес я, извлекая приспособление для обнаружения следов спермы. Оно выглядело отталкивающе, и я даже не помню его название. Похоже на обрубленный ковш. – Тебе бы веселиться на вечеринках, а не лежать здесь, рядом со мной. Я заметил, что Ория сел на стул около двери. Надо выбросить его из головы и сосредоточиться на своей задаче. Хоть Кару не могла ничего чувствовать, я не мог начать, не сделав что-то с чертовым инструментом. Мало того, что он выглядит ужасно, так еще и холодный. Слава Богу, я никогда не имел дела ни с чем подобным, но думаю, это одна из самых неприятных вещей на свете. Я никак не мог заставить себя сделать это. – В первый раз я использовал подобные вещи во время обучения в Министерстве, – вспомнил я вслух, ни к кому конкретно не обращаясь. – У других студентов не было с этим проблем, но я помню свои мысли о том, как неприятно такое прикосновение. Девушка, с которой мы работали, была мертва, и ей было все равно… но мне нет. Я могу быть таким непрактичным…И я сделал то же самое, что и тогда. В тот раз мне понизили оценку из-за возможного бактериального загрязнения. Я несколько раз подул на эту металлическую штуковину в своих ладонях. Ория пристально смотрел на меня; я видел его отражение в полированном металле. – Эти штуки такие холодные, – объяснил я им обоим, Ории и Кару. – Мне часто жаловались на это мои пациенты. Я всегда стараюсь согреть их немного, хотя из-за этого у меня бывают неприятности.Проверив температуру металла, я снова натянул простыню на Кару, закрыв ее до лодыжек. Опять-таки непрактично, но у меня было достаточно опыта, чтобы сделать это не глядя. Бедная девушка и так настрадалась. Как медику, мне известно, что я должен смотреть на мертвое тело всего лишь как на пустую оболочку, которую покинула душа. Труп должен раскрыть мне причину смерти. Жаль, но для меня все было не так. Тело есть тело. Тело девушки по имени Кару. Она не труп. Не труп, хотя душа и покинула тело. Она просто мертва.Но при этом по-прежнему заслуживает сострадания; это не безымянный кусок мяса. Мертвая или живая, она все еще молодая женщина, и к ней надо относиться с уважением. Я не должен упускать это из виду, если не хочу лишиться большего, нежели моя репутация. Я просунул обе руки под простыню и осторожно разъединил ее бедра. Ория предположил, что насилие было, исходя из логики, здравого смысла и расположения тел. Но Джун была права – изнасилования не было, и у нее тоже имелся опыт. Ни отеков, ни разрывов я не нашел, но все же воспользовался устройством – просто для полной уверенности. Потом обернулся к Ории, изо всех сил стараясь придать выражение поддержки и участия своему лицу:– Твое предположение не подтвердилось, – сказал я. – Как бы там ни было, но ее не насиловали. Это не принесло ему облегчения. Голова поникла, как будто он потерял сейчас последние силы. – О, милая… – пробормотал он. Думаю, он обращался к Кару. – Почему же ты просто не позвала меня? Я бы услышал. Я бы пришел, когда ты нуждалась во мне…Слезы медленно скатывались по его щеке, исчезая под подбородком. Мне хотелось вскочить, прижать его голову к своей груди и заверить, что отныне все будет хорошо, что я найду тех, кто это сделал, и заставлю их заплатить. Но я не мог. Я должен был закончить, прежде чем помочь ему. Мне самому тогда понадобится помощь.– Я сожалею, – запинаясь, произнес я. Что тут скажешь? ?Она молодец?, ?все паршиво? – что? Или – ?да, с ними все кончено?? Нет правильных слов в такой ситуации. Я перенес собранный биоматериал на фильтровальную бумагу и упаковал улику. Снова став беспристрастным профессионалом, я закончил с другими экспертизами и вновь упаковал доказательства. Закончив с Кару, я натянул простыню, закрыв все ее тело, и перешел к следующей девушке – рыженькой. Ория сообщил, что ее зовут Теруми. Ее раны были похожи на ранения Кару, но порез на горле был глубже – что-то вроде выемки. Была рассечена не только кожа, но и плоть до самой кости. Как и у первой жертвы, живот был разрезан. Тонкое лезвие было вставлено во влагалище, затем убийца с силой потянул его вверх, разрезав матку и полностью открыв брюшную полость. Я ощупал макушку и обнаружил рану. Вероятней всего, ее ударили головой о стену, где сохранился кровавый след. Возможно, она была еще жива. Меня словно током ударило: Теруми вовсе не была рыжеволосой! Она была платиновой блондинкой, я увидел почти белые корни. Убийца намочил руки в ее крови и вытер их о ее волосы. Я тихонечко говорил с ней, делая свое дело; этот односторонний разговор помог мне остаться в здравом уме. Я упаковал улики. Оставалась еще одна девушка.Ория, заметив мою нерешительность, наклонился вперед на своем стуле.– Ты в порядке? Может быть, хочешь подышать свежим воздухом перед тем, как продолжить?Я с трудом проглотил огромный комок. Я должен взять себя в руки. Я не мог бросить все, как накануне в Министерстве. Закрыв глаза, я на мгновение отдался эмоциям. Ты медик. Ты делал это миллион раз. Все они были чьими-то любимыми и не менее ценными, чем эта. Ты медик. Ты делал это миллион раз. Ты сможешь сделать это и сейчас. Ты медик. И это не она… она спасена. Она вне опасности на Хоккайдо, далеко отсюда. Не имеет значения, насколько эта девушка похожа на нее… ты не можешь позволить себе опозориться.– Я медик. Я смогу сделать это, – повторял я снова и снова, как мантру, пока успокаивающие слова не возымели эффекта. Я накрыл Теруми, взял инструменты и перешел к последней жертве. Длинные, до талии, светлые волосы выглядывали из-под простыни. Я окаменел. Ория мгновенно оказался рядом и подхватил меня под мышки.– Ты уже достаточно сделал. Сейчас можно уйти, закончишь позже.– Нет, – настаивал я, ударил его по рукам и внезапно зажал себе рот – желудок опять взбунтовался. – Нет, – тверже повторил я, – это должно быть сделано. Сейчас.– Послушай, я не стану хуже к тебе относиться из-за того, что ты плохо себя чувствуешь, – прошептал Ория, становясь на колени рядом со мной. Положив руку мне на спину, он стал нежно поглаживать меня. Я не думал, что этот человек способен на такие проявления доброты. – Просто передохни, а потом закончишь. Хотя бы пять минут.Его доброта поколебала мою решимость остаться и выполнить свою задачу, а именно это мне было не нужно сейчас. Я знал – если уйду сейчас, то буду искать способы отвертеться. Возможно, даже решу, что доказательств уже достаточно, и нет необходимости встречаться с еще одной жертвой. На что у меня не хватает смелости.Я покачал головой. Это непрофессионально. Мне нужны все доказательства, если я хочу найти того, кто виновен в этом кошмарном преступлении. Я прислонился лбом к плечу Ории, давая себе минутную передышку; затем он сделал движение, будто хочет встать и увлечь меня за собой. Как бы мне хотелось, чтобы он забрал меня отсюда. Чтобы связал, унес, спрятал и избавил меня от этой ответственности. Чтобы защитил меня…В Киото, городе моей мечты, должны были осуществиться мои желания. Но в данный момент жизнь моя была кошмаром. И я должен был встретить его лицом к лицу, а не убегать от него, как я поступал всю свою жизнь. Я снова покачал головой и убрал от себя его руки.– Спасибо, – сказал я. – Но я уже в порядке. Давай закончим это, хорошо?Мое решение его не обрадовало, но он не стал мне мешать, вернулся к своему стулу и сел. Его глаза не отрывались от меня.Я сделал глубокий вздох и потянул простыню, пока снова не разнервничался. Первым делом я закрыл ей глаза. Они были того же цвета, как у меня. И у нее. Я не мог выдержать пристального взгляда столь знакомых глаз. Я не мог допустить, чтобы мой разум подвел меня, не имел права впадать в отчаяние. По какой-то причине, маленькой прихоти судьбы я был избавлен от того, чтобы увидеть любимую на месте этой несчастной девушки. Этого я бы не забыл. Не смог бы забыть.Ория назвал мне ее имя – Кикеми. Она была ?младшей сестрой? Акеми, старшей из гейш, ее протеже, если можно так выразиться. Теперь я понял горе, которое скрывалось за ее изысканным поклоном там, в фойе. Тысячи строк написаны поэтами о женской печали, и нередко короткий поклон или легкая улыбка говорят о боли лучше, чем тысячи слов. О боли, которая слишком глубока для слов… О да, я мог уловить тысячи значений, скрытых в простом изгибе губ. Я слишком хорошо разбирался в этом.