Глава 3 (1/1)

— Идиот! — кричит Цзян Чэн. — Сестре сейчас нельзя волноваться! Ты хоть знаешь, как напугал ее?Яньли так плакала! Он не знал, как ее успокоить, а ведь она кормит ребенка! А Вэй Усянь опять беспечно улыбается с больничной койки, словно он ничего не понял. Но Цзян Чэн позаботится, чтоб до него дошло.— О чем ты думал?!Был бы под рукой шприц, он ткнул бы брата иголкой.— У тебя был приказ не вмешиваться! Ты разве не понимаешь, что тебе говорят? Почему ты вечно делаешь…— А-Чэн, — говорит Вэй Усянь так слабо, что его едва слышно.— Что?! — он понижает голос.— Почисти мне мандарин.Цзян Чэн собирается его убить. Он собирается бить Вэй Усяня по голове, пока тот не поумнеет. Он берет мандарин, лежащий на маленьком столике, и начинает чистить, уверенный, что сейчас размажет всю мякоть по этой самодовольной роже.— Ты слишком хорошо устроился, Вэй Усянь! Кто-то уже носит тебе угощение!— Потому что я нравлюсь людям, — кривляется этот недоумок.— Ты никому не нравишься. Ты не заслужил нравиться кому-то.Он делит мандарин на дольки и скармливает брату по одной. Если бы здесь была Яньли, это сделала бы она, но раз ее нет… кто-то же должен.— О чем ты думал, идиот, — повторяет Цзян Чэн. — Ты так расстроил сестру. Надеюсь, тебя выкинут отсюда и даже близко больше не подпустят. Тебе нельзя доверить даже игрушечную машинку.Вэй Усянь жует и ухмыляется.— Не Минцзюэ так красиво рубил того кайдзю. Но ты тоже красиво его держал, А-Чэн. А причитать тебе совсем не идет.Ох, ну конечно, причитать! Цзян Чэн складывает кожуру в карманы своего комбинезона. Ему не нравится беспорядок на столике и он не видит мусорной корзины.— А-Чэн, я должен кое-что тебе рассказать.Опять какие-то глупости. Сейчас Вэй Усянь начнет трепаться, как он храбро отбивался от кайдзю своим складным ножом, да так, что тот в ужасе уплыл. А потом на него напала стая акул, а потом он спас рыболовное судно от шторма, и экипаж подбросил его почти до берега.Цзян Чэн знает только, что его брата подобрали на том же рифе, где он чуть не погиб, и благодарит за это всех подряд — и предков, присмотревших за Вэй Усянем, и небеса, и их ?Справедливость?, и даже конструкторов ?Москита?, благодаря которым он успел катапультироваться. Ведь наверняка он успел катапультироваться, просто его не заметили в волнах. И прибрежным течениям спасибо за то, что не утянули его в открытый океан.Он ничего не спрашивал, просто прибежал в госпиталь со всех ног.Вэй Усянь не продолжает слишком долго — ломается, чтобы его упрашивали. Цзян Чэн делает глубокий вдох и выдох, чтобы не раздражаться.— Ну и сколько ты будешь молчать?Но Вэй Усянь уже перестал ухмыляться и теперь смотрит очень серьезно. Его глаза кажутся чернее обычного, а на лице незнакомое отсутствующее выражение. У Цзян Чэна вся кровь отливает от сердца.— Что? Тебе нужно лечение?..Вэй Усянь качает головой, но это не значит ?все не так серьезно?. Все серьезно, просто как-то по-другому.— У кайдзю есть разум и сознание. Они… мыслят.Что за ересь он несет.— Это ящерицы, — терпеливо напоминает Цзян Чэн. — У них нет никакого сознания.Чернота в глазах Вэй Усяня становится глубже.— Я входил с ними в дрифт.Цзян Чэн дергается от внезапного и острого отвращения, словно по нему пробежало насекомое. Откуда Вэй Усяню знать, что такое дрифт? Цзян Чэну понадобилось несколько тренировок, чтобы кое-как, со скрипом открыться напарнику, и еще несколько выходов в океан, чтобы соприкосновение с чужим разумом перестало вызывать панику. ?Дракон? часами ковылял вдоль побережья, прежде чем получилось вести его ровно. Несколько недель шел к тому, чтобы они с Не Минцзюэ перестали перехватывать друг у друга лидерство и научились работать как одно целое. Дрифт — это доверие.А дрифт с кайдзю — это какое-то извращение. Даже если предположить, что кто-то мог бы это проделать…Нет, никто не мог бы.— Не шути так.— Я не шучу, — говорит Вэй Усянь.