Глава 2 (1/1)

Уж где меня только не носило, но на базу Американского ЦРУ занесло в первый и, надеюсь, единственный раз. Особенно умиляет сопровождение: девушка-подросток с комплексом неполноценности, пара агентов ФБР, успевших немного свихнуться на почве генетических мутаций, и как последний, решающий мазок на этой сюрреалистической картине – зазнайка-профессор, с отвратительно правильным оксфордским акцентом. Понятное дело, что последний выводит меня из себя больше прочих, но не могу понять чем.Во время нашей первой встречи, я, к счастью, был слишком занят собственными проблемами для того, чтобы прислушиваться к акценту своего неприлично вежливого собеседника. Но сидя в машине, направляющейся к базе ЦРУ, у меня было как минимум два часа для того, чтобы в полной мере осознать всю абсурдность собственного положения, и этот Чарльз точно не улучшил впечатление о себе, каждые пять минут поворачиваясь, смотря на меня с этой своей искренней улыбкой и вежливо спрашивая о том, ?надо ли мне чего-нибудь? и ?как я себя чувствую?. Не надо. Плохо. Спасибо. Заткнись.Нашелся умник. Знаем, плавали. Все эти богатенькие сыночки как на подбор закончившие сначала Итон, а потом Оксфорд или Кембридж. Фактов знают много, а ума как у курицы: детский сад в профессорской шляпе. Этот, кстати, тоже профессор. Даже не могу решить, что же меня в нем больше раздражает. - Ты не хочешь кофе, Эрик? – он злоупотребляет звучанием моего имени. К тому же, он его говорит как-то совершенно по-особенному. Не так, словно это привязка моей личности: вот есть мутант, вот его зовут Эрик, вот мне надо к нему обратиться. Он говорит мое имя так, словно оно для него само по себе что-то значит… Эрик. С мягким, долгим английским Эр. Говорит, протягивает термос с кружкой и улыбается, выставляя на показ белые зубы и какие-то типично детские ямочки на покрасневших щеках. - Нет, – какой бы я не был свиньей, но грубить тому, кто улыбается тебе как идиот – глупо и неприятно, - Спасибо. - Ничего, – моргает, улыбка сползает с его лица. Я чувствую себя почти виноватым, как если бы только что отказал в конфете совсем маленькому ребенку. Странное сравнение, учитывая то, что даже в лучшие свои дни я не страдаю от любви к человечеству. Впрочем, исключительно с литературной точки зрения, сравнение очень даже подходящее… И да, кстати, о литературе. Не знаю, сколько нам там еще ехать, но постоянные улыбки профессора-зазнайки мне уже изрядно надоели, а человечество не придумало пока лучшего способа вежливо дать понять, что ты занят, чем открыть книгу. На бестолковом корабле береговой охраны, в моей каюте я нашел Эриха Мария Ремарка, видимо оставшегося там от прошлого хозяина комнаты. ?Ночь в Лиссабоне? – какой-то новый роман.Мне не нравится эта книга. Я предпочел бы читать что-то другое… И все же.?Одиночество ищет спутников, и не спрашивает, кто они. Кто не понимает этого, тот никогда не знал одиночества,а только уединение…? - Ты знаешь французский? – Чарльз, до этого мирно смотревший на мелькающие за окном типичные пейзажи скучной американской глубинки, воодушевился и посматривает в мою сторону с интересом. Любознательный блеск в синем взгляде. - Да. - А еще… - Немецкий, испанский. - Это удивительно, Эрик! – ну вот опять, - Так интересно… Такая свобода. Увы, - он вежливо, тихо смеется, - я знаю только английский. - Неееет… Еще он знает язык биологических зануд, - Чарльз вспыхивает на манер обиженной благородной девицы, а Рэйвен, его сестра, злорадно хихикает. Надо сказать, что мне очень хочется ее поддержать, но выдержка берет свое: успеваю украдкой улыбнуться девушке, пока профессор нервно поправляет свой галстук. - Рэйвен, веди себя прилично. А то Эрик не знаю что обо мне подумает… - Уже подумал, – эту фразу мы с ней произносим одновременно, и уже вот это все-таки выдавливает из меня непрошенный смех. В итоге, мы с Рэйвен умираем от тихого хохота, пока Чарльз, сидящий между нами на заднем сидении правительственной машины, вертит головой то в одну сторону, то в другую, пытаясь понять, кого первым отчитывать и за что. Наконец, обретя уверенность в собственных силах, профессор решает перевести тему: - Тебе нравится книга?