чердак (1/1)

Отчего-то Снафу не пускал его на чердак. Ходи, мол, где угодно по дому, но на чердаке тебе делать нечего. Слишком уж, говорил, там гря-азно. Не грязнее Окинавы, хмыкал Юджин, но попытки оставил.Пока Снафу не уехал на пару дней.Любопытство — хуже приблудной голодной кошки, как привяжется, так не отвертишься. А Юджин рос любознательным мальчиком. Да и упрямства ему было не занимать.В конце-то концов, ну что ему Снафу сделает? Накажет его?..Мысль прошлась по коже стыдливым огненным всполохом. Юджин замер перед чердачным лазом, задрав голову. Мелькнула сумбурная мысль, что не поздно еще отступить. Где твое воспита-ание, Юджин Следж, разве мама одобрила бы твое поведение? — подумал он голосом Снафу, и тут же ответил язвительно — она бы много чего не одобрила, что мы делаем в этом доме, знаешь ли, особенно в спальне!..Юджин упрямо потянул на себя крышку лаза, расправил складную узкую лестницу. На свежевымытый пол легло облако сора.Чердак был обычным, и, как и все в этом доме, довольно запущенным. Узкое слепое оконце под крышей не мыли, кажется, вечность, и Юджин полез за зажигалкой и прихваченной из кладовой свечой. Фитиль никак не хотел заниматься, но Юджин его переспорил, и пламя вспыхнуло ровно, без треска и всполохов.Он двинулся вдоль свободной стены, гоняя подошвами клубы застарелой пыли. Дышалось тут тяжело и сухо, и он сглотнул. По стене напротив выставлен был всякий хлам — старые стопки журналов, истлевшие тюки ткани, одежда, истраченная молью, седая от пыли. Изломанные стулья без ножек, трельяж с зеркалом в паутине трещин, низкий комод — вещи, изгнанные из дома наверх, под самую крышу.Комод его заинтересовал. Он казался хоть старым, но крепким — по крайней мере, с виду. Юджину бы не помешал комод в комнате — каждый раз, приоткрывая просевшую створку платяного шкафа, он страшился, что та с грохотом сорвется с петель. Нужно проверить ящики.Ящики ходили легко и плавно, точно по маслу. Чего же тебя здесь оставили, гадал Юджин, выдвигая их один за другим — все зияли пустотой. Только в маленьком верхнем ящике, крайнем справа, он нашел тонкий фотоальбом, незаметно притиснутый к торцу.Открыл, взметнув тонкое душное облачко, прочихался в сгиб локтя, пристроил свечу на пол. Сел по-турецки, все равно уже одежду стирать придется.Черно-белые снимки в желтом налете времени, точно зубы у стариков. Скупые снимки, свидетели самых важных событий: свадьбы, дети и похороны. От колыбели до гроба, извечный круг — на Окинаве Юджину казалось, что он куда ближе к могиле, чем к колыбели, в которой мать качала его и Эда, и которая, надо думать, тоже пылилась теперь где-то на чердаке в Мобиле, штат Алабама.Эти мысли прежде он счел бы печальными. Сейчас сделалось все равно: может, оттого, что саму жизнь его, смятую фронтом, вернули обратно. Едва ли он был способен присвоить ее себе. Теперь она ощущалась взятой взаймы.Каждый день, каждый час. Так стоит ли тратить время, внимая дурацким запретам Снафу?..С последних страниц альбома на Юджина смотрело одно и то же лицо — мальчик, юноша, молодой мужчина. Светловолосый и светлоглазый, с открытым простым лицом, которое отчего-то напомнило ему Сида.Интересно, где он теперь, этот парень?.. Может, сложил голову под стягом Первой Мировой?..Юджин поискал имя, но подписи не было. Досадно, прикусил он губу, но догадался выудить фотокарточку из вбитых в картон железных уголков. Поморгал, увидев имя, усмехнулся — отец его, что ли?..Совсем не похож.Эда назвали в честь их отца, Эдварда-старшего, и Юджин всегла находил это несколько старомодным. Выходит, со Снафу та же история.Может, он потому не терпит, когда Юджин зовет его по имени?.. Горькое напоминание — не все отцы такие, как Эдвард Следж.Юджин вглядывался в молодое лицо на снимке до рези в глазах, но ничто, ни одна черта не напомнила ему Снафу. Наверное, пошел в мать. Странно, что нет ее фотокарточки...Он вытащил из альбома их все, те, с которых отец Снафу улыбался на камеру. Сложил стопкой, обернул к себе. Читал надписи, точно вехи — имя, имя, место, имя и место, имя и... год?..Тридцать девятый.Юджин моргнул, взглянул еще раз — нет, все верно. Одна тысяча девятьсот тридцать девятый, гласила подпись, Мерриэл А. Шелтон.Может, брат?..Снафу никогда не упоминал о брате, но от него едва ли можно было ждать откровенностей о себе или семье. Юджин несколько раз пытался разговорить его, но это больше походило на хождение по путаному изогнутому лабиринту — никогда не знаешь, куда выведет такой разговор. Последний из них оборвался довольно резко.Ну конечно же брат, снова подумал Юджин. Мысль ощущалась чужеродной, будто не принадлежала ему, точно одежда с чужого плеча.?Скажи, откуда у тебя этот дом?..??Каким ты был прежде?.. Что стало с твоей семьей???Расскажи мне о своем детстве...??Расскажи о себе...??Расскажи...?Тревога разливалась под кожей, топила легкие. Юджин пытался глотнуть спертого душного воздуха, и не мог. Догадка плыла по краю сознания, как бензин по воде.Его всегда тянуло к Снафу, точно к магниту. Неестественным и болезненным образом. Будто приговорен, будто заговорен. Он всегда ощущал его присутствие, даже в глубоком, точно кроличья нора, сне — Снафу после рабочей смены неслышно проходил в спальню, беззвучно вытягивался рядом, прижавшись холодным боком, и горячечные кошмары Юджина утихали.Он всегда ходил неслышно, точно хищник. Но взгляд его Юджин ощущал всем собой — телесное, полновесное чувство, точно холодное (пока) дуло, приставленное к затылку.Он обернулся.— Что ты с ним сделал?.. — прошептал Юджин пересохшими губами, взглянув снизу вверх. — Что ты наделал, Мерриэл? Забрал его дом и его имя?..— Юджин-Юджин... Я же просил, — его голос больше не захлебывался в гласных, перекатываясь с одной на другую, и это испугало Юджина куда больше жалкого шипящего звука, с которым угасла свеча, уронив чердак в темноту. — Зови меня Снафу.