Эту девушку не били, как Теруми, но горло было располосовано гораздо сильнее; были перерезаны голосовые связки. На ее лице застыло выражение смертельного ужаса. Я уже видел его на мониторе компьютера; но теперь, когда ее глаза были закрыты, я мог смотреть на нее без ощущения, что она наблюдает за мной. Брюшная полость была полностью открыта, как и описывала Джун. Внутренности были извлечены и разложены у нее на плечах. Матка была вырезана; остались только красные кровоточащие ленты труб по бокам. Я старался подготовиться к шокирующему зрелищу, но невозможно было отбросить зашкаливающие эмоции. Даже в присутствии Ории я не хотел прикасаться к телу. Я оглядел комнату. Хорошо освещенная, красиво убранная; в ней не было теней, но было что-то, беспокоящее меня. Она была мертва, но мне трудно было осознать, что душа ее отлетела. Я всегда с большим уважением относился к смерти (даже до того, как сам умер, и вы это знаете), но не думаю, что тело должно почитаться священным, чтобы его оставили в покое. Видит Бог, я позволил множеству людей осквернить мое собственное. Но белокурая красавица не была для меня опустевшим сосудом. Рана на шее и состояние ее живота говорили моему рассудку, что она умерла, но мне не давала покоя мысль, что маленькая часть того, что было ее душой, все еще здесь и не может покинуть это место, даже лишившись оболочки. Знаю, я смешон. Все эти оправдания и отговорки… я просто ищу повод покинуть эту комнату прямо сейчас. Они имели бы смысл, если бы мне надо было проводить настоящее вскрытие. На самом деле я должен всего лишь обследовать ее на предмет сексуального насилия… вещь, которую я делал множество раз – больше, чем хотелось – и с мертвыми, и с живыми. Мои действия никак не вредили жертвам, и я всегда старался, чтобы им было максимально комфортно, назависимо от их состояния. Я хотел приободриться, вспомнив об этом, но в итоге только разозлился. Хотелось рвать на себе волосы от отчаяния; мысли и чувства находились в состоянии войны. Остатки разума твердили мне, что я должен просто уйти и оставить все как есть. Я ведь не собирался доставать скальпель, резать и кромсать ее. Я не убивал ее. Напротив, я пришел сюда найти убийцу. Пришел помочь ей.Но если бы я хорошо делал свою работу, она бы не оказалась здесь… Она была бы еще жива. И это моя вина…Ория наблюдал за моей борьбой; казалось, он хотел что-то сказать, чтобы вывести меня из транса. Но прежде чем он успел произнести хотя бы слово, я схватил набор и вынул нужные инструменты. Его очевидная озабоченность помогла мне преодолеть критический барьер. Теперь я был способен функционировать. Я мог закончить работу. Включив профессиональные навыки, я шаг за шагом, как в учебнике, собирал необходимые доказательства. Я не разговаривал с Кикеми, как с двумя другими девушками, но Ория, вероятно, заметил, как деликатен я был. Я ласково сжал ее пальцы, взяв образец кожи, и осторожно положил ее руки по бокам. Девушка была одета в черное платье; преступник задрал его, чтобы его грязные руки могли сделать свое омерзительное дело. Закончив возню с вагинальными тампонами, я, как мог, прикрыл ее платьем. Ее не изнасиловали, но преступник был так груб, что следы его ладоней виднелись повсюду на ее бледной коже, особенно на груди. Моя кровь кипела; вены набухли, и я невольно скрипел зубами.Ория пристально смотрел на меня; возможно ли, что он слышит происходящее в моем теле? Сверхъестественные способности, проявляющиеся в навыках фехтования… не они ли помогают ему быть в такой гармонии с окружающим миром, буквально сливаться с ним? Если это так, то он слышит и видит вещи, еле различимые для других.Я изменил положение тела, чтобы осмотреть бока и спину. Что-то было написано кровью в нижней части спины. Сначала я не разобрал слов, подумал – просто кровь из ее собственных ран затекла. Но потом я понял, что это не так, и сфотографировал надпись. Самую обыкновенную надпись. Не демонические письмена, код или их комбинацию. Иероглифами было выведено: ?Куда бы ты пошел??Не время было разбираться с этим, и я продолжил осмотр. Мне надо было убедиться в том, имел ли место анальный акт. В предыдущих случаях ничего такого не было, но я не был уверен в количестве нападавших. Может, был второй, и у него особенные пристрастия? К счастью, она была избавлена от подобного унижения. Закончив, я осторожно опустил ее на пол.Чувства удовлетворения не было. Я был опустошен и мрачен. Хотелось выпить. Я наклонился и прошептал ей на ухо: ?Прости, дорогая?. Накрыл простыней, упаковал улики, снял перчатки. Готово. Я сделал все за один раз. Ория подошел ко мне и протянул руку. Я позволил ему помочь мне подняться на ноги. Он слегка сжал мои плечи и успокаивающе улыбнулся. – Спасибо, – сказал он, имея в виду именно это.Я улыбнулся в ответ, хотя не уверен, что у меня получилось. – Моя работа только начинается. Мне нужно, чтобы ты принес все ножи, которые есть в заведении. Может, среди них найдется орудие преступления. И еще, Ория. Надо унести тела. Они прошли через ад. Думаю, настало время известить их семьи. – Я извещу семьи Кару, Кикеми и Теруми, – пробормотал он, легонько погладив мою спину. – Но… у Секи нет другой семьи, кроме нас. Она сирота.– Расскажи мне о ней, – сказал я.– Секи была принята в дом моими дядей и тетей двадцать два года назад, ей тогда было девять. Мой дядя был здесь хозяином до меня. Ее родители умерли в результате несчастного случая, как я слышал, и ей некуда было идти. Она прожила здесь дольше меня, – Ория задумчиво улыбнулся. – Она на год старше меня. Познакомившись с гейшами, она попыталась начать обучение, хотя девять лет – это немного поздно. Несмотря на это… она одна из самых уважаемых гейш в Кокакуро, благодаря умению танцевать она весьма востребована, – он усмехнулся. – Хотя… и она, и Акеми все делают хорошо. Акеми находит, что Секи немного… дерзкая. Даже оригиналка. Внешне они были очень похожи, поэтому я считаю естественным то, что они слегка соперничали друг с другом. – Вы были близки? Ты и эта Секи?Ория поднял глаза к потолку, как бы изучая качество стропил. – Не особенно. Подростком я жил в Токио, а заведение принял в двадцать с небольшим. Я заботился о ней так же, как и о любой другой девушке. Честно говоря… думаю, Секи считала меня кем-то вроде… тормоза.Я заглушил смешок, пока он не превратился в хохот.– ?Тормоз?? Неужели это ее слова?На бесстрастном лице Ории медленно появилась улыбка, противоречащая серьезному выражению глаз. Я почти слышал, как скрипит кожа вокруг его рта в знак протеста. – Если верить Акеми, – он улыбнулся снова и покачал головой; волосы, скользнув по плечам, упали, закрыв лицо темным шелковым покрывалом. – Я действительно бываю слишком серьезным, для своего же блага, это все мне говорят. Я был очарован его признанием и выразил это нежным ударом по его груди. – Людям следует больше думать и не пытаться толкать паровоз сбоку. Ты тот, кем должен быть. И если Секи не способна оценить тебя… что ж, это ее проблема. Ория смотрел так, будто увидел что-то необычное у меня на лице, и мое сердце чуть не остановилось, когда я подумал, что обидел его. Я было приготовился вскочить так быстро, как только позволяют мне мои каблуки, но с облегчением увидел, как его полные губы складываются в уже знакомую насмешливую улыбку. – Как поэтично… шинигами-сан. Признаюсь, мне было приятно это слышать. Я вернул ему улыбку, но она быстро исчезла, стоило краем глаза увидеть белые простыни, закрывающие тела. – Выглядишь так, будто примирился с этим, – пробормотал я, глядя в его глаза. Я видел в них смятение, которое он пытался скрыть (и у него получалось).– Внешность обманчива, – сказал он, подтверждая мои подозрения. – Это… неправильно – демонстрировать эмоции перед гостем. А теперь идем. Покинем эту комнату, и ты сможешь унести улики. Мне надо организовать отправку тел и известить семьи. Если хочешь увидеть мои эмоции, придется подождать. На другом конце телефона их будет предостаточно. Ория вывел меня в коридор и достал из кармана связку ключей. Он запер дверь и жестом пригласил меня следовать за ним к главному входу. – Могу я спросить кое о чем, Ватари-сан? Как существо с такой чувствительной душой может выполнять столь неприятную работу? – спросил он, глядя куда-то вдаль. Я улыбнулся. – С чего ты взял, что я чувствителен?