V (1/1)

Вечером особняк Бергдорфов горел, как сотня свечей. Из каждого окна лился свет, и глупые мотыльки отчаянно бились в стекла, в последнем, самом красивом танце смерти разбиваясь о прозрачную преграду. Светлячки носились вокруг дома и по саду, словно дом?— это единственный очаг жизни на всем темном мире. Земля под ногами была доброй?— влажной и черной, с густой, темно-зеленой травой, в которой напряженно пели сверчки.Мерриел вздохнул, и по главной дорожке прошел к светлой двери особняка. В глубине дома раздавалась легкая веселая музыка. Вдоль дорожки были воткнуты в землю маленькие уличные светильники, и Шелтон разглядел, что за домом, в саду, на ветвях деревьев тоже висят разноцветные бумажные фонарики. Они покачивались вместе с листьями на мягком южном ветерке. Все это было красиво, изящно и абсолютно ненормально. Как это может существовать? Может быть, это только сейчас появилось, чтобы обмануть Шелтона? Чтобы усыпить его бдительность, а потом все исчезнет и он проснется на камнях, в драной форме, голодный и изнуренный? Или просто окажется в одиночестве в подвале Отто, никому не нужный и никем не запомненный? Обреченный на долгое безликое существование? Но этого не может быть, слишком уж длинный сон, значит, это правда. А существовало ли это, когда Снафу был на фронте? Или это в последний момент художники, фокусники и артисты быстро и лихорадочно выставили декорации и развесили красивые фонари?Передняя дверь была из темного дерева, покрытая лаком. Металлическая ручка хранила прохладу вечера. Шелтон позвонил, и дверь открыл холеный худой мужчина во фраке. Парень остановился как вкопанный, оторопело глядя на мужчину, пока до него не дошло, что это швейцар. Мерриел нервно передернул плечами?— он никогда раньше не был в таких домах. Рашель права, это будет катастрофа. Однако, в ответ на собственную неуверенность пришла озлобленная решимость?— ну что ж, посмотрим, насколько он неотёсан.Он вспомнил наставления Рашель и первым делом подошел к хозяевам?— те вышли к нему вперед, и Мерриел пристукнул каблуками, и кивнул обоим.—?Миссис Бергдорф… Мистер Бергдорф.Дом Бергдорфов поражал его воображение, а также его психику. Он был большим, с высокими потолками, на которых красовалась лепнина. Светлые, цветочные обои покрывали стены. Пол был гладким и вычищенным. На всем красовался отпечаток достатка и благополучия. И он был светлым, слишком светлым. Слишком чистым и ровным. Мерриел самому себе казался здесь, в прихожей, каким-то неповоротливым идиотом, ведь все здесь выглядело слишком изысканным и хрупким для его неловких рук и ног. Словно витрина дорогого магазина, на которые парень в основном смотрел издалека. Здесь не было ни грамма беспорядка или грязи, а свет исходил от разных канделябров и люстр, и парню казалось, что он находится по меньшей мере в печи. Ему захотелось спрятаться. В воздухе витал запах духов, пудры, готовящейся пищи.—?Мистер Шелтон, рады, что вы все-таки дошли! Как вам здесь? —?спросила его Ширли.—?Дом чертовски большой! —?честно признался Шелтон.Это смутило Бергдорфов, и мысленно Снафу отвесил себе подзатыльник. Однако они быстро взяли себя в руки и разразились новым потоком лучистых улыбок.—?Спасибо большое, это идея Уилла… Чтобы было место для детишек. Как оказалось, он был прав,?— с нежностью проговорила Ширли.Супруги Бергдорф, оба невероятно шикарные, в дорогих костюмах, еще немного поговорили с Шелтоном, представили его нескольким гостям и уплыли в гущу этой толпы, а та проглотила их, не поперхнувшись. Мерриелу было душно. Вокруг сновали туда и сюда люди, он пожимал руки мужчинам и женщинам, и у всех у них руки были гладкие, сияющие и холеные, а у Шелтона ладони были грубые и мозолистые, с короткими неухоженными ногтями, а рукопожатие?— крепким и жестким, совсем не как легкие прикосновения присутствующих здесь. Пару раз, кажется, он даже переборщил с этим, когда очередной мужчина или женщина поспешно выдергивали руку из его мощного захвата. Все эти люди знали друг друга более или менее, и Мерриел, несмотря на свой вечно бравый норов, сильно стушевался. И хуже всего было то, он нигде не видел Рашель.