Часть 6 (1/1)
Отец решил, что нам надо уехать из Нижнеозерска. Никто не ожидал такого фокуса.В пользу переезда отец приводил следующие доводы. Во-первых, он никак не мог найти в Нижнеозерске работу: его здесь никто не знал (до войны мы жили в другом месте), а документов у отца пока никаких не было, лишь одна справка, что он воевал в партизанах. Во-вторых, он боялся, что мы рано или поздно взорвемся, так как "здесь полно мин, снарядов и всякой гадости". И в-третьих, нечего есть. На этот третий довод отец упирал особенно сильно. Отступая, немцы взорвали в Нижнеозерске все, что можно было взорвать, увезли все, что можно было увезти, и поэтому цены буквально на все были аховские.В Утином же, родине отца, немцев не было, земля плодородная, народ зажиточный, кругом сады, в пруду столько рыбы, что сунь палец – укусит. Об утках же и говорить нечего, потому село и называется Утиным. Железная дорога далеко, а значит спекулянтов, воров нет. В километрах ста от Утиного начинается вообще глухомань, где люди ведут натуральное хозяйство. Пшеница там, что песок речной, а козы стоят столько же, сколько кошки (это было козырной картой).А главное, в этом селе отца знают как облупленного и он сразу сможет устроиться на работу. Ну, разумеется, взрывчатых веществ там нет, а потому мы, может быть, умрем своей смертью.Все это мы узнали в "кроватном парламенте", то есть подслушали ночью разговор в соседней комнате, когда обычно обсуждались все наши семейные дела.Потом вопрос был вынесен на всеобщее голосование, и голоса распределились следующим образом:МАТЬ:Я здесь привыкла. У меня хорошая работа (мать работала стрелочницей на станции), а там железной дороги нет и работы для меня нет.ВИТЯ:– Здесь хорошая библиотека, театр, цирк летом приезжает, а там деревня зачуханная. Если я вам в тягость, я могу дома не питаться, умный человек всегда себя прокормит. В Утиное добровольно не поеду.Я:.– Чихал я на Утиное.Однако примерно через неделю парламентская борьба закончилась победой отца. Обычная история, если в стране диктатура.Вечером, после ужина, когда все были в сборе, отец провел повторное голосование.- Надо ехать, - сказал он, ковыряя в зубах щепкой от спичечной коробки, - деньги тают, как вода.- Вода не тает, – поправил я.- Молчи! – закричала мать. – Слово не дают сказать. Яйца курицу стали учить!Итак, мы поехали в Утиное. Мы ехали всю ночь и от перемены мест, от всяких дум на теле у нас с Витей появилась сыпь. У нас всегда появлялась сыпь, когда мы волновались, но отец не знал этой особенности наших организмов и принял сыпь за чесотку. Он раздел нас, обмазал колесной мазью и оставил в курином закутке. Калитку он закрутил толстой проволокой. Его пальцы смяли проволоку, как солому. Позже я попытался раскрутить ее, но не смог отогнуть даже конец.В закутке было очень жарко. С одной стороны – стена сарая, с двух – высокая каменная ограда сада. Сверху – клочок неба с раскаленной сковородкой солнца, внизу - горячая солома. Он знал, куда посадить.- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а, - затянул я.Прошло, наверное, полчаса, а я все тянул:– А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а.Наконец я вывел из терпения Диктатора. А у него были железные нервы.Он появился во дворе с кнутом.- Молчать!- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а.- Я кому сказал!- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а.Свистнул кнут. На моей ноге появилась белая полоса.- Я кому сказал – молчать!- А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а.Он стеганул второй раз, точнее, попал по попе. Я даже не пошевелился. Хотя и было очень больно.- Это не дети, – сказал отец. - Это звери.