Глава 8. Спокойный и молчаливый (Ория) (1/1)

Шинигами качнулся на нетвердых ногах. Его глаза так выпучились, что почти оторвались от лица. Кажется, он немного растерялся. – Ах… эм… шрин нибла нее. – Прошу прощения? – я поднял бровь. Летающая курица (я отношусь к ней спокойно, но все-таки она до сих пор нервирует меня) издала пренебрежительный звук. Как будто пыталась снести слишком большое яйцо. – Думаю, он счастлив находиться здесь, – разъяснил он, скрестив покрытые перьями руки на груди. Крохотная сова (предполагаю, это была 003, хотя Ютака Ватари нас не представил) настойчиво гудела, описывая круги вокруг моей головы, как надоедливое насекомое. Мне понадобилась вся сила воли, чтобы не прихлопнуть маленькую негодницу.Шинигами качнулся назад и сумел, наконец, разорвать наш зрительный контакт; казалось, от моего взгляда его лихорадит. Я применил все свои способности, чтобы усилить его восприимчивость к моему воздействию. Не вполне понимая сам природу своей силы, я смог только как бы невзначай заставить шинигами обратить на меня внимание, повернуть ко мне голову. Он опять посмотрел на меня; весело улыбнувшись, я бросил на него такой взгляд, что его опять качнуло. Наверное, ему показалось, что последние несколько минут он провел на карусели… На его бледно-розовых губах появилась робкая улыбка; он удивленно потер лоб. Казалось, он только теперь пришел в себя.– Ну… – смущенно произнес он с легким смешком, прикоснувшись к губам, точно я удивил его неожиданным поцелуем. – Ну, я имел в виду…Он выпрямился, взял себя в руки и отвел глаза в сторону, чтобы снова не попасть под мое влияние. – Я хотел сказать – мне тоже приятно познакомиться. С нетерпением жду начала совместной работы с вами. В этом я был с ним солидарен. Кажется, это будет гораздо интереснее, чем я думал. Я сверкнул обаятельной (надеюсь) улыбкой и протянул руку для пожатия. Ватари, тем не менее, отступил, держа руки ладонями вверх, как бы обороняясь. Нерешительное выражение на его лице показывало, что хотя ему нравится то, что я с ним заигрываю, все же он пытается установить некоторые границы между нами. Как скучно…– Хм… Мибу-сан…Я почувствовал неприязнь. – Пожалуйста, без формальностей, я настаиваю. Называя меня так, вы делаете меня более значительным, чем я есть на самом деле. Просто ?Ория? будет достаточно.Ватари расслабился, и я понял, что он один из тех, кто легко подстраивается под обстоятельства. У меня создалось впечатление, что Ютака Ватари ни в малейшей степени не был робким или скромным. Достаточно вспомнить его недавнее кокетство…– Хорошо, пусть будет Ория, – наверное, ему нравилось, как звучит мое имя, потому что он улыбнулся. – Я бы солгал, сказав, что я против работы с таким симпатичным парнем, как ты.Очевидно, не только я знал, как включить обаяние. Втайне я был польщен, но ни лицо, ни тело меня не выдали. Так легче оставаться хозяином положения.– Но… – указательный палец Ватари целился прямо в мой нос, а язык тела говорил об одном: обрати на меня внимание. Темные брови (сначала я думал, что он осветляет волосы, но теперь знаю, что это не так, хотя даже для полукровки это большая редкость) нахмурились, медово-карие глаза пытались смотреть строго. Но все это не сработало. Он выглядел очень мило. – Имей в виду, ?просто Ория?, я все еще злюсь на тебя!Искренне удивившись, я широко открыл глаза.– Злишься на меня?Он кивнул. – Я так сам в себе разочаруюсь… Ты только что приехал и уже злишься на меня? Чем я мог тебя обидеть за такой короткий промежуток времени?– Ну, хорошо – что насчет организации трансфера из аэропорта? – рявкнул он, прижав большой палец к указательному. – В такой день, как этот… я думал, ты будешь повнимательнее! Посмотри на меня! Я промок до костей!– Да… я это заметил… – задумчиво сказал я, подчеркнуто внимательно окидывая его взглядом, начиная с лица и заканчивая ногами. Он фыркнул, давая понять, что потрясен таким вниманием, и буквально рванул на себе промокший пиджак. Удерживая полы одной рукой, он освободил другую и снова ткнул в меня пальцем.– А теперь ты говоришь непристойности, – заявил он. – Я не собираюсь их слушать.Я негромко хихикнул, чувствуя, как зачесалась внутренняя сторона локтей от того, как это прозвучало – откровенно и развратно.– Поверь, я еще и не начинал. Дай мне время, шинигами, – я не спеша почесал свою руку, делая вид, что происходящее меня совершенно не волнует. Честно говоря, я не из тех, кому легко дается наглое поведение. Меня можно назвать старомодным. Я вообще не привык флиртовать, общаясь с мужчиной. Я казался себе неестественным и неуклюжим, хотя Ватари, кажется, этого не замечал. Ну, или его это не особенно беспокоило.Его лицо стало суровым, хотя легко можно было понять – подобные эмоции для него нехарактерны. Я мало знал о характере Ватари, но исходя из увиденного, мог сказать, что у него чудесная улыбка, и когда он улыбается, все его лицо светится, и выглядит он при этом в десять раз привлекательнее, чем с угрюмым выражением. Нахмурившись, он выглядел старше. Я скажу больше: подобное выражение просто оскорбляло его доброе лицо.– Во-вторых: ты просил, чтобы конкретно меня не посылали расследовать это дело. А теперь приветствуешь меня так сердечно? Что все это значит? Я немного запутался.Ах да, я и забыл об этой детали. Как я сказал Мураки, ничего личного. У меня не возникло никакого предубеждения против шинигами после краткого знакомства три месяца назад. Я и сам не понимаю, почему так сказал. Должно быть, интуиция. Как объяснить это ему, не обидев? О, эта вечная проблема выбора. Полагаю, лучшим объяснением будет паутина из полуправды и ?не совсем правды?. Вздохнув, я почесал затылок, зарывшись пальцами в длинные пряди своих каштановых волос. О, я знал, что это действие заставит юката сползти с плеча, открыв значительную часть груди. Быстрый взгляд, и я убедился – Ватари не оставил это без внимания. Мне даже немного неловко стало… Да, едва ли его поведение можно назвать тонким намеком.