– Было совсем нетрудно заметить. Ты разговаривал с этими девушками так, словно они еще могут слышать тебя. То, как ты с ними обращался во время исследования… так сострадательно, заботливо и гуманно. Ты испытывал к ним симпатию, – я не видел его глаз, но в его голосе не было фальши. Он имел в виду именно то, о чем говорил. – Ты нечто, тебе известно об этом? После всех этих лет с Мураки, прошедших после окончания школы, день с тобой – словно бутерброд с икрой. Я перешел от одной крайности к другой, – почему-то он очень этим гордился. По его мнению, это было лестное сравнение, но у меня оно вызвало нервную дрожь. Рыбьи яйца… б-р-р. Хотя по сути он сказал, что предпочитает меня и трех мертвых девушек обществу Мураки. Вот это да… что же за язва этот доктор?Мне бы засмеяться, но почему-то не хотелось. Весь мой запал исчез. Я был точно выдохшаяся содовая. Мы вернулись в приемную. Там никого не было. Я ждал в соседней гостиной со стаканом охлажденного ячменного чая – все-таки разгар лета – пока Ория вызывал помощь, чтобы убрать тела девушек, и по очереди связывался с их семьями. Когда он покинул приемную, глаза у него были больными и красными от бесконечного трения, а челюсть буквально окаменела – так сильно он стискивал зубы.– Да… это определенно войдет в мой список ?вещей, которые я не захочу делать дважды?, – пробормотал он, сел напротив меня за стол и, вздрогнув, подобрал левую ногу под себя. Устало проведя рукой по лбу, он подпер ею подбородок и тяжело вздохнул. Я почувствовал, как мое лицо дрогнуло от сочувствия. Да, я его понимал. – Мне очень жаль, что тебе приходится проходить через это, – сказал я, сжав в руке почти нетронутый стакан. – Если я чем-то могу помочь…Ория сделал короткий, успокаивающий жест, после чего его рука вернулась к подбородку. – У тебя своих забот предостаточно, – быстрый взгляд проник в мое сердце так же глубоко, как якорь в пучину океана. – Спасибо, но это я должен сделать сам, – он извлек трубку из внутреннего кармана и машинально оглядел ее со всех сторон. – Я не смог защитить их… по крайней мере, я могу выразить их семьям должное уважение. Мои чувства не в счет.Я медленно опустил стакан на стол, боясь, что голос мне изменит, если я заговорю. Через несколько минут, преодолев воображаемый спазм голосовых связок, я смог произнести:– Прости, Мибу-сан, я понимаю, время совсем неподходящее… Тем не менее, – я вздрогнул, услышав, насколько жестко и неискренне прозвучали обычные слова на японском языке. – Я… я действительно думаю, что образцы надо как можно скорее отправить на исследование… и твои тоже. Я быстро потупился, увидев, как он взглянул на меня – с непередаваемым выражением. Наверное, считает меня совсем бесчувственным. Раз я поднял такую тему сейчас…– Мне действительно очень жаль. Я знаю, как это должно звучать, но… это стандартная процедура, – смущенно закончил я. Я бы не удивился, если бы он заорал на меня, но Ория только издал какой-то странный носовой звук. Осмелившись поднять глаза, я увидел, что он улыбается мне. Так ласково и терпеливо, как большинство взрослых улыбается, глядя на неуклюжие выходки своих детей. – Необязательно быть таким формальным. Я уже согласился с тобой, что так будет лучше всего, не так ли? Я сам хочу снять с себя подозрения и очиститься в твоих глазах, – он неторопливо отпил свой собственный чай – лед в нем уже почти растаял к этому моменту. Изящно сжав пальцы, он повернулся ко мне с выражением полной готовности:– Что от меня требуется, Ватари-сан?Признаюсь, щеки мои горели под его взглядом, хотя я изо всех сил старался это скрыть. Этот мужчина… честно, я думаю, что он не догадывается о своей неотразимости. Глубина его глаз, сложная гармония слов и движений… Я никогда не встречал кого-то настолько умиротворяющего. Имею в виду не только его характер, но и то, как он действовал на меня. Моя бурная неистощимая энергия, куча всего в голове, причем одновременно… и мне никогда не удавалось довести до ума все мои идеи. И теперь, перед этим оставившим мир человеком, в чьих глазах ярко светилась душа, мои собственные тело и разум успокоились и затихли, избавившись от вездесущей суеты. Мне безумно хотелось дотронуться до него – убедиться, что мир вокруг нас не обрушится и не сгинет во тьме.– Я… – я умолк, не будучи уверен, что наговорю, если продолжу, и занялся медицинскими инструментами в ожидании того, что мои мысли придут в норму. – Я начну с анализа крови, если с тобой все в порядке.Ория коротко кивнул, разглядывая что-то в саду. Я был ему очень благодарен за это, ибо не был уверен, что кровь уже отхлынула от моих щек. – Все будет хорошо, Ватари-сан. Я возился с пластиковым шприцем, чуть не уронив его один или два раза – пока избавлялся от обертки. Убедившись, что поршень в порядке, я вставил иглу, зажал зубами шприц и занялся тампоном. – Пожалуйста, закатай левый рукав, – попросил я, пропитав ватный диск антисептиком из маленькой бутылочки. Ория послушно обнажил загорелую руку; внутренняя сторона предплечья была светлой и стройной не по возрасту. До чего же он был привлекателен в эту минуту…– В Министерстве ты тоже исполняешь обязанности врача? – спросил он. Я тем временем достал повязку, которую следовало наложить после взятия крови, и маленькую упаковку ватных палочек. Я иронически усмехнулся с шприцем в зубах.– К счастью, нет. Я прошел чисто формальную подготовку, шинигами больше не требуется. Мы исцеляем себя сами, и достаточно эффективно, смею заметить. Зажми кулак.Он повиновался, и я осмотрел руку в поисках восходящей вены. Я слегка ударил по его руке пальцами, чтобы вена поднялась на поверхность, и протер сгиб локтя влажным тампоном. Если я и действовал несколько нежнее, чем требовалось, и Ория это заметил, то он ничего не сказал. – Друг, не волнуйся о моей квалификации. С иглами я управляться умею, и тебе ничего не грозит.В действительности истина заключалась в том, что у меня был слишком большой опыт. Я бы очень удивился, не сумев найти вену темной ночью без очков. Но я сомневался, что Орию впечатлят эти сомнительные умения, и не стал развивать эту тему. Я вытащил шприц и еще раз проверил поршень.– Ты в порядке? – снова спросил я, решив, что лучше уточнить еще раз. ?– Переносишь иглы и так далее? Самое время сказать мне об этом.Ория только ухмыльнулся.– Все в порядке, Ватари-сан. Не то чтобы я их люблю, но верю, что справлюсь, пока ты нежен со мной.Я усмехнулся, но мои щеки опять загорелись. – О, я всегда нежен, – сообщил я. Возможно, это было самое рассудительное замечание из того, что я мог бы сказать в тот момент. Я прижал иглу к синеющей под кожей вене и постарался отбросить менее разумные мысли. – Ну а теперь… полагаю, все врачи говорят это, и я скажу тоже – ты почувствуешь легкое жжение, будто пчелка укусила. И если ты не будешь сильно трястись и не напугаешь до смерти остальных пациентов, получишь леденец.– О, я люблю конфеты, – нарочито детским голоском ответил Ория, и я не мог не рассмеяться. Он отхлебнул свой чай и взглянул на иглу, проникшую в его плоть; кровь медленно наполняла капсулу. Красивое и немного порочное зрелище; я наблюдал за ним с несколько болезненным увлечением. Свидетельство того, что он жив. Красная кровь прошла через его сердце и омыла все его тело… Я почти понимал одержимость вампиров, их неудержимое желание впитать в себя сущность другого. Поглотить то, что прошло сквозь самые потаенные, самые интимные уголки тела… Я поспешно отогнал эти навязчивые мысли. Заполнив капсулу, я прижал ватный тампон к месту прокола и посоветовал Ории согнуть руку. Закупорил капсулу, написал сбоку ?Мибу, образец № 1?, вставил в ячейку и наложил повязку, подавив мимолетное желание припасть губами к крошечной ранке. Потом передал Ории маленькую бутылочку яблочного сока для восполнения энергии.– Некоторое время не вставай слишком быстро, – сказал я, достав маленький скальпель и специальную липкую ленту. – Если почувствуешь головокружение, сядь и немного подожди перед тем, как снова двигаться. А теперь дай мне руку.Ория скромно протянул мне левую руку; я сжал ее и повернул ладонью вверх. У него были прекрасные руки, с длинными тонкими пальцами, и даже многочисленные мозоли не портили их. Я поместил кусочек липкой ленты под ноготь указательного пальца.– Это не больно, но я все равно должен предупредить тебя. Я должен взять образец твоего эпидермиса, для чего поцарапаю верхний слой кожи. Ты ничего не почувствуешь, только прикосновение лезвия.