VIII (1/1)

Жар окончательно спал лишь через два дня. Проснувшись, Янто с удовольствием осознал, что его больше не знобит и он даже может двигаться, не испытывая ноющую боль при каждом вдохе. Однако радость была недолгой. Думать на здоровую голову о том, как отвратительно раб вёл себя, пока хворал, было страшно. Ян лежал и ничего не делал, пока его господин заботился о своей собственности, как о равном! Даже больше: мыл пол, на который парня умудрилось вырвать, менял мокрые вонючие простыни… Хуже всего слуге было вспоминать, как развязно и неподобающе он разговаривал с властелином. Янто назвал господина другом! Видно, от слабости голова совсем перестала соображать. Капитан мог называть раба так, как ему заблагорассудится, но для Янто он был только повелитель и хозяин. Вот, оказывается, почему в академии ученикам не давали ни минуты послабления даже если те болели. Собственность, что не держит себя в руках, не готовая в любое мгновение подскочить, чтобы исполнить приказ или принять наказание,?— дурная собственность.Янто встряхнул головой и попытался встать, чтобы приступить наконец к своим обязанностям, как и положено рабу, но в ту же минуту дверь в комнату открылась и господин сам вошёл в помещение, держа в руках поднос, накрытый зеркальной крышкой.—?Тебе лучше? —?улыбнулся хозяин и протянул ему поднос. —?Сейчас ты должен позавтракать, а потом прийдёт Оуэн с осмотром.С тех пор, как Ян заболел, медик каждый день прослушивал его дыхание, давал таблетки и делал уколы. Оказалось, что это действительно был грипп, и парню требовалось хорошее лечение, которое в полной мере и предоставлял Харпер.Джек поднял крышку с подноса, и в нос ударил восхитительный запах горячей куриной лапши с яйцами и мелко рубленной зеленью. У Янто потекли слюнки, а желудок столь неожиданно скрутило болью, что он не сразу понял, в чём дело. Остановился только увидев, что, оказывается, без разрешения схватил ложку, мечтая лишь, как обжигающий золотистый бульон окажется у него в желудке. Он… чувствовал голод? О нет… Неужели это тоже было следствием болезни, как рвота и высокая температура? Если так, то когда оно пройдёт? Хорошему рабу не пристало что-то хотеть, задумываться о своих желаниях, обращать внимание на себя. Плоть слаба, как учили в академии. Как же можно достойно служить хозяину, если поминутно требуется то есть, то пить, то согреться, то поспать? Нет, так совсем нельзя…Янто низко склонил голову, показывая, что осознаёт свою вину, и признался:—?Хозяин, прошу вас простить этого дурного и слабого раба за своеволие. Безвольный раб хочет есть.Парень не знал, сильно ли разозлится господин на такие слова, только ведь к нему всегда были очень добры… Может, Янто не накажут за этот проступок?Нет! Парень даже мстительно прикусил себе язык, насладившись болью. Похоже, болезнь действительно пагубно повлияла на дурного раба, раз тот надеялся избежать справедливой кары за содеянное. Кем он себя вообще возомнил? Раз хозяин ни разу не побил, решил расслабиться? Ничтожество! Янто осторожно поднял глаза, опасаясь увидеть на лице властелина ярость и негодование, но тот лишь улыбался:—?Тогда в чём дело? Ешь, тебе надо поправляться.—?Но, хозяин…—?Без ?но?,?— бескомпромиссно перебил капитан, скрестив руки на груди. —?Ты ничего не ел два дня, тебе нужно набираться сил…Янто не оставалось ничего другого, как покорно начать есть, и даже тихое удовлетворение от восхитительного вкуса куриной лапши не могло до конца поглотить тревогу, назревшую в душе. Раб, желающий есть… Надо будет обязательно поговорить с господином об этом. Если хозяин совсем не рассердился на слабость раба, возможно, это от чего-то, что Янто ещё не понимает своими жалкими рабскими мозгами…Конечно, Янто и раньше испытывал потребность в пище. От вида, вкуса и запаха еды в академии порой урчал живот, рот обильно наполнялся слюной, иногда даже в ногах слабость появлялась и голова кружилась. НоЯнто всегда стойко выносил такие побочные эффекты от воспитания, не имеющие ничего общего с настоящим желанием, что уже давно выбили из него Учителя.Желанием, которое до этого дня столь остро он испытывал лишь в самом нежном возрасте…… Старушкой Сэм звали огромную, дородную женщину, бывшую воспитательницей в академии до достижения слюнявой ребятни пяти лет. Именно пятилетним мальчишкам Учителя присуждали номера и начинали серьёзные тренировки с ними. До этого их обучали лишь лёгкой работе в первой половине дня, остальное время малыши были предоставлены старушке Сэм.