VI (1/1)

Остаток торжества в доме Бергдорфов окончательно истощили Шелтона. Нужно было правильно есть, нельзя было взять, например, котлету руками. А когда парень начал лихорадочно запихивать в себя все, до чего мог дотянуться, послышались смешки. Мерриел слишком долго голодал, а на фронте приходилось жрать быстро. Тарелок там тоже не было. Рашель периодически несильно наступала ему каблуком на ногу, когда парень косячил, и в конце концов Шелтон окончательно решил про себя, что богачи едят не для того, чтобы насытиться, а чтобы показать, как ловко они орудуют серебряными вилками.В полночь Шелтон сидел в баре Джорджа и старательно напарывался. Он мурлыкал какой-то мотивчик, который прицепился к нему еще в доме Бьюкененов, и пытался прикончить бутылку рома, которую он оставил в мотеле. Джордж ему помогал. Ром действительно был очень хорош: Олли выдал ему бутылку, сказав, что его так называемые ?друзья?, к которым он прется второй раз ни свет ни заря, обязательно должны оценить его, и, если не оценят, нахрен волочиться за такими ?друзьями?. Но что поделать, жизнь диктует свои правила, и должное рому воздавал Джордж, очень громко хваля его достоинства.Шелтон продолжал напевать развеселую песенку и глядеть по сторонам, но все немного расплывалось. У него отличное настроение, и он попыхивал сигаретой, глуповато улыбаясь при этом. Джордж смотрел на него, понимающе ухмыляясь.Джордж вообще очень понравился Шелтону. Он мало болтал, внимательно глядел и прекрасно готовил. К тому же, он совершенно по-другому относился к тому, что Мерриел?— бывший солдат. Всем этим люди на празднике Бергдорфов было важно и имело значение то, что у него есть звание повыше рядового. А значит он мог повелевать хоть кем-то, он должен быть образован, ведь капралами обычно становятся хотя бы после колледжа. Нашивку Снафу получил не за корочку и красивые глаза, а за собственные заслуги. Он был толковым морпехом, даже если и не читал книг. И Джордж это отлично понимал.А еще Джордж был неплохим игроком. Снафу был не из тех азартных сумасшедших, которые ставили на кон огромные суммы и желали все большего риска. Он часто проигрывался, но не по причине ослиного упрямства и азартности, а попросту потому, что всегда был беден. В большинстве случаев та самая ?последняя рубашка? была именно той, которая в тот момент была на нем надета. Он часто и долго играл, с руганью, криками, шутками и даже драками, но карты всегда были его проверенным средством показать себя. Мухлевать, вчитываться в лица других игроков, чувствовать растерянность и панику оппонентов нравилось ему куда больше, чем даже сам выигрыш. А в очередной раз проигравшись, парень попросту голодал, занимал деньги и шастал месяцами в одних и тех же брюках.—?Ну как, прав я был, Шелтон? —?спросил у него мужчина, с непонятным выражением лица глядя в свои карты.—?В чем? —?Снафу не менее сосредоточенно пялился в свои. Они играли в двадцать одно и ставили всякую мелочь.—?В том, что их мир тебя не примет.—?А с чего ты решил, что все прошло плохо? —?спросил Снафу, выкладывая на стойку перед собой туза.Джордж удивленно задрал одну бровь и ответил:—?Потому что ты выглядишь так, как будто из тебя там сок давили.Шелтон сердито воззрился на Джорджа, и тот раскатисто расхохотался. Когда он улыбался, он еще больше походил на кота.—?Не на то ты обижаешься, малец. Всем нам приходится быть иногда нерадивыми учениками жизни и слушать лекции, ничего тут не поделаешь.Он сделал глубокую затяжку, и огонек от его сигареты волшебно засветился, хищно сжирая табак и бумагу, превратив их в пепел.Снафу закатил глаза. Продолжили они молча, изредка комментируя ход игры. В общем-то, сердиться на Джорджа не имело никакого смысла, просто он явно был тем еще любителем сунуть нос не в свое дело. Ну так ведь и поговорка о том, что кошку любопытство сгубило, не просто так появилась? Очевидно, что бармен прав: в общество этих чистых, ухоженных, тактичных людей Шелтон не войдет никогда, и главное препятствие тому?— он сам. Юноша слишком сильно презирал эту изысканную, приукрашенную фальш, укрытую мишурой благополучия. Такими людьми или рождаются, или прикидываются всю жизнь, а Снафу ни разу не актер. Тут нужно быть либо богатым и обескураживающе глупым, либо таким тактичным, какими бывают только люди самого отменного воспитания. Мерриел не был таким. Не был он и благополучным.