4. "Жребий брошен" (1/1)

Придя к себе, Федор Иванович первым делом взглянул на часы – было уже без четверти одиннадцать. Биолог знал, что еще минуту назад его телефон разорялся почем зря, знал еще, что звонки будут терзать его и ночь напролет, если тот не соизволит взять трубку и отчитаться по форме о причине своей неявки на такое важное мероприятие как ?Проводы Академика в Москву?. Знал, но проигнорировал этот факт. Сейчас в нем говорило дело. Дежкин переложил толстую тетрадь в карман пальто, - она уже не казалась ему последней волей усопшего, исписанные формулами листы сложились в руководство по спасению утопающих, - вытащил из-под кровати мешок с пакетиками семян, переложил их в портфель, остальное запихнул обратно, и, подождав пока заглохнет эхо последнего звонка, набрал номер Тумановой:- Д-а-а, слушаю? – пропел звучный альт.- Ты не спишь?- Федька? Федька, собака ты такая. Ух! Совсем меня позабыл, позабросил, знаешь ведь… подожди, ты ко мне хотел? А чего тогда висишь на трубке, трепло ты эдакое, а ну-ка дуй сюда!Биолог положил трубку обратно, дав аппарату возможность продолжать трезвонить о его неслыханной наглости, запахнул пальто, оставшееся без пуговицы, и шагнул в ночь. Осторожно оглядываясь по сторонам, обходя десятой дорогой все исправные фонари, Дежкин вскоре добрался до Соц-города. Здесь, на третьем этаже дома из серого кирпича он нажал кнопку звонка. Две бабушки в черном молча приняли его сумку и так же молча проводили к хозяйке. Туманова ждала, обложенная подушками и кружевами. Еще в коридоре биолог слышал, как она нетерпеливо подгоняет его: ?Ну? Идешь или нет??, как всегда звонко и весело, но когда Дежкин зашел в комнату и предстал перед ней вот таким: с отпечатком рока на лице, она сразу осеклась. - Да, - тихо прошептала она, отведя взгляд к литографии Святого Себастьяна. Картина стояла у ее кровати и последнее время представляла собой главный предмет размышлений хозяйки. – Чем дольше смотрю, тем больше нахожу знакомых, - измученный долгой казнью, святой поднял к небу глаза. - Касьян ваш вон там, в арке. Довольный, любуется. А этот, – она подняла глаза на биолога, - Точь-в точь…Туманова тут же заерзала, вынимая из пачки сигарету, закурила, отмахнулась - не то чтоб от дыма, - маленькой белой ручкой, ей же указала биологу на кресло: ?Садись?, - все одной рукой. Паралич двинулся выше.- Видишь, курю вот. Раньше только баловалась, а теперь…, - усмехнулась она с горечью. Дежкин молчал. - Что с глазами? Тьма-то какая. Не гляди так, я и сама знаю. Все-все и без тебя такого вот… знаю! И тут Туманова заплакала, разразившись настоящими слезами, сдобренными судорожной икотой и громкими всхлипываниями. Дежкин знал, почему она плачет, понимал, что стал свидетелем глубокого раскаяния обманутой женщины, но, к сожалению, не был способен утешить ее, единственное, что биолог чувствовал теперь – глупую зависть перед возможностью вот так вывернуть душу и выжать из нее все, что топит и душит.-Остолоп-то мой, как он меня… надул. Сволочь… такая, - жаловалась Туманова. - Говорил, мол, веру новую принял. Так горячо проповедовал. Книгу эту вашу принес вот… доказывал. А я, дура, и поверила, допустила его в Кубло. Они ж у меня все, знаешь, собирались до этого...чайку попить. Он уже, знать, тогда еще проведал, понял, что через меня надо… и его тоже провел. Ванька, он ведь, знаешь, дня два тому назад у меня ночевал.- В курсе что с ним произошло?Туманова взглянула на биолога со страхом. - Он уже ни к кому ночевать не придет. У него теперь есть свой пансионат, койка-место на постоянной основе…- В шестьдесят втором?- Там.И снова тишина. И снова Туманова остановила глаза на литографии, стараясь перехватить взгляд, устремленный в небо. - Он наследство оставил. Пара мешков, записи, семена, вся работа… Вот, взялся развозить. Накинулись, собаки, и суток не прошло.- Где? – голос ее уже не дрожал, протянутая к Дежкину рука – тоже, - сюда давай.Биолог молча вложил ей в руку пакетики с семенами.