Глава 5. Смерть, ужин и доктор (Цузуки) (1/1)

Я умер в Токио 73 года назад. Еще это город, где я родился и вырос. Полагаю, можно назвать его моим родным городом, но, если честно, у меня мало приятных воспоминаний о нем. Но в сравнении с сегодняшним вечером старые воспоминания, возможно, покажутся мне милее и ярче.Я пытался утешить себя мыслью, что Мураки не может сделать со мной ничего, что было бы хуже того, через что я уже прошел. И он выполнил обещание – снял проклятие с Хисоки, хотя у нас не было времени это подтвердить, ведь Ватари не было на работе весь день. Кстати о Ватари – меня возмущает его мнение. Насчет того, что я всегда стараюсь быть в центре внимания. И это говорит тот, кто одевается во все цвета радуги?С наступлением вечера похолодало. Я беспокойно метался возле входа в ресторан, временами вглядываясь в окна в надежде увидеть некого светловолосого доктора, ожидающего меня. Я смогу немного расслабиться, только когда увижу его. Где он, что делает? Тревога назойливо грызла мои нервы, как собака – кость. Я даже приехал пораньше, чтобы осмотреть местность на предмет ловушек или даже разоблачить скрытые мотивы Мураки. Если они были и если он решил раскрыть их посреди улицы. Я кружил вокруг ресторана, как голодный стервятник, уже полтора часа в поисках следов заклинаний, ловушек, прячущихся в темноте демонов с пустым желудком и злонамеренных людей. Пока что я ничего не обнаружил. Даже меньше, чем ничего. Ноль, зеро, пшик. Даже в прилегающих переулках было непривычно чисто, да и прохожие были приветливы. Я был немного разочарован. Адреналин в крови зашкаливал, и надо было его на что-то потратить. Я взглянул на часы. Четверть восьмого. Да это просто смешно!Я караулю эту дверь уже полтора часа, и никакого доктора! Или он приехал раньше меня (маловероятно), или решил появиться минута в минуту. Если он вообще появится. Ресторан выглядел подозрительно… чуть-чуть. Я снова заглянул внутрь – официанты в черных галстуках сновали туда-сюда, перетаскивая что-то. И ни одного посетителя. Ни одного. Как же они собираются зарабатывать деньги? Одного помещения мало!Я вытащил из кармана плаща визитку и проверил название, написанное золотыми буквами. Да нет, это определенно то самое место, вот и большая вывеска над входом это подтверждает. Может быть, тут неподалеку есть и другие заведения? В присутствии других людей он, скорее всего, будет вести себя подобающим образом, удержится от дурных или неоднозначных поступков. А здесь, насколько я мог видеть, вообще не было никого. И от этого было тревожно. – Где он, черт его подери?! – пробормотал я и прислонился к ограде, засунув руки в карманы. Ресторан возвышался над городом; огни внизу мерцали, как звезды. Тихая, прекрасная ночь; луна, к счастью, неполная. Можете назвать меня сумасшедшим, но полная, кроваво-красная луна стала для меня плохим предзнаменованием. Мои уши внезапно уловили слабый звук; что-то двигалось по направлению ко мне. Я широко открыл глаза и выпустил собачьи уши, потому что они гораздо чувствительнее к шуму. Кто-то довольно быстро шел в мою сторону. Я выпрямился и принял оборонительную позу. Вряд ли это Мураки. Сомневаюсь, что доктор умеет бегать. В любой чрезвычайной ситуации, даже покидая горящее здание, он, несомненно, шел бы прогулочным шагом. Вы могли заложить бомбу у него под ногами – он бы спокойно отошел в сторону. И оказался вне опасности к моменту взрыва.Шаги внезапно стихли; наступила тишина. Относительная, конечно, ибо какая тишина может быть в таком огромном городе, как старый добрый Токио? Я внимательно прислушивался, но неизвестный (или неизвестная) ничем не обнаружил себя. Через минуту я хотел снова заглянуть в окно, но кто-то похлопал меня по плечу. Я резко повернулся и увидел… Ватари, висящего за оградой вниз головой. – Привет! Часто сюда приходишь? – сияя, спросил он. Я бросил на него снисходительный взгляд и повернулся к нему лицом, держась за ограду:– Так ты все-таки притащился. Просто сделал прыжок с разбега?– Будь уверен! Я очень спешил!Образец беззаботности. Скрестив руки над головой, блондин-ученый оттолкнулся ногами, как будто плавал, и перелетел через ограду, присоединившись ко мне. Медленно развернувшись, он элегантно коснулся земли, подняв вверх палец. Лицо его так и светилось.– Прости за опоздание, Цузуки! Магазины были просто переполнены!Я кивнул и взял у него пару пакетов. Ватари нес, по крайней мере, 6 или 7 пакетов, все из дорогих магазинов одежды. Что означало – возможно, теперь он на мели. Он был одет в обтягивающую черную водолазку и шикарный красный жакет до колен. Не менее шикарные брюки, сшитые из неизвестной мне материи (вряд ли я сумею даже выговорить ее название), и черные замшевые сапоги на двухдюймовых каблуках. Длинные волнистые светлые волосы были распущены и каскадами спускались по спине до самой талии.Я вздохнул и осмотрел себя: обычный костюм, черный плащ… Внезапно я почувствовал себя плохо одетым, совсем не к случаю. – Знаешь, Ватари… не хочу тебя расстраивать, но это мое свидание. Не твое, – напомнил я; он грубовато хлопнул меня по плечу и быстро переключился на обследование ресторана. – Я тебе действительно благодарен за то, что ты пришел, и все такое… но если тебе некомфортно…Он озадаченно посмотрел на меня.– Ты, вообще, о чем говоришь, Цузуки? Я знаю, чье это свидание! Я здесь в качестве поддержки, не забыл?– он спустился обратно и нежно потрепал меня по щеке. – Это тайная операция, и ты же не мог обратиться к Тацуми или к парнишке за помощью! Они бы оба примчались, бросив все дела, если бы знали, что ты задумал!– Ты прав, – промямлил я, почесывая голову. Воспоминания о том, сколько сделали для меня Тацуми, Хисока и все остальные… наводили на мысль о том, что мое присутствие здесь – предательство. – Ватари… как думаешь, я правильно поступаю, связавшись с Мураки?– Ну, ты еще не связался с ним, Цузуки, – хихикнул блондин. – Вы оба здесь по твоей воле! Кроме того, если все так, как ты сказал, одержимость доктора тобой сработает в нашу пользу!Он улыбнулся почти зловеще.– Воспринимай это как надевание намордника на бешеную собаку. Или удаление зубов у льва. Ты удержишь Мураки от злодеяний; по существу, заберешь то, что вызывает у него желание убивать. Ты и есть намордник, Цузуки. Конечно, ты поступаешь правильно. Особенно, когда ты настоял, чтобы я пошел с тобой. Тацуми и малыш не поймут, несмотря на всю их логику. Тут слишком много дурной крови. Если запахнет жареным дерьмом, можешь быть абсолютно уверен – я не позволю моим чувствам помешать тебе вручить себя Мураки на блюде!Да, я бы заплатил, чтобы это увидеть. Я засмеялся и слегка шлепнул его по руке. – Кончай прикалываться, – сказал я, хотя на самом деле был благодарен. У Ватари потрясающая способность делать так, чтобы все заканчивалось хорошо. Всегда позитивный, веселый и энергичный… он был не из тех, кто увязает в личных проблемах или позволяет плохому настроению влиять на свою жизнь. Поэтому для меня было шоком видеть его таким сегодня днем. Это было странно, ведь Ватари – врач и ученый. Он давным-давно привык к трупам. Прошлой ночью в Тачиагари он видел гораздо больше, чем на фотографиях жертв ?Киотского мясника?. Так откуда столь бурная реакция? Я мог предположить только одно – это что-то личное. Я бы очень хотел спросить… но Ватари явно не хотел поднимать эту тему. Потеря контроля смущала его, и я бы только обидел своего друга, упомянув об этом. Отбросив все эти мысли, я от души улыбнулся ему. – Спасибо еще раз, что пошел со мной сегодня. Прости, что напрягаю тебя, особенно когда тебе так рано вставать.Ватари подмигнул и прислонился к ограде рядом со мной. – Чепуха! Я только рад! Какой смысл сидеть дома, изучая дело всю ночь. Считай это оплатой за то, что помог мне собраться.– Какие проблемы, Ватари, – сказал я, рассеянно взглянув на часы. Двадцать минут восьмого...– Я спас тебя от бумажной работы… а теперь спасу от модной катастрофы.– Какой?– Сам знаешь, какой, – заявил я, окинув его взглядом. – Этот ужасный обрывок зубной нити, который ты нацепил под видом одежды.Ватари в замешательстве поднял бровь.– Это ты о чем, Цузуки..? – в его глазах внезапно забрезжило понимание. – Ты имеешь в виду мои стринги?Я притворился изумленным.– Ох… верно. Это не зубная нить. Хотя было легко ошибиться. Я и то подумал… когда это Ватари находил время пользоваться нитью?– Да будет тебе известно, что эта ?зубная нить? стоит 60 000 иен, – возмущенно сказал блондин, уперев руки в боки. Вот теперь мне не пришлось притворяться.– За эту веревку?! – едва не задохнулся я. – Где в мире живых собираешься ее носить? За стойкой регистрации?–Ну, это же бордель… – сказал Ватари, невинно взмахнув ресницами. Я шлепнул его по лбу, и на этот раз посильнее.– В первую очередь, это ресторан, – мягко напомнил я. – Существование борделя – тайна для всех, кроме, возможно, VIP-персон. Хочешь отвлекать посетителей от еды?