Часть 3 (1/1)
В эту ночь Уэлби не мог заснуть. Лежа на больничной койке, он разглядывал на потолке узоры, нарисованные холодным белым светом фонарей, пробивающимся сквозь листву деревьев. В голове крутились три вопроса, над которыми Уэлби думал целый день. Как сказать Диксону, что доктор пообещал выписать Уэлби уже через пару дней? Что будет, когда и Диксона отправят домой? Как Уэлби вести себя при встрече в этом слишком маленьком городке? Ему, Уэлби, должно быть наплевать на все это. Сколько времени Диксон доставал его своими нападками? Сколько боли, как физической, так и душевной, Уэлби испытал из-за этого? Мать часто водила его по воскресеньям в церковь, однако приучить подставлять левую щеку у нее не получилось. Наоборот, Уэлби старался хотя бы словесно дать отпор. А сейчас, после всего случившегося, не было никаких сомнений, что Диксон оставит его в покое, а Уэлби хотел именно этого. Это возможность начать жизнь без тревожных мыслей о Джейсоне Диксоне. Однако он замечал почти незаметные детали. Еле уловимую грусть во взгляде, даже в те редкие моменты, когда Диксон улыбался или смеялся. Интонации голоса, до этого не знакомые Уэлби. Ссутулость и опущенная голова, долгая неподвижная поза. Постепенно Диксон справится с тем, что служит причиной всему этому, Уэлби не сомневался, но без поддержки тяжело даже самым сильным, а что уж говорить о человеке, жизнь которого заставила задуматься о своих поступках таким болезненным способом. Пытаясь найти определение этому тревожащему чувству, о котором, быть может, он будет вспоминать и через года, Уэлби назвал бы его ?кто, если не я?. Он не считал себя каким-то полным самопожертвования героем и воплощением великодушия, просто знал, как относятся к Диксону в городке. Полный спектр, от игнорирования и избегания до желания смерти, чувствовал и сам Уэлби каких-то пару недель назад. Заслуживал ли Диксон такого отношения? Возможно, но если и заслуживал, то это заслуживал Диксон-до-пожара. Захотелось пить. Уэлби потянулся уже к небольшому графину на его прикроватном столике, но лунный свет позволил увидеть, что воды там нет. Немного подумав, Уэлби тихо сел на кровати и посмотрел на спящего Диксона. Он лежал на спине, но поза теперь была более расслаблена — раны заживали, а бинты уже не так сильно сковывали движения. Прислушиваясь к его дыханию, Уэлби осторожно встал. Вдох — шаг правой, выдох — шаг левой. Вдох — шаг правой, выдох — шаг левой… Стоя у его кровати, Уэлби замешкался. Он почувствовал себя актером, не знающим свою роль, который понимает, что что-то нужно сделать, но не знает, что именно. Словно в поисках ответа, Уэлби внимательно посмотрел на Диксона. Теперь было видно, что это именно Диксон — повязки на голове уже не было, только еще заживающие ожоги. Уэлби помнил, как Диксон пришел впервые без этих бинтов, как продолжал делать все, как обычно, даже интуитивно не стараясь скрыть левую сторону лица, ту, которая была обращена к Уэлби, обожжённую сторону. Каким-то образом Уэлби понимал, что для Диксона это часть принятия своей вины за все плохие поступки, хоть сам Диксон, возможно, даже и не думал об этом. Однако, это не единственное, что понял Уэлби. В какой-то момент он поймал себя на том, что его тянет посмотреть на эти шрамы. Без злорадства или болезненного любопытства, перетекающего в отвращение, Уэлби просто хотелось рассматривать их, как рассматривают внешность нового знакомого в надежде запомнить все детали. Не зная, что делать с этим, Уэлби старался при разговорах ни слишком быстро отводить взгляд, ни задерживать его неуместно долго. Сейчас, стоя у больничной койки Диксона, Уэлби смог без воспитанного стеснения рассмотреть его. Диксон изменился не только внутренне, но и внешне, и дело было не только в ожогах, а в чем-то почти неуловимом. Пожалуй, наиболее близкое слово, которое мог бы подобрать Уэлби, было слово ?возмужал?. Повинуясь неосознанному порыву, Уэлби потянулся, чтобы дотронуться до шрама на щеке Диксона, но вовремя опомнился и попросту мимолетно коснулся лишь одеяла. Привычно опустив стакан на тумбочку, Уэлби здоровой рукой налил себе воды и вернулся на свою койку. В эту ночь он так и не заснул.