- Балкон -то на солнечной стороне? Цветы есть?- Есть, есть, все есть… и солнышко греет.- Я еще принесу два горшка с растениями. Только так, чтобы если Краснов придет ничего не увидел…- Да ни черта он не увидит, ни цветочка, ни лепесточка!- Хорошо, - выдохнул Дежкин. – одной заботой меньше.Туманова завозилась с подушкой, пряча семена в наперник, для верности натянула сверху еще одну наволочку и, снова разбросав по кружевам свои иссиня-черные волосы, поинтересовалась: - Выпьешь? – как будто хвороба Федора Ивановича была не чем иным, как элементарной простудой, а лечилась посредством вернейшего из средств – чаем с малиновым вареньем. - Я не…, - начал было отказываться Дежкин, вполне понимая, что градус у ее излюбленного чая – не малина, но вспомнив, что иначе сегодня не уснет, пошел на попятную, - Лечи, Антонина.- Бабушки, мышки мои, сюда! Тут человека спасать надо…. – загрохотала Туманова. - Спасем тебя а, Федька?- И Стригалева?- И Лену, и Сашку, всех. Лады?Биолог улыбнулся: ?Если б все так просто?. Дежкину, будучи окруженцем с небольшой горсткой союзников, лишенным права на отдых, а также надежды на подкрепление, еще предстояло помотаться под непрекращающимся огнем в течении долгих месяцев. Но сейчас, опрокинув в себя рюмку, он мог просто уснуть, оглушенный ударами беспощадного дня. Сегодня он мог спать, не видя снов, не помня себя, пока телефон в его комнате трещал, раскаляясь до красна, а человек по ту сторону причмокивал сухими губами, высасывая из комнаты спертый воздух:?Ну, сынок, погоди у меня, попляшешь?.***Следующий разговор с Полковником состоялся много позже, спустя два с лишним месяца. Как он и говорил, вестей не было. Беспощадная судебная машина не останавливалась ни на секунду. Дежкин, впрочем, тоже не сидел без дела. Это самое дело, которое так долго цвело пышным цветом, наконец-то принесло Федору Ивановичу плоды, нежно лелеемые рукой биолога и Тумановой. Об этом он и спешил сообщить полковнику Свешникову.Вот он нашел знакомый переулок и пятиэтажный дом из красного кирпича, поднялся, остановился у двери, покрашенной в шоколадный цвет. Постучал. Постучал снова. Наконец за дверью послушались быстрые шаги. В проеме приоткрывшейся двери обозначилось жующее лицо Свешникова.Вместо приветствия Дежкин протянул Половнику мешок.- Что такое?- Бомба замедленного действия.- Ммм, - дожевал Полковник. - У меня оставим, пока гуляем?- Да, у вас сохраннее будет.- Жди.И дверь захлопнулась, предоставив Свешникову возможность сменить халат на костюм и предстать перед биологом по всем общепринятым правилам этикета. Сам же Дежкин к свиданию совершенно не подготовился. Он стоял у подъезда в ковбойке ржавого цвета с потертыми рукавами и в брюках, полинявших до светло- серого. Такой же, каким приехал сюда год назад, только заметно спавший с лица, с какой-то голодной худобой. Соскучившись, он начал расхаживать по бордюру, задумчиво посасывая еще не зажжённую сигарету - старая привычка в новом оформлении. Вообще-то он обещал Лене бросить. И даже бросил на какое-то время, подгоняемый слезным: ?Фу, противно. Больше никогда…?. А потом снова начал. Не специально. Он даже и не помнил, как сигарета снова оказалась в зубах – наверное, это все-таки лучше, чем заламывать пальцы или превращаться в пьяницу. Если не избавляет от тревожных мыслей, то хотя бы помогает в них разобраться. Так что в этом возвращении к старому не было никакой подоплеки, просто Дежкин решил, что одного обещания, данного одному человеку ему вполне достаточно. Как, впрочем, и этого человека. Вскоре из подъезда вышел Свешников в своем модном табачном костюме:- Пошли.Дежкин спрыгнул с бордюра и два невысоких мужчины, один – плотный, другой – крепко-костлявый, двинулись вперед по переулку.- Хорошая погода. Свежо, - выдохнул Полковник.Дежкин промычал причитающееся с него ?угу?, и поджег сигарету.- Так, что у вас ко мне, Федор Иванович?- Дело у меня к вам, товарищ Полковник.- А что в мешке?- Это самое ?