– Это долгая история, блонди, – резко сказал я. В ответ он послал мне взгляд, ясно говоривший, что у него впереди целый день, чтобы слушать.– В самом деле..?– Я просто беспокоился о том, что ты послужишь поводом отвлечься.– Отвлечься? – он поднял бровь. – Именно. Ты оставишь моих девочек без работы, если я посажу тебя за стойку регистрации, – я улыбнулся, приоткрыв немного зубы в доказательство того, что все это просто шутка, и я не имел в виду ничего обидного. К моему удивлению, он действительно рассмеялся в ответ, да так, что закачался от смеха.– Мибу-сан! – усмехнулся он. – Это очень любезно с твоей стороны, но разве ты не написал в заявлении… – Не посылайте блондина? Я прошу прощения за это. Не обижайся. Это было сказано искренне; я расслабился, и совесть моя успокоилась. – Я считал, что эти слова заставят тебя держаться подальше от этого дела. Окия… ну… пойми, у меня были свои причины. Все они не имеют к тебе никакого отношения. Я тебя слишком мало знаю, чтобы судить о тебе как о человеке. А что касается моего поведения сегодня утром… согласен! – я почувствовал, как мои губы растягиваются в некое подобие улыбки. – Проявить уважение, встречая гостей – обычная вежливость. Просто давай предположим, что я слышал из надежного источника, что кое-кто, посланный сегодня Министерством, возможно, уже был у меня по заданию названного учреждения. Учитывая, что вас было тогда трое, а двое из вас совершенно не в моем вкусе… я подумал, что дружелюбие может мне повредить.С этой минуты я больше не считал Ватари дураком. Как только я упомянул ?кое-кого?, он опустил голову и несколько раздраженно кивнул. – Тебе позвонил Мураки, – сказал он, и это не было вопросом. – Я удивлялся, почему он пробыл на кухне так долго. Теперь понимаю.Блондин поднял голову и устало вздохнул, встряхнув длинными волосами, упавшими на его лицо. – Боже, каким идиотом я должен тебе казаться. Это все, что ты можешь сказать? ?Может мне повредить?? Похоже, ты считаешь меня наивным дурачком из-за моей манеры вести себя. Говорю тебе здесь и сейчас: не стоит думать, что ты сможешь обманывать меня на каждом шагу, я этого не потерплю! Я тебе не двуличный перевозбужденный политик, которых ты легко обводишь вокруг своего маленького пальца. Я – шинигами и нахожусь здесь ради важного дела, к которому, скажем прямо, отношусь очень серьезно. Так что сделай нам обоим одолжение и не шути со мной так, потому что это плохо закончится, приятель.Ооо-оокей… какая чувствительность, однако. Ватари явно не хочет быть неверно понятым, учитывая то, что Мураки мог мне сказать. Я поднял руки в знак капитуляции, подавляя смех, готовый сорваться с моих губ. Выражение веселья в такой момент сыграет против меня.– Не волнуйся, дорогой, – успокаивающе произнес я. – Ни о чем таком я и не думал. Как ты, несомненно, сам убедишься во время пребывания здесь, я не очень уверенный в себе человек. Я никого не хотел обидеть. Ватари, казалось, был удовлетворен. Тем не менее, его лицо оставалось серьезным, и это говорило о том, что он не готов полностью отказаться от обвинений в мой адрес. Я подумал, что самое лучшее – позволить ему открыто высказать все, чтобы мы покончили с этим сейчас. Потом это будет сложнее. – Мибу-сан, – заявил он. – Я не намерен лгать. Я ничего о тебе не знаю, но чертовски хочу это изменить. Однако тебе стоит прислушаться вот к чему, мистер: три девушки мертвы, и еще одна прошла через ад и вернулась. И до тех пор, пока я не закончу первоначальный осмотр их тел, я вынужден просить тебя, из уважения к умершим, свести свое веселье к минимуму. Мы поняли друг друга?Меня точно окунули головой в ведро ледяной воды. Я отступил на шаг, вспомнив о суровой реальности. Мои девочки, мои дочки, пусть и не по крови, лежат мертвые за этими стенами. Убитые. Во имя Бога, о чем я только думаю?Я балансировал на опасной черте. По бесчувственности я почти сравнялся с Мураки. А ведь я поклялся, что никогда не позволю впустить ЭТО в свою душу. Я почувствовал, что мое лицо исказилось, и осторожно прикрыл глаза рукой, желая, и не в первый раз, быть не столь эмоциональным. Каждый раз, когда я думаю, во что превратился Мураки… каждый раз, когда я думаю, что причастен к его очередному убийству…Если честно, я старался не задумываться об этом. Если задумаюсь всерьез, сойду с ума. Не хочу разочаровывать тех, кто видит во мне хорошего человека. Грудь тяжело вздымалась и опускалась; я выдохнул, и мне сразу же стало легче. – Ты прав, – я поднял глаза и кивнул, чувствуя, как маска холодной сдержанности возвращается на свое место. У меня, как у странствующего актера театра Но, целая сотня масок, с самыми разными выражениями, среди которых нет только маски диктатора. – Простите, Ватари-сан. Мне следовало знать…Я чуть-чуть отвернулся, скрывая выступившие вновь слезы. В груди что-то сжалось; сказывалось напряжение. Думаю, недостаток сна тоже повлиял. Лицо шинигами заметно смягчилось; мне кажется, мрачное выражение, которое было на нем несколько секунд назад, сродни моим маскам. Не думаю, что он способен долго сердиться. – Сожалею, – сказал он, слегка коснувшись моей руки. Сквозь рукав юката я почувствовал тепло. – Я не хотел поучать. Я знаю, что эти девушки были дороги тебе. Просто иногда люди стараются забыть о горе и смерти хотя бы на минуту – любым путем, любым способом. Это последняя вещь, о которой нам следует сейчас спорить, ты согласен?От прикосновения его руки я немного оттаял. Я всегда был неравнодушен к блондинам, а здесь было на что посмотреть. Я слегка улыбнулся и подмигнул. – Тебе не за что извиняться, Ватари-сан. Теперь… если ты и… домашние птички сделаете одолжение и последуете за мной… – я услышал оскорбленное ?