Ория только кивнул. Закончив процедуру, я попросил его помочь и достать из сумки ватную палочку. Он держал ее, пока я надписывал и упаковывал образец кожи. Потом я вынул ее из его руки и попросил открыть рот. Легкая гримаса на его лице в точности показала мне, что он думает по этому поводу. – Наименее приятная часть процедуры… – пробормотал он, впрочем, не протестуя открыто. – Хорошо, но ты должен пообещать мне не смеяться над количеством моих пломб! Признаюсь, в детстве я не особенно следил за гигиеной зубов, и в последние годы расплачиваюсь за это. Я снисходительно улыбнулся, когда Ория неохотно приоткрыл рот. – Мибу-сан… у меня в мыслях не было высмеивать состояние твоих зубов. Видит Бог, еще одна шутка может их совсем прикончить.Его губы сжались так плотно, что палочка едва не переломилась пополам.– Слушай: или ты будешь милым, или я переселю тебя в старое помещение для слуг. Оно давно не используется, и ты можешь обнаружить, что условия там немного менее гостеприимные, чем те, к которым ты привык!Я снова засмеялся, а через секунду засмеялся он сам. Слава Богу, я его не оскорбил.– О, Мибу-сан, поверь, я не имел в виду ничего такого. Кроме того, рот надо приоткрыть только слегка, чтобы я мог управиться с палочкой. Я не собираюсь исследовать твои зубы мудрости.– Ну, хорошо, – Ория облегченно вздохнул. Без дальнейших протестов он позволил мне пройтись палочкой по внутренней стороне щеки; я старался сделать все по-возможности деликатно. Ория вернулся к своему чаю, а я, упаковав образец ДНК, достал некий контейнер со стандартной желтой крышкой. Ория посмотрел на него, потом на меня – так, как будто теперь я его действительно раздражал.– Могу я сначала допить чай? – спросил он с таким невинным недоумением, что я снова засмеялся, хотя уверен – быть забавным не входило в его планы. Успокоившись, я похлопал его по плечу.– Мибу-сан, бежать немедленно в ванную не надо. Просто… в удобное для тебя время. Если ты не можешь или не знаешь, как…– Ради всего святого… – пробормотал сильно покрасневший Ория, глядя в сторону, и спрятал контейнер во внутренний карман юката. – Не будем обсуждать подробности. Я отдам тебе это до вечера. И, пожалуйста, воздержись от вопросов всякий раз, когда я пойду куда-нибудь в одиночестве. Все это очень неудобно.Он был в самом деле смущен; я ободряюще коснулся его плеча, давая понять – все хорошо. Щелкнув замками чемоданчика с медицинским набором, я хотел что-то сказать, но время было упущено. Всякое легкомыслие полностью исчезло из нашего разговора; повисло тяжелое молчание. Казалось, даже воздух сгустился, став гнилостным и непригодным для дыхания. Ории не просто стыдился, что пришлось сдавать сперму на анализ, – это напомнило ему, какие обстоятельства вызвали такую необходимость.Жестоко убиты три девушки, вверенные его заботе и защите. Под его крышей. В его доме. Я мог только гадать, что именно он чувствовал в это время. И что чувствует сейчас. Отзвуки нашего смеха еще носились в воздухе и медленно оседали на наших плечах. Я закусил губу, вспомнив, почему я так близко к сердцу принял это дело. Это она. Она была частью этой ужасной картины. Осталась живой, но… Бог знает, какой ущерб ей нанесен. И тут я действительно испугался. Что, если это… он? Мой мучитель… Этот тип уже доказал, что способен обмануть такого проницательного и сильного мужчину, как Ория. Кто поручится, что он снова не преуспеет? Только на этот раз… возможно, жертвой буду я. И для меня он приготовит нечто гораздо более ужасное, чем для этих невинных женщин. Охваченный тихим отчаянием, я смотрел через стол на Орию, ища поддержки, на которую я не имел права. Его глаза смотрели в никуда; совершенное овальное лицо исказилось, губы были напряжены, силясь удержать неистовые эмоции. Рука сжимала стакан с такой силой, что мне показалось – все стекло покрылось тонкими трещинами. Я знал, что должен вернуться к Гушошину и заняться уликами, но сейчас мне как никогда хотелось уклониться от своих обязанностей. Как же я хотел оказаться по ту сторону стола, обнять и заверить, что теперь все будет в порядке. Что он больше не одинок, что ему не придется разбираться с этим одному…Печаль в его глазах… как будто он был приговорен к одиночеству давным-давно.Внезапно я ощутил – все это слишком. Мне срочно понадобилось выйти на свежий воздух. Улыбаясь, чтобы Ория не догадался о моих истинных чувствах, я медленно встал и пошел к двери, ведущей в сад. Тусклый свет пробивался сквозь тяжелые облака. Я жадно вдыхал воздух – как астматик во время приступа. Даже не знаю, что именно расстроило меня больше – столько всего случилось. За последние 24 часа я вернулся к моим старым привычкам, был изнасилован в переулке незнакомцем, встал в немыслимую рань, был забрызган грязью, вляпался в жвачку, выставил себя на посмешище, вернулся в кошмарное прошлое, о котором никто не имел права мне напоминать, был вынужден стать марионеткой, узнал о демоне по имени Миткиэль, который, возможно, убьет нас всех, затем мне пришлось увидеть любимого в таком состоянии, да еще исследовать тела трех жестоко убитых молодых девушек.Но его взгляд… эта тоска сделала мою боль еще сильнее. Слишком сильной…Я заплакал, хотя прекрасно знал – это ничего не исправит. Закрыв лицо руками, я всхлипывал, опустив голову, чтобы никто не услышал меня. Я зашатался и почувствовал, как дрожат колени. Тяжело рухнув на землю, я выпустил из рук чемоданчик; все тело мое содрогалось, руки по-прежнему закрывали лицо. Мне хотелось задушить себя, покончить со всем этим, но какая-то часть меня протестовала.Это должно выйти, – говорила она. – Это должно выйти или оно отравит тебя.Я стоял на коленях и рыдал, рыдал… пока не почувствовал, что Ория сел рядом на землю, неловко поджав под себя ноги, словно уставший ребенок. У него хватило такта не спрашивать, что случилось, и он просто сидел, храня молчание, пока я так непрофессионально распускал нюни. Затем мне понадобилось вытереть нос, и я попытался незаметно сделать это при помощи руки (плохая привычка, сохранившаяся с детства), но от внимания Ории ничего не ускользало, и я вскоре убедился в этом. Он молча залез в правый карман, вынул платок и подал мне. Смущенно пробормотав слова благодарности, я снял очки и попытался вытереть слезы. Немного успокоившись, я вернул ему платок и только тогда разглядел толком выражение его лица. Такое впечатление, что мои слезы свели на нет все его усилия казаться сильным. Ничем не выказывая своего горя, он, тем не менее, плакал так же долго, как и я.– Я… – начал я и умолк. Хотел сказать, что сожалею о своей слабости. Должно быть, ему это показалось очень глупым, он ведь не знал, что не только симпатия к его девушкам стала причиной моих слез. Однако, посмотрев ему в глаза, я понял, что никакие извинения ему не нужны.– У тебя действительно нежная душа, – сказал он, точно весь этот сыр-бор был достаточным доказательством. Он потянулся ко мне и сначала осторожно, а затем решительно похлопал меня по плечу; как будто тяжесть эмоций перешла в его руку, и он, наконец, с облегчением поддался этому. – Спасибо. Это то, в чем я нуждался так долго – чтобы кто-нибудь поплакал вместе со мной. Спасибо.Всего однажды в жизни я потерял дар речи. Это был довольно странный день из жизни ученого-нежити, обитателя Ада.***********Цузуки– Я соскучился по нему! – простонал я. – Прошло всего пять с половиной часов, – рассудительно сказал Хисока, придвигая ко мне стопку бумаг, чтобы приободрить. Почему-то я почувствовал себя еще более подавленным. ?Что я буду делать без Ватари? – подумал я, опуская голову на документы вместо подушки. Хисока смотрел на меня разочарованно. – Никто не будет пить кофе с зельем для изменения пола, не будет курить в лаборатории, никто не вытащит меня из бара и не доставит домой…?Кто-то больно ударил меня по затылку. Я всхлипнул, обернулся и встретил спокойный беззаботный взгляд Хаджиме Теразумы. Он нахмурился и снова постучал по моей башке углом папки, которую принес с собой.– Теперь ты сможешь сделать хоть какую-то работу, ленивый плакса, – прорычал он. – Теперь мы ВСЕ наконец сможем немного поработать. Двадцать два года я не мог спокойно выпить кофе в этом месте! Даже сейчас я немного опасаюсь… не оставил ли он чего-нибудь после себя? Теразума осторожно покосился на кофеварку. – Я уверен, что Ватари этого не делал! – запртестовал я. Теразума только закатил глаза, не убежденный, и вернулся к своему столу. Я мрачно наблюдал, как он, плюхнувшись на свое место, забросил ноги на стол с громким стуком к удивлению Вакабы. Я в точности не уверен, отчего я и Теразума никогда не ладили. То ли потому, что мы очень разные, то ли потому, что я скрытый гей… никогда не мог прийти к удовлетворительному выводу. Он нападает на меня, словно гомофоб, но из всего Министерства эта проблема у него только со мной. Он отлично ладит с Ватари, который открыто ведет беспорядочную жизнь, что немного меня смущает. Хотя Ватари не считает себя геем. Он называет себя ?