дело?. - Да не тяни, ты, Федя. Конкретнее, ближе…- Там у меня три горшка с растениями. Это ?Контумакс?…- Который упрямый? Ни холода, ни болячек не боится?- Он самый, - Полковник, оказывается, был в курсе. - Помните, Стригалев все бился, скрещивал этого дикаря с простой картошкой…- Удалось!? – закричал Полковник, - Удалось? Свешников еще долго бы тряс Дежкина за плечи, если б тот не поднял голову, - глаза его уже давно стояли на мокром месте.- Удалось, - надрывно прошептал Дежкин, все еще не веря своему счастью. – На одном растении три ягоды завязалось. Представляете? Иван Ильич пять лет старался… Может, это для него упрямец поступился, не знаю даже как и почему, но все вышло. Ягоды есть. А за них, Святозар Алексеевич, Рядно убить может. И меня и вас, а пол-института пересажать. Это запросто. Еще бы, на западе иной селекционер за них миллионы заплатить готов. Если узнают, такие крысиные бега начнутся.- Хотите оставить у меня? - Самое надежное место.- Это-то верно. Инструкции есть?- Надо так поставить, чтобы солнце видело, а человек – нет. Поливать два раза в день. Листья и ягоды не трогать…- Понял.- Вот еще что, Полковник, - Федор Иванович вопрошающе заглянул ему в глаза,– Надо бы дать знать нашим ребятам. Полковник вздохнул.- Не выйдет. Лена, Саша… их уже нет в городе.- Да как же? Почему? - Дежкин схватил Полковника за локоть, - а что Стригалев? - Этот еще здесь, но на неделе уже увезут. Сам не знаю куда. Не спрашивай. Ничего не знаю.Биолог долго шел, ничего не видя впереди себя.- Какие сроки?- Стандартные, Федор Иванович.- Значит, на неделе…- А ну-ка не сметь! Слышишь, даже не вздумай! Не суйся! И носа сюда не показывай, иначе сам тебя выпотрошу.Дежкин не ответил.- Федя, я очень тебя прошу, я ведь не смогу тебя…- Спасибо, Святозар Алексеевич. Спасибо за помощь. Я недели через две зайду узнать что почем. Может, Посошков к вам заскочит – ему для доклада надо. Парочку фотографий сделает... но это все потом. А пока до свидания.***?Не вздумай, не суйся?, да разве мог Федор Иванович упустить такую возможность? Слишком уж многое случилось с тех пор, заслонив неясные воспоминания одной единственной ночи. Он уже и забыл, как выглядит этот человек вне института, вне людей, в ранимом одиночестве, с кожей, обнажённой темноте. Хоть бы одним глазочком посмотреть, восстановить расшатавшиеся нервы.С тех пор как Федор Иванович услышал от Полковника, что находится "у них в сфере", его все не покидала мысль, что он не то что не успеет, хуже - не сможет даже шелохнуться под внимательным взглядом Ассикритова. Однако, тот как будто бы позабыл о существовании неблагонадежного завлаба. То ли генерал был действительно занят, обрабатывая Стригалева, то-ли поверил в байку генетика и выпустил Дежкина из цепких своих клешней - в этом биолог искренне сомневался, - но факт оставался фактом: жилось Фёдору Ивановичу достаточно спокойно, за исключением тех забот, которые он придумал себе сам. Дежкин пробил все каналы связи, указанные Стригалевым. Съездил в Москву, установил контакт с редактором ?Проблем биологии?, условившись, что когда будет нужно, тот издаст его статью. Редактор отважно обещал свою непосильную помощь. Ещё бы! Статья Фёдора Ивановича не была пустышкой, она базировалась на неоспоримых фактах тех, что красовались на столе этого самого редактора в виде фото с тремя маленькими ягодками Контумакса. А ещё Посошков, этот гигант мысли, снова решивший стать титаном в глазах жены, готовился к заграничной конференции. Институт, посылающий его в Берлин, совсем забыл осведомиться с каким, собственно, докладом академик Посошков взялся выступать на этот раз и какие имена возьмётся произносить во всеуслышание. Коллеги ведь считали, что бежавший от наказания трус теперь свой, ручной как собака, есть и проглатывает все, что протянет ему хозяйская рука. А тут такое! Готовился бунт. Дежкин уже начал катать ядра по палубе и до Рядно начали доходить натужные поскрипывания досок. ?