Янто помнил, что когда-то она была рабыней, рожающей детей для академий. Много лет назад, когда шестнадцатилетняя Сэм впервые разродилась крепкими, здоровыми близнецами, врачи рассказали её господину о необычайной выносливости и плодородности женских органов рабыни, и с тех пор тот каждый год продавал кричащих беззубых младенцев в разные уголки страны. За двадцать восемь лет Сэм произвела на свет тридцать маленьких рабов, включая своих первенцев, близнецов, и ни один из них не погиб ни в родах, ни в первые дни жизни.Однако в сорок четыре года здоровье Сэм сдало, истерзанное бесконечными родами и мужчинами женское нутро выскользнуло наружу, повиснув между могучих ног, а вечно огромный, покрытый красными растяжками живот не сдулся, а остался болтаться впереди, как мешок, и Сэм приходилось подвязывать его платками, чтобы не мешал ходьбе. Все зубы женщины осыпались, волосы стали жухлыми и редкими, кожа потрескалась, и вообще весь облик рабыни начал напоминать скорее дряблую старуху, что и стало причиной её прозвища.Осознав, что некогда приносившая кой-какой доход рабыня больше не может родить, господин Сэм продал её в академию, где она, как женщина умудрённая опытом, стала воспитательницей сопливой малышни. Порой, когда на старушку Сэм находил добрый нрав, та, улыбаясь, рассказывала детям, как счастлива и обласкана хозяином была раньше, как ела по три раза в день, чтобы выносить здоровый плод, и как её все уважали. В такие минуты Сэм будто бы даже становилась моложе. Но таких драгоценных моментов было ничтожно мало, чаще старуха пугала детей своим суровым характером и тяжёлой рукой с зажатой в ней деревянной дощечкой, которой и Янто когда-то время так колотила! Только искры из глаз сыпались.Тогда, впрочем, раба ещё не звали Янто, да и номер?— 505?— не успели присвоить. Сэм дала хилому, неокрепшему ребёнку собственную кличку, и тот носил её до пяти лет.?Задохлик!??— ворчала воспитательница, протягивая ему самую маленькую порцию еды. —??Когда подохнешь уже, только хлеб зря жрёшь, а сам не жилец, погибели на тебя нет?.В те дни Задохлик так хотел есть…Почти весь день старушка Сэм спала под тенью дуба, и её могучий храп доносился на всю округу. Малышня, оставшись без надзора, рассыпалась, разбегалась и расползалась в разные стороны, скатывалась по уклону и забредала в чаны с ледяной водой, украдкой сосала молоко прямо из-под учительской коровы, вылезала наружу академии, проскользнув в небольшие дыры в Стене, и выкатывала на дорогу, где погибала под копытами лошадей и колёсами проезжающих мимо телег; выбивала друг другу глаза, жёстко поносила, наевшись грязи. Внезапно проснувшись, Сэм тут же бросалась подбирать своих питомцев, за ноги, шиворот, уши и волосы тащила уцелевших, измазаных свиным навозом, покрытых шишками, детей обратно, по пути награждая пинками, тычками, оплеухами, шлепками и щипками. Когда ребята принимались реветь, старушка сначала пыталась успокоить их ещё бо?льшими колотушками, но позже сдавалась и, называя всех дармоедами и уродами, раздавала тонкие куски хлеба с пшенной кашей сверху.О, как Задохлик ценил, обожал эти моменты! Как одновременно страшился, переживал и плакал: один из детей, которого ребёнок про себя прозвал Злой Мальчик, всё время норовил отнять у Задохлика еду… Подбегал сзади, ударом по голове сшибал с ног, мутузил кулаками, пока Задохлик пытался отбить свой хлеб, а после, изловчившись, хватал чужую порцию и убегал… Маленький Янто каждый раз менял тот укромный уголок, где можно было, убежав от погони, скрывшись, жадно проглотить свою отвоёванную добычу, но его всегда разоблачали. Если не Злой Мальчик, то другие ребята или Сэм. Увидев, что маленький раб прячет еду или плачет, если её украли, старушка громогласно орала: ?Задохлик!?,?— и бежала, чтобы оттаскать раба за волосы, крича, что непременно прибьёт сучонка.Позже всё изменилось. Задохлику дали номер, как и Злому Мальчику, и детские обиды канули в лету. Маленькие рабы выросли, жёсткой рукой Учителей превратившись в тихих и покорных существ, и желания у Янто более не возникали.До этого дня…—?Янто, что случилось? —?Хозяин погладил его по голове, и Ян невольно потёрся волосами о широкую, немного шершавую ладонь. Парень так любил ласку хозяина…—?Я не должен хотеть есть,?— выдохнул раб.—?Да? А мне кажется, должен,?— ухмыльнулся капитан.—?Я же раб,?