бисексуалом?, но я его видел только с мужчинами. Что ж, у бессмертных куча времени на эксперименты… и Ватари прекрасно соответствует своей профессии ученого.Возможно, я немного ему завидовал. Ватари-то в ладу со своей сексуальностью. Его не заботит, что кто-то узнает, с кем он делит кровать. (А чаще стол в лаборатории. Стерильно, нечего сказать). Я понимаю, почему Теразума никогда не берет верх над ним. Тацуми объяснил мне – Ватари только смеется, обращает все в шутку и не принимает на свой счет. Мне бы хотелось стать похожим на него. Но я совсем другой. Я всегда категорически предпочитал мужчин и знал об этом с самого детства. Я видел, как люди смотрят на меня, и знал, что они знают. И взгляды эти не только из-за необычного цвета моих глаз. И моя безупречная кожа, на которой не оставалось следов от ран, тут ни при чем. В первый раз, когда я поцеловал девушку, было ощущение какой-то неправильности. Но я убежал от этого, как убегал от всего в моей жизни. Так же, как убегаю сейчас. Я убегаю от Хисоки, сидящего в полутора метрах от меня. Бегу, чтобы не встретиться с ним глазами. Чтобы он не стал ближе и не прочел мои мысли. Не узнал мои тайные грехи…Мураки поцеловал меня прошлой ночью. И я не убежал.Я не убежал от него.Не убежал. Даже если до этого сбегал от всего остального.Первый раз в моей жизни в эти несколько мгновений я стоял совершенно неподвижно, позволяя ему завладеть мной. Я будто упал в мои ночные кошмары и одновременно вошел в его сны. С самого начала я знал – это падение ужаснет меня и оставит шрамы. На то это и кошмар.И падение – это не бегство. Падение это… как поддаться чему-то, что потерял надежду понять. Чему-то пугающему, потому что ты знаешь – неправильно находить удовольствие в том, что заставляет чувствовать себя… запятнанным.Я стремился к смерти. К самоубийству… когда текла кровь, мне казалось – она сама стремится покинуть тело, в котором заключена столь грязная душа.– Не вижу, чтобы твое перо двигалось хотя бы немного.Эти слова вырвали меня из моих раздумий и заставили поспешно схватиться за ближайшую кипу бумаг. В нескольких футах от меня стоял Тацуми, и его улыбка была непривычно открытой. – Извини! – пискнул я; а бумаги тем временем разлетелись по комнате, и в панике я никак не мог схватить хотя бы одну из них. Сквозь белую завесу порхающих бумаг я видел, что Хисока качает головой. – Тацуми! Ты не должен так подкрадываться к людям! У меня чуть не случился сердечный приступ!– Это должно стать наименьшей из твоих проблем, – проворчал секретарь, поймав несколько листов бумаги, оказавшихся перед ним. Он осторожно положил их на стол и поправил очки. Сегодня Тацуми был необычно одет. Вместо мрачного коричневого костюма на нем был темно-синий с блестящим (скорее всего, дешевым) полосатым галстуком того же цвета. Для него это было довольно ярко, хотя рядом с Ватари в повседневной одежде его вряд ли заметили бы.– Хороший костюм! – заметил я, сбрасывая бумаги на свой стол; они образовали грязную неряшливую кучу. Жилка на лбу Тацуми запульсировала. – Какой-то особенный случай? Собираешься снова поплавать в Комнате Иен?Тацуми холодно рассмеялся. Из-за его бережливости он получил прозвище ?Скрудж? в честь героя западного мульфильма Диснея, этакой утки с шотландским акцентом. Это почетное прозвище придумали шинигами из Сектора Вызова; а именно Ватари. Мы с ним как-то прикидывали, что делает Тацуми в свободное время, и пришли к выводу, что где-то в недрах Министерства есть тайная комната, заполненная иенами, в которых он купается. На самом деле я бы не удивился, если бы это оказалось фактом, а не домыслами. Он, наверное, застилает кровать долларами и обнимает во сне плюшевый символ иены. И даже на пижамах у него изображены иены. Окей, окей… это я и Ватари решили скинуться и подарить их ему, сколько бы они ни стоили. Надеюсь, он их носит. Как бы неприлично, по его мнению, это ни выглядело.– Да нет никакого случая, – сказал он, теребя лацкан. Ясно одно – что-то не так, да только я, невежественный идиот, не мог понять, что именно. – Я заказал этот костюм несколько месяцев назад, но его доставили только вчера. Курьер – абсолютный дебил. Только посмотри, что он сделал!Я посмотрел.– М-м…?Тацуми аж застонал от моей тупости и ненаблюдательности. – Он перекинул пиджак через свою руку! Кашемир нельзя перегибать и складывать! В области шеи образовались складки!Надо взять на заметку. Пригодится для вечеринок. ?Скажите, вы в курсе, что складывание кашемира ведет к образованию заломов?? Точно. И проведешь остаток ночи в туалете. Ха-ха.Тацуми смотрел на меня так, словно ожидал, что я в знак солидарности начну возмущаться нерадивостью посыльного. Обычно этот взгляд означал, что я в десяти секундах от потери половины заработка и буду вынужден неделю питаться запеченными бобами. Хорошо знакомая картина; она говорила: ?Сегодня плохой день. И если кто-нибудь меня заденет, прольются реки крови?. Теперь я понял, отчего его улыбка казалась странной. Он отчаянно пытался не скрипеть зубами, чтобы не стереть в порошок свои дорогостоящие коронки. Кашемировый костюм, очевидно, был дорогим, и заломы явно были преступлением против всего человечества. Я надеялся, что курьер сохранил в целости свое тело. Возможно, Тацуми не убил его еще на пороге, потратив впустую кучу денег на выведение пятен с ковра в коридоре. В прошлом мне часто хотелось лучше контролировать выражение моего лица, и сейчас был как раз такой момент. Я ухмыльнулся (подбадривающе, как мне показалось), и на меня обрушился водопад упреков и воплей. Наиболее часто повторялось: ?Мне следовало знать, что тебе подобная некомпетентность покажется забавной!? и ?Если бы ты хоть раз не спустил свою зарплату в течение одной ночи, ты бы понял, что такое потерять деньги!? И так далее. Когда Тацуми закончил, я свернулся калачиком под столом, укрывшись хвостом, и тихонько всхлипывал. Мой жалкий вид смягчил Тацуми, и он заверил меня, что не имел в виду ничего такого.– Просто я немного расстроен, – объяснил он, ласково погладив меня по затылку. Я кивнул и вытер рукавом слезу на щеке.– Мне так жаль твой костюм! – снова всхлипнул я.Он пожал плечами, поправляя при этом мой галстук. Никогда не умел обращаться с этой проклятой штукой. – Это не твоя вина, Цузуки. Прости, что я вывалил все это на тебя. Просто я немного не в себе после… – он быстро умолк, но я знал, чем закончилось бы это предложение.После Киото.Я отступил назад, отнимая у него галстук, и повторил: – Прости.Все утро я набирался мужества, чтобы рассказать Тацуми о моем договоре с Мураки. Я знал – чем дольше я колеблюсь, тем меньше вероятность того, что я признаюсь ему. Найдутся тысячи доводов против. Я не сомневался в его реакции или в чьей-либо другой. После всего, что я натворил в Киото… после всего, что натворил там Мураки…Но… когда я всерьез начинал думать об этом, все казалось не таким уж страшным. Мои чувства к Мураки не так уж серьезны. ?Они поймут, – убеждал я себя снова и снова. – Они смогут понять, что в этом есть логика, даже если лично им это неприятно. Спасти невинных важнее?.– Тацуми?Секретарь повернул сначала голову, а потом и все тело в мою сторону в ответ на мой негромкий голос. Полное и нераздельное внимание Тацуми всегда было моей особой привилегией. ?Он в ярости из-за складок на пиджаке! – буквально закричал мой внутренний голос, когда взгляд его сапфировых глаз впился в мои глаза. – Это сводит его с ума! Ик! Плакала моя зарплата!?– Что, Цузуки?Я не знал, куда девать руки. Я засунул их в карманы, затем сложил на груди, потом сжал кулаки и начал нервно расхаживать по комнате. К тому времени Тацуми наверняка понял – что-то не так. Я точно чем-то выдал себя.– Тебя что-то беспокоит? – мягко осведомился он.Я приоткрыл рот. Слова вертелись на кончике моего языка, готовые сорваться и полететь по воздуху прямо в его неблагодарные уши. Я был готов к любой реакции. Ноздри раздулись. Глаза засверкали. Из ушей повалил дым. Тени бешено завращались. Крик, истерика, вычет из зарплаты, взрыв, Апокалипсис. А с моей стороны – убежать, спрятаться, сделать грустное лицо, зарыдать, либо все это сразу. Но ничего этого не случилось. По иронии судьбы, именно Ватари дал мне спасительную передышку.