—?У меня золотое очко, Джордж,?— Снафу победоносно смотрел на бармена. —?Я выиграл.Джордж вздохнул и придвинул к Снафу его честно заработанные деньги.Уже два месяца Шелтон мотался по выходным в Лафурш. Подходил к концу июнь, и все помирали от душной жары, Рашель?— от настырного внимания Шелтона, Шелтон?— от чувств. Пока длилась вся эта свистопляска, Снафу все так же упорно продолжал посещать верного Анри, и, хотя обучение начало приносить свои плоды, ошибки у него так никуда и не делись, но и достигнутым он страшно гордился. Однажды, дабы завоевать побольше расположения Рашель, он отправил ей открытку. На ней было неровным, мальчишеским почерком написано:Привет, Европа. Приеду в васкресение. Прачитал пять магазинных вывесок, две газет оба большие.П.С. Да, я сам это написал.Правда, в то воскресенье он так и не приехал. В ночь перед запланированной поездкой он метался по своему матрасу, бормотал и всхлипывал.—?Заряжай… Огонь! Вот дерьмо, это японские танки… Следж… Следж! Снафу очнулся от громкого вскрика и понял, что это вопил он сам. Худая грудь ходила ходуном, как кузнечные меха, сердце колотилось в груди, а в глазах еще плясали остатки сна. Мерриел вертелся, вертелся, но так и не смог уснуть нормально. Поэтому он тихо встал со своего матраса, прошлепал босыми ногами в другой конец комнаты, достал из своих личных припасов бутылку водки и нажрался. В полдень Отто обнаружил в своей подсобке бессознательное тело, а рядом?— пустую бутылку. Шелтон спал таким мертвецким сном, что даже не реагировал на тычки ботинком под брюхо. В другой раз бы парень зубами впился обидчику в ногу, но теперь он даже не шевелился. Отто фыркнул и вернулся за барную стойку. Даже стоявший в заведении гомон не пробудил Мерриела. Но зато все оставшееся время он продрых без снов, а проснулся во второй половине дня, бледный, больной и трясущийся. Голова у него раскалывалась, сердце ухало, руки подрагивали. Шаркая, Снафу поднялся в квартиру Отто и побрел в ванную. Там он уставился в маленькое зеркало, а на него в ответ уставился худой, бледный парень с красными глазами и потрескавшимися губами. Волосы у него были пыльные, брови, как всегда, нахмурены, между ними уже начала образовываться морщинка.—?Че пялишься? —?злобно буркнул отражению Мерриел и зачерпнул воды, смывая с себя остатки похмелья.Согнувшись над раковиной, Снафу тоскливо думал о будущем. В такое сильное, крепкое похмелье вообще всегда в голову лезут неприятные мысли, но голова-то пьяная, поэтому они влетают в нее и там ползают и ворочаются, как сонные мухи, или перекатываются, как шары для боулинга. Ухаживания за женщиной, даже такие неуклюжие, как его, всегда стоили денег. Даже всякая чепуха, вроде цветов и алкоголя, все это им нравится. Однако толковой работы и образования у него не было, да и не было у Снафу времени, чтобы возвращаться на школьную скамью. А разнорабочим много не заработаешь. И, в конце концов, не вечно же квартировать у Отто в подвале, забегая к нему в дом на помывку. Снафу даже попросил Отто пристроить его у себя, обучить готовке, но Лысый решительно отказался.—?Это не для тебя. Я закину удочку, посмотрим, что можно сделать. А пока вот, сгоняй к моему приятелю в парикмахерскую на углу двенадцатой улицы. У него сломался кондиционер и еще какая-то хрень. Ему нужны умелые руки.С кондиционером Шелтон управился довольно быстро, отчего хозяин парикмахерской был просто в восторге. Он был довольно громким и говорливым, и пока Снафу, балансируя, как циркач, на расшатанной стремянке, снимал кондиционер, он слушал рассказы хозяина парикмахерской о своей жене и дочке. Он постоянно восклицал: ?Тяжелая жизнь, что ты будешь делать, да… Вот так и туда-сюда…?Когда с кондиционером было покончено, он довольно произнес:—?Как это у тебя так получается, а? Ловко-то как и быстро, а.Шелтон не особенно хорошо знал, как реагировать на похвалу, и просто хмыкнул.—?