— слегка отвернулся в сторону Янто. Иногда казалось, что хозяин смеётся над ним, пусть и добродушно. Да, раба не должно было заботить подобное, господин может вести себя с собственностью, как пожелает, однако всё равно в такие моменты становилось неловко. Совсем распоясался в последнее время…—?Ну и что? —?Хозяин слегка сжал его плечо. —?Янто, я совсем не против. Даже рад тому, что ты учишься понимать свои чувства.—?Рады? —?Янто не поверил собственным ушам.—?Да… Знаешь, Ян… —?вздохнул капитан. —?Ты помнишь первый день, как мы встретились?Конечно, Янто помнил.… Учителя в академии выстроили их в ряд и долго выбирали, медленно проходили между рядами, проверяли зубы, раздавали шлепки, осматривали волосы: нет ли вшей. В конце концов 505 вытолкнули вперёд, и его сердце забилось гулко-гулко. Рабу приказали вымыться дочиста и побрить всё тело, но от волнения подкашивались ноги, а голова так плохо соображала, что рассерженным Учителям пришлось несколько раз больно, но профессионально ударить его в живот. Подгоняя, однако не оставляя следов. После всех процедур 505, соблюдая традиции, завязали глаза и, посадив на телегу спиной вперёд, повезли к новому хозяину… Всю дорогу 505 размышлял о господине. Какой он будет? Молодой? Старый? Сильный? Может, солдат? Или аристократ, богач по рождению? Чиновник? Во всяком случае, господин должен был быть очень уважаем человеком в городе, раз ему дарили раба. Осознание этого грело душу. Хозяин 505?— известная, может, даже знаменитая персона. Интересно, он будет добрым? Раб гнал от себя последнюю мысль изо всех сил, отмахивался от неё, как корова от слепня, приходилось постоянно одёргивать самого себя, но поделать парень ничего не мог. В глубине души всё равно теплилась призрачная, крохотная надежда, что хозяин будет милосердным и раба не станут слишком уж калечить и не убьют. Хотя бы в первый год…О да, хозяин был красив! Так красив, что едва с 505 сдёрнули повязку, вернув зрение, и раб смог рассмотреть господина, у него на мгновение замерло сердце. Настоящий Бог. Высокий, мужественный, прекрасный. Словно киноактёр. Сразу видно?— из знати, хотя одежда и была туземной. ?Вот бы он и вправду был ещё и милосердным,?— подумал 505. —?С такими-то мудрыми, добрыми глазами?.А спустя всего минуту все мечты раба разбились, как зеркало, и осколки больно впились во внутренности. Хозяин отказывался от 505. Разочаровал! Его только увидели, а он уже успел отвратить господина от себя, противный, уродливый, мерзкий никчёмыш… Едва дохнул?— и уже в чём-то оплошал. 505 тогда с равнодушием воспринял мысли о предстоящей казни. Что ему жизнь, если ничего толкового из парня так и не вышло?—?Я не забираю назад слова, которые произнёс в тот день,?— продолжил властелин. —?Раб мне не нужен.Ну вот… Янто расплакался, опустив голову, чувствуя, как внутри что-то рушится. Так и не смог стать хорошим рабом… Хозяин его просто терпит, ибо слишком милосерден, чтобы убить или бросить одного на пустыре.—?Но сейчас всё по-другому,?— господин взял лицо парня в свои ладони и заставил посмотреть на себя, хотя у Янто от слёз перед глазами всё расплывалось и сделать это было непросто. —?Не стоит плакать. Теперь мы друзья, и я не хочу тебя терять, Янто. Но, по правде говоря, я бы больше желал иметь друга, чем раба.Быть властелину больше другом, чем рабом?! Янто закусил губу. Хозяин просил вещи, что были кощунственными. От шока и страха Янто даже перестал плакать, но всё равно не смог произнести ни слова, кроме отчаянного:—?Хозяин!—?Я не отказываюсь от тебя, Ян,?— повторил Джек. —?Ты не виноват в том, как всё сложилось. Однако если… если тебе иногда кажется, что ты себя неподобающе ведёшь, или что я не похож на обычного господина, знай, это мне только в радость. Кстати… —?Хозяин задумчиво потёр подбородок. —?Если мы уж теперь друзья… Может, стоит и обращение ?хозяин? опустить? Не всегда,?— торопливо добавил капитан, увидев побледневшее лицо раба. —?Хотя бы время от времени. Я не требую от тебя немедленного ответа, не переживай. Просто подумай об этом, если хочешь.Янто покраснел от смущения. То, что сейчас от него желали, было… было просто неприлично… Но какая, в сущности, разница? Раб рождён не для того, чтобы размышлять, а для того, чтобы служить хозяину, стоящему для него выше любых богов и Императоров. Хозяин пожелал, чтобы Ян подумал об этом, и Ян подумает. Кто он такой, чтобы отказывать своему властелину? И потом, они же с хозяином, похоже, действительно… друзья… Капитан желал, чтобы они были друзьями… Значит, они будут.