Теразума выпил чашечку кофе из кофеварки и внезапно пронзительно завизжал. Звук все повышался и повышался… Кажется, он взял самую высокую октаву. Мы с Тацуми обеспокоенно развернулись и увидели, что Теразума скрылся в облаке красного дыма, а затем снова появился с довольно внушительным женским бюстом. Снова оглушительный визг; с нечеловеческой силой Теразума оторвал от стены кофемашину и разбил ее, бросив на пол.Хисока застонал и что-то написал на листке бумаги перед собой, не отрывая глаз от забавного зрелища. – Следовало знать, что Ватари не обойдется без маленького сюрприза вроде этого. Очевидно, он добавил к кофе одно из своих зелий для изменения пола. И оно явно имело успех… во всяком случае, выше талии. В другое время я бы насладился муками Теразумы, но сейчас зелье только напомнило мне Ватари и мое обещание. Я настойчиво потянул Тацуми за рукав. – Тацуми…? – заныл я, пытаясь поймать его взгляд. А потом быстро отступил: – У тебя на лбу пульсирует вена…Тацуми бросился к разрастающемуся в груди Теразуме и отвел его/ее в угол, размахивая руками, как ветряная мельница. И меня чуть не задел.– Хаджиме Теразума!!! – заорал Тацуми своим самым грозным голосом в стиле ?боевой клич?. – Не мог бы ты объяснить мне, кто, по твоему мнению, будет платить за замену кофемашины?– Пусть заплатит этот паршивый лжеученый, – ответил Теразума, а я угрюмо опустился на стул и потянулся за недоеденным шоколадным батончиком, спрятанным в верхнем ящике. – Он продолжает делать это дерьмо! Срань господня… был бы он здесь, я… Ух! Настоящий ?удар по ушам?.Включите фантазию и раскройте смысл этого выражения; и имейте в виду, что все, что вы придумаете, несомненно, будет в десять раз приличнее и дружелюбнее того, что извергал рот Теразумы. Последнее, что я видел – это Тацуми, утаскивающий его/ее прочь за одно из остроконечных ушей, попутно читая лекцию о важности мирного сосуществования с казенным имуществом.Я жевал свой шоколад, больше для того, чтобы успокоиться. Не от обычного голода. Я чувствовал странное… облегчение. Я боялся быть наедине с Мураки, как того требовал наш договор. Но… по другим причинам. Не тем, о которых я думал прежде.Правда в том, что сейчас я боялся себя. Слабости своей плоти. Слабости своего сердца.Я не хотел делать больно любимым друзьям. Не хотел, чтобы они беспокоились обо мне, следовали за мной и Мураки для наблюдения и вмешивались, посчитав ситуацию слишком опасной для меня. Он может причинить им боль. Он причинит им боль, если дать ему хоть половину шанса. Но я в это не верил. Я точно знал – не поэтому я ничего не сказал Тацуми, хотя шанс у меня был. Это было не потому, что я не хотел, чтобы другие пострадали. Не знаю… и даже сейчас толком не понимаю. Что-то вроде:Я должен убить Мураки сам. Наши судьбы связаны. Внутри меня, сквозь мое слабое сердце, течет кровь демонов. И демон будет принадлежать тем, кого сочтет достойным. Он сам будет судить и принимать решения: кто может любить его, кого он может принять и кому одному будет позволено забрать его жизнь. Я никогда и нигде не читал этих слов; я прежде не знал их. Их нашептывала мне сейчас темная сторона моей души, о которой я почти не вспоминал в последние сто лет своего существования. Но я чувствовал правду этих тихих, непреклонных слов.Я почти убил Мураки в Киото. Я почти убил этого человека в минуту своего поражения. Это было мое и только мое право.Мы были потомками Тьмы. Мы принадлежали друг другу, хоть я и не хочу это признать. Мураки выбрал меня. Он хотел меня, он принимал меня; он, в конце концов, позволил мне убить его.Однажды он умрет на моих руках. А я на его. Возможно, именно поэтому я ничего не сказал Тацуми в тот день. Возможно, поэтому я никогда не говорил ему. Теперь все не так, как в Киото. Я больше не фарфоровая кукла, нуждающаяся в спасении, которая может упасть на бетон и разбиться. Я не переложу ответственность ни на кого. Это мое. Это моя проблема.Мураки мой.Кто-то треснул меня по затылку. Я вскочил и мрачно уставился на Хисоку, получив в ответ ничего не выражающий невинный взгляд. Однако в больших зеленых глазах был намек на улыбку, и этого было более чем достаточно, чтобы я поверил, что возможно… каким-то образом… Хисока меня простит. Для Хисоки я был человеком. Я не смог как следует отблагодарить его за эту уверенность… когда никто не пришел мне на помощь. Просто знать, что он на моей стороне… Я вечно буду благодарен ему за это. Но Хисока не мог знать, какую боль причиняют мне его слова сейчас. Хотя я все еще хочу вновь услышать его благословенное: ?Ты – человек?, само звучание этих слов вызывает у меня дискомфорт. Меня приняли, да. Но только человеческую мою часть.?Ты – человек?.Но я не человек. Я только его часть.?Ты – монстр. В тебе течет кровь демона?.?Они сказали, что я не человек!?Я не хотел слышать ни то, ни другое. Потому что всякий раз одно из этих утверждений бросало тень на мою другую половину, заставляя страдать. В центре была тонкая серая область, которую никто не видел и даже не догадывался о ней. Хисока недавно заметил:– Ты и Ватари в последнее время проводите много времени вместе.– Да, – подтвердил я.– Есть какая-то конкретная причина? – небрежно спросил он. Я не мог понять, что означает его тон. Не то чтобы Хисока всегда говорил с этим выражением, но я догадался, на что он намекает.– Да нет у нас романа, – засмеялся я, взъерошив его густые каштановые волосы. – Мы с Ватари мало общались в прошлом году и теперь просто наверстываем упущенное время.Ну… не совсем так. Настоящая причина в том, что Ватари одинок и, может быть, немного ревнует меня к Хисоке. Мы были ближе до прихода Хисоки, это верно. Но Ватари не сказал ни слова. Порой его труднее понять, чем Хисоку. Когда Хисоке плохо, это всегда можно увидеть. Ватари… он просто… улыбался. Что бы он ни чувствовал. И, независимо от настроения, он всегда ставил меня на первое место. Он меня вроде и не поддерживал. Не скакал вокруг и не кричал на весь мир, что я человек. Не называл ни монстром, ни демоном. Но… Одна моя половина или другая – никакой дискриминации, никакого отрицания, ?заметания под ковер?, никаких слов, которые я, по его мнению, хотел бы услышать. Просто полное и безоговорочное принятие. Похлопывание по спине, выпивка без ограничения и улыбка. С ним я был просто Цузуки. И ни от кого больше я не видел подобного.– Цузуки, иди работать! – зарычал Хисока. Я съел последний кусочек батончика и попытался усмехнуться моему партнеру. Он сморщил нос, глядя на мои испачканные зубы.– Жесть, – объявил он, передавая мне зубочистку из ?организованного хаоса? на своем столе. Я, как мог, привел себя в порядок и наконец-то приступил к постоянно растущей куче бумажной работы.Я работал, как демон, то есть достаточно хорошо. Несмотря на все недостатки, Ватари был эффективным и целеустремленным работником, а его протеже Чикава, заменявший его в лаборатории, тоже был неплох, но ему не хватало скорости. Ему трудно было идти в ногу со всеми, а это означало, что Хисока, Вакаба, Теразума, Тацуми и я должны были компенсировать его отставание. К счастью, дело Киотского Мясника было сейчас единственным текущим расследованием, и нам в основном надо было разобрать документы по предыдущим делам. Заместителю Ватари также пришлось иметь дело с возмутительными требованиями Теразумы в отношении антидота. Что мог сделать этот бедный ребенок? Сомневаюсь, что сам Ватари точно знает, что именно он кладет в свои зелья. В половине случаев, по крайней мере. Вылечить Теразуму невозможно, пока Ватари не вернется в Министерство или мы ему не дозвонимся. Теразума пытался связаться с ним, но в ответ на звонок ему предлагали оставить сообщение. Наверное, он работает в своих особенных очках (я уж не говорю о соблазнительном фехтовальщике). Но для Теразумы это не было оправданием, точнее, было возмутительным оправданием, и он обещал подать в суд/убить/натянуть Ватари трусы на голову, как только он попадется ему на глаза. Да уж, было весело… Когда в пять часов рабочий день закончился, я испытал неимоверное облегчение.