Его голос по-прежнему звучит совсем слабо, и это приносит самое простое объяснение: он слегка не в себе после всего пережитого. Под глазами у Вэй Усяня темные круги — он наверняка сильно ударился головой, потом долго болтался в море и замерз. Цзян Чэн пытается представить, что сделала бы в такой ситуации Яньли. Она всегда гладила их по щеке или по волосам, но к таким нежным жестам он не готов. Он просто берет руку Вэй Усяня повыше запястья и говорит Подходящие Слова:— Тебе надо отдохнуть.Вэй Усянь толкает его с внезапным раздражением.— Я не сумасшедший, Цзян Ваньинь! Я говорю тебе, что входил в дрифт с кайдзю! Они разумны. Ты понимаешь, что это значит?Цзян Чэн качает головой. Ему и обидно, и тревожно, потому что вопрос о сумасшествии встал даже без его усилий. Он отнял руку, но готов схватить Вэй Усяня снова, если придется.— С ними можно вступить в переговоры!— В переговоры?..Вэй Усянь даже не замечает, что его слова бьют, как пощечина.— Понимаешь, — говорит он с лихорадочным оживлением. — Ведь мы думали, что это противник, с которым переговоры бесполезны, но если нет? Может, мы прекратим эту войну, а? Если они смогут…— Закрой рот!Цзян Чэн говорит это тихо, потому что нельзя кричать на больного. Всерьез кричать. Но от возмущения ему не хватает воздуха. Вэй Усянь не в себе, он бредит, вот и все. Как бы он вошел в дрифт, не подключив кайдзю к нейроинтерфейсу? Да такого интерфейса просто нет. Он просто ненадолго спятил от обезвоживания. Или переохлаждения. Или он придурок и опять тупо шутит, потому что… ну, от обезвоживания, в нем-то сомневаться не приходится.Просто из головы у кого-то вылетели развалины Пристани Лотоса, утопленники, гора камня, стекла и какого-то хлама на месте их собственного дома. Прощание с закрытыми гробами родителей. Непонимание, куда поставить урны с их прахом.Им даже некуда было поставить урны с прахом!Цзян Чэн не знает, что такого ужасного видел Вэй Усянь в эти три дня в океане, что старые воспоминания стерлись. Он не будет злиться, он просто не позволит так себя вести даже старшему брату.Вэй Усянь внимательно смотрит на него.— Никаких переговоров, — Цзян Чэну неуютно под этим взглядом, но продолжает так же тихо. — Я убью их всех. Мы с тобой убьем их всех. Не переживай. Тебе нужно отдохнуть.— А-Чэн, — отвечает его брат, — ты разве не видишь, что они сильнее? Сколько людей еще должно погибнуть, чтобы ты понял?— Сколько угодно! — огрызается Цзян Чэн. — Ты сам-то слышишь, что несешь?С тех пор, как был разрушен Юньмэн, у него нет другого выбора. И у Вэй Усяня не было. Они обещали друг другу… Нет, они ничего не обещали на словах, но все и так было ясно... А может быть, только Цзян Чэну все было ясно? Может быть, он не должен был забывать, что Вэй Усянь по крови принадлежит какой-то другой семье и надеется, что они-то живы?Нет, это уж слишком. Цзян Чэн злится и на себя за эти постыдные мысли, и на Вэй Усяня, который его довел.— Все, хватит! Ложись спать!Вэй Усянь цокает.— А-Чэн, А-Чэн. Ты никогда не слышишь то, чего не хочешь слышать.— Вот и не говори того, что я не хочу слышать.Нужно перевести все в шутку, в обмен знакомыми колкостями, но Вэй Усянь даже не пытается подыграть. Он сам ловит Цзян Чэна за запястье.— Это получилось само собой. Честное слово, оно само.Видят предки, Цзян Чэн пытается быть терпеливым. Не вырывает руку, не пытается больше взывать к логике. Его охватывает ужасное чувство, что с ума сошел не Вэй Усянь и даже не он сам, а весь мир, но Подходящие Слова от Яньли снова выручают:— Ничего страшного. Это пройдет.Через несколько секунд Вэй Усянь разжимает пальцы и снова улыбается, но это мало похоже на его обычную улыбку. Обезвоживание, настойчиво думает Цзян Чэн, и больше не задает вопросов. Он спросит обо всем завтра, когда Вэй Усянь придет в себя и перестанет бредить.Сегодня ему надо связаться с сестрой и успокоить ее, но что-то он не уверен в успехе. На следующий день Цзян Чэн прибегает в госпиталь после ужина и видит, что мандаринов стало только больше, а черноты под глазами у Вэй Усяня гораздо меньше. Он выглядит почти здоровым и широко улыбается.— Сегодня на меня никто еще не кричал, но вот наконец и Чэн-Чэн!Ему обязательно быть таким мерзким?