Ян за целый день так и не смог избавиться от тревожных мыслей. Хозяин ушёл после того, как накормил раба, а после пришёл Харпер и сделал Янто укол. Парень несколько раз порывался встать и начать исполнять свои обязанности, но его всякий раз ловил господин и отправлял обратно в постель, пока не выдержал и не запретил рабу подниматься без разрешения. Янто расстроился, но покорился и до вечера пролежал, предаваясь невесёлым думам. Привычный мир стал слишком шатким, а оттого непонятным и страшным. Сначала ?мы друзья?, позже?— просьба не называть хозяином. Раб не знал, что от него могут потребовать завтра.И только когда властелин вновь спустился в комнату в девять часов вечера, Янто вздохнул свободнее. Чтобы ни случилось, какие бы события ни вышибли из него бравый дух, находиться рядом с господином было спокойнее. Даже привычный трепет раба перед хозяином воспринимался как спасательный круг в море отчаяния и страха, в котором тонул Янто.—?Смотри, что я тебе принес,?— сказал господин, усаживаясь рядышком на кровати. —?Выпьешь и заснёшь, словно младенец. Я сам люблю пить такое время от времени. Молоко с мёдом, знаешь, как вкусно? Янто?..Молоко. Молоко…Нет!Янто захрипел и разрыдался, спрятав лицо в ладонях. Нет, нет, нет! Он не хотел помнить!… —?Вот и попался, сучёныш!Задохлик вздрогнул и поспешил поскорее выпустить вымя коровы изо рта, чтобы убежать, но слишком поздно. Властная, огромная рука Сэм просочилась между кривоватыми коровьими ногами и схватила мальчика за волосы.—?Вот кто у нас воришка,?— ласково проворковала старуха, извлекая Задохлика наружу.—?Это не я! —?в отчаянии воскликнул мальчишка и расплакался, слёзы потекли по худеньким грязным щёчкам. —?Раньше не я был! Пожалуйста, не бей!Задохлик не солгал. Другие мальчишки часто сосали криворогую добродушную Пуйю. Они подползали к ней по двое или трое и по очереди ныряли к вымени, пока остальные зорко высматривали воспитательницу или?— спасите от этого боги! —?Учителей на горизонте, готовые в любое мгновение бросить всё и дать дёру. Задохлика не любили… Никто не хотел сторожить, пока он добывал бы себе молоко, и потому ребёнок даже не подходил к корове. И лишь с завистью посматривал на остальных ребят, довольных, сытых, набивших животы, глотая слюнки. Но вот уже три дня ему не давали ни крошки хлеба, Сэм отчего-то взбесилась и каждый вечер кормила Задохлика палкой вместо ужина, и мальчику не оставалось ничего делать, кроме как попытаться накормить себя самому. Так хотелось есть!..—?Сейчас мы пойдём к Учителю и там узнаем, кто был раньше,?— пропела Сэм. —?Ну, давай, вперёд!—?Нет! —?Задохлик схватил её руку и поцеловал. —?Пожалуйста, только не Учитель! Прости, прости меня! Я больше не буду!Сэм шлёпнула мальчика так, что тот не удержался на тонких, словно палки, детских ножках и рухнул на землю, подвывая.—?Шевелись давай, кому сказала! —?повысила голос воспитательница, и Задохлик, сотрясаясь от рыданий, покорно встал и последовал вперёд, подгоняемый тяжёлыми пинками и подзатыльниками.Они дошли до великолепного дома, выкрашенного в белоснежный цвет, на крыльце которого отдыхал Учитель, и воспитательница швырнула мальчика на колени перед ним.—?Сэм? Что натворил твой Задохлик? —?Учитель равнодушно посмотрел на заплаканного маленького раба и вытянул вперёд ноги.—Этот мерзавец и сосал вашу корову, хозяин,?— с удовольствием протянула Сэм, предвкушая похвалу. Однако Учитель поднял руку, прерывая её:—?Так это был ты, мальчишка? Ты знаешь, что делают с ворами?—?Нет, Учитель! —?отчаянно воскликнул Задохлик, сложив руки, будто собираясь молиться. —?Пожалуйста, не мучьте меня, это ведь не я один… Другие мальчики тоже сосали корову,?— всхлипнул он.—?Так ты ещё и лгунишка? Ворам и лгунам заливают рот кипятком,?— так же спокойно ответил мужчина. —?Как думаешь, хорошее наказание для тебя?Задохлик разрыдался ещё горше, уродливо скривив слишком большие для своего тощего лица губы. А после, опомнившись, скрестил ладони на рту:—?Пожалуйста, пожалуйста, не надо, ну пожалуйста,?— взмолился Задохлик, заходясь от слёз. —?Я не буду больше, честное слово, только не надо кипятка. Ну не надо кипятка!Учитель встал и отстегнул от своего пояса деревянную, до блеска отполированную палку.—?Десять ударов,?— сообщил он, не слушая Задохлика. —?Поворачивайся спиной. И хватит выть, иначе точно отведаешь кипятка.Однако в тот день избиением всё не закончилось. После десятого удара спина Задохлика была уже совсем красной, но мужчина только схватил его за ухо, больно скрутив, и потащил обратно к поляне, где и проводила большую часть дня малышня. Оставшись без надзора Сэм, дети уже давно разбежались кто куда.