Хорошо же ты выбрал слова, Цузуки. Теперь я его обидел. Ватари, приоткрыв от изумления рот, придвинулся ко мне и так сильно толкнул меня в грудь, что я чуть не перелетел через ограду. – Что ты хочешь этим сказать?! – спросил он, сопровождая каждое слово жестким тычком указательного пальца. Я вздохнул и попытался уклониться. – Ничего, – я посмотрел на часы и, уже привычно, почти ритуально – на окна. Никаких признаков человека, пригласившего меня на ужин. – Просто скажи, что ты упаковал что-то еще, кроме этих отвратительных шнурков.Ватари ходил взад-вперед, раскачивая пакеты на сгибе локтя. Казалось, он нервничает раз в десять сильнее меня. Бездействие было ему несвойственно.– Да нет, я понял, что ты был прав.Вот слова, которые мне всегда нравится слушать. – Хорошо.– Стринги действительно мне не подходят! Но я взял и другое нижнее белье. ТА-ДАМ! – я изучил содержимое одной из сумок. Не детально, к счастью, но все же успел заметить вполне приличные боксеры и тому подобное; очевидно, он был спокоен в отношении броского белья. Я закатил глаза при мысли, сколько времени он на все это потратил.– Замечательно, – искренне сказал я. – Похоже, для поездки все готово, и в других пакетах полно одежды, которая гарантированно привлечет внимание одного молодого мечника. Ватари, ничуть не смутившись, усмехнулся и кивнул. Я в очередной раз вздохнул. Я бы солгал, сказав, что моему эксцентричному другу не по душе азарт погони, особенно, если он надеялся что-то получить. Возможно, это было основной причиной того, что он стал шинигами. В этом плане он немного напоминал Мураки, хотя был более нежным и игривым. Методы соблазнения Мураки были куда более решительными и воинственными.– Ты даже половины не видел. Как тебе мои брови? – неожиданно спросил он, придвинувшись ближе и подняв брови, чтобы я оценил. В темноте я мало что увидел, но полагаю, он с ними что-то сделал.Поэтому я решил подыграть ему и сказал то, что он хотел услышать:– Потрясающе.– Я маникюр сделал. Что скажешь о волосах? – он повернулся спиной и встряхнул волосами, чтобы те заструились, привлекая мое внимание. Что и говорить, многие женщины отдали бы все за такие волосы.– Сногсшибательно.– Стрижка и укладка. Не считая специальной обработки тремя шампунями разных марок! Мои волосы могут быть такими непослушными! – он повернулся ко мне лицом, и даже в темноте я увидел, что он нервно покусывает свою нижнюю губу.– Я немного нервничаю, Цузуки. Хочу произвести благоприятное второе впечатление. Когда я впервые встретил его, он резал на куски Хисоку, и тут уж было не до того.Я хотел напомнить, что если кому и надо нервничать, так это мне – перед ужином с извращенцем, серийным убийцей и насильником в одном лице. К тому же покушающимся на меня с первого дня! Но потом вспомнил, что Ватари предстоит поиск обладающего сверхъестественной силой убийцы, изрубившего трех женщин на куски. А если все полетит к черту, его единственный помощник – Гушошин. Может быть, фокусируясь на этом своем ?Ории Мибу?, он пытается найти маленькое утешение и способ укрепить взволнованный дух. Я промолчал и попытался проявить столько сочувствия, сколько мог.– Наверное, он так сказал, потому что увидел твои белокурые волосы и яркую одежду и подумал, что… возможно… ты не очень умен, – доброжелательно сказал я. У Ватари дернулась бровь. – Может, он просто один из тех, кто верит в стереотипы! Но ты не переживай; когда он узнает тебя, я уверен, что он полюбит тебя так же, как и все мы!Ватари вздохнул и посмотрел на небо.– Надеюсь, что ты прав… Я усмехнулся и обнял его за плечи. – Конечно, я прав! Ты спасешь положение и покоришь его! И я ни слова не скажу ему про твои попытки доставить ему неприятности, если и ты будешь молчать о сегодняшней маленькой вылазке.– Без проблем! – заверил он, благодарно гладя меня по руке. Затем снова повернулся спиной и…– А что насчет задницы? Достаточно упругая? Проверь.Я побледнел.– Ватари… наша дружба много значит для меня… но не до такой же степени.– Стоило попробовать, – Ватари пожал плечами. Прислонившись снова к ограде, он поднял руку, чтобы прикрыть зевок, но неожиданно сказал ?ой?. Здорово. Только этого мне и не хватало. – Что ?ой?? – спросил я, нервно озираясь вокруг. Ватари выпрямился и указал на что-то внизу справа от меня. Кто-то вышел из тени и уверенно направился в нашу сторону. Сначала я решил, что это Мураки, пришедший точно вовремя, и только собирался сказать это, как мой друг покачал головой:– Это не Мураки, – щурясь, он вглядывался в темноту перед нами. – Недостаточно высокий, и аура не та. Я чувствую Мураки за милю.– К чему тогда твое ?ой-ой?? Хочешь, чтобы я попусту нервничал? – отмахнулся я. – Что вы себе позволяете, сэр? – фыркнул Ватари, поправляя очки, и наклонился вперед, встав на цыпочки. Он выглядел, как птица, собирающаяся взлететь. – Мое ?ой? относится к кому-то другому, кого ты точно не хочешь видеть сейчас. У него фигура и прическа точно как у некого юного шинигами, которого мы знаем как Куросаки Хисоку. Так что ?ой-ой? это еще преуменьшение проблемы.Когда незнакомец подошел ближе, я и сам увидел его сходство с Хисокой, несмотря на темноту. Длинные ноги, очертания тела, растрепанные волосы. Дело плохо. Я еще не мог рассмотреть одежду, но был уверен – это джинсы, заправленные в кроссовки. Я оцепенел; лицо покраснело. Он узнал! Каким-то образом он узнал, где я, и сейчас думает, что я его предал!Я не мог допустить, чтобы Хисока застал меня здесь. Он так много значил для меня. Черт возьми, слишком много. Самое время исчезнуть.– Цузуки, подожди! – умолял Ватари, схватив меня за руку, когда я пытался обойти его. Я вырывался так сильно, что я едва не оторвал его от земли. – Какой смысл убегать теперь? Он уже увидел нас.Как и накануне, когда Мураки вызвал меня, я не мог признать свершившимся фактом неизбежность того, что вообще не должно происходить. Как и многое в моей жизни. Даже услышав спокойные, разумные доводы Ватари, я продолжал попытки убежать, надеясь, перепрыгнув через ограду, незаметно телепортироваться. Может быть, Ватари сможет соврать, что мы пришли на одно из его свиданий? Или что мы просто пришли выпить, как обычно? Миллион оправданий крутился в моей голове; я судорожно пытался выбрать наиболее подходящее, пока Ватари с трудом удерживал меня. Я боролся так, как будто от этого зависела моя жизнь. Зная Хисоку, я мог бы с уверенностью сказать – меньшее, что он сделает, это оторвет мне голову. Шаги приблизились и стихли возле нас. Я не мог себя заставить посмотреть подошедшему в лицо. – Прости, Хисока! – простонал я, вцепившись в ограду так, что побелели костяшки пальцев. – Я не хотел, чтобы так получилось… я просто подумал… это единственное, что мне оставалось… просто дай мне минуту, и я все объясню…– Гм… Цузуки..? – тихо сказал Ватари, мягко прикоснувшись к моему плечу. Затем легким нажимом заставил меня повернуться лицом к моему партнеру. Я приготовился к граду ударов, истерике, потоку заслуженной брани… Когда твой якобы верный друг пойман на месте преступления, когда он собирается ужинать с твоим убийцей… тут уж жди всего. Поразительно, но ничего из этого не последовало. Когда Ватари начал смущенно извиняться за мою вспышку, я решился приоткрыть один глаз. – Мы очень сожалеем. Мой друг принял вас за другого, – произнес он с застенчивым смешком. Юноша лет пятнадцати, стоявший перед нами, только улыбнулся, будто случившееся не было для него неожиданностью. Неудивительно, что мы приняли его за Хисоку. Он был вылитый мой напарник. Те же каштановые волосы, те же выгоревшие местами пряди, те же черты. Однако кроме внешности, в нем не было ничего общего с Хисокой. Взгляд ярко-зеленых глаз Хисоки был отрешенным, а холодные как лед голубые глаза незнакомца словно устремлены прямо в мою душу и пристально ее изучают. Казалось, он знает все, что было со мной, все ужасные вещи, которые я видел и сам совершил. Он был молод, но в нем не было и следа юношеской наивности. Опытность, не свойственная его возрасту, была видна во всем. Я снова присмотрелся к нему. Он не держал руки в карманах, а сложил их на животе – ни Хисока, ни Хиджири никогда не делали так. Голубоглазый паренек не сутулился, держась очень прямо; подбородок решительно поднят, одна нога слегка согнута в колене, изучающий взгляд. И одет он был совсем иначе. Обтягивающая черная водолазка с закатанными рукавами, позволяющая увидеть что-то вроде ожогов от сигарет у него на руках. Черные потертые джинсы с прорехой на левом колене и многочисленными более мелкими дырками. Старые черные ботинки отчаянно нуждались в чистке. Наконец он нарушил молчание – мне уже давно было неловко. Ох, уж это подростковое самовыражение!– Я напоминаю тебе кого-то? – с неподдельным любопытством спросил он. Его голос был нежным, как прикосновение кончиков пальцев к внутренней стороне локтя. С каждым мгновением он все меньше походил на Хисоку. Я улыбнулся, стараясь не показывать внезапное, необъяснимое, нехорошее предчувствие насчет этого малыша. Тем не менее я сделал шаг назад.– Нет. Ну… в любом случае, не беспокойся ни о чем.