тень на стене (1/1)

Снафу кошмары не мучают. Иногда, перед сном, он вспоминает Юджина — как он спал в поезде, со спокойным тихим лицом. Может, у него такое лицо было впервые со времен Пелелиу. Может, так будет теперь всегда.Жизнь должна быть милосердна к таким, как он. Должна, при всей своей сучьей жестокости.Сам себе не верит, конечно. Здесь выигрывших нет, нет победителей. Даже он — проиграл. Раньше, чем вообще сел за стол. Воображаемый, ясное дело, за настоящий игорный стол бы Юджин ни в жизнь.Ну, так-то оно и правильно.Лежит, наверное, на отглаженных простынях, белых и ровных, точно из мрамора, в потолок смотрит, разбитый вдребезги. Ждет, что тени придут, что запляшут по стенам. Ко всем приходят, уж Снафу знает.Даже к нему.Стоит уставиться перед собой, как они собираются по углам, ползут по старым обоям, голодно, жадно, все ближе к нему. На краешке глазных яблок прячутся. Взглянешь прямо — и нет ничего, только ветер качает кудзу, только месяц белеет вприглядку.Так можно часами не спать. Ловить себя за руку. Наверное, Юджину страшно глаза закрывать — а ну как упрячут в пыльную темноту, за бледные ноги стащив с постели?.. Сахарный Юджин, весь белый да чистенький. Его-то тени, как пить дать, с ума по нему сходят. Только и ждут удачного случая.Хорошо, что у него брат есть. Может, у них одна комната. Может, одни на двоих кошмары.От этой мысли он морщится, точно от горькой пилюли под языком. Лежит в пустой комнате, тараща глаза в полумрак. Веки слипаются, тяжелеют. Тени струятся по стенам, тянут к нему длиннопалые узкие руки.Старайтесь получше, хмыкает он. Пока херово выходит. Покурить, что ли?..Снафу своих теней не боится. Чего их бояться, когда они жалкие и одинокие — наверно, ему под стать. Все высокие, тонкие — ни одна не похожа на силуэт в материнской спальне. Широкий и грузный, под потолок, медлительный — потому что спешить ему некуда, он в своем доме и в своем праве. Снафу знает — он жив еще, — знает хотя бы оттого, что этой тени нет среди прочих.И пока они тянут к нему дымные свои руки, пока ладони их не сжаты в жестокий чугунный кулак — чего их бояться?..Снафу показывает им средний палец, шепчет беззвучно: ?На-ахуй идите?, и закрывает глаза. Переворачивает себя на другой бок, точно рыбину на сковороде, вскипает кожей, ища прохлады в июньском налипшем зное, и спускается в сон, как в подвал.Шаг за шагом, без трепета и без страха.Все глубже и глубже, до самого дна.