III. Это каминг-аут, сучка. (1/1)

Изнутри Колю сжигало чувство ненависти. Абстрактное. Безадресное. Сейчас он полагал, что в силах поддержать любую инициативу Насти, какой бы дикой она не показалась ему на первый взгляд. И как же он ошибался... Он верил в достижения технической революции и со скепсисом, характерным для человека с рациональным складом мышления, относился ко всем языческим ритуалам. Но, надо отдать должное, в утонченных руках его возлюбленной гримуары превращались в действительно опасное оружие — Ник ни раз становился свидетелем того, как без особых усилий Креслина обращала подчас безвыходную ситуацию в нужное для cебя русло. Он видел в этом большую роль самовнушения, но странное предчувствие, ощущение присутствия незримых темных сил, подконтрольных ее воле, его не покидало. Возможно, в ее существе действительно было что-то ведовское, демоническое. Он вспоминает завораживающие разноцветные радужки ее глаз, ее томный голос — иногда он просто не мог себе объяснить, почему так безотчетно ее желал. Он сидел на загнивающих от сырости бревнах возле палисадника, за оградкой которого склоняли головы некогда пышные бутоны неизвестных мужчине цветов — зарождающаяся осень превратила их в уродливое склизкое подобие водорослей. Капли дождя с шумом отскакивали от заросшего мхом шифера. Четко, мелодично, как отзвуки созданного природой метронома. Он извлекает из насквозь вымокшей пачки одну сигарету за другой: папиросная бумага едва тлеет от прикосновения пламени, и те предательски быстро угасают, оставляя на его руках влажный пепел. Он выпускает тяжелые кольца дыма, наблюдая за тем, как они растворяются в полумраке серого давящего неба. Коля запивает сигаретную горечь каким-то дешевым вином, купленным наспех на вокзале перед электричкой — пробку он раскрошил ключом и все еще ощущал, как ее частицы скрипят на зубах. Ему нужно было еще немного времени, чтобы собрать всю свою волю и принести ей дурные новости. Настя встречала его прямо у порога, теребя и без того растрепавшуюся косу. Ей пришлось ждать слишком долго. — Ты опоздал! — девушка с демонстративным интересом рассматривает свои ногти, пока тот борется со стихией и запирает деревянную дверь на засов. Для нее становится очевидным, что он не сумел выбить дурь из этой пустословки, стоит лишь Нику сбросить капюшон, а его снующим зрачкам оказаться на виду. Но Настя не торопится с нравоучениями. Он должен произнести это вслух, с достоинством принять поражение — ее миссия в том, чтобы научить его не сдаваться. Настоящая битва для каждого еще впереди. Она не будет язвить и упоминать о том, что самым доступным языком является насилие: куда более доходчивым жестом было бы порезать лицо этой девки в подворотне, чем надеяться на ее благоразумие. Алиса все еще прогибается под грузом своей зависимости, она не почувствует, что пора остановиться, пока ее действия не принесут непоправимый урон ее телесной оболочке. Но сейчас это было вовсе не важно. Главное, что Коля встал на защиту их тайны. Пусть и слишком по-человечески. — Она сольет фотки. Твой выход. — он разбрасывает ботинки в коридоре, крепко сжимая кулаки от ярости — суставы издают характерный хруст. Он злится на самого себя. Потому что не смог. Потому что потерял рычаг давления. Потому что повесил всю самую тяжелую работу на ее плечи. — Так и знала, что эта тварь не угомонится. — она отрывисто вздыхает и прячет голову в сгиб локтя, прислоняя свое измученное пульсирующим волнением тело к дверному косяку. Настя не отказалась бы взять небольшой перерыв, чтобы восстановить силы. Она отдавала себе отчет в каждом проделанном действии, но измененные потоки энергии, обращенные в пространство во время обрядов, все равно находили путь обратно, нещадно истощали ее внутренние ресурсы и порождали новые болезни. Несмотря на это, жалеть себя было решительно некогда. Она открывает ящик лакированного комода Сталинской эпохи и