пфф? этого… как его… Гушошина в ответ на мои слова, – то я покажу вам вашу комнату. Ватари облегченно улыбнулся и поправил круглые очки. – К вашим услугам, сэр! Хороший мальчик. Отчитал меня, но флиртовать не прекратил. Очевидно, моя задача стала намного труднее, ибо затронута моя совесть. Мураки следовало бы это знать. Три месяца назад, когда я столкнулся с тем мальчишкой, это меня нисколько не беспокоило. Никаких угрызений совести по поводу двух серьезных ран на его груди. Обычного сочувствия я не испытывал – ведь мой соперник не был смертным. Если бы он ранил меня, пришлось бы лечиться, по крайней мере, несколько дней, а у него даже смертельные раны заживают в считанные секунды. Поэтому моя совесть была спокойна. Теперешние обстоятельства мало чем отличаются. Единственная разница – я покушаюсь не на тело, а на душу. Именно его душу мне предстоит разорвать на части в процессе соблазнения. Но по каким-то неясным причинам я не был таким же бесстрастным, как в том случае с мальчишкой. Думаю, тогда мне было проще, потому что пацан был очень вредный. Он сам облегчил мне задачу, и я хорошенько припугнул его. Ватари встал на колени и взялся за ручку одной из сумок. Должно быть, тяжелая – я видел, как напряглись его бицепсы. Он заметил мой взгляд и виновато улыбнулся. – Научное оборудование, – объяснил он. – Ну, знаешь: ноутбук, химикаты, обработка данных, весь этот джаз?Я понятия об этом не имел, но все равно кивнул. Были еще две сумки, и я указал на них:– А что в них? Тоже научный хлам?Ватари ухмыльнулся и небрежно махнул рукой. – Нет-нет! Это мои вещи и кое-какие документы, которые могут пригодиться. Схожие случаи, – он указал на манильскую папку (желтоватый лист, сложенный вдвое, из манильской пеньки – прим. переводчика), виднеющуюся в туго набитой сумке, еле застегнувшейся на молнию. Я не был удивлен, узнав, что самая большая из трех сумка содержит гардероб Ватари. Бедному Гушошину, вероятно, приходится носить одно и то же каждый день. Желая продемонстрировать этому моднику учтивость, которая сделала меня известным всему Киото, я шагнул к блондину, который явно был в затруднении, и легко поднял сумку с оборудованием. Повесив ее на плечо, я подхватил две другие и понес их ко входу в Кокакуро. – Тогда вперед. Не стой как истукан, – я посмотрел на него через плечо и улыбнулся.Ватари опомнился, помчался за мной и схватил меня за руку с видом ребенка, который упрямится. – Ну уж нет, Мибу-сан! Я не могу позволить тебе нести мои сумки, это слишком! – я рассмеялся и откинул от лица длинные пряди волос. Как же давно я не смеялся… думаю, я был чересчур серьезным. И это было мне вредно. – Считай это компенсацией за отсутствие транспорта, дорогой. Теперь зайдем внутрь, ты заблокировал дверной проем. – Но… ах, ну дай мне хотя бы одну сумку! – настаивал Ватари, хватаясь за ремень на моем плече. Вот сколько можно его теребить? Я отстранился. – Не волнуйся, это мой долг.– Нет, нет! – и опять тянет. – Это не проблема, блонди. Просто отпусти и перемести свою задницу в дом!– Я не могу! Это чересчур великодушно! – а я тащу его за собой на буксире. Мое тело опасно накренилось; сумка сползла с плеча. Я пытался войти прежде, чем весь багаж свалится на Ватари; а он продолжал дергать ремень, не обращая внимания на мои протесты – как словесные, так и физические. Я тоже был весьма настойчив – оттолкнул его ногой, как маленькую собачонку, которая путается под ногами. На мгновение он отстал. Потом, как игривый котенок, подскочил и взялся за ручку одной из сумок. Я треснул его этой сумкой – кажется, там были книги. Да… почему-то он начинает казаться не таким уж симпатичным. – Ватари-сан, я настаиваю. Позволь мне проявить любезность и ПОДНЯТЬ ЭТИ ЧЕРТОВЫ СУМКИ ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ!Весьма трудная задача, когда три тяжеленные сумки и решительный светловолосый шинигами тянут тебя вниз. И всего-то надо было пройти шага четыре до главного входа, но понадобилась целая серия акробатических трюков для достижения цели. Гушошин летел впереди, недовольно что-то бормоча под нос. Что ж, его можно понять. Сова кружила над нашими головами, как крошечный стервятник, ожидающий, когда кто-нибудь из нас упадет замертво. – Нет, это я настаиваю! – пискнул Ватари. Он резко наклонился; сумка сползла с моего плеча, и ремень всей тяжестью врезался в верхнюю точку окружности моего бицепса. Боль была адская. Вся левая половина моего тела скрючилась; я попытался переложить багаж в руку, и тут этот идиот в очередной раз дернул.– Дебил! – заорал я за секунду до того, как потерял равновесие и грохнулся на спину, потешно болтая ногами в воздухе, как в комедийном мультике. Мне удалось выпустить из рук сумки, и все могло бы обойтись, но Ватари решил разыграть героя и поймать меня. Все шесть футов четыре дюйма моего мускулистого тела обрушились на его тощие шесть футов ровно. Результат? Учитывая занятную теорию гравитации, по которой тяжелые объекты притягиваются сильнее легких, думаю, я превратил шинигами в блин.В итоге все получилось как по заказу, учитывая мое намерение пофлиртовать с ним с целью подчинить себе. Вот только кто же будет для этого падать на занозистую старую лестницу? Перевернувшись, я оказался с ним нос к носу; его согнутая нижняя конечность застряла между моими ногами. Я поблагодарил богов за то, что так удачно приземлился: упади я в сторону, мог бы отключиться на минуту и позволить моему белокурому другу воспользоваться этой восхитительной ситуацией. Да и вообще, это его вина! Пусть пострадает немного от последствий. Ватари тихо застонал и потер затылок. Должно быть, здорово ударился о землю. Все-таки он тупица. Ничего страшного не могло случиться.