Часть 2 (1/1)

Дождь не прекратился и на следующий день. Крупные капли стучали по стеклу, размывая внешний мир и убаюкивая, превращая все в полудрему, мешая пробуждению и заманивая обратно в сон. Даже медсестры поддавались меланхолии, неспешно разнося завтраки, утренние лекарства и делая перевязки. Когда Диксона увезли на одну из них, Уэлби еще спал. Спящим он всегда казался Диксону каким-то беззащитным, сколько бы это слово не нравилось бывшему полицейскому. Уэлби спал крепко, почти не двигаясь и не вставая ночью, если кто-то бы захотел, то мог без проблем избавиться от него именно в это время. Однако скверно на душе у Диксона от другого — бодрствующий Уэлби немногим отличался, разве что мог наболтать лишнего и получить по своей шее из-за этого еще сильнее. И получал он раньше именно от Диксона. Все теперь в прошлом, в этом Диксон был уверен, но все воспоминания об этом и многом другом вытеснены его же кулаками на холодном металле памяти, пожалуй, всего городка. В перевязочной не было зеркал, но никаких иллюзий Диксон не строил. Слишком много бинтов ему требовалось, слишком много сукровицы на них было, слишком много обезболивающих. Медсестра редко смотрела ему в глаза, а когда их взгляды встречались, то Диксон видел лишь безразличие и усталое тихое раздражение. Он был не единственный ее пациент, за которым нужно было присматривать, лечить, подтирать — все то, что явно не будет по нраву той, которую дома ждут уборка, стирка и готовка. Диксон не был против безразличия, оно было гораздо лучше злости и куда приятнее жалости, поэтому ни в чем женщину винить не мог. Хотя даже злость бы он принял, но жалость, проникающую под кожу и выворачивающую суставы, Диксон ненавидел. Слишком хорошо запомнилось ему с детства, как умер его отец, как выражали скорбь соседи, еще больше напоминая его матери о потери, как шептали свои сожаления и почти неизменную фразу ?Бедный мальчик, ему же всего шесть лет, как он будет без отца, как же ты ему об этом скажешь??. Шептали и даже не думали, что этот мальчик уже давно услышал их шепот, уже знает, но продолжает делать вид, что все хорошо, лишь бы они не жалели его еще больше, тем самым отравляя еще сильнее. Когда Диксон вернулся в палату, Уэлби уже расхаживал по ней, пытаясь хоть как-то размяться. Еще немного сонный он кивнул медсестре и улыбнулся Диксону, а затем сладко зевнул. На Уэлби повязок уменьшилось — теперь были заметны ссадины на носу и скуле, не скрытые белой тканью, но он был словно рад этому, в нетерпении порываясь прикоснуться к подзажившим ранам и одергивая себя. — Привет. Как ты себя чувствуешь? Продолжим сегодня чтение? — спросил он, когда медсестра закрыла за собой дверь. Голос Уэлби был немного охрипшим, а сам он сглатывал после каждого предложения и еле заметно хмурился, но улыбка, мягкая и осторожная, не исчезала. Диксон с радостью бы послушал продолжение истории. Не то чтобы она сильно его заинтересовала, но ему было приятно отвлечься от своих мыслей, просто лежать, прислушиваясь к чьему-то голосу, и есть больничное желе или пить сок. Однако он хорошо знал то состояние, в котором находится сейчас Уэлби, из-за того, что сам не раз испытывал подобное на своей шкуре. В такие моменты Диксон становился немногословным, но попадаться ему на глаза было вдвойне нежелательно — все непроизнесенные фразы оборачивались тумаками, тычками и ударами. Уэлби никогда таким не был, и от этого пропасть между ними казалось еще шире. — Не так хреново, как выгляжу. Ну, хуже мне точно не стало, — Диксон постарался улыбнуться, хотя знал, что сквозь бинты этого не будет заметно. А затем солгал — Я устал после всего этого. Может, не сегодня? — О, хорошо, — только и кивнул Уэлби, садясь на свою кровать и