Ватари подошел и присел на корточки перед ним, чтобы рассмотреть его более подробно. Не то чтобы паренек был намного ниже нас, просто он привык так разговаривать с детьми. Эта поза внушает им доверие.– Не слишком ли поздно для юного создания вроде тебя гулять в подобных местах? – доброжелательно спросил он, стараясь, чтобы это не прозвучало снисходительно. – В таком месте, как Токио, никогда не знаешь, на кого нарвешься. Паренек отрицательно покачал откинутой назад головой. Какой-то серебряный кулон болтался на его шее. Распятие.– Да… для юного создания, наверное, поздно, – иронично сказал он, глядя на нас по очереди. Затем его ледяные голубые глаза сфокусировались на мне. – Никогда не знаешь… когда нарвешься на покойника. Я должен быть более осторожным, чтобы не закончить, как вы. Ты это хотел сказать?Я увидел, как пошатнулся Ватари, едва не сев на землю. Мои глаза едва не выскочили из орбит, когда я осознал смысл его слов. И вот опять: я слышал, но мой разум отрицал очевидное. – Что ты сказал?! – огрызнулся я. Парнишка только улыбнулся и пошел в сторону ресторана, выковыривая что-то из-под ногтей. – Эй, я с тобой разговариваю, малыш!– Малыш? – он резко развернулся с отталкивающей улыбкой на лице. Его полускрытое тенями лицо было длиннее, чем у Хисоки; слишком большой рот скривился в хитрой усмешке. – Меня зовут Пандора. Ты – Асато Цузуки. А ты, – он посмотрел на моего друга, который кое-как, шатаясь, встал на ноги, – Ютака Ватари. Шинигами. Ходячие мертвецы.Я не знал, что сказать, и попятился, когда парень уверенно направился ко мне, на ходу протягивая руку, чтобы коснуться меня. Взяв себя в руки, я смог сообразить, что обычный человек не знает о существовании шинигами, тем более – конкретные имена. Думая об этом, я позволил ему крепко, но осторожно сжать мою руку. Он будто проверял крепость моих мышц сквозь ткань плаща. Потом Пандора улыбнулся, и в этот раз искренне: – Ты знаешь… – непринужденно сказал он. – Ты не кажешься мне мертвым. Я чувствую тепло твоей плоти. Человеческое тепло, ведь ты и есть человек. Добрый человек. Его рука легла на мое плечо и удобно расположилась там. – Ты понимаешь, каково это, верно? Хотеть жить, даже когда знаешь, что не имеешь на это права? Даже если то, что ты жив, приносит страшную боль другим… – свободной рукой он прижал мою руку к своей груди и медленно оглянулся через плечо, будто ища что-то. – Хотеть то, что должен оставить… рисковать всем ради шанса прожить чуть-чуть дольше.Он посмотрел мне в глаза, и я был потрясен отчаянием, которое выражало его лицо. Казалось, он ищет одобрения с моей стороны. – Неужели это так плохо? Это нормально – побыть немного эгоистом, отдав другим так много? Бояться…Но я не ответил Пандоре. Его глаза наполнились ужасом и тревогой, когда я оттолкнул его и быстро отошел в сторону. Я нахмурился, но не испытывал ни страха, ни отчаяния. Это создание не пугало меня так, как Мураки.– Ты такой правильный… Конечно, ты думаешь, что эгоизм – это слабость, грех, – пробормотал он и прислонился к ограде. Рассеянно проводя по ней пальцами, он прочертил ногтем длинную линию на окрашенной поверхности. – Шинигами решают вернуться к жизни, потому что у них остались незаконченные дела. Вы работаете в паре, потому что не доверяете себе, боитесь воспользоваться тем, что несет эта новая жизнь. Умершие люди самые эгоистичные… но не понимают, насколько эгоистичны, пока до них не доходит, что жизнь легко может быть отнята навсегда. Он сочувственно улыбнулся, глядя в наши недоумевающие лица. – Я пришел, чтобы найти тебя… вас обоих. Я хочу сказать, что… – его глаза наполнились слезами. Он отошел от ограды и повернулся к нам лицом. Настолько незащищенным, настолько потерянным, что мне стало стыдно быть свидетелем этого. – Я сожалею. Прости меня. За то, что я эгоист… за то, что думал, что имею право вернуться сюда.Ватари недоверчиво взглянул на меня, а потом снова на мальчика.– Малыш… я не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. И, судя по глупому выражению на лице моего товарища, он тоже ничего не понимает.Парнишка крепко зажмурился, точно от внезапной сильной боли. Когда он открыл глаза, у него выступил пот на лбу и верхней губе – крупными каплями. – Я очень рисковал сейчас, просто чтобы увидеть тебя, но я должен был… должен сказать тебе. Я не хотел, чтобы все эти люди умерли. Я ничего не смог сделать! Я пытался… пытался остановить все, но это было сильнее меня. Все эти люди… Боже, прости меня, – он сжал распятие в кулаке так сильно, что закапала кровь. Свет забрезжил в моем сознании, и внезапно я понял кошмарный, тошнотворный смысл его слов. По выражению лица Ватари я мог бы сказать, что он сделал тот же вывод. – Тачиагари!!! Ты!!! – Ватари бросил пакеты и бросился на мальчика, прежде чем я смог как-то отреагировать. Пандора снова закрыл глаза; Ватари, охваченный гневом, схватил его и начал трясти, почти оторвав от земли. – Какого дьявола?! Зачем ты убил всех этих людей?!Парнишка зарыдал так отчаянно, что у меня сжалось сердце.– Прости! Мне так жаль! Пожалуйста, не сердись на меня! Я просто хотел вернуться в знакомое место. Я думал, что все под контролем. Я думал, что могу хоть один раз побыть эгоистом. Я не хотел… никогда… О Боже, эти люди… – его рыдания перешли в отчаянные крики. Было видно, что Ватари противны и это жалкое зрелище, и необходимость прикасаться к этому существу. – Я больше не могу это выносить… это конец. Конец!– Я не понимаю… а от нас ты чего хочешь? – мягко спросил я, пытаясь заглянуть в лицо, которое растворилось в воздухе на моих глазах прошлой ночью. Его веки медленно открылись; длинные ресницы были мокрыми от слез, но глаза поражали сияющей синевой. – Помоги мне… – всхлипнул он. Я ощутил его страх, боль и печаль – словно холодная сталь пронзила мою грудь. – Помоги мне покончить с этим… до того, как оно прикончит меня.Ватари охнул от шока, когда в его руках внезапно оказался огромный пучок белых перьев. Затем пучок словно взорвался. Он выругался, пытаясь удержать перья, но они выскользнули и улетели, растворившись в ночном воздухе. Я помчался по перилам ограды, глядя им вслед в смятении. Тихая, тревожная грусть овладела мной. Ватари шумно бежал за мной, отбросив горстку перьев, которую ему перед этим удалось поймать с неистовым ?ха!?– Черт, черт, черт! – выругался он, хлопнув ладонями по бедрам и выдохнув воздух из легких с такой силой, словно хотел, чтобы грудная клетка провалилась в желудок. – Ему снова удалось! Это все равно что пытаться удержать кусок чертова мыла!– Что мы должны сделать? – тихо спросил я, вертя в руках одно из перьев – его задержала паутина под перилами ограды. Ватари с явным трудом сдерживал гнев. Снова упустить этого странного ребенка… Почесав затылок, он проворчал:– Я свяжусь с Сектором Сдерживания, дам им полное описание ребенка, опишу все подробности его появления. После этого пусть сами решают, что с ним делать.Он нетерпеливо посмотрел на меня. – Почему ты так на меня смотришь? Погоди, я знаю, о чем ты думаешь, – он покачал пальцем перед моим лицом, не дав и слова вымолвить. – Малыш, как обычно, тронул тебя слезами и мольбой ?помоги мне?. Я читаю тебя, как открытую книгу, напарник. Ты думаешь, что я не должен сообщать о нем, пока мы не узнаем больше о его ситуации. – Ну… – я неловко пожал плечами. – Цузуки! – в отчаянии застонал Ватари. – Этот ребенок виновен в смерти тридцати восьми человек! Он чрезвычайно опасен. Даже если он одержим демоном, у нас нет ни времени, ни возможности изучать его. – Ватари, у Сектора Сдерживания есть приказ убить его на месте! – воскликнул я со страстью, удивившей меня самого. – Парнишка, с которым мы только что говорили, не то же самое создание, которое мы преследовали вчера ночью по всей библиотеке. Я знаю, ты это тоже почувствовал. Как мы можем сообщить его имя и приметы Сектору Сдерживания, если они убьют его без лишних вопросов? – я сжал руки Ватари в своих и посмотрел ему в глаза так же отчаянно, как перед этим мальчишка смотрел на меня. – Что-то тут не так. Он с чем-то борется и нуждается в нашей помощи. Ватари оттолкнул мои руки. – Меня ждет безумный маньяк в Киото, мне некогда думать о том, что нужно этому ребенку. Да и у тебя есть свои проблемы. Одна из них требует решения прямо сейчас, – он повернул меня лицом к дверям ресторана, и причина моего появления здесь внезапно вышла на первый план моего сознания – точно молния ударила. Ужин. Мураки. Сегодня. – Почему бы нам не сосредоточиться на этом и не совать носы в каждую душещипательную историю, которая встретилась на нашем пути? Он был совершенно прав, но эта холодная практичность мне претила. Как и сказал мальчик, я был правильным. И никто не мог обвинить меня в том, что я выбираю легкие пути. Я умоляюще посмотрел через плечо прямо в глаза Ватари, и он застонал. – Я собираюсь послать отчет в Сектор Сдерживания, Цузуки. Прости, это не обсуждается. Интересы мира живых должны быть приняты во внимание. Но, – он назидательно поднял палец, – если ты решил разобраться с этим, я помогу тебе. И, надеюсь, мы сможем кое-что выяснить перед тем, как Сектор Сдерживания узнает о нем. Я просиял и тепло улыбнулся Ватари. – Спасибо. Он иронически ухмыльнулся и поднял вверх подбородок. – С другой стороны, маленький засранец чертовски увертлив, и будет чудом, если Сектор Сдерживания вообще сможет его удержать. Я также надеюсь, что он сможет держать под контролем жажду высасывать людей досуха до тех пор, пока мы что-нибудь придумаем. А теперь иди, красавчик. С этими словами он слегка подтолкнул меня (пинком в зад) к дверям ресторана. Внезапно. (Вы помните, что шинигами обладают большой силой. Этого ?