—?Мальчишки! —?позвал Учитель, за покрасневшие ухо поднимая зарёванного Задохлика над землёй. —?Немедленно идите сюда. Сегодня ваш товарищ украл моё молоко, высосав его прямо из моей коровы. В наказание я разрешаю каждому из вас ударить его в живот по одному разу.Задохлик задрожал, когда увидел, что дети стали один за другим зажимать кулачки… Дурацкое молоко!… —?Янто! Янто, тебе плохо? Что случилось? Чёрт побери, почему Оуэн так долго!Хозяин хлопотал над рабом, то обмахивая руками, то пытаясь уложить на спину, то, напротив, наклоняя над кроватью, словно ожидая, что Яна снова вырвет. Однако Янто мог лишь трясти головой и рыдать, не в силах сказать ни слова, пока наконец не выдохся и не успокоился, мелко дрожа, в руках господина. Только так он смог наконец, сбиваясь, всхлипывая рассказать надломленным голосом о происшествии с молоком. Джек прижимал Янто к себе, слушая, и всё время гладил по голове, не говоря ни слова. Капитан долго молчал и почти не шевелился даже после того, как раб добрался до конца своей истории. А потом вдруг резко вскочил, взбежал по лестнице, закрыв за собой люк, и спустился обратно лишь через несколько минут, пряча руки в карманах. Янто сглотнул:—?Хозяин?—?Не беспокойся, Ян,?— бесцветным голосом ответил Джек, сев рядом с ним, и раб тут же уткнулся в хозяйскую грудь. —?Мне жаль, что тебе пришлось пережить такое,?— глухо признался капитан, и Янто услышал в его голосе едва сдерживаемые слёзы. —?Ты был всего лишь ребёнком и хотел есть, ты не сделал ничего дурного. Пугать голодных детей кипятком, это… Это…Раб ничего не сказал, но почувствовал, что и сам хочет снова расплакаться. ?Не дури,?— взмолился Ян самому себе,?— ты всего лишь раб, и ты украл чужую вещь. Наказание было заслуженным?. Но из головы всё никак не желала уходить горькая, болезненная, дурная мысль, что наказали его одного за грехи, совершаемые остальными…Янто не знал, сколько они так просидели вместе с хозяином, прижимаясь друг к другу, однако когда Оуэн, отдохнув дома, приехал на ночное дежурство, рубашка хозяина успела промокнуть от слёз раба.—?Ну и ну,?— удивился медик, спустившись вниз. —?Что это у вас там произошло наверху? Джек? —?выжидающе уставился Харпер на капитана. —?Я знал, конечно, ты сбрендил, но не настолько же. Покажи мне костяшки.—?Оуэн, не сейчас,?— возразил хозяин, так и не достав рук из карманов.—?Джек…—?Не здесь,?— раздражённо бросил Джек, и вскочил со своего места, заставив Яна недоумённо прикусить губу. О чём говорят хозяин с мистером Оуэном? —?Пойдем, я объясню тебе всё в зале.Оставшись один, Ян свернулся клубочком и натянул одеяло до самого подбородка. Недавняя истерика не только не принесла облегчения, напротив, лишь добавила тревог и забот. Сегодня целый день раба преследовали воспоминания, которые он так старательно похоронил в своей голове, и Янто не знал, отчего призраки прошлого вновь обрели плоть и кровь. Ян ведь хорошо умел забывать, это одно из главных качеств раба?— помнить только то, что требуется…Вернувшись, Оуэн наконец осмотрел парня, заставив того выпить таблетки. Янто разглядел, что выглядел медик гораздо суровее и печальнее, чем несколько минут назад. Хозяин хмуро молчал, однако руки так же спрятал за спину.—?А где Гвен? —?наконец нарушил тишину Харпер, погладив Яна по плечу. Столь неожиданная нежность смутила раба, и он зарделся, опустив голову. Оуэн ещё никогда не был с ним так ласков. Словно утешал. —?Всё хорошо, парень?—?Да, сэр,?— неуверенно прошептал Янто.—?Она охотится на уивилла,?— почти не размыкая зубов ответил хозяин. —?С одним уж справится.Оуэн улыбнулся:—?Будет ещё один трофей в Хабе, а? Пиф-паф! —?И он сделал вид, что стреляет из пальца. —?Наша прославленная охотница Купер.И Янто понял, что погиб…Воспоминания закружились в голове адской каруселью, захватив разум в плен, а мир раба, и без того ставший болезненно-хрупким, начал рушиться. И Янто не сомневался, что он прогребёт его под тяжестью своих камней, летящих вниз.Нож, сверкающий перед глазами…Лезвие, холодящее кожу у сонной артерии…Липкое пиво, разлитое на пол…Разговор, который он не должен был слышать…?… распутная девица…??… маленький рабский бастард…??… сгорели в пожаре…??… мальчишка. Ты забудешь всё, что произошло в этой комнате, ты понял меня? Понял?!?…Янто погиб…… —?Пошевеливайся!