Я и Хисока выскочили за дверь, помахав остальным на прощание. Тацуми и Вакаба работали допоздна над особым заданием, а Чикава с Теразумой продолжали искать лекарство. Мы вышли из здания и повернули к жилому комплексу. Министерство – здание, существующее в мире людей, но им оно известно как Дом Правительства. Однако в Аду оно выглядит иначе. Это похоже на картину, часть которой скрыта под темной пленкой. Снимите пленку и увидите, что картина много, много больше. Так и Министерство. В Аду деревья сакуры окружают здание и цветут круглый год. Сакура – символ смерти, и праздник Цветения Сакуры каждый год напоминает, что жизнь проходит. Нам ли, шинигами, этого не знать… Чтобы покинуть Министерство и оказаться в другом измерении, в мире живых, шинигами достаточно было воспользоваться персональной ключ-картой и шагнуть за пределы входной двери. Прохожие принимали их за обычных государственных служащих; подозрений не возникало ни у кого. Область Ада включала само здание Министерства, несколько хозяйственных построек, таких как лаборатория Ватари, и небольшое пространство вокруг. Ее окружали невидимые стены, внутри которых было безопасно, однако покинуть Ад можно было только через здание Министерства – дверь была чем-то вроде портала. Один шаг – и вы в деловом Токио, со всем его очарованием, шумом и вечной сутолокой. Волшебный мир… но через пять минут трудно противиться искушению вернуться хотя бы на мгновение.В двух кварталах налево от здания Министерства, в нескольких минутах ходьбы, находился жилой комплекс Sakura Zensen, что означает ?Цветение Сакуры?. Люблю я этот адский юмор, знаете ли. Комплекс расположен целиком в мире живых, но с точки зрения людей его нет вовсе. Его нельзя увидеть и с воздуха, он не отмечен ни на одной карте. Министерство проделало огромную работу по созданию пространства, защищенного огромным количеством заклинаний сокрытия, чтобы его сотрудники могли пользоваться всеми преимуществами жизни в мире живых и при этом сохранять конфиденциальность. Все сотрудники жили в этом комплексе; оплачивало его само Министерство. Питание оплачивали мы. Другой нашей обязанностью было держать наши настоящие личности в секрете, что было не слишком сложно. Швейцары, охранники и портье тоже были работниками Министерства. Посетители из мира живых бывали нечасто; несмотря на это, мы старались, как могли, и вели себя хорошо.Мы с Хисокой планировали заказать еду на дом и посмотреть фильм в моей квартире, но он решил кинуть меня в последнюю минуту. Он казался усталым и раздражительным, поэтому я ныл всего одну или две минуты, прежде чем отпустить его.Его квартира была на втором этаже, и он пошел пешком, чтобы немного размяться. Я жил на девятом; и, поскольку я ленив, прыгнул в лифт. Помахав рукой портье (он подмигнул мне, продолжая болтать по телефону), я нажал кнопку вызова. Двери с гудением распахнулись, и я вошел внутрь, повернувшись лицом к выходу. Двери начали снова закрываться, когда я увидел парня в черном. Он бежал к лифту от входной двери, дико размахивая руками. – Останови лифт! – заорал он так, словно это вопрос жизни и смерти.Будучи джентльменом, я выполнил его просьбу и подождал, пока это экспрессивное создание войдет в лифт. Двери закрылись, я нажал кнопку своего этажа и повернулся к своему спутнику, чтобы спросить, куда ему надо.Тут моя челюсть отвисла.– Спасибо! – чересчур весело сказал малыш. – Не думал, что ты остановишься ради меня! Итак… на какой этаж поедем?Я почти решился выйти на следующем этаже и подняться по лестнице, но передумал. Наверняка этот жуткий маленький преступник увяжется за мной, какой бы путь я ни избрал. Он смотрел на меня с вежливым интересом и улыбался, как будто мы были старыми друзьями, которые давно не виделись и вот случайно встретились.Безмятежное настроение, овладевшее мной после ухода с работы, испарилось без следа. Мне стало очень некомфортно. А ему, судя по всему, – нет; казалось, что он занимает бóльшую часть лифта, чем я, хотя я гораздо крупнее. Думаю, именно его улыбка вызвала такую иллюзию. И еще то, что мои плечи были так подняты, что лицо оказалось практически между ними.– Ты помнишь меня, Цузуки-сан? – спросил он непринужденно.Я взглянул на него снова. Он был одет в ту же самую одежду, что и прошлым вечером, добавил лишь темный жакет с меховым воротником, но это маленькое различие не повлияло на мою память. Не было никаких сомнений в том, кто этот странный паренек.Его лицо выглядело как пугающая смесь Хисоки и Хиджири. Будто их обоих бросили в блендер, как следует перемешали, и вот вам результат.Не говоря уже об этих жутких глазах с крохотным зрачком… ледяной синий взгляд заставлял вспомнить обо всех страхах моего детства, возвращал в давно забытые ночные кошмары, истории о призраках, в безлунные черные ночи, когда под покровом темноты творились разные ужасы.– Да, я тебя помню, – пробормотал я, желая только одного – чтобы он перестал смотреть на меня подобным образом. Как будто что-то замышляя… Его улыбка напомнила мне эту картину Ван Гога, Мону Лизу (непонятно, кто тут путает, автор или Цузуки – прим. переводчика). Та же знающая, дразнящая улыбка. Никогда не любил эту картину. Мне всегда казалось, что она насмехается надо мной, и сейчас я чувствовал то же самое. – Ты сказал, тебя зовут… Пандора, верно?– Ты запомнил, – кажется, он был доволен. – Приятно увидеть тебя снова, Цузуки-сан. Как прошло твое свидание с Зутой?Я его не понял; он увидел это по выражению моего лица и быстро поправился:– С Мураки, Казутакой Мураки.– Ты знаешь Мураки?Пандора кивнул, накручивая на палец длинный ворс своего воротника.– Да, я знаю Мураки. Давно. Не самый хороший парень, но это кому как, – он фальшиво засмеялся. Как бы насмехаясь над собеседником и одновременно над самим собой. – Но к тебе он относится хорошо, Цузуки-сан, как, впрочем, и я. Хотя не думаю, что даже тебе известно, любит он тебя или нет.Пандора удивленно поднял бровь.– Должно быть, эти мысли периодически приходят тебе в голову, Цузуки-сан. Мои мозги давно уже завязались в узел, пытаясь это понять.Я закусил губу, продолжая внимательно изучать цифры, отмечающие подъем. Девятый этаж уже скоро.– Я стараюсь не думать об этом слишком часто.– Очень мудро, – Пандора поскреб пол носком своего сапога. Безрадостная улыбка застыла на его губах. Странно, он вдруг напомнил мне Ватари. – По-своему, – подытожил он. – Думаю, Мураки сам верит в то, что любит тебя. Но ты абсолютно уверен, что поступаешь правильно, Цузуки-сан? Ты думаешь, в критический момент он защитит тебя?Его голос становился все холоднее и холоднее; последовала длинная пауза, после чего улыбка наконец исчезла. Пандора склонил голову набок, чтобы встретиться со мной взглядом. Его лицо было совершенно пустым; взгляд лишен глубины. Бесчувственное лицо. Бесплодное. Как дно опустевшей бутылки. Я пытался понять, о чем он думает, но все его эмоции были или скрыты, или искажены до неузнаваемости.– Ты действительно веришь, что он умрет за тебя так же охотно, как умер бы на твоих руках? Что он позволит другому убить себя… если поверит, что это спасет тебя?Я просто смотрел на него, не понимая смысла его слов. К счастью, это продолжалось не слишком долго, потому что лифт, наконец, добрался до моего этажа. Двери распахнулись, и я вышел в коридор, повернувшись спиной к загадочному мальчишке, все еще чувствуя на себе ледяной взгляд голубых глаз. Почти так же неприятно, как смотреть ему в лицо.Он не последовал за мной в коридор, однако, придержав двери рукой, высунул склоненную голову наружу.– Ты это вообще о чем, пацан? – прошипел я так злобно, что сам удивился. – Ты появился вчера вечером, сказал, что сожалеешь о Тачиагари, но ничем мне не помогаешь! Все время говоришь чертовыми загадками, и я не знаю, что делать с этим! Нужно выражаться яснее, объяснить мне суть твоей проблемы!Я сделал шаг назад; сердце забилось сильнее, и знакомое, привычное чувство охватило меня – защитить, успокоить. Игнорируя голос разума, позволить моей чувствительности взять верх. Я почти не знал этого малыша, но он был здесь, он искал меня, а я всегда был самым подходящим человеком, когда речь шла о помощи слабым и нуждающимся, всегда стремился поступать правильно.– Спрошу прямо, малыш: что тебе от меня нужно?– Мне нужна твоя помощь.Прозвучало искренне. Я нерешительно взгянул на него через плечо – на его внезапно ставшее гораздо более юным выражение, тени под глазами, надгортанник, движущийся вверх-вниз. Без сомнения, сейчас он больше походил на ребенка, которым я его считал поначалу, и, хотя он напугал меня, у меня возникла уверенность, что страх этот был ничем не обоснован. Откуда-то я просто знал, что Пандора действительно нуждается в помощи.