*** Он так и не смог сказать Диксону. Попросту ушел, тихо собрав все вещи и впервые закрыв клетчатой шторой свою половину палаты. Уэлби знал, насколько глупо волноваться из-за подобного, но ничего не мог с собой поделать. Домой он зашел лишь для того, чтобы оставить свои вещи из больницы. Не сказать, что Уэлби хотелось поскорее вернуться в свою рекламную контору, но он знал, что лучше разобраться со всем как можно быстрее. Все оказалось не так удручающе, как боялся Уэлби. Погром был убран, и о случившемся в его кабинете напоминало лишь окно, затянутое сейчас плотной полиэтиленовой пленкой вместо стекла. Памела уволилась. Вполне предсказуемо, если на твоих глазах выкидывают твоего начальника из окна, а тебе самой ломают нос одним ударом. Бесследно это не прошло, и когда Уэлби, найдя заявление об уходе и записку, позвонил ей, то заметил появившуюся легкую гнусавость в голосе. За время его отсутствия скопилось не так много дел, требующих внимания Уэлби, поэтому за неполный час он покончил с ними. Он полагал, что пробудет здесь гораздо дольше, и не знал, куда себя деть. Перед открытием следовало вставить стекло, а сидеть тут просто так, в одиночестве, не хотелось. Стараясь не думать о запланированном, Уэлби направился в магазин. Он два раза поднимал руку, чтобы постучать в дверь, но останавливался, и на третий раз просто повернул дверную ручку. Диксон сидел на своей кровати, опустив ноги на пол и смотря в окно. — Привет. От неуверенной, но искренней улыбки Диксона, когда он обернулся, у Уэлби сжалось сердце. — Привет. Неужели снаружи так херово, что ты решил сюда вернуться? Уэлби пожал плечами. — Нет, но я… я принес тебе кое-что. Он мог поклясться, что в этот момент увидел промелькнувшее смущение во взгляде Диксона. Еще одна новая его сторона. Уэлби подошел к кровати и поставил на него бумажный пакет, к стенке которого были прижаты апельсинами несколько выпусков комиксов. —Может, ты их уже читал. Ведь знаешь, Сара редко проверяет на свежесть стойку с газетами и журналами. — Спасибо, Уэлби. Диксон взял один из апельсинов, поднес к лицу и шумно вдохнул. Уэлби понимал его — в больнице пахло лишь чистящими средствами и лекарствами, а еда настолько надоедала однообразностью, что ее запахи воспринимались с трудом. Он сам сегодня утром остановился на улице у цветущего рододендрона, а после у Сары перед кофеваркой, которая заменяла в магазинчике автомат с кофе, который женщина не могла себе позволить. — Не стоило делать это ради такого мудака, как я. Эта фраза не удивила Уэлби. Он сам понимал, что со стороны поступок странный, но то, что он хотел предложить, было еще безумнее. Эта мысль пришла в рекламном агентстве, и казалась хорошей даже сейчас. — Ну, на самом деле я хотел кое о чем попросить тебя, — Уэлби улыбнулся, внимательно смотря на Диксона. — Точнее, предложить. — И что же? — Ты не думал, чем будешь заниматься после выхода отсюда? Разумеется, Диксон думал об этом. Думал о полицейском участке, о шерифе Уиллоуби, думал о раке поджелудочной. Иногда думал о том, чтобы уехать отсюда, попытать счастье в другом городке, но он не мог оставить свою мать. — Думал, но… не знаю, чем именно. —Может, станешь частным детективом? Подожди, не перебивай. Я знаю, что это сложно, но шанс же есть. Ты как раз прослужил в полиции три года, правда, могут быть трудности с характеристикой с прошлого места работы… — Это ты чертовски мягко сказал, Уэлби. — усмехнулся Диксон, склонив голову. — Но я могу замолвить пару словечек перед новым шерифом. — Ага, чтобы он подумал, что я тебя запугал. Уэлби не знал, что сказать. Он ожидал другой реакции, что будет хоть какая-то искорка надежды или радости. Ему хотелось все переиграть, сделать вид, что этого разговора не было и начать его в более подходящее время, с такой же силой, как и хотелось начать, когда шел сюда. — Я не боюсь тебя, Диксон, и никогда не боялся. Да, я боюсь боли, но не тебя. — Мне не нужна жалость. — Я знаю, поэтому это взаимовыгодная сделка. Пока будешь готовиться, поработаешь вместо Памелы. Так я получу не только секретаря, но и охранника, который в случае чего защитит меня. —Уэлби, единственный, от кого тебя надо было защищать, был я. — Вот поэтому я и предлагаю это именно тебе. Тем более это может повлиять на шерифа. — Мне не нужна жалость, — повторил Диксон, так и не поднимая головы. — А тебе нужен друг? Диксон, решать только тебе, но если ты решишь это сделать, то я буду согласен помочь. Подумай об этом.