слегка? хватило, чтобы я вписался лицом в стекло и едва не влетел сквозь него в фойе).– Время для приключений на твою симпатичную задницу.– Ватари! – огрызнулся я, смахивая пыльный след его ноги со своего плаща. – Ты купишь мне самый большой напиток, когда все это закончится. – Получишь целый набор и мартини сверху. Как тебе? – усмехнулся Ватари, кладя руку на мое плечо.Его слова были музыкой для моих ушей.– Люблю тебя, – промурлыкал я, положив голову на плечо блондина.– Знаю, – сказал он и мощным толчком пропихнул меня сквозь вращающиеся двери. – Не знаю, как дети, но мы с тобой точно ничего не добьемся с твоей неспособностью говорить ?нет? кому бы то ни было. Вот это лицемерие! В жизни такого не слышал! Я сообщил ему об этом в весьма цветистых выражениях, за что и получил по ушам. – Иди, – подбодрил он, пока я тер ушибленные места. – Иди к парню на ресепшн и спроси Мураки. Чем скорее мы с этим покончим, тем лучше. Мы прошли в глубь фойе, и я снова засомневался. – Но мы не видели, чтобы Мураки входил! Держу пари, он меня продинамил…Бац! Ватари снова треснул меня по ушам.– Ну, ты прямо как неуверенная в себе девица! – пробурчал он, осуждающе покачав головой. – Теперь слушай. Мураки не собирается тебя динамить. Если на то пошло, ты будешь единственным, кто продинамит его. Может, ты забыл, но Мураки заинтересован в тебе. И помни, без твоего согласия он ничего не сможет сделать. Даже если он покупает тебе ужин. До меня не сразу дошло; зато потом я покраснел, кажется, до самых костей.– Ватари!!!– Старайся не нервничать из-за того, что там никого нет, – невозмутимо продолжил он. – Я все время буду рядом, полностью невидимый для нашего дорогого доктора. И благоразумный настолько, насколько это вообще возможно.– Ага, такой же благоразумный, как сегодня утром? Отлично… – съязвил я.Бац!– Ой! Ты сделаешь так, что я не смогу услышать то, что расскажет мне Мураки! – всхлипнул я; крупные слезы появились в уголках моих глаз. Ватари начал раздражаться – явление столь же редкое, как летающие тарелки. – Позволь напомнить тебе, Цузуки, что я мог узнать об исчезновении проклятия Хисоки, не привлекая тебя! Почему бы не проявить хоть чуточку снисхождения? Я мог бы сейчас лежать в постели, обдумывая планы соблазнения моего фехтовальщика. А вместо этого я благородно пожертвовал своим драгоценным временем и пришел сюда, чтобы помочь тебе. И это после того, как ты высмеял мой выбор нижнего белья.– Хорошо, хорошо! – закричал я, растирая уши. – Черт… все, что я сделал – просто дал маленький совет. Против остального я не возражал… а эти трехцветные боксеры мне даже понравились.– Ладно, забудь, – отмахнулся Ватари. – Так, что тут у нас на ужин?Он изучил меню, вывешенное на стене, и внезапно вскрикнул от радости. – О Небеса! У них есть итальянские блюда! О-о-о… каким же благоразумным мне придется быть… – сник он. Я рассмеялся в душе. Итальянская кухня была его любимой.– Не волнуйся, Ватари. Я прослежу, чтобы остатки упаковали для тебя.– Ты говорил то же самое, когда в прошлый раз был в ресторане, а сам съел все, что было в пакете, еще до того, как пришел ко мне, – проворчал он. Затем, внезапно развеселившись, вернулся ко мне и от души хлопнул по заднице:– И все это для тебя, Цузуки! Иди повеселись, отлично проведи время!Я наблюдал, как он переходит в невидимое состояние. На втором уровне визуального проникновения я видел его очень четко, что и доказал, ткнув его в нос. Ватари в ответ шлепнул меня по затылку – прямо возле стойки регистрации.– Ой! – невольно воскликнул я.– Гм… Простите, сэр, мы сегодня не обслуживаем, – сказал администратор, с явным отвращением разглядывая мой костюм. – Ресторан арендован VIP на оставшуюся часть вечера. Если вы хотите поужинать здесь, приходите завтра.Так, теперь наконец понятно, почему никого нет. Я ощутил собственную значимость. Выпятив грудь, я гордо заявил:– Мое имя – Цузуки Асато. Я был приглашен доктором Мураки поужинать с ним сегодня вечером. Упоминание имени Мураки произвело такой эффект, словно я назвался близким другом Императора. Выражение лица администратора мгновенно изменилось; так тугой бутон розы распускается на ярком солнце. Он склонился ко мне так, что я видел его глаза, а не только ноздри.– Ах, да… Цузуки-сан. Мураки-сан ждет вас, – выходя из-за стойки, сказал он. – Сюда, пожалуйста.Я жестом остановил его. – Извините, сэр, могу я узнать, как Мураки-сан попал сюда? Я ждал снаружи довольно долго и не видел, чтобы он входил.Мужчина терпеливо улыбнулся – словно его забавляло мое детское любопытство.– Мураки-сан здесь с самого утра. Он руководил оформлением ресторана в ожидании вашего приезда, – он коротко кивнул; я покраснел, удивляясь, как ему удается сохранять серьезное выражение лица, зная, что доктор ужинает с мужчиной. Ну… если быть точным, с двумя мужчинами. Мураки, правда, не узнает о Ватари. Он ведь собирается быть благоразумным. Администратор снова попросил меня следовать за ним. Я послушно плелся за ним, вниз по короткому коридору и через огромные дубовые двойные двери – в главный зал. Ватари рядом со мной восхищенно присвистнул. Администратор оглянулся, думая, что это сделал я. Пусть так и думает. Моя собственная реакция на интерьер была не менее эмоциональной. Я шел с открытым ртом – как ребенок на фабрике мороженого. Все было красным, золотым и черным. Золотыми были столы, люстры и зажженные свечи на стенах. Бархатный, мягко пружинящий ковер под моими ногами был темно-лиловым; можно даже сказать – цвета старой крови. Меня это не удивило. Чертов Мураки. Доверься ему и попадешь в место, подобное этому. Как будто пол запятнан кровью его жертв… Хороши ?знаки внимания?. Хотя этот ужас может казаться романтичным такому убийце, как он. Шторы на окнах, за которыми была терраса, были того же цвета, что и ковер, и плотно перехвачены в центре – почти как пояс оби у гейш. Одна из дверей была открыта, и холодный ветер свободно гулял по комнате. Она тонула в полутьме; ее освещал только мерцающий огонь в огромном камине у дальней стены. Да, доверься Мураки… Ресторан он оформил, как собственную спальню. Не хватает только пошлой музыки. Черт, да тут и розы. Белые, розовые, красные… букеты стояли на каждом столе от кухни до этого помещения; тяжелый, удушливый и в то же время странно манящий аромат наполнял воздух.Думаю, не зря Мураки так любит розы – они похожи на него. Прекрасные на вид, они способны ранить вас до крови в момент, когда вы меньше всего этого ожидаете. И как сказал Ватари, я здесь для того, чтобы раз и навсегда обрезать их.– Похоже, разговоры о расходах неактуальны, большой парень! – прошептал Ватари, толкнув меня локтем. Мой спутник обернулся и с интересом взглянул на меня. – Вы что-то сказали, сэр?Я прочистил горло и многозначительно надавил Ватари на большой палец ноги. Он чуть не вскрикнул от боли, а я повернулся лицом к администратору.– Я просто поинтересовался, где же доктор. Вы сказали, что он находился здесь все это время.Мой сопровождающий кивнул.– Да, верно. Он сейчас на террасе. Идите прямо через эту дверь.Я кивнул в знак благодарности и сделал глубокий судорожный вздох. Пора. Самое время стиснуть зубы и – вперед! Собрав все силы, я подошел к двери, прикрепленной тяжелой цепью к стене. Плотно запахнув плащ, чтобы защититься от укусов холодного ночного воздуха, я сразу заметил Мураки. Он сидел на балюстраде, согнув одну ногу в колене и небрежно свесив другую. Казалось, он медитирует. Глаза закрыты, лицо подставлено холодному ветру, между двумя пальцами изящно вставлена сигарета. Ветер уносил в ночную тьму кольца белого дыма, срывавшиеся с его губ время от времени. Он в совершенстве владел собой; и так же легко завладевал мною. Одет во все белое, как всегда; плащ аккуратно сложен на каменной скамье неподалеку. Перфекционист… Было так легко напасть на него сейчас; просто столкнуть вниз, прямо в объятия смерти. Такие мысли часто посещали меня в прошлом. В гневе я часто пытался одолеть его и вместо этого оказывался в его руках, в его власти… Без всякой магии он легко справлялся со мной. Даже в Киото, когда я ранил его… это было всего лишь везение. Мысли о мести свели его с ума, он ждал так долго и поддался эмоциям… Только поэтому я выиграл тот раунд.