Не Хуайсан давит смешок и машет рукой, второй поправляя сползающие очки. Он сидит в изножье, Вэй Усянь в изголовье, а кровать между ними завалена распечатками, которых набралось бы на хорошую стопку. Кто-то черкал по распечаткам маркером, а на нескольких даже рисовал карикатуры. Цзян Чэн делает вид, что не узнает себя. Не Хуайсан непринужденно задвигает этот листок под другие.— Цзян-сюн! Братец Вэй так и сказал, что ты обязательно придешь.Рисовал, конечно, он. В Хуайсане видели несомненный талант, но он все бросил и начал заниматься нейроинтерфейсами (а Не Минцзюэ до сих пор лопается от гордости, и все это знают даже без дрифта с ним).Цзян Чэн отдает Вэй Усяню все, что принес — несколько плиток шоколада и яблоки. Возможности выбраться с базы и купить что-то получше не было. Пилоты искали в океане Нечисть, экипажи ждали приказа.— Опять завираешь про дрифт?Брат улыбается ему, и Цзян Чэн обмирает от ужаса. Мертвая неровная улыбка расползается по лицу Вэй Усяня, словно его мускулами движет тот, кто не понимает, как они работают. Чужой изучающий взгляд сканирует Цзян Чэна.Что происходит?Он уже хочет встряхнуть брата или позвать на помощь, как щелк! — что-то меняется. Вэй Усянь смотрит совершенно нормально, и улыбка у него нормальная, и он говорит совершенно нормальные вещи:— Ты что, тоже ударялся головой? Какой вообще дрифт? Я болтал чушь, а ты поверил?Не Хуайсан хихикает. Цзян Чэн, все еще под впечатлением, видит словно со стороны, как эти двое смеются, а какой-то мрачный придурок стоит и гадает: было? не было?Он выбирает ?не было?. Всему есть нормальное объяснение. Например, дезориентированный кайдзю вернулся к месту схватки, где по счастливой случайности ждал помощи на рифах пропавший пилот. Цзинь Гуанъяо уже рекомендовал Ланям в следующий раз использовать ту же ?мелодию?, чтобы подтвердить эффект тотальной дезориентации. Обломки ?Москита? нашли далеко в океане, Вэй Усянь не смог бы оттуда доплыть обратно к рифам.Повторяя это про себя, Цзян Чэн успокаивается и сам расчищает место, чтобы сесть.— А вдруг ты окончательно рехнулся и тебя сдадут на опыты.Вэй Усянь корчит ему рожи, даже разламывая шоколад.— А я давно уговариваю братца Вэя сдаться на опыты, — смеется Не Хуайсан. — Нам всегда нужны доброволь…— Тебе жить надоело?— Я предупреждал, мой брат сломает тебе ноги, — Вэй Усянь протягивает им плитку, а для себя открывает новую.Он никогда настолько не любил шоколад, чтобы кусать, как хлеб.Цзян Чэн косится, но Вэй Усянь смотрит как ни в чем не бывало.— Это абсолютно безопасно, — Не Хуайсан только что фокусы со своими распечатками не показывает. — Нам просто нужно глубже изучить процессы, которые протекают во время дрифта в человеческом мозгу.— Не Хуайсан. Еще одно слово, и я тебя отлуплю.Этот только плечами пожимает. Только он из всех, кто знает Цзян Чэна, ни на секунду не принял ни одну его угрозу всерьез.— А мой брат отлупит тебя, Цзян-сюн. Не ты на этой базе самый страшный, а?Он презрительно хмыкает, но не спорит, смотрит на бумажки, на схемы, графики и расчеты. Он может примерно понять, что описывает каждый из них, но не собрать общую картину.— Мы дорабатываем интерфейс, позволяющий усилить… ну скажем так, электрическую активность мозга. Повысим управляемость даже при невысокой нейросвязи. Вы даже сможете выполнять какие-то действия с егерем в одиночку, — Не Хуайсан даже ломтик шоколада держит манерно, оттопырив мизинец и как-то изогнув запястье. — Столько машин теряется из-за того, что один пилот вышел из строя.Цзян Чэн думает, не плюнуть ли в него шоколадом. Хорошо, что Не Минцзюэ этого не слышит.— Вышел из строя, ты это так называешь?Не Хуайсан ухмыляется, ничуть не смутившись.— Ага. Если ты, Цзян-сюн, выйдешь из строя, мой брат застрянет посреди океана в окружении этих страшил. Надо сделать так, чтобы он мог дойти до берега сам и дотащить тебя, так что будь благодарен.Цзян Чэн спросил бы, почему это в ?Черном драконе? из строя выйдет именно он, но не может, потому что… Потому что Не Минцзюэ не стал бы пугать Хуайсана. Кажется, он подцепил чужие родственные чувства.— У нас мозг не перегорит от вашего усиления?— Не знаю, даже не знаю… Надо проверить.Вэй Усянь заинтересованно жует шоколад.— И что же можно будет делать в одиночку?Не Хуайсан выуживает из распечаток ту, где картинок почти нет.