А ты не больно-то болтливый парень, а? Ну это хорошо, это мы тоже любим. Поменьше поговоришь, побольше мозгами раскинешь, а? И молодец, что не бьешь баклуши. Тут приезжала родня, племянники воевали в Германии, так теперь ходят, как мешком пыльным огрели, ничем толковым не занимаются, вот так и туда-сюда шастают, что ты будешь делать…Снафу с тоской слушал его. Ничем он не занимается, и не хочет. Если бы не Рашель и ухаживания за ней, он бы и вовсе не стал заниматься поисками нормальной работы. Снова начал бы проигрывать последнее в карты, болтаться без дела, занимать деньги и врать, врать без остановки.Мужчина расплатился с ним и напоследок крикнул вдогонку:—?Я расскажу о тебе друзьям, может они тоже подкинут тебе работенку.Деньги были просто необходимы. К тому же, Шелтону требовалась новая одежда: он вытянулся за время армии, а вернувшись, набрал вес. Теперь он уже не выглядел немытым доходягой и даже для себя решил, что, в принципе, можно мыться и чаще одного раза в неделю, особенно перед поездками в Лафурш.—?Почему ты приехала в Америку? —?спросил Снафу у Рашель.Они прогуливались по улицам Лафитта, курили, Рашель ела мороженое в бумажном стаканчике. Шелтон недоумевал, как она может смешивать это, ведь у мороженого с табаком вкус гадкий, но Рашель упрямо сказала, что ей вкусно. Когда они гуляли вдвоем, то обычно говорили по-французски, но иногда Рашель не понимала каджунский диалект. Она подумала и ответила:—?После войны многие, такие как я…—?Какие такие? —?немедленно перебил Шелтон.Девушка строго посмотрела на него. Шелтон поднял руки, словно говоря ?понял, извини?.—?Это, в общем-то, не так уж и важно. Бежала, по большей части. Вы, американцы, понятия не имеете о том, что делает война с городом.Шелтон возмущенно посмотрел на нее, но она пояснила:—?Не солдаты, я имею ввиду обычных людей. Они живут в своих домах, спят в своих постелях. Европа сейчас похожа на пепелище. Моего дома нет.Она выглядела спокойной, и, хоть голос у нее был печальный, он не срывался на злость или плач.—?Бергдорфы?— не только мои работодатели, Мерриел, они мои родственники, хоть и очень дальние. Поэтому это так важно для меня?— у меня больше никого нет во всем мире, и это была моя единственная надежда, когда я была на пути сюда. Людям для жизни нужна еда, одежда и прочее.—?Очень спорно,?— уверенно заявил Снафу. —?На войне мы не жрали по несколько дней, а если и жрали, то всегда не досыта, а спали на камнях и вообще где придется.—?Я не представляю, каково это,?— призналась ему девушка. —?Мне представляется это каким-то безумием, выходящим за грань моего воображения.—?Наверное, так оно и есть,?— нехотя ответил ей Снафу. —?Только давай не об этом.Шелтон изловчился, и когда она расслабленная, повернулась к нему, поцеловал ее. Рашель быстро оттолкнула его, но недовольной она не выглядела, она даже лукаво смотрела на него. Девушка обогнала его, и парень смог полюбоваться видом ее гибкой спины. Мерриел потянулся за ней и успел немного пощекотать ее, прежде чем она отпрыгнула. Они начали играть, и в этой игре парень пытался незаметно подойти к ней и ущипнуть ее или пощекотать, а Рашель делала вид, что ничего не происходит, а в последний момент выворачивалась от него и уходила вперед. Шелтон снова изловил ее, и поцеловал глубже, требовательней. Рашель отвечала нехотя, она всегда словно держала его… на расстоянии, то позволяя приблизиться, то нет. Словно в эту игру с догонялками они играли постоянно. Он пытается лишний раз к ней прикоснуться?— она убегает.Снафу отпустил ее, хотя и с неохотой, и достал сигареты. Он протянул одну и Рашель, на что она отрицательно мотнула головой:—?Мне не нравятся твои кошмарные сигареты без фильтра. Как ты вообще можешь вдыхать это?Снафу пожимает плечами и ждет, пока она достанет достанет тонкую дамскую сигарету, и поджигает ее, поднося руку к лицу девушки. Ему нравится смотреть, как она курит, как губы плотно обхватывают фильтр, на нем остается помада, остатки, которые он не съел с ее рта.—?Пошли жрать к Джорджу.Рашель смешно закатывает глаза. Однако она редко делает ему замечания касательно его языка или манер. Как она сама пояснила ему, иногда, когда она занимается с младшими детьми английским, то про себя матерится без остановки. Особенно ее выбешивают близняшки, Дейзи и Джули: они очень активные и шумные, их внимание удержать очень тяжело.—?Младшенький, Курт, просто прелесть. С ним что-то делать одно удовольствие, но он еще очень маленький, и мы только рисуем или лепим. Такой тихоня,?