Хлестать Диктатор больше не стал. Наверно, стало жаль кнута, который пачкался о колесную мазь. Он ушел, бормоча и вытирая кнут пыльным лопухом.Мы лежали голые, обмазанные вонючей колесной мазью, жалкие рабы, которым с завтрашнего дня предстояло идти на принудительные работы. Беспросветная жизнь ждала нас впереди. Работа – школа, работа – школа. До прихода отца у нас было много приключений, солнца, радости, вкусных запахов. Он потушил солнце, уничтожил запахи.Мы лежали на соломе, голые, обмазанные колесной мазью и думали свою горькую думу… Освободил он нас лишь поздно вечером. Мать принесла ведро горячей воды и мы стали смывать с себя колесную мазь.Потом мы пошли в наш новый дом. В Утином оказалось много свободных домов, и мы выбрали самый лучший. Раньше здесь жил колхозный кладовщик (потом его посадили). Стены были из нового дерева, полы крашеные, крыша железная, вокруг ограда из самана – настоящая крепостная стена, даже сверху битым стеклом посыпана. Комнат в доме было целых три, да еще кухня, чулан – никакого сравнения с нашим домом в Нижнеозерске. И все это бесплатно. Жена кладовщика, которая жила со своей матерью, даже обрадовалась, что мы будем следить за их домом, пока не построим свой. Пока мы сидели в закутке, отец с матерью успели навести в доме порядок. Полы были вымыты, окна протерты, вещи разложены так, как они лежали в Нижнеозерске.В самой большой комнате мать накрыла стол для ужина. Откровенно говоря, я рассчитывал увидеть на нем много вкусных вещей, во всяком случае утку обязательно, но на столе были все та же тюря да картошка.Вад тоже, наверно, ожидал увидеть жареную утку и теперь мрачно разглядывал пустой стол. Отец чистил вареную картошку.- А утка где? - спросил Витя. - Не успели ощипать?Отец хмуро посмотрел на сына. Мы сели за стол.- Нет, правда, где утка? Разве мы еще не приехали в Утиное?И вправду, тюра и картошка надоели! - подумал я.- Не буду! - вдруг заявил я и оттолкнул картошку. Картошка прокатилась по столу и упала на пол.- Подними, - сказал отец.- Не буду, - повторил я.- Ты и здесь за свои старые штучки?- Не буду, не буду, не буду, не буду.Отец стал расстегивать ремень.- Не надо, - сказала мать. - Дети не виноваты. Сам же наобещал…Отец, ворча, застегнул ремень.Ужин прошел в молчании. Родители были очень мрачные.Я надеялся, что после ужина отец разрешит нам погулять, надо же осмотреть это самое Утиное, но он заставил белить стены в кухне. Белили мы до поздней ночи, и я здорово устал, но все же решил не спать, чтобы узнать, о чем отец с матерью будут говорить в кроватном парламенте?.Ночью я потихоньку пробрался к их комнате. Довольно долго родители лежали молча, потом послышался материн голос:- Пропадем здесь… Слышал, сколько уже умерло от голода… Они даже лебеду всю поели… Надо ехать в Белогорье за козой… Обменяем на вещи… Пальто мое возьмем… Прохожу в стеганке… Перину… Зачем нам перина? Платок мой шалевый… Картошки у нас ведер пять есть… Возьмем с собой. На хлеб обменяем… Глядишь, до весны и дотянем…- На чем поедем? Ни одной лошади нет. Три вола у них всего…- Пешком пошли. С тачкой…- Двести километров…- Ну и что? Дней за десять дойдем. Не надо было уезжать…- Зато работа есть.- Что толку от твоей работы?- Как что? Огород дают… Помочь дом построить обещают… Коза будет - еще как заживем. Это год такой, а то травы здесь сколько хочешь. Зальемся молоком… Я сам схожу за козой.- Одному нельзя… Заснешь, ее уведут… А то по очереди будем. Да и козу ты хорошую не выберешь… И тачка тяжелая…- А дети как же? Вон какие сорванцы.