Что это был за момент… Невероятное изумление на его лице. Неправдоподобный вызов его здравому смыслу – его смог остановить кто-то вроде меня. Его игрушка. Которая взяла нож, так смело оставленный им на виду; добрый, милый Асато Цузуки вонзил ему нож в живот. Я повернул его в ране, оставив сеть шрамов; кровь плеснула мне на лицо и шею. И в моем тогдашнем состоянии мне понравилось это чувство. Желание убивать захватило меня с той же силой, как некогда – любовь. Годы отрицания и борьбы точно смыло потоком. Я помню… истинная суть Мураки ослабела в нем в те минуты. Я смотрел на него сверху, кровь заливала блестящий пол университетского подвала; я предложил ему умереть вместе. И его голос изменился. Ничего удивительного; в конце концов, его только что зарезали. Но… в голосе не было гнева, не было осуждения. Он был… счастливым. Как будто он радовался возможности умереть со мной. – Ты действительно хочешь умереть со мной? – спросил он.Да. Я хотел. Не потому, что это смерть в его объятиях… но потому что его убийство искупит, хотя бы немного, мои грехи. Ведь мы оба – убийцы. Правда, он никогда об этом не сожалел, никогда не ненавидел себя за это. Он сказал мне правду тогда… Что моя скорбь не исчезнет с его смертью. Я и сам это знал. Но, когда я оглядываюсь назад, какая-то часть меня по-прежнему надеется… и все из-за его голоса в ту минуту.Человек с его надеждами, желаниями, стремлениями, слабостями… истекающий кровью человек, не изменяющий себе. Несмотря ни на что. Я не смог простить тебя. Не в этой жизни, Мураки. Но я не смог простить и себя, так?О чем это говорит? Если честно… не знаю. Полагаю, я слишком много думаю о прошлом, постоянно копаясь в мельчайших его деталях, и напрасно себя мучаю. И не хочу учиться жить, как ты. Без чувства вины, угрызений совести и сострадания. Я просто хотел верить, что тебя можно спасти. Звучит высокомерно, но ты всего лишь человек, а я сочувствую всем, кто пострадал из-за меня. Ты теперь один из них, Мураки. И я должен тебя защищать. Меня это просто убивает, хоть я давно мертв. Я вздохнул и ступил на террасу. Мураки выжидающе повернул голову, и я не мог не ощутить трепет, увидев выражение его лица. Сначала я подумал, что он рассердился, каким-то образом угадав мои мысли. Или увидел Ватари. Я оглянулся и был очень удивлен, не увидев напарника. Возможно, он остался за дверью, вне поля зрения, чтобы не мешать моему тет-а-тет с милым доктором. Спасибо, Ватари. Очень признателен. Глаза Мураки вспыхнули, лицо стало совершенно спокойным. Пальцы сжали тлеющий фильтр сигареты, чуть не сломав его пополам. – Э-э… я знаю, что немного опоздал, – напрямик сказал я, глядя на свои ботинки. Они были потерты на носках, далеко не такие сверкающие, как у Мураки. – Сожалею, если ты рассчитывал, что я приоденусь. Я, наверное, оскорбляю своим видом твой изысканный ресторан. Грубое, ехидное замечание. И очень горькое. По правде говоря, мне было неловко. Мой невидимый адъютант, Ватари, выглядел куда более соответствующим этому месту. Смутные подозрения терзали меня: Мураки сделал это нарочно, это еще один коварный способ унизить меня. Как тогда, в Киото, когда он открыл шрамы на моем запястье или заявил, что в моих жилах течет кровь демона. Доктор встал на ноги и бросил окурок в пепельницу на полу. – Ты отлично выглядишь, – сухо сказал он.Твою ж мать. Не каждый может позволить себе каждый день идеальные, хоть и запятнанные кровью, костюмы, как некий богатый доктор. Или делать стрижку за 80 000 иен. Или носить одежду от Армани. Учитывая мой скромный бюджет, я думаю, что оделся неплохо для этого вечера. Вслух я ничего из этого не сказал, но подумать – подумал. Нахмурившись и выпятив верхнюю губу, я недовольно спросил:– Может, зайдем внутрь? Ты оставил место среди всех этих роз, где мы могли бы поужинать, или будем есть на полу? Мураки поднял брови; он был искренне удивлен, застыв на мгновение. Тело его было так неподвижно, что можно было подумать – он умер, и у него преждевременное трупное окоченение. – Почему, Цузуки-сан… неужели ты действительно согласен поесть в моем присутствии? – он был поражен. Я покраснел еще больше. – До сих пор я тратил дикие суммы на попытки поесть и выпить с тобой, но всякий раз казалось, что ты готов бросить мне в лицо мою щедрость.Какого черта он так разозлился? Мне должно быть неудобно, не ему. – Что ж, ты сделал доброе дело, – я крутанулся на каблуках. – Увидимся позже, Мураки, приятного тебе вечера.Сам не знаю, хотел ли я уйти в самом деле. Возможно, я хотел лишь посмотреть, будет ли он возражать против моего ухода, извинится ли за свою грубость. Вообще-то доктор всегда был вежлив, даже по отношению к своим жертвам. Хотя обычно это было завуалированным издевательством, способом выразить презрение и подчеркнуть свою власть.И я был поражен, обнаружив, что Мураки не озабочен, как прежде, сохранением своего величаво-аристократического имиджа. Он взял меня за руку, нежно повернул лицом к себе. Склонил голову набок, открыв искусственный глаз; настоящий – темная щель на серебристом фоне – жадно, пылко смотрел на меня. Этот взгляд не отпускал, требуя полного внимания. Я чувствовал, как подгибаются колени. Кроме шуток, это было пугающее зрелище; невозможно было долго выдержать этот взгляд. Без непонятной улыбки, без двусмысленно-дразнящих замечаний… серьезный и абсолютно несвойственный тому Мураки, к которому я привык за последние два года.– Я тебя расстроил, – произнес он наконец. Риторический вопрос. Какой ответ тут возможен, разве что вяло пожать плечами. – В таком случае прости. Я не хотел рассердить или смутить тебя. Не сегодня. Что тебя так рассердило, Цузуки-сан? То, что я здесь один? Или есть другие причины?Казалось, ему это действительно интересно… Но я сам толком не знал, в чем причины моей нервозности. Я думал о Тачиагари… о странном, полном скорби мальчишке. Я думал об успокаивающих таблетках, которые я принимал каждое утро и каждый вечер, и, естественно, принял, собираясь сюда. О бесполезности своего существования, о своей депрессии и множестве вечеров, проведенных в одиночестве в холодной постели… Он ждал моего ответа, нежно поглаживая сгиб моего локтя. Я сглотнул, стараясь не попасть снова в ловушку его глаз. – Все это… слишком, – сказал я, стараясь казаться равнодушным и не смотреть на него. Это было сложно – ведь плечо Мураки было прямо перед моими глазами. – На меня сейчас столько свалилось. А ты, – я взглянул на него уголком глаза, – ты пригласил меня поужинать, и я пришел, позабыв о здравом смысле. И как ты меня встретил? Высокомерно и безразлично! Учитывая все, что я вынес из-за тебя, ты должен быть чертовски благодарен, что я вообще пришел! Так-то вот, приятель!Хоть я и был прав, все равно это прозвучало по-детски. Мураки имел полное право рассмеяться мне в лицо, но не сделал ничего подобного. Он даже не улыбнулся в ответ на мой тон. Он продолжал поглаживать мою руку и уже добрался до плеча… – Вот как это выглядело для тебя? – спросил он ласково. Очень ласково. – В этом случае я должен попросить у тебя прощения. Не знаю, подходит ли это выражение… но я просто не был готов к тому, что ты придешь, Цузуки-сан. Я был удивлен. Приятно, конечно. На мгновение я… как ни неловко это признать… но я действительно не знал, что сказать. Я был в оцепенении и толком не мог говорить. Прости меня.Ах… так вот в чем дело. Я изучал его, выискивая признаки лжи или умалчивания о чем-либо. Не знаю, что я надеялся увидеть, ведь Мураки всегда был непревзойденным мастером по части владения своим лицом. Он выглядел достаточно искренним. Слегка улыбнувшись, он гладил уже обе мои руки; ночная прохлада отступала, сменяясь жаром, расходившимся по телу, причем не только там, где он прикасался ко мне. Я ненавидел себя за то, что он так действует на меня.– Я думал, возможно… ты злишься, потому что я выглядел так… неряшливо… – откровенно сказал я наконец. – Не то чтобы твое мнение меня особо волновало, но…Рука Мураки неожиданно легла на мой затылок. Приподняв мой подбородок, он заставил наши глаза встретиться; пальцы коснулись моей правой щеки. Луна в небе стояла прямо позади него, придавая ему вид неземного ангела тьмы. Прекрасного и смертельно опасного. Белая роза, не знавшая заботы садовника с момента своего появления на свет. Не достигшая общепринятых канонов красоты. Выросшая свободно, без надзора и ограничений. Она расцвела под светом луны, шипы ее надежно скрыты, но бойтесь проявить беспечность…– Ох, Цузуки-сан… ты действительно наивен, не так ли? – спросил он. Не дожидаясь ответа, продолжил: – Я хотел, чтобы ресторан был пуст сегодня вечером, потому что не мог вынести даже мысль о том, как другие будут пялиться на тебя, да еще в такой день – когда ты впервые пришел ко мне по собственной воле. Неважно, как ты одет, любой захочет тебя, как только увидит. Я не мог этого допустить. Я немного покраснел, когда он наклонился ко мне с негромким удовлетворенным вздохом. Призывно приоткрыв губы, он слегка касался ими моих. Я вздрогнул под его прикосновением, и он сдержался, издав какой-то непонятный звук. – Наша ночь, – прошептал доктор, приподнимая мое лицо. Губы при этом прижались друг к другу теснее; как будто случайно, словно мы вовсе не думали о