перебирает лежащие в нем атрибуты сельской жизни: нитки, иголки, пакеты с семенами, обрывки лент, обрезки кожи. Она пытается найти тот самый бумажный конверт, уготовленный на черный день. В его шуршащей обертке она припасла кое-что важное. — А ты чем занималась? — он прогуливается вдоль дивана в гостиной, визуально оценивая изменения в обстановке, и оказывается прямо за ее спиной. Оледеневшими пальцами он расплетает ее косу звено за звеном, перетягивает тугую резинку на запястье — она любит, когда перебирают ее волосы, это помогает ей расслабиться. Он отбрасывает ее волнообразные локоны на одно плечо, оголяет белоснежную шею и жадно вдыхает запах ее тела — сладкий, чуть уловимый, возбуждающий. Он в ее интимном пространстве, едва сдерживает первобытную потребность овладеть ей. Он целует ее ключицы, настойчиво сжимая подол черного платья в своих пальцах, невзначай оголяет ее бедра и цепляется за их мягкую кожу. Обычно она грубо пресекает Колю, когда он пьян, но именно в этот момент, по наитию, она безропотно подчиняется правилам его игры. Будто чувствует, что сейчас не лучший момент, чтобы испытывать его терпение. Интерес Ника переключается сразу, как в поле его зрения попадает пачка свежеотпечатанных листов — он хватает их, пока Настя не предприняла попытку его остановить. Они еще пахнут типографской краской, все еще греют его очерствевшие руки. Он с интересом перелистывает ровные страницы и знакомится с заголовками. Чем больше он погружается в изучение текстов, далеких от художественных, тем больше ему становится не по себе. ?Порча на хворь?, ?Порча на смерть? — строки, которые исчерпывающе описывают ее позицию. Они договаривались только припугнуть. Он ловит ее неодобрительный взгляд. Она возмущена тем, что он снова лезет туда, куда его не просят: чернокнижие — ее профессиональная зона, он не имеет права вмешиваться. Он в гневе, потому что в очередной раз она решила сделать все по-своему, не удосужившись спросить у него совета. Между ними будто пробегает разряд электрического тока. — Что это? — он уже увидел все, что ему необходимо, но все равно заставляет ее оправдываться. Коля бросает бумаги и те россыпью разлетаются по захламленной комнате — теперь будет сложно восстановить их верный порядок: это не остановит ее, но позволит ему выиграть время. Он двигается все ближе, заставляя Настю вжиматься в стену. Он позволяет себе замахнуться в ее сторону — его расправленная ладонь бьет по стене вблизи ее щеки. Девушка вздрагивает. Под давлением сухие совдеповские обои в крупный сиреневый цветок дают трещину на месте стыка деревянных панелей. Он устал. Он сыт по горло женским своенравием, которого зачерпнул сполна за прошедший день. Коля поверхностно заполняет легкие воздухом, его ноздри раздуваются словно у загнанного быка — еще чуть-чуть и он взорвется. — Настя, мы говорили об этом! — его челюсти так сильно сжимаются в спазме, что звукам едва удается просачиваться сквозь узкое межзубное пространство. — Только припугнуть, не больше! Ты сможешь спокойно жить, зная, что убила человека? — он не до конца верит, что такое возможно без прямого физического воздействия, но сам факт того, что она посчитала правомерным выносить кому-либо смертный приговор, не дает ему покоя. Он до последнего надеялся, что угрозы, брошенные в сердцах, носили метафоричный характер и никак не были связаны с реальностью. Но она уже составила четкий план действий. Она не оставит после себя ни единой улики, но от этого ее преступление не станет менее чудовищным. Она смотрит с опаской, боится, что он взаправду ударит. Необоснованно, потому что и раньше Коля не допустил бы и грубости в ее сторону. — Я хочу преподать ей урок. А ты связываешь мне руки. — категорично отвечает она. Не возникает сомнений, что Настя не пожалеет о содеянном ни сейчас, ни когда-либо еще. — Думаешь я подпустила ее так близко к себе из-за того, что нуждалась в подруге? — в