8 (1/1)

—?Умрите!—?Воры!—?Ублюдки!—?Так вам и надо!Их ненависть была такой сильной, что сбивала с ног. Сунако со связанными за спиной руками стояла, расправив спину и отставив вперёд ногу. Она выглядела благородно, как мученица, гибнущая за правое дело, и это распаляло толпу ещё больше. Кёхей стоял рядом. Он старался держаться прямо, но его побитый, полуживой вид и вполовину не был так величественен, как у Сунако.В него прилетел гнилой помидор. Прилетел с такой силой, что Кёхей пошатнулся и едва не упал. Здоровая щека окрасилась соком, гнилая мякоть осталась на плече, стекала по рубашке.Сунако едва заметно оскалилась.Вслед за первым полетели и другие. Чаще, конечно, мазали, но иногда попадали. Грязно-белая рубаха Сунако была вся в красных кровоподтёках томатного сока, Кёхей стоял чуть живой и то и дело настороженно косился на девушку: она рычала, как рычат кошки перед тем, как напасть. Нет, девушка не стала бы бросаться на прутья решётки, чтобы порадовать толпу. Не стала бы она и ругаться. У неё в запасе было кое-что получше.Когда один из помидоров ударился ей в подбородок, и гнилой сок брызнул во все стороны, Сунако обнажила зубы. Сначала никто ничего не понял, но потом её зубы стали удлиняться, лицо вытянулось и стало похоже на кошачью морду, а кожа стала покрываться шерстью. Кёхей даже не поморщился, а горожане вдруг шарахнулись назад, кто-то закричал: ?Чудовище!??— и все бросились врассыпную, не разбирая дороги. Им так и не суждено было узнать, сколько тогда погибло в толкучке, сколько было ранено. Да и не важно им это было. Сунако смеялась, она была довольна игрой, которую затеяла напоследок. Кёхей тоже улыбнулся. Он подумал, каким же было его лицо, когда он впервые увидел её превращение. Наверное, ничуть не лучше, чем у этих позорно бегущих трусов.Когда они подъехали к месту казни, зрителей почти не осталось. Клетку открыли, и Сунако с Кёхеем вывели на помост. Сунако обратилась обратно, но толпа смотрела на неё испуганно и настороженно. А ещё всем было очень интересно, что произойдёт, если ей отрубить в голову: обратится ли она в зверя или останется человеком.—?Встретимся в Пустоте? —?спросил на прощание Кёхей, прежде чем их развели в разные стороны.Она покачала головой.—?В следующий раз. Чтобы ещё раз правильно выбрать.Кёхей не слушал, как зачитывали приговор. Ему на шею накинули веревку, её заставили встать на колени и положить голову на колоду. Сунако выглядела очень спокойной и даже улыбалась. Кёхей тоже улыбнулся, насмешливо и дерзко, как улыбался всегда. Он закрыл глаза, чтобы не видеть её смерть, а потом из-под ног исчезла опора, в горло врезалась верёвка и стало совсем не до этого.Умереть, оказывается, так легко…***—?Проснулся, милый? Добрый ли сон ты видел?Он закашлялся, схватился за горло, словно пытался снять с него невидимую верёвку, и открыл глаза. Реальность возвращалась медленно. Сон оказался слишком реалистичен, не хотел отпускать. Казалось, на шее остался след от верёвки, а на теле?— от ран.—?Что… произошло? —?прохрипел Кёхей и попытался встать, но голова закружилась, так что пришлось откинуться обратно на свернутое валиком одеяло.—?Тихо, тихо, не говори. Рано ещё. Полежи лучше, помолчи.Зрение возвращалось медленно, Кёхей только сейчас смог разглядеть старуху, что сидела рядом. Чем-то она была похожа на ту, у которой они с Сунако останавливались на ночь. Эта была такая же сухонькая, маленькая, востроглазенькая, со странными чертами лица, которые было никак не разглядеть. Они всё время менялись, точно это была вылепленная из мягкого воска маска.