– Теперь ты доволен? – огрызнулся я, целенаправленно потеревшись бедрами о его бедра. Его глаза распахнулись, пульс резко участился… я с удовольствием отметил эти признаки. Ватари судорожно втянул воздух. – О, мой… – осторожно заметил он и попытался сесть. Упираясь руками, он приподнялся, побуждая меня встать. Перед тем, как разделить наши тела и подняться на ноги, я как бы случайно перенес вес в область таза и посмотрел на него, чтобы проверить реакцию. Она была. Легкая, едва заметная… на одно мгновение его ресницы затрепетали. – Ватари-сан! Мибу-сан! Вы в порядке? – закричал Гушошин, вернувшись из вестибюля. Я протянул Ватари руку, за которую он быстро ухватился, и легко, в одно мгновение, поднял его на ноги. Он был немного удивлен моей силой, а я – его небольшим весом.– Ничего не сломано, – сообщил я, отряхивая юката. Убедившись, что убрал всю грязь и траву, я любезно помог Ватари. Там мало что можно было сделать. Так как его одежда была до сих пор влажной, грязи налипло порядочно. Я энергично взялся за дело, уделив особое внимание спине… нижней ее части. Вполне естественно, ведь именно она приняла на себя всю тяжесть падения. Он оттолкнул мои услужливые руки и погрозил пальцем. – Э-э-э-э! Смотри, куда кладешь руки! Немного рано посылать их к югу от экватора, не находишь?На моем лице появилось выражение оскорбленной невинности.– Т-с-с. Как жаль, – я понизил голос, чтобы наши пернатые друзья не услышали. – Я слышал, что тропики прекрасны в это время года. Ватари был неглупым малым. На его щеках появился легкий румянец, но он не позволил очевидному смущению взять верх над ним. Он снова погрозил мне; его улыбка была добродушной и в то же время заставляла с ним считаться. Его улыбка, казалось, имела столько вариантов, что он мог свободно общаться с ее помощью, не прибегая к словам или к более мрачным выражениям лица, как это делают другие. – Ты помнишь наш разговор, Мибу-сан, – сказал он и неторопливо-чувственно повел плечами. – Всему свое время и место, и сейчас как раз неподходящий момент. И кстати, – он наклонил голову и сказал мне в самое ухо: – Если хочешь видеть меня на спине… все, что тебе надо сделать, – это попросить. Я смотрел, как он проскочил мимо меня и подхватил свой багаж, дивясь про себя, как этот более чем живой покойник сумел вовлечь меня во все это. Ясно, что не все Хранители столь же недосягаемы, как тот, кем увлечен Мураки. Ватари резко свистнул сквозь зубы, и маленькая сова села ему на плечо. Блондин проворковал ей что-то нежное, пощекотал ее грудь и, улыбаясь, выжидательно посмотрел на меня.– Так что же, Ваше Величество? Вы собираетесь показать нашу комнату, или мы должны найти ее сами?Я тихо рассмеялся и послушно подхватил оставшиеся две сумки, упавшие во время нашего короткого путешествия вниз по лестнице. Мы шли теперь по вестибюлю Кокакуро; я молча изучал своего нового напарника. Впервые я увидел его в прошлом году в Киото, когда помогал Мураки задержать шинигами. Тогда я не обратил на Ватари Ютаку особого внимания. Оно было полностью сосредоточено на парнишке, который бросил мне вызов, чтобы выиграть две ключ-карты, доверенные мне Мураки. Хотя временами я поглядывал на его спутников, чтобы предотвратить малейшие попытки вмешательства в бой. Впрочем, они с уважением отнеслись к установленным мной правилам. Тем не менее, я заметил, что молодой человек со светлыми волосами весьма привлекателен (и в моем вкусе).Очевидно, в этот раз он столкнулся со многими трудностями на пути в Кокакуро; но ни дождь, ни грязь не помешали ему быть привлекательным. Я крайне редко использую это слово (скорее, никогда), но ?сексуальный? самое подходящее из всех, чтобы адекватно описать его. Проницательные, умные глаза, выразительная улыбка, спутанные волнистые светлые волосы… я до сих пор поражаюсь – порой он так хорош собой, что просто напрашивается на изнасилование.Нетрудно заметить, что я не склонен к общению. Не потому, что не хватает желания, возможностей или у меня непривлекательная, с точки зрения общества, внешность. В то время мне было 32 года; я был высоким, темноволосым, с подтянутым телом, сильными, стройными ногами и необычными зеленовато-карими глазами, взгляд которых притягивал всех без исключения. Я способен поддерживать разговор и чувствовать себя достаточно комфортно с людьми, когда хочу. Тем не менее, есть у меня одна особенность, в результате которой я стал несколько асоциальным. Это долгая история; большинство людей считает меня немного пугающим и этим ограничивается. Они или не пытаются это объяснить, или, держу пари, относят это на счет кодекса Бусидо, самурайского духа и тому подобной чепухи. Полагаю, точнее всего это можно назвать необычайным обострением всех чувств. Сверхъестественно быстрые рефлексы, зачатки эмпатии, развитое шестое чувство, невероятный контроль над своим телом и сверхбыстрая обучаемость. Я могу засечь малейшее движение, трепет листочка на верхушке самого высокого дерева, самую легкую дрожь человеческой руки. Я способен ускорить свои движения так, как будто мир вокруг меня застыл. Могу разрезать лист клена точно пополам своим мечом, когда он падает на землю передо мной. Я воспринимаю мир как огромное укулеле, чьи струны невидимы для всех, кроме меня. Я могу видеть их, трогать, тянуть и оборачивать вокруг своих пальцев. Они пронизывают всю вселенную, проходя сквозь неодушевленные предметы и живые существа. Их миллионы, они тонкие, как паутина, и любое прикосновение к ним посылает вибрации, воздействующие на все объекты, с которыми они связаны. А они связывают все и вся, начинаясь там же, где кончаются. Та же струна, которая проходит через меня, прошла через Ватари, Гушошина и сотни людей.Насколько мне известно, эти струны вижу только я. И только я могу ими манипулировать. Перемещаясь вдоль них, я способен проникать в тела и умы тех, через кого они проходят; это дает мне мощные рычаги влияния.