Истина рядом, победа близка. Держись?. Это он и хотел сказать Ивану Ильичу. Это и многое другое. Только бы увидеть.Понятно, что круглосуточно дежурить под окнами бюро он не мог. К счастью, с тех пор как Федор Иванович праздно шатался по этим улицам, будучи студентом, у него осталась пара-тройка знакомых. Одна из них жила как раз напротив шестьдесят второго. Когда-то он снимал у старушки маленькую комнатку. Взаимная симпатия, сложившаяся у них с тех времен позволила повзрослевшему Федьке обратиться к старой хозяйке за помощью. Старушка согласилась, тем более что и без того не отходила от окна своей меблированной гостиной. Под конец недели, правда, порядком измученный ожиданием биолог уже начал подозревать, что его агент потерял бдительность вместе с пенсне, или что, предугадывая его глупость, Полковник снабдил его дезинформацией. Но он ошибся. Долгожданный звонок застал биолога в институте. Дежкин, не заикнувшись о причине своего ухода, тут же выбежал из оранжереи, оставив коллег недоуменно пожимать плечами и, неловко подскакивая на негнущейся ноге, понесся навстречу Стригалеву. У третьего подъезда была припаркована знакомая серая Победа, чуть в стороне, гоняя носком гальку, курил водитель, на ступеньках, полуобернувшись к улице, стоял Полковник, а рядом – генерал. Они о чем-то вяло беседовали. Свешников еще издалека признал в приближающейся фигуре биолога: ?Этот дурак даже халат снять не удосужился?, но всячески избегал глядеть в его сторону, надеясь, что надвигающееся видение биолога рассеется как дым. Но Федор Иванович не рассеялся, напротив, он продолжал идти с тупой настойчивостью и неуклонной прямотой, игнорируя предупреждающие знаки. - Какая приятная неожиданность, - черные глаза впились в биолога, с удовольствием сообщая генералу, что вид у того достаточно потрепанный. - Неужели к нам? Федор Иванович открыл было рот, но ответить не успел. Дверь распахнулась, на улицу вышли двое. Солдат и... во второй фигуре он безошибочно опознал Стригалева.- А-а, - понимающе вздохнул Ассикритов. – Попрощаться пришли. Интересное дело, на проводы мы, знаете ли, не приглашали…Ассикритов повернул голову к Свешникову, смерив его взглядом охотника, прижавшего к реке косулю, - не то чтобы мы не рады вас видеть. Ау, Федор Иванович!Дежкин не то что взглядом, он до сих пор не удостоил генерала мало-мальским приветствием. Не сказать, что появление Дежкина стало для Ассикритова большим сюрпризом. Он знал, что биолог придет, но ожидал увидеть его раньше, когда точно так же, как сейчас сажал в машину небольшую делегацию биологов, не сумевших сообщить следствию ничего, кроме очевидного. Однако, как не оглядывались они по сторонам, как не гипнотизировал пространство Ассикритов, Дежкин не явился. А теперь вот несся прямо в силки. Генерал пока не вполне понимал почему, но уже смутно догадывался. - Александр Порфирьевич, думаю, вам лучше остаться здесь. Я провожу Ивана Ильича, не волнуйтесь.Ассикритов простер руку к машине, другой бережно повел Стригалева вниз, как будто тот из врага народа превратился в девицу на выданье, требовавшей обходительности. - Так, осторожно. Голову, голову берегите.Конвоиру солдату лет сорока, с комплекцией, не слишком превышающей комплекцию Стригалева (даже несмотря на два месяца активного ?отдыха? в местном пансионате), такой чести генерал не удостоил, только сухо кивнул, веля обойти машину с другой стороны. Место по правую руку от генетика все еще пустовало.- Вы с нами? Генералу пришлось повторить. Дежкин, уже было рванувший к сидению, сошелся в бессловесной перепалке с голубыми глазами Полковника: ?Дурак ты, Федя. Просил же как человека – не суйся?. Что он мог ему возразить? Вот уж точно – дурак.- Да.Он не собирался ехать, он не хотел подставляться, но он поедет. Все потому что… ?Не смотри так?. - Федор Иванович! – рявкнул Полковник, когда тот уже опустился на сидение. – ?Только молчи, Федя, молчи, прошу тебя?. – До свидания.И Победа рванула вперед, яростно выплевывая из-под колес мелкую гальку.