Добрый ли сон… Да старуха издевается! Хуже кошмаров ему уже давно не снилось.—?Говорят, Ночная Кобылица?— мастерица навевать кошмарные сны. Иногда она даже сама в них появляется. Не видел ли ты её? Не отвечай. Кивни, если видел.Кёхей отрицательно помотал головой. Какая ещё Ночная Кобылица? Ему похлеще оборотень привиделся. Но старухе ни к чему об этом знать.Память возвращалась медленнее, чем зрение. Сон выдирался с мясом, неохотно оставлял место для реальности. Кёхей вспомнил, как попытался объездить кобылицу, как она сбросила его и приложила копытами. Он ведь был уверен, что умрёт. Как же так случилось, что ему удалось выжить?—?К… как… —?захрипел Кёхей.—?Молчи! —?прикрикнула на него женщина. Говорила она певуче, растягивая гласные, и голос у неё, несмотря на возраст, был сильный и звонкий. —?Вот сейчас дам отвар, тогда болтай, пока не надоест. А пока молчи. Ты, милый, очень живучий. Жизненной силы в тебе на десятерых. Перестаралась она тогда с тобой. Видно, сильно ослабла, не смогла силы контролировать, а ведь я ей другой судьбы хотела. Но не в этом дело сейчас. —?Женщина отложила в сторону пестик, посмотрела на Кёхея, ласково погладила его по лбу и снова начала толочь какие-то травы.Сильно пахло шалфеем. —?У тебя рёбра были сломаны-переломаны и рука, обычный человек после такого не выживет. Но ты особенный. Да и повезло тебе, что я мимо шла, помогла немного. А говорить больно, потому что тебе ребро лёгкое проткнуло. Но скоро и оно подживёт. К вечеру как новенький будешь. Как раз к третьей попытке.Откуда она знает?Кёхей хотел у неё спросить, но не смог?— голос пропал. А старуха стрельнула в его сторону проницательным взглядом?— всё видела, всё понимала старая?— и ничего не сказала. Только головой покачала, мол, предупреждала же, что лучше молчать.—?Даже не напрягайся, милый, не задавай вопросов. Всё равно не отвечу. Не могу. Кое о чём лучше не знать.Последнюю фразу она произнесла неожиданно серьёзно, без глупых напевов. И Кёхей понял: предупреждение.Он не знал, кто эта старуха и почему она с ним возится, а она не собиралась ему об этом рассказывать. Старуха готовила отвар, напевая под нос весёлую песенку про бесплодные попытки одного безнадёжно влюблённого позвать любимую на свидание, а Кёхей молча лежал, глядя в небо. День уже перевалил за половину, близился вечер. Сколько же он проспал?Шалфеем запахло сильнее, костёр затрещал, когда в него подбросили дров, и Кёхей посмотрел на старуху. Она повесила над огнём котелок и длинной тонкой кленовой веточкой помешивала варево. Кёхей прикрыл глаза, кажется, даже задремал и снова открыл их только когда почувствовал прикосновение к плечу. Она держала глиняную чашку, маленькую, как раз по размеру её сухонькой ладони, и протягивала её молодому человеку. Он не хотел пить это варево и даже попытался отвернуться, но старуха вцепилась в его затылок и приставила чашку к губам. Сильная, сильнее многих мужчин. Кто она?—?Выпей, выпей, мой хороший,?— ласково попросила старуха, но Кёхей понял по её тону, что, если не послушается, она его заставит.На вкус напиток оказался сносным. Обычные травы, при желании Кёхей легко мог определить, что туда добавлено: чабрец, ромашка, кровохлёбка, шалфей… Даже если и выпьет, хуже уж точно не будет. Старуха довольно улыбалась, следя за каждым его глотком. Когда Кёхей отдал ей чашку, она тихо заключила:—?