— Полноценно двигать егерем, конечно, не получится. Вероятно, поворачиваться и ходить. Для всего остального надо задействовать руки, это слишком большая нагрузка на ваши крошечные мозги.И какой тогда в этом смысл. Кайдзю нельзя просто сказать: стоп, мой второй пилот вышел из строя, продолжим в следующий раз! — и пойти к берегу.— Лучше бы вы перестали использовать болевые импульсы. Мне в прошлом бою как будто руку оторвали.Не Хуайсан пожимает плечами.— Ну прости, Цзян-сюн. Вас по-другому не заставишь не перегружать конструкцию.Вэй Усянь сжевал уже половину плитки и теперь рассматривает распечатки, вывернув голову под странным углом. Цзян Чэну очень хочется встряхнуть его и спрашивать: что с тобой? эй, что с тобой? — пока Вэй Усянь не убедит его, что все хорошо.— А я, пожалуй, попробую, — ухмыляется Вэй Усянь. — Принесу пользу.— Ты приносишь только проблемы, — беспомощно говорит Цзян Чэн. Вот только этого не хватало ни ему, ни Яньли. — Сначала вылечись!Теперь Вэй Усянь смотрит на него очень серьезно. Аж мурашки идут от такого взгляда, а потом от его слов. Он мог бы сказать что-то такое только в самом, самом крайнем случае.— Все будет хорошо, А-Чэн. Я обещаю. Наверное, если Цзян Чэн сделает вид, что все нормально, то рано или поздно все и будет нормально. Наверное, ему лучше не забивать себе голову и побольше тренироваться, чтобы он был готов… к чему бы там ни было.Но у него плохо получается. ...в очередной раз шест прилетает прямо в ребра, в несошедший синяк. Цзян Чэн падает на колено, шест бьет его в плечо и валит на татами.— Выходишь драться — дерись! — рычит Не Минцзюэ. — Поднимайся!Он поднимается, сжимая зубы, чтобы не ахать и не охать. Физическая совместимость, твердят инструктора, физическая совместимость… Как, мать его, можно быть физически совместимым с этим Не, он вообще человек? После каждого рейда Цзян Чэн как выжатый, а Не Минцзюэ в его голове то сожалеет, что должен равняться на слабака, то спохватившись заверяет, что тренировки вот-вот помогут.— О чем задумался?— Ни о чем.Он поднимает свой шест и принимает стойку, но Не Минцзюэ машет рукой.— Отдохни.Цзян Чэн, не глядя ни на кого, идет налить себе воды.С Вэй Усянем что-то не так. Врачи говорят, что все в порядке, его вот-вот выпустят из госпиталя. Он снова улыбается и треплется, прямо как раньше. Но небольшой зазор между тем, каким он должен быть, и тем, каким стал, не дает покоя. От незнакомого взгляда, которым Вэй Усянь то и дело мерял его, по спине до сих пор пробегает холодок.Это не мой брат — вот что кричит каждая клетка в его теле под таким взглядом. Но тогда кто это? И почему тогда в следующую секунду его брат снова… на месте?Он не знает, что делать. Сообщить об этом? Подставить Вэй Усяня? Вот спасибо, скажет он потом, я для того три дня болтался в океане, чтоб меня считали сумасшедшим.Ничего не говорить? Ведь его же проверяли, и раз он прошел все проверки… Может быть, Цзян Чэну только кажется. Он ведь тоже волновался, и накричал на Вэнь Цин, когда она позвонила, и…— Так что там с Вэй Усянем? — Не Минцзюэ садится рядом с ним на скамейку у стены.Цзян Чэн рассматривает свои руки. Он удивлен вопросом, но не по-настоящему. Столько раз ходили в дрифт, как тут не понять, кто о чем думает.— Что-то. Я не знаю.Не Минцзюэ кивает и говорит:— Хреново.Цзян Чэн пьет и кивает между глотками. Хреново. От того, что Не Минцзюэ сидит рядом и сочувствует, ему еще хуже. Он почти готов расклеиться. Это глупо.— Но его скоро выпишут?Он кивает.— Его отстранили от полетов?Он кивает снова.— С концами? Он же машину потерял? С базы выставят?Он пожимает плечами, чтобы не отвечать, и делает презрительную гримасу.— Я слышал, Лань Цижэнь не слишком горячился. Может, обойдется взысканием.— Надеюсь, строгим, — огрызается Цзян Чэн.Не Минцзюэ оглядывается. Он это делает так, что даже если рядом есть люди, они расходятся в стороны.— Не раскисай, — произносит он сухо. — Если с твоим придурком что-то не так, тебе нельзя раскисать. Ты понял?Цзян Чэн кивает. И еще раз кивает.— Сам ты придурок.Передышка окончена. Не Минцзюэ берет его за шиворот и снова тащит на татами.