В сущности, здесь было красиво. Действительно красиво и изящно, в воздухе явственно ощущался пленительный аромат денег и благосостояния, и, возможно, Мерриелу бы даже понравился этот мир, не чувствуй он себя настолько чужим.Шелтон нечаянно смешался с компанией каких-то старых и молодых вояк. Краем уха он услышал слова одного из мужчин, тоже в форме морпеха. Нашивки на его плечах говорили о том, что он штаб-сержант.—?Теперь все эти историки и военные аналитики лаются о том, необходима ли была кампании на островах Палау. Многие думают, что не стоило захватывать их в рамках подготовки к возвращению генерала Макартура на Филиппины… Посмотрел бы я на этих очкастых умников, что бы они сказали, окажись на поле боя, и перед тобой линия обороны японцев…Снафу нервничал. Он совершенно не представлял, о чем говорить с этими людьми, и отчаянно развешивал уши, дабы уловить хоть что-то полезное. Внезапно его представили какому-то майору, служившему во время Первой Мировой, ныне же государственному служащему, и тот немедленно спросил морпеха, как он оценивает потери в войне на Тихоокеанском фронте, и можно ли было их, по его мнению, минимизировать. Усатый мужчина проговорил эту, несомненно важную и гениально продуманную фразу и испытующе вперился в юношу своими круглыми светлыми глазами. Мерриел, огорошенный, открыл рот и как идиот пялился на мужчину в ответ. С секунду он только переваривал сказанное, потом еще раздумывал над ответом.—?Все военные расходы были… необходимы, каждый пулемет и танк были в деле,?— осторожно заметил Снафу. —?Не уверен, что потерь могло быть меньше.Мужчина нетерпеливо перебил его, и стало ясно, что он хочет просто полюбоваться своим гениальным отражением в глазах других.—?Вы мыслите, как солдат, вы и являетесь солдатом. Однако, теперь нужно посмотреть на ситуацию под другим углом. Тихоокеанский конфликт порядком истощил Америку, сейчас мы переживаем по-настоящему голодные времена.?Ну да, я так и вижу, как тебе пришлось голодать??— мысленно ответил ему Шелтон, но прежде чем он успел что-нибудь сильно испортить, он почувствовал, как под локоть ему проскальзывает маленькая ладонь. Тихий голос певуче что-то отвечает мужчине с усами, и Снафу на какое-то время глохнет, вздыхая от облегчения.—?Я вас везде ищу, мистер Шелтон.Мерриел опустил голову и посмотрел на Рашель, которая встала рядом с ним и мягко держит его под руку. Глаза и волосы у нее блестели в этом богатом свете. Девушка вежливо и приветливо посмотрела на собеседника Шелтона, и тот немедленно замолчал. Видимо, он не хотел обсуждать военные вопросы при женщине, а может посчитал это ниже своего достоинства. Это все уже было не важно: одним своим появлением Рашель заставила этого индюка заткнуться, и это было круто. ?Но она еще круче??— довольно отметил про себя Шелтон.На ней был приталенный пиджак с длинными рукавами, легкая белая блузка и узкая батистовая юбка. Чулки приятно шуршали, когда она двигалась. Все, как и большинство женской одежды военного и послевоенного времени, простое, без декора.Как только усатый отошел, она мягко высвободила свою руку.—?Как справляешься, Шелтон? —?тихо спросила она.—?Дерьмово,?— буркнул Снафу. —?Но благодаря тебе мне легче,?— он одарил ее своей самой солнечной улыбкой, и Рашель улыбнулась в ответ. Парень счел это личной заслугой, ведь девушка была неулыбчивой.Она легким прикосновением пригласила его идти, и тот последовал за ней. Они пересекли комнату, и сели на софу рядом с выходом на веранду и в сад. Мерриел поражался тому, как легко и уверенно она держалась, как хорошо она подходила тут ко всему, хотя она была одета очень скромно и не сильно выделялась. Скорее, как раз очень ладно гармонировала с окружением. Рашель отошла ненадолго и вернулась с двумя бокалами вина.—?Вот. Здесь не полагается держать руки незанятыми.Снафу попробовал и чуть не захлебнулся?