— улыбается Рашель.—?Ты любишь детей? —?спрашивает у нее Шелтон—?Трудно сказать… Это моя работа, понимаешь? Здесь я не могу любить или не любить, я просто должна это делать. Это единственное, пожалуй, что я умею.—?Да ты же умеешь кучу всего! Ты и по-английски говоришь, и по-французски, и ты такая… хорошенькая. Неужели для тебя нет какой-нибудь еще работы?Закатное солнце освещает улицу, щербатый, старый асфальт, растущие по бокам улицы кипарисы и ее фигуру, отчего девушка выглядит окутанной золотом.—?Все это не так просто. Пока меня все устраивает,?— вздыхает Рашель. —?Но дети вырастут, и мне придется искать что-то другое. Но я не хочу думать об этом сейчас! Сейчас я хочу просто жить.Рашель подходит к Снафу и протягивает ему на ложечке последнюю порцию мороженого. Оно подтаявшее, с клубничным вкусом. На ложечке тоже остатки помады Рашель, и парень, зачем-то зажмуриваясь, пробует мороженое. Ему вкусно, а еще он чувствует привкус ее помады, и ему еще вкуснее.У Джорджа они пробуют томленый коричневый рис с куриными потрохами. Джордж готовит не хуже Отто, что-то даже лучше. Когда они едят, то мало говорят. Разве что если Джордж подходит и сам рассказывает что-нибудь. Истории из жизни, шутки, жалуется на проклятых политиков и сына, который редко заглядывает к нему.—?Долбанное правительство. Нахрен было нужно влезать в эту чертову войну? От этого только чиновникам лучше стало. Ни денег, ни хрена лысого. Прости, Рашель.Рашель Джордж очень полюбил, старался при ней ругаться поменьше и постоянно шутил, что отобьет ее у Шелтона.—?Тебе, остолопу окопному, такие красотки не положены,?— говаривал он.—?Я вообще не понимаю, почему Америка ввязалась в эту войну,?— делает тихое замечание Рашель.—?Милая, а зачем это всегда надо? Ответ прост: именно таким образом смогли стрясти с кого-то бабла. А как иначе? —?Джордж говорит это и отходит от них, потому что в бар зашли новые посетители.Снафу отвлекается от еды и смотрит, как ест Рашель. Она делает это с аппетитом, тщательно пережевывает, и орудует приборами очень аккуратно, как принцесса. Только осанка немного портила ее?— девушка часто горбилась, сводя свои плечи. С Рашель не нужно много говорить, и это нравится Шелтону.—?Я, вроде как… нашел нормальную работу,?— осторожно начал он. Сегодня он собирался просить ее приехать к нему в гости, и он довольно сильно волновался.Рашель не перестала есть, но по ее движениям Снафу понял, что она внимательно слушает его.—?Нашел через знакомых одну контору, которая занимается различными бытовыми услугами.—?И чем ты будешь там заниматься? —?спросила Рашель, не поднимая глаз.—?Пока буду ремонтировать старые кондиционеры под началом у кого-то более опытного. Вроде как подмастерье с мальчиком на побегушках вместе.Рашель улыбнулась ему.—?Все равно хорошо, ведь так? Поспокойней, чем на пособие по безработице.Мерриел немного помолчал, довольный, а затем продолжил:—?Не хочешь как-нибудь… приехать ко мне?Вот это смогло наконец стереть с лица Рашель маску спокойствия. Она удивленно уставилась на Снафу.—?Я тут недавно перебрался в пансион, буду снимать комнату. Надоело спать в подвале.Он говорил максимально небрежно, словно ему все равно, согласится она или нет, но на самом деле у него вспотели ладони от беспокойства.—?Я даже уберусь для тебя,?— умильно заглянул ей в глаза парень.Рашель думала. В глазах у нее было какое-то странное выражение, из-за чего Шелтон сник.Однако Рашель просто кивнула ему, соглашаясь, и парень на радостях кликнул Джо и заказал бутылку вина.Комната, которую Снафу снимал, принадлежала мадам Гибралтар, маленькой и сморщенной креолке с жестким взглядом и крепкой рукой. Большую часть времени она напоминала маленькую сердитую обезьянку. На поясе у нее висели ключи от ее комнат, голова убрана пестрым полотенцем, а меж пальцев почти всегда была зажата самокрутка. Принадлежавший ей дом когда-то, очевидно, был великолепным особняком в колониальном стиле, с балконами, арочными проходами и большой кухней. Однако по каким-то причинам дом очень быстро пришел в запустение, бедность наложила на когда-то роскошные обои и стены свой отпечаток, хотя на первом этаже и во дворе сквозь пыль еще можно было увидеть потемневшую от времени пеструю мозаику. Дом переходил из рук в руки, и, когда его владелицей стала мадам Гибралтар, уже не имел и половины первоначальной роскоши. Расчетливая и умная креолка быстро организовала у себя меблированные комнаты и сдавала их за небольшую плату. Жилье было бедным, однако властное и уверенное влияние мадам Гибралтар чувствовалось всюду: благодаря хорошей горничной (тоже креолке) в доме было довольно чисто, а во дворе и гостиной было много растений. Их хозяйка комнат не доверяла никому, поливая их и ухаживая за ними самостоятельно.