Раб едва заметно вздрогнул и осторожно посмотрел наверх. Хвала богам, кажется, это восклицание было не ему. Он вновь склонился как можно ниже, продолжая массировать ноги Учителя. Предплечье левой руки при каждом движении тёрлось о свисающий с дивана пояс Учителя и толстую жёсткую палку, прикреплённую к нему. От этого холодного, гладкого касания пробирала дрожь: раб хорошо помнил, как больно это орудие может пройтись по хребту.505, ещё не знающий, что его именем через несколько лет станет Янто, прислуживал тогда вместе с тремя мальчишками одному из самых богатых Учителей академии. Дом того Учителя выделялся среди прочих исполинскими размерами и чуть меньшей пристройкой слева: гараж. Иметь машину в Империи считалось настоящей роскошью, и этой дивной чести едва ли были удостоены с сотню человек, не считая, конечно, самого Императора. Внутри дом поражал обилием комнат, фонтанами, бьющими до потолка, дорогим южным мрамором с тонкими голубыми прожилками, золотыми столовыми приборами и обитыми шелками диванами. Правда, Ещё-Не-Янто не видел всего великолепия, несмотря на то, что служил Учителю уже семнадцать лет. Тот больше всего любил трофейную комнату и почти всегда обитал в ней. По правде говоря, ученики вообще не часто его встречали. Суровый на вид, полуседой мужчина с квадратной челюстью и огромными руками, проводил треть жизни занятый расширением трофейной и забиванием её чучелами, и потому постоянно путешествовал и охотился, а по приезду?— не доверяя никому столь важное дело, самостоятельно изготавливал экспонаты в свой своеобразный музей.Вот и сейчас они все, рабы и свободный мужчина, находились в этой же комнате, каждая из четырех длинных и высоких стен которой представляла собой четыре стороны света с чучелами соответствующих животных. Рассматривать не разрешалось, но взгляд всё равно нет-нет, да случайно и падал на какое-нибудь, и главное тут было?— как можно быстрее его отвести. Однако даже так парень за семнадцать лет смог разглядеть и различить чучела, казалось бы, бесконечных волков, медведей, тигров, львов, горных козлов и громадных соколов, живущих в трофейной, да ещё с десяток птиц и зверей, названий которых он не знал. Только на восточную стену 505 никогда не смотрел, изо всех сил избегая того, чтобы даже краем глаза зацепиться за то, что находилось там. При взгляде на застывшее навечно чучело птеродактиля как-то странно сжимало горло и неясно отчего вспоминались месяцы на корабле, когда он ухаживал за этими животными. Но раб, чувствующий что-то, что не может объяснить,?— мёртвый раб, и Ещё-Не-Янто слишком хорошо это знал, чтобы поддаваться искушению.И потому, массируя ступни Учителя, 505 даже слишком низко склонил голову, видя перед собой лишь ноги на маленькой шелковой подушке алого цвета и собственные руки. Двое остальных учеников наливали вино и подавали яства Учителю: молодых перепёлок, маринованных в уксусе, изысканные сыры из лучшей сыроварни Гапполии, жаренного барашка, фаршированного рисом. Ещё один?— следил, чтобы мужчине было удобно сидеть и изящная мягкая подушка из-под его спины никуда не ускользала. Это была самая обыкновенная тренировка, которую им ежедневно устраивали Учителя: каждый маленький раб, кроме прочего, должен был научиться хорошо обслуживать будущего хозяина во время отдыха последнего. Они старательно выполняли свои обязанности, боясь даже неправильно дохнуть, а Учитель сидел, расслабленный, на диване, и время от времени давал лакомые кусочки своей борзой Намми, виляющий хвостом рядом с хозяином.Дверь в трофейную открывалась бесшумно, и потому раб вздрогнул, услышав голос чужака за спиной: ?Хозяин, простите, вас зовут к господину Марку в его сад?. Кажется, это был личный раб мужчины, тихий, худой и бледный мальчишка лет четырнадцати. Отдав 505 короткий приказ: ?Обувь. Трость?, Учитель дождался выполнения команды и только после этого встал, самостоятельно прикрепляя к халату пояс с палкой.—?Вы все, уберитесь тут и проваливайте. Кроме тебя, 505. Ты дождешься меня здесь. —?Мужчина уверенно зашагал к выходу, несмотря на трость, инкрустированную драгоценными камнями, о которую опирался. —?И попробуйте только что-нибудь испортить, сниму шкуру собственными руками. По-настоящему сниму,?— спокойно пообещал мужчина, дотрагиваясь до рукоятки ножа, торчащего из ножен, прикрепленных к его правому бедру. —?От академии не убудет, если я убью четырёх неумелых сопляков.505 и другие мальчишки молча и быстро убрали блюда и вино, протёрли стол из Тёмного Дерева, собрали с пола вишнёвые косточки, рисовые зёрна и унесли стирать шёлковый платок для рук и брошенный под диван охотничий костюм: Учитель только недавно вернулся из очередного путешествия. Оставшись один, 505 прикрыл глаза и встал в положенную позу, стараясь не обращать внимания на ноющую боль в коленях. Вчера другой учитель бил по ним палкой: ?