А еще я могу ощутить жизненную силу всех существ без исключения. Когда речь идет о шинигами, звучит немного бредово, да? У них есть аура, но она и выглядит, и ощущается по-другому. Это отличает их от обычных людей. Их аура немного светится. Еще до того, как шинигами постучал в дверь, я ощутил его присутствие. Его сильная аура затронула хрупкий баланс этого места. С чем бы это сравнить… как будто два человека натянули одеяло на всю вселенную, и где-то в середине оно порвалось. Хранители создали дополнительное напряжение в и без того очень сложной паутине, сотканной из аур смертных. К тому времени, как Ватари и птицы ступили на порог, их присутствие стало настолько очевидным для меня, что их стук показался мне стуком по моей собственной голове. Аура трех различных форм жизни словно просачивалась внутрь дома с улицы. У шинигами она была самой мощной. Помню, я надеялся в ту минуту, что моя одежда и прическа в относительном порядке. Глупо. Как мальчишка на первом свидании. И хотя я никогда не был в восторге от выполнения грязной работы для Мураки, я впервые приложил так мало усердия. Все было хуже некуда. Как я и думал. Шинигами был… милым. Другого слова не подберу. Блондин с карими глазами, проницательно-сексуальной улыбкой, длинными стройными ногами и прекрасными тонкими запястьями… Будь ты проклят, Мураки. Хотя он тут ни при чем. Будь проклято это адское Министерство. Они понятия не имеют, на что обрекли бедного парня. И он не собирался как-то облегчить свою участь. Он был стопроцентно настроен на флирт. Я внимательно слушал учащенное биение его сердца, разносящее импульсы по всему телу. Казалось, покраснели даже молекулы его кожи. Я ощутил, как поднялась на несколько градусов температура его тела, пока мы стояли там, на пороге. И без подсказок Мураки я сразу понял, что он хочет меня. Это было довольно забавно, учитывая, что мы почти не знакомы. И, тем не менее, я почувствовал необъяснимую симпатию. И неудивительно – он ведь так мил. Безобидный, добродушный, не умеющий скрывать своих чувств человек со столь сильным кансайским акцентом, что хоть ножом его режь. Явно выходец из Киото. Я считал Киото своим родным городом, хотя до окончания средней школы жил в Токио… ну, это было очень давно. Мой акцент едва заметен, хотя я говорю преимущественно на киотском диалекте, а у Ватари – очень силен. Думаю, он жил в Киото до самой смерти. Конечно, он был немного удивлен, когда я начал флиртовать с ним, но отнесся к этому без должного почтения – не так, как я рассчитывал. Вместо того чтобы отдалиться и подвергнуть сомнению мои внезапные и ничем не спровоцированные авансы, он начал флиртовать в ответ. Я был немало удивлен тем, что за внешней беззаботностью скрывается весьма опытный соблазнитель. Я отметил для себя его способность тонко чувствовать момент, приспосабливаясь к обстоятельствам. Ватари совершенно не смущали мои далеко идущие планы относительно его персоны. О да, мой мальчик. Я намерен как следует развлечься с тобой.Мы вошли в приемную Кокакуро, где нас ждали пять оставшихся гейко. Меня это не удивило. Они обступили нас и тотчас засуетились вокруг нового гостя и его милых птичек. На меня они почти не обращали внимания. Что ж, я давно привык к этому. Когда в Кокакуро гостили мои друзья мужского пола, обычно Мураки, девушки изо всех сил старались сделать их пребывание приятным. Я был владельцем и в некотором роде их отцом, так что разные охи-ахи вокруг меня… немного неуместны. К тому же я их босс. Естественно, моим приемным дочерям несколько неуютно в моем обществе. – Нет, ты только посмотри на это, – с отвращением сказал я Акеми, единственной на данный момент девушке, которая не вцепилась в Ватари подобно паукообразной обезьяне. Акеми была на четыре года старше меня и самой взрослой девушкой в моем заведении. Высокая полукровка с короткими светлыми волосами; в свое время имела троих покровителей и по ребенку от каждого. Частенько мне казалось, что меня она считает четвертым своим ребенком. Я не против. Когда тебя воспринимают, как отца, в конце концов начинаешь чувствовать себя слишком старым. Акеми относилась ко мне, как к ребенку, и это давало мне уверенность в том, что идти в магазин за тростью еще не пора.По иронии судьбы, мы с ней провели традиционный ритуал, связавший нас как отца и дочь, хотя она и старше меня. Это было сделано, чтобы Акеми, как атотори (наследница дома гейш – прим. переводчика), смогла возглавить Кокакуро, если я не оставлю наследника.– Это твой друг, красавчик? – как бы без интереса спросила она. Но я заметил, как она подтянула оби вверх на целый дюйм, так что явно не была столь равнодушна, как хотела казаться.– Слишком громко сказано, Оба-сан (бабушка – прим. переводчика). Это господин, которого я нанял вместо Самаи-сан. Самаи была администратором Кокакуро в течение восьми лет. Мне ее не хватает, и я не стыжусь это признать, но в свете того, что случилось с остальными моими девушками, я не переживаю по поводу ее ухода так, как следовало бы. – А еще он будет расследовать убийства. Он… специальный агент, которому я звонил. Акеми кивнула. Мы были единственными, кто знал, чем будет заниматься Ватари на самом деле. Другие будут считать его всего лишь администратором. Будущий администратор ухитрился извлечь себя из восторженной толпы гейко и, шатаясь, подошел ко мне и Акеми. Лицо все в помаде, очки съехали набок. – Вау… – сказал он удивленно. – Если бы я точно не знал, как обстоят дела, мог бы поклясться, что я умер и попал в рай. В Кокакуро принято приветствовать гостей поцелуями, Мибу-сан?Я насмешливо хмыкнул и протянул руку, чтобы поправить его очки. – Скорее, это бесплатный бонус. И я говорил тебе, называй меня Ория. Ватари кивнул с таким видом, будто я сказал нечто глубокомысленное. Оглянувшись через плечо, он стал называть девушек по именам; услышав свое имя, каждая отвечала поклоном и скромной улыбкой. – Мами Такада, Соня Мутаи, Даи Ямагава, Миямато Субару и… – он повернулся к Акеми, которая выпрямилась так, чтобы грудь стала заметнее. У нее сейчас есть покровитель, но ей все равно хотелось, чтобы Ватари заметил ее. Хотя я уверен – он совсем не ее тип. – Простите… могу я узнать ваше имя?