секунду ее жалобный взгляд, наполненный страхом перед его неконтролируемой злобой, преображается, приобретает хищнический окрас. Ее губы вздрагивают в ухмылке, обнажая оскал. — О нет. Я чувствовала ее сучье нутро за версту. Я знала, что рано или поздно оно проявится. Любите врагов ваших …— начинает она цитировать библейское писание — … и держите их на коротком поводке. — заканчивает на свой манер. — Только не говори, что и ситуацию с фото ты подстроила. — он уже не уверен, может ли всецело ей доверять. Он чувствует себя лишь инструментом в противостоянии, которое развернули две обезумевшие женщины в погоне за его вниманием. Так тактично и тонко Настя гнула свою линию, что даже ему не под силу было разглядеть разгорающуюся ненависть по отношению к Алисе. Та безусловно заслуживала наказания, но не столь жестокого. — Нет. Это был грубый просчет. Я не знала, что ей хватит смелости вмешаться. Но какая теперь разница? Пока у нее есть компромат, она может вертеть нами как захочет. — ни один мускул на ее лице не вздрагивает. На него смотрит холодная, безжизненная маска, будто слепленная из бисквитного фарфора. Даже сейчас, когда другой бы разглядел в ней лишь жестокость и беспринципность, он видит нечто большее. Он снова влюбляется, возможно, даже против своей воли. — Господи, да ты не в себе. Ты же хочешь ее убить! — он хватается за голову, приглаживая волосы по направлению к затылку. Он чуть было не потерял контроль над эмоциями в попытке вразумить ее. Чуть было не ударил женщину, которую боготворит. — А она хочет убить меня! Это социальная смерть, Коля. - она сдувает с лица выбившуюся светлую прядь волос. — Как только наши отношения станут достоянием общественности, я превращусь в твою тень. Все мои старания обесценятся. Меня будут воспринимать не как художника, а как твоего партнера, как женщину, исполняющую предписанные ей роли. — она уже не в силах сдерживать хлынувшие градом слезы. Она истощена. Стоит ей представить, как результаты ее многолетних трудов канут в небытие, ее внутренний стержень скручивается в беспомощности как тканое полотно. По ее телу пробегают мурашки, от которых она пытается отмахнуться, в животе собирается твердый теплый ком. Она просто хочет защитить себя. Впервые она так открыто говорит о своих мотивах. Это ни пустая озлобленность, ни попытка укрепить влияние, ни гонка вооружений. Он замечает, как сильно ее задевает неспособность контролировать ситуацию. Он хочет заставить ее замолчать, потому что их разговор переступает тот эмоциональный пик, с которым оба не способны совладать. Ее слезы опять заставляют его чувствовать себя виноватым, ведь он сыграл далеко не последнюю роль в сложившейся ситуации. Им нужно выдохнуть, собраться с мыслями и вернуться к конструктивному обсуждению. Он тянется к ней, незначительно ослабляя напор, едва касается ее губ, но тут же отстраняется — ее телефон разрывается от нахлынувшего потока сообщений с отметками. Она вытирает глаза, преодолевая минутную слабость. Оба уставляются в экран смартфона. Новый тред в твиттере от пользователя ??lissa: "Это каминг-аут, сучка!" — под подписью красуется первое фото из серии. Не разобрать где он и она, оба скрывают свои лица под капюшонами черных худи. Расстояние между ними сомнительное, но допустимое. Никакой конкретики, но ищущий всегда найдет провод для острого комментария. Она дразнит их, решает выдавать информацию дозировано — у нее явно появился толковый советник. Возможно, из числа их некогда верных и преданных друзей. — Доверься мне. — Настя смотрит на своего партнера в надежде получить одобрение. Алиса взбрыкнула, а значит Коля может изменить свое решение. — Я не буду тебя останавливать. Но и участвовать в этом тоже не собираюсь. — он рывком притягивает девушку к себе, прижимая ее светлую голову к своей груди. — Только не торопись, я хочу, чтобы она почувствовала, как сильно тебя расстроила. Пусть ей будет больно.