для профилактики?, а сегодня вот целый день приходилось стоять на коленях.Хорошо хоть Учитель вернулся всего через час или полтора, повеселевший и возбуждённый. Не говоря ни слова, схватил раба за волосы, пальцами свободной руки ворвался в рот, вытащив, наотмашь ударил по лицу и за уши прижал голову 505 к своему паху. Ученик облизал губы и высунул язык, готовясь, помня, как учили в Комнатах Наслаждения, а через мгновение в него уже грубо вколачивались, за волосы удерживая на месте… Когда Учитель закончил, 505 послушно проглотил чужое семя и, повинуясь приказу, встал, чтобы размять плечи мужчины. Однако не успел: тот же раб, что позвал Учителя на улицу, с низким поклоном доложил, что его хозяина ожидает гость…Учитель приказал 505 остаться, чтобы обслужить и своего друга. Тут же на кухню подали приказ приготовить лучшие блюда, а всё тому же мальчишке велели принести из погреба самое хорошее вино. В трофейную спустя минуту вошёл добродушный на вид мужчина с худым гладко выбритым лицом, одетый в дорогой камзол и высокие сапоги, а за ним последовал маленький раб, с трудом удерживая в руках огромную старинную бутылку, белым полотенцем вытирая с неё столетнюю пыль. ?Боится уронить?,?— понял 505, увидев, как у подростка подгибаются коленки. —??Я бы тоже боялся?. Две служанки, обе красивые, высокие, черноволосые, занесли ещё сыров, твёрдых и мягких, фрукты, острые и сладкие закуски, светлое, кристально-чистое ячменное пиво, вяленые кусочки конины со жгучим перцем, бычий язык, нарезанный тонкими пластинками. 505 принялся разливать напитки и подавать гостю и Учителю яства, пока те смеялись и беседовали, как старые приятели. Раб хорошо знал, каково это?— присутствовать при разговоре господ. Слушать, но не слышать. Не пропустить брошенное вскользь обращение к себе, но не вникать в то, что тебя не касается. Между тем, с кухни один за другим подали блюда: курапаток на вертеле, фаршированных голубями, жареные телячьи мозги со сливочным соусом, бульон из крольчатины с мелко порубленной свежой зеленью и салаты с чесноком и сыром, и они остались втроём. Своего раба Учитель прогнал выкупать и поиграть с Намми. Время шло, гость Учителя всё пьянел, и чем больше пил вина и пива, тем мрачнее становилось его лицо и тем сильнее 505 начинал трепетать.—?Друг,?— криво улыбнулся мужчина, наконец допив последний бокал вина. —?Ты называешь меня другом… Но разве так поступают с друзьями, как ты со мной двадцать лет назад?Учитель посуровел:—?Прекрати это, Дарий. Ты же знаешь, что в бизнесе все сами по себе.—?Ты подставил меня, Камий,?— продолжал, будто бы не слыша, Дарий. —?Если бы не ты, то я сейчас был бы втрое богаче. Разве я не заслужил? —?Он попытался наклониться к Учителю, но лишь пьяно покачнулся на диване. —?И не надо нести всю эту лабуду, будто бы стоит разделять дружбу и работу. Не забывай, что я никому не рассказывал ту историю о маленьком рабском бастарде…—?Ты слишком пьян,?— прорычал Камий, начиная нервничать. —?Я не понимаю, про какую историю ты говоришь.—?О,?— мужчина засмеялся, покраснев. —?Думаю, ты и без меня её прекрасно знаешь. Но если хочешь послушать… —?Он попытался самостоятельно налить себе пиво, но лишь расплескал напиток на пол. —?Раб! Обслужи меня…505 поспешил наполнить бокал и снова замер рядом с мужчиной, склонив голову.—?Замолчи,?— заплетающимся языком приказал Учитель. —?Здесь никому не интересны твои истории.—?Так вот, Камий,?— продожил Дарий, не слушая. Учитель попытался ещё раз остановить его, но гость не дал вставить тому и слова:?— Если тебе действительно интересно… Пятьдесят лет назад одна бедная взбалмошная аристократка полюбила обычного раба, жившего в семье по соседству. Так полюбила, что и понесла от него, войдя в связь, мерзкую богам. Прознав о плоде, блудница тут же предприняла попытки избавиться от гнусного бремени, падала на живот, сидела часами в горячей бане. Конечно, это заметили её родители и избили так, что девушка была вынуждена во всём им признаться, а те тут же пошли за объяснением к соседям. Несчастные хозяева раба, устыдившись, предлагали деньги, подделать нужные документы, чтобы никто никогда не прознал, чей это ребёнок, убить свою собственность. Но родители распутной девки остались непреклонны. Они потребовали лишь оплатить их дочери больницу, чтобы