– Акеми Айсуби, – сказала она, низко поклонившись. Ватари усмехнулся и поклонился так же низко – вероятно, в благодарность за то, что она пока не набросилась на него с чересчур страстным приветственным поцелуем. Единственная из всех. – Ну разве это не прелестное имя? Рад познакомиться, Айсуби-сан! – выпрямившись и искренне улыбнувшись, сказал он. – Меня зовут Ютака Ватари, и я временно буду здесь администратором. Сочувствую вашей утрате, мэм.Акеми, казалось, была слегка шокирована. Тема убийства была практически под запретом – слишком болезненно и непредсказуемо это могло сказаться на остальных девушках. Они были очень близки, что-то вроде сестер. Убийство троих их них уничтожило часть семьи. Все были потрясены, но каждая из пяти оставшихся старалась быть сильной ради меня. А я старался быть сильным ради них. И у меня было чувство, что они не верят, что чужак вроде Ватари сможет понять их горе. Я сам вначале так думал. Но потом убедился в обратном. – А… ну, спасибо, сэр, – тихо прошептала Акеми, наклонив немного голову. Я понял, что она пытается сдержать слезы. Остальные девушки подошли к нам. Соня, девушка, чья прическа была украшена прядями персикового цвета, обняла Акеми за плечи, нежно сжав их. Миямато тут же попыталась сменить тему:– Ватари-сан, вы, случайно, не женаты? – спросила она, небрежно отбросив назад длинные черные волосы. – Так, нам пора идти, – заявил я, чувствительно ударив Ватари по заднице. Он понял намек и быстро направился в коридор, начинавшийся прямо перед ним. Я схватил его за шкирку, как кота, и поволок в нужном направлении.– Приятно было познакомиться с вами, девочки! – успел вставить он, помахав им рукой издали. Миямато послала ему воздушный поцелуй, и я про себя выбранил эту отступницу. Ей тридцать, работает в окии и, кажется, могла бы уже начать разбираться в мужчинах. Через несколько метров я понял, что тело Ватари просто волочится за мной, оставляя две полоски грязи на полу. Я с отвращением вздохнул и ослабил хватку. Он рухнул на пол, ударившись головой. – Упс! – выразил он свой дискомфорт, притворно скромно глядя на меня. А я стоял над ним, высоко подняв брови и скривив губы.– Ах… хе-хе… – смущенно пробормотал он. Мне смешно не было. – Знаешь, это немного больно.– Да… когда ты тянул меня вниз с лестницы, мне тоже было больно, – напомнил я, вскинув одну из сумок на плечо. – Если ты думаешь, что я намерен тащить тебя и твои сумки до самого номера, то ты сильно ошибаешься, шинигами… Честно, спрашивать, женат ли ты… как будто не очевидно, что ты гей… это так же странно, как попросить трехдолларовую купюру…– Эй! Что это значит – странно, как трехдолларовая купюра?– закричал он; я продолжал идти по коридору, недовольно ворча себе под нос. Гушошин, плывя в воздухе впереди меня, пожал плечами, как бы говоря Ватари: ?А что я могу сделать??Я слышал, как Ватари соскреб себя с половиц и устремился за мной. Загородив мне путь, он с силой ткнул меня в грудь, прямо по центру; я резко остановился. – Хочу, чтобы ты знал, сутенеришка: я действительно был женат! Я едва не выронил обе сумки, мгновенно потеряв контроль над телом и выражением моего лица. Контроль над телом я восстановил быстро, а вот лицо, боюсь, выражало шок. – Ты был женат? – спросил я; тысячи мыслей пронеслись в моей голове за одну минуту. – На женщине?В коридоре было темно, но я все равно увидел, что он покраснел.– ДА, на женщине, идиот!!! Я умер, когда мне было двадцать восемь. – Когда это было?– В тысяча девятьсот восемьдесят первом, – и добавил, как будто я сам не мог сделать простой подсчет: – двадцать два года назад. Мне отчего-то стало грустно. – Ты мертв почти столько же лет, сколько прожил, шинигами-сан. Он только улыбнулся. – Ну, я смотрю на это иначе. Вот уже полвека я существую в этом мире. А в семидесятых люди женились раньше, чем в наши дни. Я женился в девятнадцать. У меня было восемь братьев и сестер. Они до сих пор живы. – Где же они?– Хмм, думаю, разбросаны по всей стране. А может, до сих пор в Осаке. Там жила моя семья, когда я рос. А могли вернуться в Англию… все, что мне известно – семья моей матери была оттуда.– Ты не знаешь, где они? – я был немного удивлен. Я до сих пор поддерживал постоянную связь со своей семьей и не представлял, что может быть как-то иначе. Двадцать два года не видеть и не слышать о ней – да я бы с ума сошел. Ватари слегка пожал плечами. – Это против правил Министерства. Мы не имеем права вмешиваться в жизнь своих живых родственников. Все они знают, что я умер в тысяча девятьсот восемьдесят первом году. Ты хоть представляешь себе, какой вред нанесет, какой хаос породит мое появление в один прекрасный день, если я вот так просто приду и скажу: ?Привет!?? Это нарушит равновесие жизни и смерти! Это однозначно… вызовет массу проблем.Я издал весьма неприличный звук носом.– Называй, как хочешь, но я считаю это лицемерным. Насколько мне известно, это они нарушили равновесие жизни и смерти, когда начали возвращать вас, парни, чтобы вы делали за них грязную работу. Это противоестественно… в конце концов, мертвые заслуживают покой. – Ты не должен так говорить, Мибу-сан. Ты понятия не имеешь о том, что такое Хранители, – дружеское выражение его лица стало хмурым. – Мы пришли в Министерство, потому что не можем отдыхать. Мы стали шинигами, потому что умерли насильственной и неестественной смертью. И я благодарен за их ?