— да, это вам не солдатское пойло. Но какая кислятина!—?Кислое,?— сморщился он.Рашель фыркнула и рассмеялась.—?Сухое. Только оно и есть настоящее. То, что подслащивают?— не вино вовсе.Шелтон почувствовал себя неуверенно, и раздраженно, но Рашель ободряюще взглянула на него.—?Держись смело, дружок. Это просто еще одна битва.Элла Фицжеральд, чей голос доносился из радио, пела о том, как ждет самолет, и как ее не пускают с гитарой на борт, и о долгожданном полете домой.Flying home at last;Flying home,I’ve got the freedom in my soul,And it’s four in the morning,My world is calling,Speeding through the universe tonight…Вечер постепенно переходил в ночь, и светляки иногда залетали в открытые окна. Мягкий ветер слегка шевелил длинные кисейные занавески. Снафу немного разомлел. Он снял китель, оставшись в рубашке, отставил на столик бокал с вином и облокотился на подлокотник диванчика. Смех и негромкая музыка действовали на него усыпляюще, а может это было вино. Снафу щурился. Ему становилось скучно и он все больше раздражался этой непонятной ему сумятице. К Рашель подскочил какой-то резвый молодчик и пригласил ее танцевать. Она согласилась, и Мерриел остался в одиночестве. Танцевать он не умел, да и на тот момент совсем не испытывал желания.Веселье становилось все более расслабленным, гости и хозяева стали смотреть мягче, алкоголь заблестел в их зрачках. Правда бесить Шелтона меньше они не стали. Все они были такими… одинаковыми и счастливыми. Подозрительно любезными. Он не понимал, почему они такие счастливые. Такие веселые. На их лицах сияют радушные улыбки, а когда они видят форму Шелтона, они принимаются улыбаться и ему. Они словно бы приглашали его этими гримасами вступить в их общество счастливых людей. Нет. Они ожидали этого от него. Это было само собой разумеющимся, что он тоже счастлив, он смеется над их умными шуточками, он тоже хочет говорить о тактических ходах во время войны, обсуждать цену на нефть и политику России. Важно было все: начиная американо-российскими отношениями и заканчивая новым фильмом с Марлоном Брандо. Рашель выцепила какая-то немолодая женщина и завела с ней разговор о преподавании. Ему было не интересно. Все это его ни капельки не интересовало главным образом потому, что их разговоры, как оказалось, не имели никакого отношения к действительности! Они просто трепали и трепали ради того, чтобы что-то трепать, и запивали, зажевывали это! Перезвон ложек и вилок, бокалы мерцают в свете канделябров. Все они были так беспечно-непорочны, словно никого из них ничего по-настоящему не тревожило, они были уверены в том, что завтрашний день сулит им новый успех и новую победу, и с сознанием собственного благополучия они сияли благодушными улыбками. Ведь это были счастливые люди счастливой Америки.Он обводил глазами комнату, гостей, Рашель и пытался понять, что же отличало ее от других. Почему она одна не бесит его, и ему так хочется добиться ее нежных взглядов. И до него дошло. Она не улыбалась. Не пыталась понравиться. Она не выглядела счастливой. Она вовсе не лучилась этим проклятым счастьем. На самом деле, в ее глазах часто проскакивала такая злинка, которая почему-то казалась Шелтону ужасно знакомой, и ему было невдомек, что такое же, немного злое и одновременно немного веселое выражение лица было у затерянного на японских островах мальчишки родом из Луизианы. Женщина, с которой она беседовала, осветила комнату благостной, очаровательной, но совершенно безжизненной улыбкой. Рашель в ответ сдержанно усмехнулась, но ее глаза продолжали оставаться серьезными, живыми и внимательными. Мерриел откинулся на спинку дивана, допивая далеко не первый бокал. То ли от вина, то ли от нахлынувших внезапно чувств ему захотелось срочно подойти к ней и что-нибудь отчебучить, прикоснуться, поцеловать или сильно шлепнуть по заднице, но одновременно он так сильно разомлел, что решил подождать с этим, тем более, что диван был очень мягким, с красивым золотым шитьем. Когда он еще понежит так свой тощий зад? Он заметил, что на него поглядывали две очень красивые девушки, обе в роскошных платьях. У обеих одинаково убраны волосы, одна блондинка, а другая брюнетка. Они увидели, что Снафу смотрит на них, и захихикали. Юноше казались они прекрасными, но совсем не притягивали его взгляд надолго.