Смех из меня как-то мгновенно улетучивается. Страница 45, строчка 7 сверху:"Лето коротко, и жизнь коротка, но что же делает ее короткой? То, что мы знаем, что она коротка. Разве бродячие кошки знают, что жизнь коротка? Разве знает об этом птица? Бабочка? Они считают ее вечной. Никто им этого не сказал. Зачем же нам сказали об этом?” - Нет, – качаю головой, - Не интересно.***А потом целый день полный бессмысленной ерунды. "Использование паранормальных способностей в целях обороны"… Мутанты на службе у правительства – вот бред. Как дикие собаки, запертые в клетке, только для того, чтобы быть выпущенными на свободу во время боя. Но кто сказал, что собака, способная принести своему хозяину победу, заслуживает вовсе не собачьего отношения? Этот Чарльз – слепой пастырь, за которым слепые и следуют. Мало того, он еще и окрыленный надеждой слепой пастырь. К тому же, у него отвратительный акцент, привычка оттопыривать мизинец, когда он прихлебывает чай, и совершенно глупая, такая по-детски простая улыбка, которая гораздо больше пошла бы мальчику возраста лет 10, чем взрослому мужчине. И да… Я же уже говорил о том, что он меня раздражает?Признаюсь, однако, что какие-либо попытки сблизиться я не делал по другой причине. Дело как раз в ее полном отсутствии. Зачем я здесь? Кто все эти мутанты, и что они ищут? Мира во всем мире? Молодцы, удачи, а мне нужно лишь одно. Вернее один – Шоу. По наивности, я, видимо, понадеялся, что ЦРУ охотно поделится со мной необходимой информацией о его местонахождении, но похоже, что ЦРУ предпочитает делать из нас дрессированных пуделей. Думаю, что материала им хватит и без меня. Я хочу уйти.Сегодня.Чарльз осматривает одну из местных лабораторий, девушка-агент не отходит от него ни на шаг: безнадежно влюбленная и такая же, возможно от любви, безнадежно глупая. Куда делся очкарик-ноги-руки и блондинка, сестра Чарльза, я не знаю, но подозреваю, что в этот вечер без пары только я. Идиотская мысль.Впрочем, вокруг тихо, а, мне кажется, за бетонными стенами этого коридора мои мысли не услышать никому, даже умельцу… как его там… Ксавьеру. Тем более, он производит впечатление человека-сопли, хватающегося за собственные, им же выдуманные, моральные устои, которые в реальной жизни не стоят и выеденного гроша. Он не будет лезть в мою голову просто потому, что я бы ему это запретил.И да, о парах… Наверное, это болезнь надежды. Мне мало знакомо это чувство, а потому я не могу или просто не хочу понимать. В итоге, как ни крути, все сводится к выживанию, а разве может выжить тот, кто тянет на плечах груз в виде ответственности за жизнь еще и чужую? Нонсенс. Stupidité. Dummheit. Мутанты все еще слишком люди, и меня это раздражает. Сегодня, меня вообще многое раздражает.Причем настолько, что запутавшись в собственных мыслях, я почти пропускаю момент, когда за поворотом тихо, но все же весьма отчетливо, слышны уже знакомые мне голоса: Рэйвен и этот ботаник, Хэнк. Рефлексы, если и подводят, то редко, а потому я все же успеваю замереть, не спугнув добычу звуком своего твердого, почти военного, шага. Меня не должны интересовать разговоры этой новообразовавшейся парочки, но почему-то внутренняя тактичность отказывает. Мне нравится эта Рэйвен, она не похожа на своего наивного дурака братца: неуверенные, словно бы отмеренные ложкой движения, осторожная улыбка, нервно сжатые кулаки и легкая сутулость… Страх быть тем, кто ты есть, я узнаю из тысячи. Она ненавидит себя. Забавно, что сам Чарльз, занятый (а чем там он, собственно, занят?) этого не замечает. - Мне просто хотелось почувствовать себя… - Нормальным?Нервический смешок. Они оба впервые нашли того, кто понимает, и оба этим напуганы. Дети. - … Хэнк, ваша сыворотка не влияет на способности, лишь на внешность: нормализует ее. - Да… - А на меня она подействует?Я видел ее всего несколько секунд: дверь в дамскую комнату была открыта, и не то чтобы я намеревался заглянуть, но мой взгляд шарил по стене коридора, а дверь была приоткрыта… Я никогда не видел ничего подобного, да и держу пари, что тут даже и сравнивать не с чем.