рассматривая свой гипс на ноге. — Но ты же дочитаешь? Завтра, послезавтра или в другой день? — Да, Диксон, — отозвался он, не поднимая головы. Его босые ноги были бледными, Уэлби то ставил ступни совсем близко, то разводил в пятках или носках, то растопыривал пальцы, напоминая Диксону героиню почти забытого мультфильма, которого он смотрел в детстве с близнецами миссис Купер, пока их матери были на работе. Замерев, Уэлби посмотрел на Диксона, в нерешительности поджав на мгновение губы, а потом произнес — Можно у тебя одолжить твои комиксы, если ты их не собираешься сейчас читать? Этот вопрос был для Диксона неожиданным, и он лишь смог пробормотать ?да, без проблем?, когда протягивал небольшую стопку журналов с приключениями супергероев. На памяти Диксона Уэлби в школе всегда таскался с разными книгами, а в старших классах, когда стало ясно, что скоро небольшая рекламная конторка перейдет к нему, еще с журналами. Разумеется, юридически агенство принадлежало его матери, но всем было понятно, что она одна бы не справилась, и именно поэтому Уэлби нередко возвращался в Эббинг даже среди учебного года в колледже, а после выпуска вернулся насовсем. Лежать на спине почти все время было неудобно, но Диксон постарался как-нибудь устроиться, пока не ослабело действие обезболивающего и можно было шевелиться без ощущения, будто при следующей перевязке кожа сойдёт вместе с бинтами. Уэлби занял свою привычную позу, сидя на кровати, выставив загипсованную ногу, подложив под нее здоровую, слева комиксы, занимающие место книг, а справа, на тумбе, стакан апельсинового сока. Диксон знал все эти комиксы наизусть, и он мог с легкостью угадать, на каком кадре сейчас Уэлби по тому, как он улыбался, немного хмурился или с интересом переворачивал страницу. Иногда он возвращался на несколько страниц назад, что-то ища, а иногда старался посчитать, сколько еще осталось до конца. Диксон наблюдал за Уэлби, а сам ощущал какое-то странное чувство. Сожалением его нельзя было назвать, хотя оно тоже скребло по сердцу ржавым гвоздем, на страх или злость тоже не было похоже — они, в отличие от этого неизвестного чувства, придавали сил. Было какое-то тянущее ожидание, которое обычно появляется при надежде, но тянуло оно куда-то вниз, а не заставляло подняться. Диксон понял, что ему жутко не хватает сигарет и родного дома. Снаружи продолжал стучать дождь.*** — Диксон?..Полудрема сползла, как толстое ватное одеяло, заставляя ёжиться от холода, чуть шипя от боли под бинтами. Диксон открыл глаза и заметил поднос с больничным обедом на своей тумбочке. Уже начало темнеть за окном — серые влажные тучи хоть и стали легче, но никуда не ушли — и палату освещал только настенный светильник над кроватью Уэлби, отчего он сам казался еще более худым, а его волосы ещё более рыжими. — Диксон? — снова позвал Уэлби, внимательно на него смотря. — Все нормально? Уже время обеда, тебе стоит немного поесть. — Я не голоден, — отзывается Диксон. И действительно, больничная еда не лезла в горло, очень хотелось большой кусок хорошо прожаренного мяса и огромную кружку пива, холодного настолько, что на стекле бы появлялись мелкие капельки влаги. Он пару минут лежал молча, представляя, с каким бы наслаждением он это бы съел и, наверное, попросил бы добавки, а затем спросил, почти чувствуя на языке вкус нефильтрованного и соуса барбекю, — Как твое горло? — Уже лучше. — Уэлби улыбнулся, маленькой пластиковой ложкой собирая остатки персикового желе из прозрачного стаканчика. — И спасибо за комиксы, мне они понравились. — Я могу дать тебе почитать и остальные выпуски, если хочешь, но при одном условии. — Не портить страницы? — Нет, Уэлби. Как только нас выпишут, первым делом мы с тобой пойдем в бар.