поцелуе… Медленно, постепенно, неизбежно… насколько же это соблазнительнее. Я запротестовал и попытался отвернуться, но добился противоположного результата и покраснел еще сильнее. Стыдно признаваться, но я хотел его. Только ненормальный способен устоять перед такой красотой. У меня было чувство – если так пойдет и дальше, случится что-то плохое. Черт возьми! Где же Ватари, где его носит, когда я так нуждаюсь в нем?! ВатариГде, где… За дверью, и не сводил глаз с вас обоих. Не знаю, чего ты ожидал от меня. Что я должен был делать с этим? Меня просили вмешаться, только если Мураки начнет доставлять неприятности. Происходящее трудно назвать неприятностями, и мне не кажется, что ты был против…ЦузукиЧерт! Почему бы просто не признать, что ты трус? Казалось, Мураки не расстроился, когда я уклонился от поцелуя – вместо этого он низко склонился к моей шее, чуть подтолкнув меня вверх, и вдохнул запах открытого участка кожи на моем плече. Его серебристые глаза были закрыты – как будто для того, чтобы лучше оценить аромат. Он медленно выдохнул воздух, и его горячее дыхание опалило меня. Затем лизнул мою шею, заставив меня невольно вскрикнуть. – Мураки… – прошипел я. Он прижал палец к моим губам, призывая не портить очарование минуты. – Ты восхитительно пахнешь… – прошептал он, легко поцеловав меня где-то возле уха. – Куда бы ты ни пошел, ты всегда будешь выделяться из толпы. Как бабочка в комнате, полной мотыльков. Внезапно перед моим затуманившимся взором предстало видение – закат и две бабочки, порхающие за окном…Мураки, к моему облегчению, убрал руку с моей спины. Видимо, он был доволен тем, как обстоят дела на данный момент. Впрочем, он тут же взял меня за руку и осторожно повел внутрь, в тепло главного зала. Краем глаза я видел, как Ватари технично занял позицию позади нас; янтарные глаза буравили спину Мураки. Я успокоился, зная – если что, Ватари в следующую же секунду вырвет меня из лап коварного доктора. По крайней мере, я на это надеялся. Мы прокладывали себе путь мимо столов с букетами роз, пока не достигли бара. Бармен, седеющий человек средних лет, тепло улыбнулся нам, оторвавшись от чистки стекла.– И что это будет? – спросил он, весьма непринужденно обратившись к Мураки. Тот, как обычно, заказал бутылку шампанского. Не вычурно и не слишком дорого. Меня порадовал его выбор, хотя толком не знаю, почему. Думаю, мне комфортнее, когда я имею дело с чем-то попроще. Ватари печально облизнулся и уныло сел за один из столиков, низко свесив голову. Ему-то нельзя пить. Как ни крути, это будет подозрительно выглядеть – если стакан опрокинется в воздухе, и джин ?Акита? начнет заливаться в невидимое отверстие. Не говоря уже о том, что выпивка ослабит его умственные способности. Вот уж чего мне точно не надо. А если Мураки начнет действовать? Пьяный он мне не поможет. Он себе-то не смог помочь там, в храме Ниндзя, когда застрял в стене.Мураки, все еще держа меня за руку, направил меня к столику с видом на террасу. Я протянул руку, чтобы выдвинуть стул, когда доктор неожиданно отставил его в сторону. Затем выдвинул другой и жестом пригласил меня сесть. – Пожалуйста, – сказал он. Я был ошеломлен. – Ты сегодня мой гость. Позволь мне взять все на себя, побеспокоиться обо всем.М-да, легче сказать, чем сделать. Как он предполагает побеспокоиться о себе самом? Он – главная причина моего беспокойства. Мураки всегда поражал меня точным знанием, что и как следует делать. Отчего же сейчас он заговорил о беспокойстве?Тем не менее, я принял как должное его внезапное рыцарство и сел; бармен не спускал с нас глаз. ?Да, – подумал я, – мы точно смотримся как парочка геев?.Мураки обошел стол и с кошачьей грацией опустился на свое место. Поставив бокалы, он занялся откупориванием бутылки. Проделал он это мастерски; я слегка саркастично похлопал ему.– Поздравляю, Мураки, – сказал я, когда он начал разливать вино. – Твоя мать наверняка гордилась бы тем, как ловко ты избавился от пробки. Я заметил, как задергалось его верхнее веко; внезапно он со стуком поставил бутылку – так, что бокалы зазвенели. Очевидно, я сказал то, чего не должен был. Через минуту или около того он успокоился и продолжил наполнять мой бокал. Я посмотрел в сторону. Ватари слегка завис над стулом, однако его ноги были все еще под столом. Он тоже заметил реакцию Мураки.– На будущее, Цузуки-сан… – голос был холодным. Опасным. – Я бы предпочел, чтобы ты не упоминал мою мать, особенно в таком циничном тоне.Я точно затронул очень чувствительное место, задев его гораздо сильнее, чем шутками об ожирении накануне. Опустив голову, я испытывал крайнюю неловкость. Несмотря на то, что я не любил его… на все, что он делал со мной и моими чувствами в прошлом. Ненавижу причинять боль словом или делом.– Прости, – тихо сказал я. Несмотря на мой тон, Мураки, кажется, считал, что я намерен продолжать наше вечное яростное противостояние. Влажный след, оставленный им на моем плече – еще один повод для меня заставить его отказаться от насмешек и издевок. Я удивился, когда доктор потянулся через стол и сжал пальцы моей левой руки. Демонстративно игнорирует мое вопиюще очевидное право рассердиться или что? Не ожидал, особенно от него. – Все в порядке. Я не хотел напугать тебя, – успокаивающе произнес он, поглаживая большим пальцем костяшки моей руки. Нет, это уж слишком… подобная интимность. Я высвободил пальцы и демонстративно сложил руки на коленях. Мураки только улыбнулся и наполнил мой бокал до конца. Затем подвинул его мне.– Надеюсь, ты согласишься попробовать что-нибудь из того, что я предложу сегодня вечером, – мои пальцы обхватили ножку бокала. Я поспешно схватил бокал – так птицы выхватывают еду из-под ног человека. – Будь то еда или вино… или мои чувства. Хочу, чтобы ты понял: я готов дать тебе все, что ты пожелаешь, исключительно ради счастья находиться в твоем обществе. Однако… сколько ты пробудешь со мной?На слове ?чувства? он коснулся моей икры носком ботинка. Не грубо… но весьма красноречиво начал гладить мою ногу, перемещаясь вверх-вниз, прикасаясь то почти неощутимо, то усиливая давление. Полностью владея собой и улыбаясь мне через стол… Я попытался немного отодвинуться, но Мураки быстро зацепился ногой за стул и потащил его назад. В итоге я очутился в западне, зажатый между углом стола и спинкой моего стула. Его лицо приблизилось ко мне вплотную, с этой своей бархатной улыбочкой. – Куда ты так торопишься, Цузуки-сан? Мы даже не заказали основное блюдо, – его длинная рука скользнула под стол. Я вздрогнул, когда он коснулся моей ноги, а затем начал нежно поглаживать чувствительную кожу подколенной ямки, норовя забраться повыше.– С чего ты решил, что имеешь право трогать меня своими грязными руками?! – слова вылетали сквозь мои стиснутые зубы, как пули. Я зашипел и схватил его за грудки. Не меняя выражения лица, он схватил меня за руку и нажал болевую точку между большим и указательным пальцем. Так сильно, что я со стоном рухнул на стол. – Ты… ублюдок!!! Как… как ты СМЕЕШЬ?– Как я смею? – риторически спросил Мураки; рука под столом застыла на моем бедре. – Прости меня. Я не знал, что должен держать руки при себе, встретившись с тобой. Проклятие, которое я снял с мальчика, вызвало у меня жуткий дискомфорт, Цузуки-сан. Согласно нашему договору, ты должен находиться в непосредственной близости ко мне, чтобы у меня пропало желание убивать и причинять иной вред. – Ты… Ты никогда не говорил… ничего об этом…– Ах да, чуть не забыл. С тобой надо договариваться очень конкретно, – Мураки вздохнул, давая понять, сколько от меня мороки. – Позволь объяснить: желание обладать тобой по силе сопоставимо с моим желанием убить. Такое же страстное и ненасытное. Я не собираюсь сдерживать себя, морить себя голодом, отказываясь от желаний. Тем более что это позволит проклятию выйти из-под контроля. Я думаю, ты тоже не хочешь этого, так ведь, Цузуки-сан? И на этот раз… это действительно будет твоя вина, если я ничего не смогу с собой поделать…Мне хотелось пнуть его в голень, но я знал, что Мураки снова найдет способ воспрепятствовать мне. Ватари потихоньку двигался в мою сторону, его рука потянулась к серебряной вилке около моего локтя.Быстрый, острый взгляд Мураки не помог мне понять, что он намеревается сделать. В итоге, хотя я ненавидел необходимость это признать, доктор был прав. Он выполнил свою часть сделки, связанную с Хисокой, и сейчас все выглядело так, будто я отказываюсь от своей. К тому же, Мураки мог навредить Ватари, если тот обнаружит свое присутствие. Я пробормотал ?нет?, стараясь, чтобы доктор принял это на свой счет, глядя при этом на Ватари. Затем я взглянул на Мураки:– Мураки… ты прав. Прошу прощения за это недоразумение.