лицемерие?. Когда я вспоминаю свою жизнь, мне становится ясно, что я сделал гораздо больше полезного после смерти, чем пока был жив. И я благодарен за этот шанс, – голос Ватари стал холодным и отчужденным. Этот тон я уже начал подспудно ненавидеть. – Я напомнил тебе что-то, что расстроило тебя, – сказал я. Мало что знаю об этикете шинигами, но здравый смысл подсказал мне, что расспрашивать об обстоятельствах их смерти явно не стоит. Думаю, ему было так же больно, как и моим девочкам. – Пойдем, я покажу тебе твою комнату. По дороге можем поговорить о чем-нибудь. Что бы ты хотел обсудить?Он что-то молча обдумывал, пока мы шли бок о бок в направлении комнаты, которую я для него приготовил. Гушошин летел впереди, а 003, которая до этого кружила над нашими головами, теперь ограничилась тем, что устроила для себя уютный насест в волосах Ватари. Длинные волнистые волосы выглядели очень подходящими… ну, для совы размером с кулак. – Я хочу знать больше о моем работодателе! – наконец объявил Ватари. Он выжидательно улыбался мне; красивые глаза под линзами очков выглядели больше. – Расскажи мне о себе. Твоя жизнь здесь, твои занятия, любимые увлечения, размер обуви, любимая марка шампуня, первое, что ты делаешь, вставая утром… все!Я рассмеялся, польщенный его энтузиазмом. Никогда не встречал человека, способного так быстро влюбиться, ведь он провел со мной так мало времени. Удивительно само по себе, потому что я едва ли тот человек, которым можно сильно увлечься. – Ну, мне приятно, что я так заинтересовал тебя, дорогой… но я не настолько интересен, как ты думаешь. А он все смотрел и смотрел на меня выжидающе… и я счел своим долгом ответить. – Ну, хорошо… видишь ли… в большинстве случаев я просыпаюсь, сползаю с футона и растягиваю все свои мускулы. Заправляю кровать, принимаю душ, чищу зубы… бреюсь, хотя это можно делать и через день – у меня медленно отрастают усы и борода. Завтракаю, выхожу во двор и несколько часов тренируюсь. Если это рабочий день, работаю, в основном занимаюсь документами и просматриваю счета. Иногда помогаю с готовкой, ты знаешь, что Кокакуро – это и ресторан тоже. Вечером я опять тренируюсь, немного дольше, заглядываю к девушкам, чтобы убедиться, что все идет гладко. Потом могу позвонить матери или отцу. Или одной из двух своих сестер и их детям. Попозже начинается настоящая работа, если ты понимаешь, что я имею в виду. Обычно она продолжается с семи вечера до трех часов утра. Девушкам и их клиентам обеспечена полная конфиденциальность, и моя работа – все как следует организовать. Если это нерабочий день, у меня появляется дополнительное время потренироваться. Иногда я медитирую. Или читаю книгу. Иногда даже загораю, если погода позволяет. Не могу сказать, что в последнее время она меня радует. В выходные я навещаю родителей и брата Кенджи в Токио, сестру Чеми в Хоккайдо или сестру Асуоко в Химедзи. Порой, когда повезет, они сами навещают меня. Иногда хожу в кино или на представление. Мне очень нравится музыка айну. И театр Но. Суровая простота философии Дзен в сочетании с традиционными танцами и вечно ускользающей, неоднозначной Югэн (скрытая красота – прим. переводчика); вселенная во вселенной, где мы должны изучать скрытые глубины красоты, ее трансцендентальную сущность. Туманное понятие, но я все равно нахожу ее завораживающей. Тебе нравятся представления театра Но, Ватари-сан?– Театр Но… – тут его голос зазвучал приглушенно, как у диссидента, замышляющего государственную измену и свержение премьер-министра, – там все немного медленно… на мой вкус. Он сконфуженно улыбнулся и немедленно разразился потоком слов – словно боялся, что обидел меня проявлением неуважения к Но. – Я могу понять, почему так много людей наслаждается этим! Например, там изысканные маски! Неопределенность эмоций, ?полувыражение? маски обретает четкость за счет наклона и освещения, и сколько же надо умения, чтобы выразить нужные чувства! Представление может быть запоминающимся и волнующим… но оно длится так долго! Первый час еще ничего, терпимо, а потом оно тянется, тянется, тянется… – он повращал головой, иллюстрируя, как театр Но действует на него. – Я могу оценить красоту и мастерство представления, но думаю, это просто не мое. Дзеами был замечательным человеком. Он написал отличные пьесы, которые играют до сих пор! Он был гением!– Ну, думаю, то, что он был любовником Сегуна, когда писал эти пьесы, ему точно не повредило, – небрежно заметил я.Ватари услышал меня и засмеялся. – О, я уверен, это немного помогло его карьере! Но так много людей прокладывало себе путь наверх через постель, и он, черт побери, не первый! Итак, вы всесторонне развитый человек, Ория Мибу-сан. Любите отечественную музыку и театр. Отличный фехтовальщик. Преданы семье. Что еще? Как насчет отношений? Сколько раз вы были женаты? – нахально спросил он.Я прикусил щеку изнутри. – Я был на короткое время помолвлен несколько лет назад, но… все пошло не так, как я предполагал. Я не женился. И не хожу на свидания. Просто… нет у меня времени на отношения. К тому же я редко выхожу… – подытожил я, задумчиво покусывая нижнюю губу. – Думаю, я просто позволяю дням скользить мимо меня. Прежде, чем я успею это осознать, приходит завтра и сегодня превращается во вчера. Совсем недавно мне было семнадцать, и я учился в средней школе. Весь мир, казалось, был на коленях передо мной. А теперь я старюсь в этих стенах и поражаюсь: куда все ушло?Ватари мягко улыбнулся.– Твой голос звучит грустно… но я думаю, это здорово – иметь то, что есть у тебя.– Здорово? – недоверчиво спросил я. Он кивнул.– Да. Я имею в виду, ты можешь расслабиться, проводя время с семьей. Можешь сделать что-то для себя. Это роскошь, и ты должен быть благодарен за это.– Разумеется, я очень благодарен судьбе за то, что у меня есть семья, но порой мне хочется, чтобы моя жизнь была хоть немного веселее. Чтобы мне не казалось, что я… уже мертв.