Снафу еще до войны облизывался на комнаты мадам Гибралтар. Его притягивал какой-то образ тишины и уединения, который виделся ему в этом здании.Собеседование на роль квартиранта мадам Гибралтар проводила лично и с пристрастием. Например, она долго выясняла, где работает парень, женат ли он, нет ли у него детей. В довершение всего, в конце разговора хозяйка предложила Шелтону стаканчик джину, и тот, готовый к подобным проверкам, отказался.—?Я не пью по будням, мадам Гибралтар,?— с чистой совестью соврал он.Старуха сощурилась. ?Она не поверила? понял Шелтон, однако ключ от комнаты он все же получил.Вечером в пятницу он скреб углы своего жилища, ползал на полу с тряпкой в руках и вытирал пыль. Необходимо было устранить следы ?холостяцкого? пребывания, а именно: протухшей еды, валяющихся без пары носков, разбросанной одежды и презервативов. Не то что бы Шелтон жил в свинарнике?— основная проблема была в том, что в предоставленной ему комнате было мало мебели, и все свои вещи Снафу складировал на всех доступных поверхностях. К тому же, на новой работе ему приходилось часто задерживаться, да и сам парень просил сверхурочные, чтобы заработать побольше.Комната был светлой, в ней была только кровать, стол, стул и небольшой шкафчик. По углам стен ползли грязноватые разводы и серые пятна, а на потолке кое-где вздулась штукатурка. Деревянный пол тоже кое-где шел гармошкой. Снафу отскоблил с подоконника прилепленную в спешке жевательную резинку и принялся разбираться в тумбочке. Не то чтобы он планировал так с самого начала, скорее наоборот, он думал просто распихать весь сор под кровать и в шкафчик, но в процессе уборки увлекся. Он выгреб все свои немногочисленные пожитки на свет божий. Солдатские жетон и карточка, паспорт, браслет, тетрадка для занятий у Анри. Пяток ручек, две уже закончились, две еще пишут, одна потекла. Синие чернила остались у Шелтона на пальцах. Вот кусок шрапнели, толщиной с большой палец, который, когда морпехи пересекали летное поле на острове Пелелиу, влетел ему в пояс и не оставил на парне ни царапины. Это Следж тогда остановился и вернулся за ним, пока тот корчился, контуженный, не понимающий, что происходит. Его собственный кольт 45-го калибра. А что это за маленький мешочек из грубой ткани? Снафу не помнил, что это и откуда это у него. Внутри перекатывались какие-то камешки. Он с удивлением раскрыл мешочек, перевернул его и подставил ладонь. И тут же все понял. На ладонь ему высыпалась пригоршня золотых японских зубов. Снафу оторопело таращился на это ?богатство?, недоумевая, как это он умудрился начисто забыть об этом и забыть вообще о том, что пока новички с ужасом таращили на него круглые детские глазенки, он вообще-то занимался прикладной стоматологией в полевых условиях. Почему-то сейчас он испытывал смешанные чувства, и держать на руке чужие коронки ему было немного не по себе. Он ощущал какую-то новую, не свойственную ему ранее брезгливость. Почему-то тут же в памяти всплывают зубы Рашель?— ровные, белые, здоровые. Очень странно. Когда он находил трупы с золотыми коронками, он чувствовал себя победителем и везунчиком. В голове очень ясно всплыл образ Юджина, пытающегося вырвать зубы у мертвеца, и у Снафу по хребту бегут мурашки.?Не делай этого, Следж?,?— говорит он и видит на лице друга свой собственный оскал. Так скалятся волки, которых загнали в свору собак. Последняя, бешеная улыбка ненависти. ?Ну что, защитил ты друга от того, чтобы стать таким же выродком, как ты сам, а???— спрашивает он себя мысленно, — ?или ты просто самого себя защищал, не желая видеть, как ты выглядишь со стороны?? Он же Снафу. Снафу, Капец, свинья, головная боль всей роты, клещ, уж если к кому-то прицепился, то все, хрен отдерешь, скандалист и выпендрежник. Ни стыда, ни совести. Да что это с ним, в конце концов?