Взгляд Ватари был поистине бесценным. Он убрал руку от вилки, но остался рядом на случай, если доктор продолжит свой натиск. Однако Мураки уже все решил. Как только я сдался, искренняя улыбка осветила его лицо. Зловещее выражение исчезло, и он с обожанием смотрел на меня, склонив голову набок. Рука вынырнула из-под стола. Он поднес к губам мою пострадавшую кисть и, закрыв глаза, нежно поцеловал местечко между большим и указательным пальцем. Дыхание застряло у меня в горле, и я изо всех сил пытался сдерживать тяжелые вздохи – Мураки чувственно зализывал больное место. И боль, которую он сам же и причинил, ушла. Горячая волна прошла по моим чреслам; в который уже раз я пожалел об отсутствии у меня сексуального опыта. Отвращение, желание оттолкнуть… но гораздо сильнее во мне было желание большего. Оно буквально кричало.Ватари сделал гримасу и преувеличенно почтительно удалился, вернувшись на свое место. А Мураки, не подозревая о нашей невидимой аудитории, занялся моим указательным пальцем. Не успел я и глазом моргнуть, как он исчез у него во рту. Горячие губы двигались вверх и вниз, умелый язык не отставал… все это явно символизировало нечто совсем иное… намекая столь откровенно…Своего рода обещание. Еще одно приглашение. ?Давай поиграем, Асато Цузуки…?. Глаза доктора были закрыты; крепко держа мою руку, он предавался своему занятию несколько… гм, несдержанно. Я сильно покраснел; взглянув на бармена, я заметил, что тот изо всех сил пытается игнорировать ситуацию. Уважаемый врач сосет палец не вполне опрятного субъекта… это, должно быть, заняло для него верхнюю позицию в рейтинге списка ?вещей, которые абсолютно невозможны или полный пипец?.В другое время его мнение имело бы для меня значение, но Мураки отвлекал меня своими действиями. Он был слишком хорош… Божественные губы знали, как сыграть на моих тайных струнах, чтобы извлечь нужную ему мелодию. Затем они соскользнули, задев ноготь, и с провокационным звуком запечатлели прощальный поцелуй на влажной подушечке.Все во мне содрогнулось: и душа, и тело. Странное ощущение возникло внизу… я понял – начиналась эрекция. Интересно, а у Мураки тоже? Я не забыл настойчивое давление на внутреннюю часть моего бедра в прошлую ночь, когда он притянул меня к себе… позволив показать эту слабость. Если бы я сейчас встал и обошел стол, стало бы это немного очевиднее? Я стиснул кулак, отсекая глупые, несущиеся вскачь мысли.– Ты… серьезно, да? – с трудом вымолвил я (ярость душила), а он улыбнулся и легонько поцеловал выступающие косточки на моей руке.– Да, – признался он без малейшего смущения и, лукаво улыбнувшись, еще раз поцеловал мою руку. – Может, тебе нужны доказательства и этого тоже, хмм? Похоже, одних слов мало, Цузуки-сан.Я отнял свою руку и покраснел. – На этот раз поверю тебе на слово! – меня аж перекосило от злости. Мураки только усмехнулся; я бросил на Ватари взгляд, умоляющий о помощи. Он смотрел в окно, расположенное слева от него, с отсутствующим выражением. Отлично. Он был где-то далеко-далеко… в Киото с его креветками, кансайским акцентом и сутенером-мечником. На него надеяться нечего. Разве что мне станет так плохо, что меня вырвет прямо на Мураки, и он откажется от своей цели…Вот оно! Сделать то, что я умею лучше всего! Напиться!Я сделал глоток вина и ощутил, как обжигающее тепло растекается по телу. План был простецкий – при условии, что мне станет дурно до того, как произойдет любовная сцена, и я позволю Мураки взять меня прямо на столе. Я слишком хорошо знал, как это бывает – как и любой после стольких попоек. Ватари и я не раз приходили к выводу, что мы родственные души, и даже собирались сбежать в Осаку, чтобы жить там долго и счастливо. К счастью, благодаря его отличному чувству юмора эти неловкие инциденты не переросли в натянутые, двусмысленные отношения. Мы даже пробовали целоваться, чтобы проверить, есть ли химия между нами. Однако, когда ты под градусом, химии хоть отбавляй, и как-то раз мы чуть не занялись любовью. Вот такой пугающий поворот событий… Мы были как два подростка, забравшиеся в подвал родительского дома, чтобы разобраться, что к чему, и научиться друг у друга в процессе. Это было в те дни, когда он только начал работать, и наши отношения прошли через весьма трудные этапы. С тех пор мы нашли общий язык, но порой это было нелегко.Поэтому я должен быть осторожным. Упиться или умереть. Точнее, упиться или попасть в беду. Я основательно приложился к бокалу и оглянулся на Ватари. Он бесшумно зевал, глядя на часы. Бедному парню вставать на рассвете, чтобы поехать в Киото, но он все равно пришел сюда, чтобы помочь мне. Повезло мне – иметь такого друга.Мураки отпил немного шампанского и провел пальцем по краю бокала, отчего в моей голове возникли новые провоцирующие образы. При этом раздавался мелодичный звук; стекло точно пело от его прикосновения. Естественно, когда я пытался это повторить, ничего не вышло. Мураки едва не рассмеялся – уголки его губ дрогнули.– Ты очаровательный объект для наблюдения, Цузуки-сан, – промурлыкал он; рука обхватила мой подбородок. Ох уж эти внезапные вольности… Трогать мое лицо, похоже, становится для него чем-то вроде дурной привычки. – Прекрасно видеть проявления твоей силы, но еще восхитительнее – видеть, как ты терпишь неудачу. Это решительное выражение… слезы в уголках твоих прекрасных глаз и танцующие в них огоньки. Неотразимо, любимый… проще говоря – дух захватывает. Я почти готов затащить тебя в туалет и взять прямо у стены.Ух ты. Я снова выпил.– Хм… наверное, это плохая идея. У меня боли в спине. Мураки, казалось, пришел в восторг от моего ответа. Его улыбка стала еще шире. – Меня так и подмывает спросить, после чего, Цузуки-сан. Но я уверен, ответ заставит меня ревновать.Вот дерьмо. Есть что-нибудь, чему этот парень тут же не придаст сексуальный подтекст?! Легче найти смысл жизни, чем отыскать хотя бы одну вещь, способную остудить Мураки. Я уверен – он способен возбудиться даже от креветок с картошкой. При определенных обстоятельствах. Он пристально смотрел на меня; взгляд его буквально ввинчивался в мои зрачки. Мне было немного неудобно, особенно когда он начал нежно гладить мои волосы другой рукой. Сегодня он был без перчаток, и нас ничего не разделяло. Так было гораздо интимнее… кожа к коже. Сняв перчатки, Мураки как бы сказал этим, что он готов принять и быть принятым полностью, без завуалированной лжи и полуправды. По крайней мере, я видел это именно так. Хотя мне свойственно все усложнять, копать слишком глубоко.Молчание было невыносимым. Я попытался разрядить обстановку, внезапно подув ему в лицо, открыв при этом искусственный глаз. Мураки не рассердился; убрав руку подбородка, он теперь гладил меня по щеке. Не понимаю, что он во мне нашел. Человек, глубоко презирающий слабость, одержим слабым созданием вроде меня. Однажды он сказал мне, что любовь и восхищение не более чем ослепление. Иллюзия. Физическое влечение. И при этом без стеснения говорит, что любит меня, называет любимым. ЕГО любимым.Противоречие. Лицемерие.На самом деле мы мало отличаемся друг от друга. Я просто более скрытен. Отчасти потому, что я хочу скрывать, а он – нет. Так кто из нас лжец? Кто истинный лицемер? Тот, кто считает себя выше морали, или тот, кто отказывается принять то, что выходит за ее рамки?Думаю, это вопрос, на который я действительно хочу знать ответ. Тогда я смог бы наконец избавиться от сомнений и жить в мире с самим собой.– Хочешь заказать что-нибудь, Цузуки-сан? – наконец произнес Мураки. Услышать его голос было большим облегчением, хотя он всегда был немного странным. Мне было настолько некомфортно… я бы предпочел атаку демона. Черт, мой палец все еще блестит от его слюны.– Да, – сказал я. – Я бы хотел что-нибудь съесть. **********Когда подали счет, я с трудом удержался от обморока. Мураки потратил на меня больше, чем я трачу в неделю на сладости. Скупая моя часть была склонна позволить ему опустошить кошелек ради меня; но я был в ужасе от мысли, что ему может не хватить денег. Компания собутыльников встретила бы подобный счет стоном отчаяния, а Тацуми начал бы громко жаловаться. Очень громко.Словом, мне приходилось видеть мужчин, буквально разваливающихся на части при чтении счета за дорогой ужин. Только не Мураки. Он выглядел очень довольным, уступая моим просьбам заказать столько западной еды, сколько я смогу съесть за раз. Я заказывал все самое дорогое и редкое в меню, надеясь, что Мураки начнет меня отговаривать, когда поймет, какой я транжира.Салат с креветками в греческом стиле, рыба, грибы и лапша на закуску, затем Тальятелле Карбонара и цыпленок в медовом соусе. Ну… просто заказав одно блюдо, я тут же видел что-то еще, чего мне ужасно хотелось… и я смотрел на Мураки взглядом голодного птенца до тех пор, пока он не заказывал и его тоже. После того, как я уплел большую тарелку лапши со свининой и овощами и пасту с грибами и кабаносси, мне принесли меню десертов для ознакомления. Это была кульминация. Самый напряженный и ужасный момент, во всяком случае, последующие минуты были точно ужасными. Доктор-социопат съежился в своем кресле, пока мне приносили их – один за другим. Три куска яблочного пирога, шоколадные конфеты с корицей, шоколадный бисквит с вином и взбитыми сливками, персиковый пирог с заварным кремом, ягодное суфле, норвежский яичный крем, чизкейк с абрикосами и куантро и наконец – шоколадно-фисташковый торт с фисташковым кремом англез. Перед каждой переменой доктор настаивал на покупке новой бутылки вина, чтобы оттенить вкус еды, которую я ел. Вино было очень хорошее и очень дорогое, но придурок полностью сорвал мой план напиться в хлам и заблевать его ботинки – бутылку уносили сразу же, стоило слегка пригубить бокал – и ни один мне не дали допить до конца.