Ну вот и хорошо, теперь точно встанешь на ноги. Я бы посоветовала тебе поспать, но ты и так выспался. —?Да уж, выспался. Кёхей скривился от её слов, но промолчал. А она как будто ничего не заметила. —?Полежи, мой хороший, просто полежи.Старуха зашуршала мешочками с травами?— прятала их в сумку,?— потом ополоснула посуду и тоже убрала. На костёр смотрела долго, точно размышляла над чем-то, а потом покачала головой и вылила на него остатки воды. Угли зашипели, как потревоженные змеи, а в воздух взвился клуб белого дыма. Кёхей закашлялся и скривился от боли. Из горла вырвалось хриплое:—?Ты что творишь?Голос вернулся. Говорить было тяжело, то и дело из груди вырывался хрип, но это пройдёт.Старуха покачала головой:—?Грубый мальчишка. Никакой благодарности. —?Она встала и принялась отряхивать одежду. —?Ну да ладно. Другого я и не ждала.А почему он должен быть ей благодарен? Сама вызвалась помогать, никто её не просил.—?Спасибо… —?буркнул Кёхей. Он лежал, отвернувшись от неё, и голос его звучал глухо.Старуха тихо рассмеялась.—?Ну вот и молодец. —?Она приблизилась к нему бесшумно, и Кёхей вздрогнул, когда ощутил прикосновение её пальцев к своим волосам. Лёгкое, едва ощутимое. —?За это я кое-что тебе оставлю. Повернись-ка?—?Ну что ещё? —?проворчал Кёхей, но послушался. Переворачиваясь на другой бок, он с удивлением отметил, что боли почти не чувствует.Старуха протягивала ему верёвку со скользящим узлом и уздечку.—?Держи. Это твоя верёвка, она пригодится, чтобы остановить кобылицу. А уздечка поможет её удержать. Ты поймаешь её и выберешь, как это сделала она. А потом поглядим. Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор.Он не понял почти ни слова из того, что говорила старуха. Выбор, верёвки, уздечки… Но Кёхей не подал виду, только ухмыльнулся и заверил её почти прежним дерзким тоном:—?Не переживай, я справлюсь.Старуха перебросила сумку через плечо и отошла на несколько шагов. Напоследок она оглянулась, и Кёхею показалось, что сквозь старческие черты ясно проступили другие?— лицо молодой женщины,?— и заговорила она серьёзно, как совсем недавно.—?Но воспользоваться ими можно только один раз. Помни об этом.Кёхей хотел ей ответить, но она уже пошла прочь, быстро и бодро, совсем не по-стариковски. Он проводил её взглядом, пока её силуэт не растворился среди деревьев. Всё-таки она была странной, эта старушка. Ушла и даже не попрощалась.Верёвка и уздечка лежали рядом, и Кёхей осторожно коснулся их кончиками пальцев: на ощупь вполне обычные, из пеньки. Свою верёвку он потерял прошлой ночью, так что этот подарок очень кстати. На один раз, значит… А ему больше и не надо. Сегодня последняя ночь. Кёхей коснулся шеи?— ошейник остался на месте.Если подумать, сегодня может быть его последний день… Он привстал на локтях и, откинув голову, посмотрел на небо: ни облачка. Ветра тоже не было, значит, ночь будет ясная, лунная, Ночная Кобылица обязательно отправится на прогулку.Он поймает её и потребует гриву. Глядишь, тогда ему и в самом деле подарят жизнь.Внезапно в памяти выплыли слова старухи: ?Надеюсь, ты сделаешь правильный выбор…??— и Кёхей нахмурился. Что она вообще имела в виду? Какой выбор? Сунако из его сна в ночь перед казнью тоже говорила что-то про выбор.Богиня решила его испытать?Глупости. Кёхей покачал головой и сунул в сумку уздечку и верёвку.Выбор, выбор… Ему не из чего выбирать, всё уже давным-давно решено.Держись, Ночная Кобылица, сегодня ты так просто не уйдёшь.