та успешно разродилась крепким здоровым мальчиком, но в качестве возмездия указали во всех документах на настоящего отца младенца. А потом и вовсе выгнали дочь с внуком из дома. Бедняга была вынуждена скитаться по улицам, пока её с ребёнком не подобрали добрые люди, приняв в служанки. Так и осталась она жить у них, пока не умерла. Сына никогда не любила, только била и напоминала о дурной крови, дурном отце его, хотя мальчик и рос для рабского бастарда слишком умным и смышленным. Даже школьные преподаватели относились к этому отродью неплохо из-за его блестящих способностей в учёбе. Подростком бастард много работал и накопил себе деньжат на Высшую Школу, хотя и приняли его туда лишь с третьего раза: за ум и настырность. До этого рабского сына дважды завалили на экзаменах. В Высшей Школе парень уже умел хитрить, не выдавая товарищам своего настоящего положения, а харизма и ум помогли ему найти друзей и покровителей в лице благородных из благороднейших. Так он к концу учебы поднялся выше прочих, разумно вложил свои жалкие гроши, получив нехилую прибыль, и в конце концов стал приближённым Императора, а все документы о его прошлом сгорели в таниственном пожаре вместе с городским архивом. Сейчас бастард, говорят, заработал себе миллионы и даже выкупил половину рабской академии, учит маленьких слуг, а в свободное время охотится…505 задрожал и уставился на Учителя. Неправда! Это не могло быть правдой! Учитель не дурной крови, Учитель не бастард. Он свободный человек и по отцу, и по матери, иначе никогда не смог бы стать таким богатым и известным…Но полный ненависти взгляд Учителя, обращённый к Дарию, говорил о том, что последний просто не мог ошибаться.—?Бред,?— с ядом в голосе прошептал Камий и, покачиваясь, встал с дивана. —?Какой бред… Уходи, Дарий. Ты выпил лишнего.—?Бред? —?расхохотался Дарий, сжимая рукой собственные волосы. —?Кого ты хочешь обмануть? Себя или меня? У меня нюх на людей. —?Он сделал вид, что тянет носом воздух. —?Да от тебя всегда смердило дурной кровью и Босой Улицой. Ты должен на коленях меня благодарить за то, что я храню молчание.—?Вон! —?свирепо закричал Учитель, теряя терпение, и, пошатываясь, побрёл к другу. —?Ты в моём доме, ешь мой хлеб, пьёшь моё вино и обвиняешь меня бог весть в чём. Уходи, Дарий, пока это не закончилось плохо.?Учитель убьёт его,?— с ужасом понял 505. —?Или меня. Или нас обоих?.Но Камий, казалось бы, взял себя в руки. Схватив Дария за плечо, он заставил того встать и толкнул к выходу:—?Прочь!Дарий, натыкаясь на мебель и путаясь в собственных ногах, побрёл к двери, выкрикивая на ходу уже что-то совсем бессвязное и обиженное. Учитель ушёл проводить друга, а когда вернулся, в его руках сверкал нож. Кровь схлынула с лица ученика: убил?.. Но нож, хвала богам, был чистый. В следующее мгновение Камий подошёл к юноше и, схватив за волосы, прижал холодное лезвие к его шее.—?Маленький наглый сучёныш, подслушивающий то, что его не касается,?— кисло задышал он в лицо 505, и раб почувствовал запах алкоголя, режущий глаза. —?Что с тобой делать? А?505 заплакал, не смея сказать ни слова. Учитель смотрел на раба выжидающе, словно хотел разглядеть в его лице что-то новое. 505 дважды успел попрощаться с жизнью, когда Камий наконец опустил руку с ножом и ударил его по щеке:—?Грязный мальчишка. Ты забудешь всё, что произошло в этой комнате, ты понял меня? Понял?!—?Д… да, Учитель,?— прохрипел раб, делая шаг назад. —?Я… я пон… понял…Если сказано забыть, 505 забудет. Он послушный раб, послушный, послушный…… Янто распахнул глаза и вскочил с кровати, вцепившись руками в шинель господина:—?Прикажите мне забыть это, хозяин! Пожалуйста! Прикажите. Я не могу, не могу…—?Тише, Янто. Тише. Оуэн, где тебя носит?! Помоги мне! Ш-ш…Хозяин усадил Янто обратно на постель, сам опустился рядом и закутал парня в одеяло, но беднягу продолжало знобить. Откуда-то взялся Оэун со стаканом воды в руках, торопливо напоил раба, вложив между губ последнего какие-то странные таблетки, пахнущие травами. Опять успокоительные?..—?Что случилось, Янто? —?в отчаянии воскликнул Джек, встряхнув его за плечи. —?Расскажи мне!От таблеток Янто выдохся так же неожиданно, как и завёлся. Низко склонившись и уткнувшись лицом в колени хозяина, он заскулил, вцепившись пальцами в простыни. Ничего… Ничего… Сейчас окончательно придёт в себя и расскажет. Раз хозяин приказал, обязательно расскажет.Учитель?— рабский бастард. Учитель дурной крови. Сына раба?— самый богатый человек в городе. Лжец…