Я бы рассердился, но был слишком занят, наслаждаясь ужином, так что было не до жалоб. Наслаждаясь едой, естественно. Компания могла быть и получше. Но, полагаю, в компании Тацуми, Хисоки или Ватари мне бы не досталось столько еды. Не припоминаю, когда я так объедался, не заботясь при этом о последствиях. Эта мысль вернула меня к реальности, и я начал задаваться вопросом, какова будет цена; что потребует от меня Мураки в обмен на свою щедрость. Мой рот был набит до отказа; от фисташкового торта оставалась еще половина, когда я понял, что для Мураки мое обжорство – отличный повод поторговаться… попозже. Я посмотрел на него, он улыбнулся; его скромная порция венского торта осталась нетронутой. Вот черт. ПОСЛЕДСТВИЯ. Я вдруг потерял аппетит. Я положил вилку и проглотил кусок, понимая, что Мураки получил преимущество и уже поздно что-либо менять. Улыбка доктора, хотя и сдержанная, становилась все шире; его как будто забавляло мое необузданное влечение к еде.– Достаточно, Цузуки-сан? Я прочистил горло и неловко отпил из своего бокала. Что-то приторно-сладкое, десертное, скорее терпкое, чем фруктовое. Не совсем в моем вкусе. Несмотря на любовь к сладкому, вина я предпочитаю сухие.– Если я съем еще что-нибудь, лопну, – сказал я, поглаживая свой вздувшийся живот – так гладят живот Будды для удачи. В эту ночь удача мне понадобится – вся, сколько есть.Если Мураки и намеревался смягчить для меня капитуляцию, он хорошо это скрывал. Он заказал себе тюрбо на закуску и стейк из толстого края вырезки под дижонским соусом в качестве основного блюда; к десерту он пока не приступил, забытая тарелка так и стояла возле его правого локтя.Неудивительно, что Ватари стало скучно сидеть, созерцая свой пупок, и он парил над нашим столом, пока мы ужинали. Это отвлекало, не говоря уже о риске, особенно в тот момент, когда он левитировал чуть позади доктора, и несколько длинных светлых локонов, соскользнув с плеча, едва не задели шею Мураки. Я незаметно, чтобы Мураки не принял это на свой счет, постарался жестом показать ему свое неодобрение, призывая к сдержанности. Оставшееся время Ватари провел за моим плечом, поливая слюной мою шею. Я ведь просил его поесть перед выходом, не понимаю, почему это оказалось столь мучительно для него.Мураки лучезарно улыбнулся и сделал глоток. – Ты очарователен, Цузуки-сан. Я рад, что ты принял это от меня. Нет такой цены, которую я бы не заплатил, чтобы понаблюдать, как ты доставляешь себе удовольствие. Ослабляешь свою бдительность.Ватари, широко зевая, притворился, что сует палец в глотку. У меня возник соблазн бросить в него остаток моего десерта, но мысль о нежелательных последствиях остановила меня. Даже представлять не хочу, как отреагировал бы Мураки. Да и одежда Ватари пострадала бы, он так над ней трясется.– Ты собираешься это есть? – указал я на венский торт.Он немедленно протянул его мне.– Он тебе нравится?– Нет, нет! – поспешно отказался я, замахав руками для убедительности. – Я не для себя, я объелся! Я просто удивился, зачем ты его заказал, если не собирался есть. Для тебя действительно деньги не проблема?Мураки доброжелательно улыбнулся и обеими руками взял свой бокал, невозмутимо-внимательно наблюдая, как жидкость плещется между стенками. – Ну, – ответил он, – я хотел съесть его, но потом вспомнил, что ты мне сказал прошлой ночью.Неожиданное движение головой, так что я заметно дернулся, и вот его глаза буквально сверлят мои:– Я не шинигами, Цузуки-сан, и если буду потакать себе так же охотно, как ты, мое тело потеряет форму. Я же не хочу поправиться, так?Так он все еще переживает? Я почувствовал, как мои брови сдвинулись, придавая аметистовым глазам несвойственное им мрачное выражение. Пока мы ели, то почти не разговаривали, и Мураки, к счастью, держал свои руки при себе. Но сейчас его руки и мой рот были свободны, и настало время разобраться кое с чем, захватив инициативу в нашем разговоре. – Да брось, Мураки. Я знаю, что на самом деле вес тебя не волнует, – огрызнулся я, опираясь на стол обеими руками и подаваясь всем телом вперед, чтобы казаться солиднее. Прием, который никогда не срабатывал с Мураки. Стоял ли я прямо или наклонялся вперед, рост или близкий контакт не оказывали на доктора ни малейшего влияния. Он был слишком уверен в себе и в своих способностях. После Киото я думал, что он будет хоть немного больше уважать меня. Но нет. Он держался уверенно, как всегда. – Я хочу знать, что ты задумал в этот раз. Никаких больше смертей невинных людей от твоих рук, ты слышишь меня? Я не допущу этого!– Хорошо… тогда мы сойдемся, – сказал человек с платиновыми волосами и одним глотком осушил бокал с золотистым вином. Адамово яблоко при этом почти не двинулось. – Ты пришел сюда по моей просьбе, Цузуки-сан. Но в этот раз ты сделал это не потому, что я поставил тебя в затруднительное положение, а потому что я сделал небольшое одолжение в доказательство своих намерений. И я уже вижу значительные перемены в наших отношениях. Ты спокойно ел и пил в моем присутствии, не беспокоясь о тех, кого я нанял, чтобы ухаживать за тобой. Я рад этому. И верю, что и ты доволен тем, что мальчика больше не тревожит мое проклятие, хмм?Я ему не ответил. Сложив руки на переносице, я изучал суставы собственных пальцев. Мураки же изучал меня сквозь стекла очков в тонкой оправе. Затем протянул руку и провел ею вверх по моему лицу, прослеживая кончиком пальца крошечную жилку на виске. – Процесс уже пошел, Цузуки-сан. У нас есть соглашение, и мы оба можем извлечь из него выгоду. Как говорится, рука руку моет. В обмен на мое хорошее поведение и чтобы пощадить жизни дорогих тебе людей ты будешь приходить ко мне, когда я попрошу. Твои совесть и чувство ответственности не будут так сильно отягощать тебя, а я буду избавлен от мук, связанных с проклятием. Что скажешь? Разве это не подходящее соглашение?Уголком глаза я пытался уловить выражение лица Ватари. Глубоко засунув руки в карманы жакета, он задумчиво и без особых эмоций смотрел на доктора. Заметив мой взгляд, Ватари пожал плечами.Мураки закрыл глаза.– Цузуки-сан… пожалуйста, окажи мне любезность и прими решение самостоятельно, не советуясь со своим надоедливым другом. Ватари рухнул на пол. Выражение Мураки не изменилось ни на йоту, когда блондин стал видимым и его растрепанная голова появилась возле столика. – Вы знали, что я здесь, все это время?! – воскликнул он. Мураки кивнул, снял очки и начал протирать стекла. – Но как?!– Во-первых, вы очень громко дышите. Я слышал вас, когда вы парили за моим плечом, – сообщил доктор; Ватари тем временем переместился в мою сторону и спрятался за моим стулом. – Кроме того, я способен видеть на четырех уровнях проникновения. Проверив комнату на присутствие духовных сущностей, кого же я увидел? Некого светловолосого развлекающегося шинигами.Ватари выпрямился, стараясь выглядеть крутым и решительным, насколько это возможно. Я видел, что он еще не оправился от шока, но делал все возможное, чтобы исправить ситуацию, не прибегая ради моего спасения к экстренным мерам.– Что ж, прошу прощения, доктор, – сказал он. Думаю, более язвительно, чем намеревался. – Но если вы ожидали, что я позволю Цузуки прийти одному к человеку, который собирался использовать его в эксперименте по клонированию, то вы явно не так умны, как я думал! За кого вы принимаете шинигами? Мы не так неосмотрительны, как вы, сэр.В ожидании реакции Мураки я стиснул фуду в правом кармане. Наверняка ему не понравился сам факт появления Ватари, и не имеет значения, в каком тоне он с ним говорил. Мое тело напряглось, и я приготовился к неизбежной схватке. Поза Ватари, стоящего рядом со мной, выдавала крайнее напряжение; язык тела говорил не об откровенной агрессии, а о готовности защищаться до конца. Однако я заметил, что он взял со стола одну из салфеток. Я понятия не имел, чем может помочь салфетка, разве что он собирался ошеломить Мураки искусством оригами.Доктор расслабился, вернулся на свое место и поднял руку. Мое тело действовало автоматически; я сорвался со стула и перепрыгнул через стол в тот самый момент, когда он щелкнул пальцами. В минуту опасности я немного туго соображаю, и все, что пришло мне в голову – это вцепиться зубами в его ладонь, чтобы предотвратить вызов. Что я и сделал.Мураки изумленно-недоверчиво смотрел на меня.– Я собирался попросить бармена… принести еще один бокал… – медленно проговорил он, подняв бровь при виде тонкой струйки крови, которая стекала вниз по его запястью. Я обеими руками держал его кисть, не в силах разжать зубы. – Скажите… Ватари-сан, не так ли? Вы любите венский торт?