Он немного нервно ссыпал зубы обратно в мешочек и решил, что потом с этим разберется. Но вот Рашель это на глаза точно попасться не должно.Рашель прибыла в полдень в субботу.На перроне было довольно много народу, и Снафу долго не мог углядеть девушку. Наконец он нашел ее. Она стояла на платформе и курила. Ее постоянно толкали, и от этого правая рука с зажатой в пальцах сигаретой у нее прыгала из стороны в сторону. Ее темные волосы золотились на солнце, а глаза были закрыты солнечными очками. Зеленое платье с уже привычными длинными рукавами хлопало на ветру.Мерриел протиснулся между людьми и обхватил девушку за талию.—?История повторяется в виде фарса? —?иронически спросила она, отводя в сторону руку с зажатой между пальцев сигаретой.—?Я почти ничего не понял, но не бей меня больше, пожалуйста,?— ухмыльнулся Шелтон и успел чмокнуть ее в щеку. Она ввинтила палец ему в живот, и он согнулся. Было искушение в ответ дернуть ее за волосы, но парень не осмелился. Они казались слишком чистыми для его рук, хотя утром Снафу мылся, причем с особой тщательностью.—?Хочешь погулять по городу или сразу домой? —?спросил ее Мерриел, подхватывая ее дорожную сумку.—?Было бы хорошо сначала отдохнуть.В трамвае девушка с большим интересом вертела головой, словно пытаясь увидеть все и сразу. Но когда они приехали, Рашель как-то вся незаметно сжалась, проходя по пансиону, и старалась держаться поближе к Шелтону. И только зайдя в его комнату расслабилась. Как только дверь закрылась, весь дискомфорт, который Рашель испытывала до этого, ушел.Она прошлась из одного конца в другой, потом обошла комнату кругом. Шелтон привалился к стене и стал безучастно смотреть в потолок, но сейчас он паниковал. Ему все время казалось, что его комната слишком бедно обставлена, неказиста и проста, да так, что Рашель упорхнет с летним ветерком. Но нет, она обернулась к нему и улыбнувшись, сказала:—?Мне нравится у тебя. Много воздуха. И какое окно!Окно действительно было роскошным, и Снафу считал это главной достопримечательностью своей комнаты.Оно было довольно высокое, с широким, удобнейшим подоконником, с видом на соседние крыши, проезжую часть и растущее рядом дерево. Шелтон любит утром пить там кофе, пока продирал глаза, и пялиться на улицу. А иногда ему нравилось напиваться и, свесив ноги вниз, болтать ими и смотреть на звезды.Рашель тоже села на подоконник и стала глядеть на улицу.—?Если хочешь, можешь открыть,?— сказал Снафу, и девушка немедленно последовала его совету. Она подставила лицо солнцу и ветру, и ее волосы немного развевались.Шелтон немного полюбовался ею, и спросил:—?Кофе будешь?Рашель кивнула, не поворачиваясь, и парень отправился на кухню.Вернулся он, аккуратно неся в руках две чашки, от которых шел пар. Кофе вышел неплохим, очень ароматным, и Снафу был доволен собой. Он протянул одну кружку Рашель, а сам сел на стул рядом с ней. Она поставила кружку на подоконник.—?У меня еще вино,?— сказал Шелтон. —?Крепкое.—?Думаю, в такой пригожий день рюмка-другая с кофе очень даже хорошую пару составят.Мерриел принес и вино, и рюмки, и они пили, смотря на оживленную улицу.Мерриел указал на толстого, усатого дядьку внизу, который вышел из булочной на другой стороне улицы, а потом снова зашел туда.—?Вот этот старик знал меня еще мальцом. Хотя я тогда жил… ну, с семьей. Это было не здесь, а в Джексоне.—?А почему теперь в Новом Орлеане?—?Да вот как-то так получилось. Ну, и мы часто мотались сюда к моей тетке. Она довольно умная, тоже учительница. И я много болтался по здешним улицам. Как-то раз ушел на весь день, некормленый. Шлялся целый день, проголодался и стащил у него булку. Ох и влетело же мне тогда…Рашель улыбнулась и спросила:—?От булочника?—?Нет, что ты. От отца. Он измесил меня в фарш, когда узнал?— хихикнул Шелтон. —?Но главное, что булку-то я успел сожрать. А Бабино, да, он может и хотел бы мне наподдать, но он и тогда был толстяком и не погнался за мной. Но он и словами может отделать так, как никто. Он назвал меня как-то раз жопоголовым дрочером, сыном шлюхи,?— Шелтон улыбнулся так, как будто рассказывал о самых приятных воспоминаниях в своей жизни. —?