Он огляделся, точно искал что-то, затем снова взглянул на меня; казалось, его бледные губы хотят и не решаются что-то сказать.– Ютака Ватари, – произнес он наконец. – Скажи… он уже уехал в Киото?Поколебавшись, я ответил: – Да… но откуда ты знаешь про Киото?Он покачал головой. – Это неважно. Сейчас важно, чтобы ты понял связь. Дело Ватари-сана и твой договор с Мураки взаимосвязаны. Существуют более глубокие связи, чем ты можешь себе представить. Возможно, ты еще не осознаешь этого, но вы все в опасности. Все вы оплетены нитями и втянуты в пеструю паутину.– Пеструю паутину? Что ты имеешь в виду? Все это не имеет смысла! Я просил тебя выражаться яснее, малыш!Но Пандора не обращал на меня ни малейшего внимания. Он зажмурился; казалось, он испытывает какое-то психологическое давление. Я ощущал присутствие чего-то или кого-то, грозной силы, удерживающей парнишку в своей власти. Пот выступил у него на лбу, пальцы судорожно сжимали двери лифта.– С тобой все в порядке? – спросил я, встревоженно шагнув по направлению к нему.Он устало улыбнулся:– Я в порядке. Это просто… мой хозяин, он препятствует мне.– Хозяин? – я поднял бровь. Мне не казалось это правильным. Мне претила мысль о том, что кто-то считает себя вправе распоряжаться чьей бы то ни было душой.Пандора тяжело вздохнул и как мог выпрямился. Он явно находился под мощнейшим ментальным воздействием: пот так и струился по лицу, на щеке, которую он закусил изнутри, появился белый круг.– Он пробуждается. Я должен идти, – объявил он, вытер лоб и вернулся в лифт. Отпустил двери, и они начали закрываться, но перед этим он сказал еще кое-что на прощание.– Я больше не могу говорить. Он силен и может просто подслушать нас. До следующей встречи, Цузуки-сан. Иди домой, ты должен поговорить со своим любовником. Думаю, он собирается позвонить тебе на домашний номер.– Мураки мне не ЛЮБОВНИК! – взревел я, но зря: двери уже захлопнулись, и Пандора ускользнул от моего возмездия. Размышляя над словами пацана – должен ли я принять их как есть или относиться к ним с долей юмора – я услышал приглушенный звук телефонного звонка. Моя квартира была через одну дверь от лифта, поэтому приходящие и уходящие люди могли слышать происходящее внутри, хотя обычно в моем случае это практически ничего не означало. То ли дело квартира Ватари, прямо напротив моей… какофония взрывов, падение книжных полок, удары головой об пол, когда он спотыкался о собственное барахло, шумные свидания, сопровождающиеся характерными звуками ночь напролет, грохот, производимый его ?гостями?, когда он или она с похмелья пытались выбраться из квартиры, не разбудив Ватари.Да, имея таких друзей, можно не смотреть сериалы – мыльные оперы у тебя под боком.Я нашарил ключ в кармане, подошел к двери, открыл ее и попытался снова захлопнуть ударом ноги. Удалось только со второй попытки, а телефон тем временем пронзительно трезвонил где-то в районе кухни. Наконец я справился с неуправляемой дверью и перешел к следующему пункту программы.Я никак не ожидал, что Пандора окажется прав, поэтому, когда действительно услышал на другом конце провода вкрадчивый голос Мураки, едва не потерял сознание. Это уж чересчур. Мне срочно понадобилось лечь.– Добрый вечер, Цузуки-сан, – произнес ровный, благовоспитанный голос моего заклятого врага. – Надеюсь, я тебя не потревожил?Ворча, я сбросил ботинки, извиваясь, выкрутился из плаща и пиджака, как попало разбросал их по комнате и плюхнулся на некий полосатый, покрытый пятнами, непонятно чем набитый… предмет, который в прошлой жизни был диваном (хочется в это верить). Втайне я надеялся, что свидание на некоторое время заставит Мураки забыть обо мне, но, видимо, оно сделало его еще более нетерпеливым.– Будешь молчать всю ночь, или окажешь мне любезность и заговоришь? – спросил он с досадой.Я покачал головой. – Э-э… извини, просто… случилось нечто странное, и я немного ошеломлен.– Ты в порядке? – голос звучал так искренне…– Со мной все хорошо, но… я хочу сказать, это хорошо… – я сделал паузу и мысленно оборвал себя. Как объяснить все это Мураки, и, главное, разве ему не наплевать? – Да ерунда. Ничего особенного.– Если это касается тебя, значит, не ерунда, – заявил он твердо. Так твердо, что я почти поверил, что не только собственные заморочки имеют для него значение. – Скажи мне, что произошло.У меня заурчало в желудке, и чувство голода сделало меня еще упрямее.– Я сказал, не волнуйся об этом. Почему ты позвонил мне так скоро? Разве одного свидания недостаточно?Он засмеялся. Он смеялся долго, и чем больше он веселился, тем голоднее и сердитее становился я. Наконец я взорвался. – Черт побери, ты издеваешься надо мной? – взревел я, вырвал из дивана кусок набивки и тут же пожалел об этом. Эта штука и так разваливалась. Без моей помощи. Я пытался засунуть ее обратно, но вышло только хуже.– Ну прости, – сказал Мураки без тени юмора в голосе. Большего в плане признания своей вины, полагаю, от доброго доктора мне не дождаться. – Просто я думал, что ты немного лучше понял меня, дорогой Цузуки. Особенностью нашего соглашения было мое право позвать тебя, когда я буду в этом нуждаться. И сейчас как раз возникла такая необходимость.Мне не нравился тон, которым он продолжал твердить ?необходимость?. Точно так я говорю о брауни. И никакая это не необходимость, а просто маленькая эгоистичная прихоть. – Что ты задумал? – осторожно спросил я.– Пойти в кино, – просто ответил он. Я представил себе Мураки, сидящего с ведром попкорна перед экраном в этом своем строгом белом костюме, и чуть не расхохотался. – В ближайшем кинотеатре идет прекрасный фильм. Я уверен, он тебе понравится, Цузуки-сан. А потом я угощу тебя ужином. Я сам приготовлю его для тебя.– Неинтересно, – тут мой желудок напомнил о себе громким протестующим урчанием, и я услышал смешок на другом конце провода.– Кажется, твой желудок думает иначе, – тихо, почти шепотом, произнес Мураки. – И не будем забывать истинную причину того, что ты делаешь, Цузуки-сан. Если ты так сильно не хочешь прийти ко мне, я, разумеется, не могу тебя заставить. Однако… я уверен, найдется немало людей, которые не настроены столь враждебно по отношению ко мне. Я не похож на тебя, Цузуки-сан. Для тебя я делаю исключение; что до других, я не беру их автоматически под свою защиту подобно тебе. И судя по моему настроению сейчас…Меня охватил бешеный гнев. Если бы он стоял сейчас передо мной, я бы ударил его ногой в лицо, стирая ненавистную ухмылку. И, как всегда, промазал бы. А он бы схватил меня, прижался всем телом и опять шептал мне на ухо что-нибудь коварно-извращенное.Господи. Ненавижу это признавать, но я… любил этот гнев. Благодаря ему я чувствовал себя таким сильным, таким живым…Гнев кормил демона во мне. Моя темная половина вечно голодала.Желудок вновь заурчал, напоминая, что и другая половина проголодалась. Я проверил содержимое холодильника; Мураки терпеливо ждал моего ответа. Немного говядины и черных бобов двухдневной давности, курица в лимонном соусе, маффины, испеченные для меня Ватари, уже начинавшие черстветь (не знаю, что со мной не так: обычно я не пренебрегаю сладостями). Контейнер с двойной порцией карри, в расчете на вечер с Хисокой… Ничего из этого мне не хотелось.Бесплатный ужин… гм, привлекательно. И ходить в кино я люблю, хотя… Мураки наверняка использует близость и темноту в своих интересах. Но, похоже, ничего более интересного не намечается.Опять же, невинные люди могут пострадать… Я должен выполнить свою часть сделки.Все эти мысли смягчили чувство вины, хотя в чем именно я был виноват, затрудняюсь сказать. Я хлопнул дверцей холодильника, как наказанный маленький мальчик хлопнул бы дверью своей комнаты. – Хорошо, я пойду с тобой.Так и вижу улыбку на его сияющем лице. – Рад слышать, Цузуки-сан. Встретимся около моего дома… скажем, в семь? Съездим в кино и вернемся, чтобы я мог приготовить ужин. Я кивнул; затем, вспомнив, что он не может меня видеть, сказал:– Хорошо.– Прекрасно, – обрадованно заявил он. – Тогда в семь. Жду с нетерпением. Я хотел повесить трубку, но снова услышал его голос и поднес телефон к уху.– Цузуки-сан? Фильм начинается в семь тридцать, так что постарайся не тянуть время.И повесил трубку, оставив меня с открытым ртом. ?Постарайся не тянуть время?, ну-ну. .