Но здешние женщины хотя бы приятно пахли и почти все были красивы. А вот мужчины были холеными, гладкими и причесанными, и с ног до головы облиты бриолином. Волосы у них сияли, как и глаза, и Шелтон чувствовал глухое раздражение. Он не чувствовал себя хуже на их фоне, лишь злился. Просто в такие минуты он вспоминал заляпанных грязью Бёргина и Юджина, вечно голодного Билла Лейдена, Де Ло с его простодушным взглядом, и понимал, что эти грязные, сквернословящие солдафоны куда ближе ему, и любому из них он бы без оглядки доверился в самую опасную минуту. Как же он тосковал по ним! По их шуточкам, даже по тому, как они орали на него, когда тот что-нибудь выкидывал в своем стиле. Почему он ни разу не сказал им, как они дороги для него?Почти все мужчины тут были надушены, не смотрели в глаза и не ругались. Он с тоской подумал о Следже. Наверняка теперь он тоже вращается с такими вот. Он и его семья куда больше подходили такому миру. Рашель исчезла вновь, и ее не было уже минут 15, и за это время парень весь извелся. В одиночестве он напоминал самому себе надувшегося ребенка на семейном празднике, где нет ни других детей, ни конфет.После того, как он зашел в уборную (которая тоже была слишком изысканной, так, что парню было даже как-то и неловко среди кафеля, плитки и светлых обоев справлять нужду), то, ведомый солдатским чутьем, на обратном пути довольно быстро обнаружил кухню. Здесь было намного приятней. Пахло едой, не пахло духами и было потише. Снафу-то думал, что после войны не сможет привыкнуть к тишине, но болтовня гостей раздражала его куда сильней. Голова у него немного гудела.Он оперся руками на столовую тумбу с поверхностью, сделанной под белый мрамор, и уставился в окно. За окном были ночь, свежий воздух, мягкая трава, вода, светляки. Ему хотелось выйти в сад, пробежаться по тропе, вспугнуть рыбу, швырнув в воду камнем, и смотреть, как расходятся круги на воде от этого движения. Вдохнуть в себя всю эту ночь. Может даже затащить в сад Рашель и плеснуть в нее водой, или накинуться на нее и начать раздевать прямо там. Но она вряд ли оценила бы его чистосердечный порыв. Он очень сильно ушел в себя, и когда Рашель бесшумно (а она вообще всегда двигалась очень тихо) подошла к нему сзади и легко дотронулась до его спины, произошло это.Шелтон еще несколько секунд пораженно глядел на собственные руки, в одной?— горло Рашель, в другой?— ее запястье. На мягкой коже руки от его жестких, крепких пальцев точно останется синяк, и нужно молиться, чтобы синяка не осталось на шее. Девушка с трудом глотала воздух. Мерриел вздрогнул и отпустил ее.—?О черт, боже, прости меня, прости, Рашель… Твою мать, я не убил тебя? Скажи, что не убил. Ух, вот дерьмо же, извини…Он лихорадочно бормотал извинения и покрутил ее перед собой. Других повреждений он вроде не успел ей нанести, и то слава богу.—?Все в порядке, Шелтон. Уймись. Я цела.Она не выглядела злой или обиженной, только немного испуганной. Мерриелу это понравилось, и он порывисто обнял ее, но тут же отстранился. Рашель вообще в принципе казалась человеком, который не любит прикосновения.—?Ну и ну! Вот уж точно враг не пройдет мимо тебя,?— усмехнулась Рашель. —?выглядишь ты теперь, как щенок, который сделал лужу посреди комнаты.Снафу подумал, что он пропал, и что проститутка Кэсси, похожая на модель, к которой он обещал забежать на следующей неделе, уже не дождется его.—?Хорошо бы сейчас не отлизывать всем этим пижонам, а вернуться в тот бар на пристани и напиться,?— фыркнул он.Рашель продолжала ему улыбаться, и это была настоящая улыбка, немного насмешливая, но в ней было что-то еще, что грело и вызывало какое-то доселе дремавшее чувство уюта и спокойствия.—?И то верно.В комнате стало неуловимо светлее.