Ты представляешь? Сказать такое девятилетнему мальчишке. Мы потом, когда стали постарше, конечно, тоже могли его отбрить, но он всегда превосходил нас. Это самый настоящий талант.Рашель слушала его с большим интересом. Снафу рассказывал ей всякие истории, и она смотрела ему прямо в глаза. Они болтали и пили. Внезапно она заговорила:—?Когда мы жили во Франции, жизнь была очень скучной… И очень правильной. Отец был довольно-таки успешным предпринимателем, и мы с Циппорой ни в чем не нуждались.—?У тебя есть сестра? —?быстро спросил Снафу. —?Одна?—?Была. Младшая. Такая тихая и спокойная. В жизни ничего не происходило. У нас было много учителей. Музыка, танцы, рисование. Родители, наверное, хотели сделать из нас принцесс, так сказать, дать все то, чего не имели сами. Жаль, что потом мало из этого чего по-настоящему пригодилось, особенно папе.Сейчас она выглядела действительно расстроенной. Но Шелтон ужасно смутился. Так вот какая гигантская пропасть их разделяла! И как только она могла говорить с ним, ведь у них нет ничего общего? Вот почему она кажется такой недосягаемой… Ей нужен тот, кто сможет ее как следует обеспечить, сделать ее жизнь легкой и простой. Ведь она не сможет трудиться на каком-нибудь сахарном заводе за гроши, ее руки слишком слабенькие и нежные для этого. У Шелтона упало сердце.—?Наверное, после такой жизни здесь тебе тошно,?— проворчал Мерриел.Рашель пораженно посмотрела на него.—?Почему ты говоришь это?—?Потому что я не вижу причин находиться тебе здесь.Рашель нахмурилась, ноздри у нее раздувались, она задышала чаще.—?Если бы я не хотела, я бы не была здесь.—?Тогда почему ты вечно не подпускаешь к себе? —?в отчаянии спросил Снафу.—?Я просто делаю так, как чувствую!—?Тебя не поймешь! Послушай, не надо дразнить меня, если считаешь себя слишком хорошей для меня!—?Что ты устраиваешь?!—?Это?ты строишь из себя королеву,?— отрезал парень. Рашель явно разозлилась и обиделась.—?Шелтон, тебя попросту бесит то, что моя прежняя жизнь была в изобилии, или то, что ты жил хуже?—?Я гнил в проклятой Японии и Китае, и еще невесть где, и меня бесит, что ты не подпускаешь меня к себе, и я чувствую себя идиотом, а еще, да, да, пока мы голодали, ты, оказывается, танцевала!—?Ты сам на это пошел! Кто тебя звал в долбанную армию? —?Рашель тоже повысила голос. —?И пока ты голодал в окопах, я по лагерям болталась и тоже, знаешь ли, не отдыхала! Господи, думаешь только о себе!Они оба замолчали, слегка испуганные и очень смущенные.—?Ты?— чего? —?осторожно спросил Шелтон.Вместо ответа Рашель закатала длинный рукав на левой руке и вытянула ее у Шелтона перед носом. Мерриел увидел на коже выбитые цифры. В голове у него что-то щелкнуло, и он пораженно уставился на Рашель.—?Твою ж мать… —?протянул Шелтон. —?Это же…?—?Дошло? —?Рашель выглядела раздосадованной. —?Мы гостили у родственников в Сигете, когда это начиналось. Это в Венгрии,?— пояснила она, увидев его недоумевающий взгляд. Все стало происходить слишком быстро. Назад нас уже не выпустили.Она привалилась к стене, и посмотрела на Шелтона, и он одним взглядом приказал: ?Говори?.—?Мне повезло, что для меня и сестры папа успел купить поддельные документы. Лагеря я не избежала, но хотя бы не носила еврейскую звезду. Евреям приходилось хуже всего. Но вот сам папа и Циппора… Папа-то точно не дожил до освобождения, я знаю, потому что потом я разговаривала с парнем, который знал его и который был из зондеркоманды. Он своими руками затолкал его тело в печь. Циппору я так и не нашла. Никто не знает о ней. О маме тоже.Рашель схватилась за голову, и вздохнула.—?Это все твое вино. Мы выпили больше пары рюмок. Я не хотела рассказывать.—?Да хотела ты,?— Шелтон попытался обнять ее, но она отвела его руки, но мягко. —?Наверняка и поплакаться-то некому. Давай дальше.—?Ну, а что дальше… Дальше лагерь, голод,?— девушка закрыла глаза. —?Так сильно хотелось есть, столько всяких мерзостей приходилось делать, унижаться, чтобы только немного поесть.Только в одном месте набивали номера, иссекая тело этим позорным признаком бессловесной скотины.Мрачное, такое далекое слово, слово, от которого тянуло пеплом и дымом, ночной сиреной и долгими голодными ночами под бледной, ко всему безразличной луной. От этого слова тянуло разложением не меньше, чем от всей Японии. Юноша никогда не задумывался о концентрационных лагерях, в его представлении это было что-то далекое и не совсем правдивое, и теперь он столкнулся с прошлым, которое сидело напротив него и таращило на него свои мертвые глазёнки, нахально заявляя: ?