- Десять дней всего… Поручим соседке приглядывать. Мин тут нет… Я детей, когда тебя не было, по два дня бросала…Утром я передал подслушанный разговор Вите. Брат сначала не поверил, а потом пришел в восторг.- Они могут еще и не уйти, - охладил я его пыл. - Сейчас все зависит от нас. Во-первых, брось свое дурацкое нытье, не зли отца. Найди себе какое-нибудь дело. Отец любит, когда работают."Кроватный парламент" заседал подряд три ночи и никак не мог решить вопроса: можно ли на десять дней оставить нас одних.Мы с волнением ждали решения. Мы стали послушными: не перечили, не доводили, не огрызались, не отлучались из дому, чуть ли не бегом кидались выполнять любой приказ отца. Родители были очень довольны.- Не узнаю их, - говорил ночью отец. - Поумнели, что ли…- Они дети неплохие… Это они с тобой… с непривычки… Старший большой уже… Сегодня, мне соседка рассказывала, одни проезжали мимо с козой… за отрез сукна да кожаное пальто выменяли.. Видишь, какая дешевка… А то вдруг подорожают…- Ну ладно…Утром отец позвал нас в дом (мы носили воду в бочку).Мать стояла тут же.- Садитесь, орлы. Серьезный разговор есть, - сказал отец.- Мы постоим.- Садитесь, садитесь… Дело такое… Мы уходим с матерью за козой… (Я наклонил голову, чтобы не было видно, как у него горят глаза). Уходим дней на десять. Ясно?- Да, - сказал Витя.- Смотрите, не балуйтесь здесь. Приду, если узнаю что, берегитесь тогда. Виктора назначаю главным. Оставляем вам полведра картошки и сегодня мне обещали в колхозе аванс: полпуда пшена, литр постного масла и двести грамм сала. Немного возьмем с собой – остальное вам. Если расходовать с умом, должно хватить.- Мы будем расходовать с умом.- Я надеюсь на тебя, Виктор. Смотри за младшим, он еще глупый.Я открыл рот, чтобы ответить на оскорбление, но потом спохватился и закрыл.- Постараюсь оправдать доверие, - сказал Витя.- Вы любите всякие писульки, поэтому вот вам, это, - отец протянул мне бумажку.Я развернул бумажку и прочел.ЗАПРЕЩАЮ:1. Выходить из дома после 21.00.2. Приводить в дом чужих людей.3. Доводить собаку. 4. Сильно расходовать соль, спички и керосин.5. Баловаться огнем.ПРИКАЗЫВАЮ:1. За время Моего отсутствия (?Моего? он написал с большой буквы. Ха-ха!) сделать 300 штук кизяков. (Вот дал!)2. Нарвать и насушить 25 мешков травы для Козы. (?Козы? он тоже написал с большой буквы!)3. Вскопать огород (Он угорел, что ли?!) и удобрить его навозом из сарая.4. Выложить камнем дорожку от крыльца до уборной.5. Починить забор.6. Кормить Рекса.РАСПОРЯДОК ДНЯ1. 6.30 – подъем, зарядка, завтрак.2. 6.30-12.30 – работа.3. 12.30-15.00 – обед и отдых.4. 15.00-19.00 – работа.5. 19.00-22.00 – ужин. свободное время.6. 22.00 – отбой. (Не забудьте запереть двери.)Внизу стояла крупная подпись: ?ОТЕЦ?.Витя прочитал эти документы и сказал:- Разумеется, все будет в порядке. Правда, вы несколько преувеличили наши возможности, но мы постараемся справиться с поставленными задачами.- Не выходить из дома вечером ни в коем случае! Никого не пускать в дом!– Разумеется. Кто же пускает в дом чужих?Но все-таки мать сильно колебалась, идти ей или не идти. Я с волнением следил за этими колебаниями.Они проговорили почти всю ночь, и отцу удалось успокоить мать, но все равно утром, когда они уходили, была очень тяжелая сцена. Родители долго тискали нас, вертели и так и этак и все сыпали, сыпали советами. Даже если бы я задался целью соблюдать их "от" и "до", я бы просто не смог запомнить все эти "не надо", "надо", "не смей", "сделай", "не делай" и т. д.Потом отец взял меня за подбородок, поглядел в глаза и вдруг притянул к груди. Я почувствовал колючую щетину на своей щеке и что-то щелкнуло, вроде слабого удара кнута. Так же насильно он поцеловал Витю. Потом они взялись за тяжелогруженую тачку и пошли.