– Эй, это лучше, чем когда на тебя орут каждый день из-за взрыва в лаборатории и считают тебя неудачником, потому что ты не супершинигами, а просто тот, кто путается под ногами, изучая разные вещи, заботится о раненых, оживляет предметы и даже это ухитряется сделать неправильно, – он глубоко вздохнул и деланно рассмеялся, как бы стыдясь, что позволил себе увлечься. – Извини. В последнее время я немного эмоционален. Хотя это совсем не то, что тебе нужно сейчас. – Все в порядке. – Итак… что ты собираешься делать, Мибу-сан? В долгосрочной перспективе, я имею в виду, – мягко спросил он. – Состариться и умереть во сне, – мой голос прозвучал резче, чем мне бы хотелось. Ватари затронул больное место, которого давно никто не касался, и это отозвалось болью в моем сердце. Я остановился около одной из дверей и осторожно поставил багаж на пол.– Здесь будет твоя комната, – пробормотал я и приоткрыл дверь так, чтобы Гушошин мог влететь. – Надеюсь, твое пребывание будет комфортным, и ты снисходительнее отнесешься к тем моим качествам, которые не вписываются в твои стандарты.Мой голос был все еще не совсем твердым; я проклинал себя за слабость и за то, что показал ее. Я не должен был жаловаться на свою жизнь. Особенно тому, кто умер, чья жизнь давно закончилась. Как эгоистично и инфантильно…– Дай мне знать, если что-то понадобится, – я повернулся, чтобы уйти.– Подожди! Мибу-сан… – я не искал сочувствия, это стало приятным сюрпризом. Рука Ватари ласково прикоснулась к моему плечу; я обернулся к нему. Его лицо было таким добрым… он тоже сбросил свою маску. Мы немного постояли так – одни в этом тихом коридоре. До этого мы слегка разозлили друг друга, нажав на некоторые кнопки, которые следовало оставить в покое, однако благодаря этому я теперь знал Ютаку Ватари немного лучше. А он – меня. Туман рассеялся, и мы ясно увидели друг в друге человека, а не сыгранную им роль. Детектив-шинигами, притворяющийся легкомысленным администратором. И одинокий мечник-сутенер, друг убийцы, разыгрывающий из себя благородного человека…… Между локонами на его макушке я заметил застрявший окурок. Стараясь не задеть спящую сову, я двумя пальцами свободной руки вынул его, показал Ватари и отбросил в сторону. Затем, уступая искушению, я запустил пальцы в его волнистые волосы, расправив их по плечам.– Не пойми неправильно, я не хочу тебя обидеть, – сказал я. – Могу я спросить у тебя: это натуральный цвет?Он улыбнулся и погладил меня по голове, как будто я был домашней зверушкой. Я вспомнил – так делала моя мать, когда ребенком я не мог уснуть. Это был один из ее методов.– Да, – сказал он наконец. – Я родился и вырос в Японии, но моя мама была англичанкой. Я всю жизнь коротко стригся, и даже некоторое время после смерти. Решил отрастить года два назад.– Очень красиво, – заметил я. – Не мешает их немного помыть, но даже сейчас у меня просто дух захватывает…Он тихо вздохнул, неохотно убрал руку и уставился вниз, на свои ноги. Я почти физически ощущал доброту, которое излучало его лицо.– У тебя тоже чудесные волосы.– Спасибо. Но мои уродливого коричневого цвета. Ничего общего с твоими.Ватари неодобрительно нахмурился.– Говорить вещи, столь далекие от действительности, значит оскорблять по- настоящему уродливых людей, Мибу-сан. Красивые люди не должны унижать себя.Я проигнорировал его, не в силах оторваться от его волос – таких мягких на ощупь. Хотя, признаться, мне было приятно. Никто не обращался со мной так, как Ватари. Никто прежде не удосужился спросить меня о моем настроении и о том, как я справляюсь с монотонностью моей жизни. Должно быть, он очень добрый парень.– Я должен принять душ, чтобы смыть всю грязь, которую собрал по дороге сюда, – пробормотал он тоном ребенка, которому велено быть в постели через пять минут, а между тем его любимое телешоу заканчивается через десять. Ему явно не хотелось расставаться.Я оглядел его стройное тело и задумчиво кивнул. – Да, – согласился я. – Потом ты должен встретиться со мной внизу, и я объясню тебе, какие обязанности тебе придется выполнять, пока ты играешь роль администратора. Потом… мы осмотрим тела погибших. Идет?Он опустил голову, вернувшись к реальности, когда я назвал причину его нахождения здесь. –Идет, – твердо сказал он. Я видел, что он близок к тому, чтобы отвлечься от своих обязанностей, и знал, что должен любым способом помешать этому.– Иди, прими душ, – сказал я ему, нежно проведя рукой по его шее. Это никак не способствовало уменьшению яркости его румянца. – А потом приходи. Я буду внизу, за стойкой регистрации. Можешь не торопиться, время терпит.– Да… хорошо… – сказал он дрожащим голосом. На мгновение прижался своим лбом к моему, затем схватил обе сумки и втащил их внутрь, после чего высунул голову в коридор и подмигнул.– Спасибо, что помог донести сумки! Ты просто куколка!Кукла. Случайное, невинное замечание, но для меня само это слово было полно неприятного контекста. Ничем не выразив свои чувства, я просто вежливо поклонился и пошел прочь по безмолвному коридору. Мои губы дрожали; и хотя я был одержим желанием поцеловать его, окончательно я еще не определился. Ничего такого, чего бы я не испытывал по отношению к любому другому симпатичному блондину или блондинке. Во всяком случае, недостаточно для того, чтобы я свернул с проторенного пути.– Кстати, – он посмотрел на меня. Я слегка постучал по соседней двери. – Кровать в твоей комнате весьма удобна, но имей в виду – вот здесь она в десять раз лучше. И в любое время, когда захочешь, она ждет тебя.– Так почему же ты сразу не поселил меня там? – спросил он, расстегивая сумку с научным оборудованием. Я ухмыльнулся самым неподобающим образом. – Потому что на самом деле это моя комната, – я не мог удержаться от смеха, глядя, как шинигами, путаясь и суетясь, безуспешно пытается что-то извлечь из своей сумки. К тому времени, как он выбрался в коридор, чтобы отчитать меня, я был уже далеко, и только эхо повторяло мой смех.