Все это?— правда!?.—?Освенцим? —?спросил он.Девушка кивнула.—?Потом Бухенвальд. Было так много пепла… И дыма.—?Так это все правда, что рассказывают про эти лагеря? —?спросил Снафу. —?Про крематории, газовые камеры и прочую хрень?Рашель поежилась и обхватила себя руками. Шелтон уже знал этот жест, он означал, что она не знает, расстроена она или озадачена. Парень убрал чашки с подоконника, взял ее ноги и положил себе на колени, поглаживая. Он нежно, ласково, но уверенно дотрагивался до тонких голеней, до выступающей косточки у основания стопы. Тонкая материя чулок была чуть шершавой, и когда он проводил по ней мозолистыми пальцами, получался тихий звук ?ш-шурх, ш-шурх?.—?Они не рассказывают и половины,?— почти шепотом сказала Рашель. Эсэс заметает следы, нас переводили в Бухенвальд, когда стало ясно, что линия фронта приближается. И заставляли выкапывать и сжигать трупы. Трупы своих же друзей, родных, и просто узников. Они и дальше будут делать вид, что ничего не было, уничтожать все документы и доказательства.Рашель смотрела в одну точку, и видела она нечто ужасное. Снафу чувствовал себя до одури виноватым и мерзким, и он не удержался и провел рукой по ее волосам, заправляя их ей за уши.—?С тех пор у меня проблемы с желудком. Иногда так больно, что хоть вой,?— она усмехнулась. —?А я, идиотка, еще и пью с тобой. Мы пьем слишком много.—?Много? —?Шелтон фыркнул. —?Это мой старик пьет слишком много, а мы так, своевременно дезинфицируемся!За время общения с Рашель и Анри Снафу кой-чего почерпнул, понахватался там и сям и вот уже, вроде как, считал себя грамотным человеком.—?Еще как много, Ширли мне тут заявила со своей фирменной улыбочкой: ?О, Рашель, вы больше не предпочитаете элегантный "Шанель", а душитесь ромом??Снафу поник.—?Я им не нравлюсь, да?—?Да ты и мне не больно-то нравишься,?— зло пошутила Рашель и легко стукнула его. Она все еще была в обиде. Но она все равно со всей серьезностью произнесла:—?Мне не важно, сколько у тебя денег. Это вообще не гарантия хорошей и довольной жизни, да и, в сущности, что это дает? Ну думают о тебе люди другие получше, улыбаются и лебезят, а как только ты потеряешь все, они даже не взглянут в твою сторону, разве что чтобы плюнуть. Светлые моменты могут исчезают быстро, как роса. Есть деньги?— хорошо, нет?— ну что поделаешь, всякое в жизни бывает,?— Рашель провела рукой по темным волосам и продолжила:?—?Только не начинай снова этот концерт. Мне нравится, когда мне дарят цветы. И я люблю платья. Но, пожалуйста, не донимай меня тем, что ты не можешь давать мне все это каждый день, это только придает тебе глупый вид, а нет ничего хуже для женщины, чем глупо выглядящий мужчина. В конце концов, это же не моя вина, хоть я и не обвиняю тебя. Пусть пока все остается как есть и течет само собой.Снафу нервно поерзал.—?Я знаю, что ты не обвиняешь. Я и сам с этим справляюсь.—?А зачем? Чтобы на меня потом орать?—?Прости. Я не хочу, просто внутри что-то… вырывается на свободу, и я начинаю ну… —?Мерриел смущенно почесал нос. —?Становиться классическим Снафу.—?Кем-кем? —?Рашель недоуменно посмотрела на него, и парень вспомнил, что не говорил ей о своей кличке, и вообще ничего не рассказывал о войне.—?Ну прозвище у меня было такое… —?еще более смущенно сказал Шелтон и объяснил ей значение аббревиатуры, и Рашель наконец-то снова начала смеяться.—?Ой, не могу… Ну да, ты тот еще снафу, отлично подходит тебе.Снафу гладит ее ногу все выше и выше, подбирается ладонями, и наконец обхватывает ее бедра. Сердце у него бьется часто-часто, словно хочет выпрыгнуть и стать к ней ближе, в нем смешивается уважение, восторг и симпатия, эти чувства растут и затапливают его целиком одной сильной горячей волной, и ему срочно нужно дать им выход, поделиться ими с ней. Заполнить эту комнату до самого верха своей мерзостью, пошлостью, ее стонами, и собственной руганью. Снафу целует ее, и смазывает дорожки слез с ее щек на свои, но Рашель уже не плачет, а отвечает ему, с горячей готовность обхватывая ладонями его лицо, запутываясь пальцами в его волосах.