Кожа синяя, как дневное небо на палитре импрессионистов: темно-синее, болезненное, почти фиолетовое. Синяя, и покрытая крупной, словно бы прячущейся под слоем мяса, чешуей. Девичья, не оформившаяся фигура: округлые, даже чуть крупные бедра, покатые плечи… Короткие, такие странные медно, даже крипично-рыжие пряди, которые она, с застенчивой чувственностью, поспешно откинула за спину. В зеркале почти то же, уже знакомое мне лицо, только глаза какие-то по-волчьи безумно желтые.Я никогда не видел ничего красивее, а потому, наверное, и остановился так надолго, что она увидела мое отражение. А увидев, поспешно, явно смущаясь, захлопнула перед моим носом дверь. - Если хотите, я могу это выяснить…

Дальше я не слушаю. Вот как, значит, хочется быть человеком. Нормальным. Как все они, как все эти… - Шустро. – и вовремя. Рэйвен, сейчас такая человеческая блондинка, к нему так близко: сбившееся дыхание, приоткрытые губы и почти мгновенно прилившая к щекам кровь. Я не гений дедукции, но здесь хватает и моих скромных талантов. – Кстати, на вашем месте, я бы ничего не менял…Она выглядит виноватой и напуганной, словно не знает, принимать мои слова за оскорбление или за комплимент. Мнение и реакция очкарика меня в принципе никак не волнуют: он просто открывает и закрывает рот, подобно рыбе, вытащенной на сушу. Он предложил, и он виноват. Если ты такой умный, то изволь думать о том, что и кому ты предлагаешь. Нормальным… Конечно. Быть нормальным. Зачем, если можно быть лучше?Я ухожу, но знаю, что две пары глаз сейчас изучают мою спину. Наверняка, с ненавистью и недоверием: это не ново, я к этому привык. И раз уж я сегодня все-таки наконец оскалил свои зубы, самое время навсегда покинуть и это место, и этих мутантов, так желающих стать если и не людьми, то хотя бы их друзьями.Мне нужен файл с досье Шоу, ну а затем я свободен.Свободен… Когда это я был свободен?*** - Учитывая то, что я о тебе знаю, ты и так здесь задержался… - я почти до боли сжимаю ручку кейса. Черт! Снова этот Чарльз. Как он узнал, что я уйду? Лез ко мне в голову? Стоял вот тут, за дверями, и дожидался? Выходит, что у этого любителя "мира во всем мире", оказывается, не такие прочные моральные принципы, и я ошибся. Он хочет оставить меня здесь, хочет меня использовать? Пусть попробует.Оглядываюсь, ожидая увидеть покрасневшего от собственной дерзости маленького англичанина с мягким, почти по-женски ласковым взглядом синих глаз… И это все тот же маленький англичанин, но в то же время совершенно другой. Я не думал, что он может быть таким… Каким? Уверенным, серьезным, холодным? Все не то. Не умею подбирать слова, да и не по моей это части. В Чарльзе больше нет мягкости, но нет в его осанке, позе, в том, как он сложил руки в карманы штанов, и жесткости. Этот мутант знает, чего хочет. Был ли он всегда таким, прятал ли он это за своей солнечной улыбкой специально или же таким он становится лишь иногда, а сейчас как раз такой, особенный случай? - Да что ты знаешь обо мне. - Я знаю все. – мелкий ублюдок. - Тогда прочь из моей головы.Пошел он к черту или куда там посылают этих англичан. Пошел он, со всеми его идеями, улыбками, взглядами и позами. Такое ощущение, что он мне надоел еще до того, как мы познакомились. Все в нем мне глубоко противно, и будь не его глупая самоотверженность, я бы с ним никогда и не встретился – и был бы этому несказанно рад. Пусть он создает мир своей мечты без меня. Я занят разрушением того, что осталось от моей жизни. - Прости, Эрик, но я видел, что Шоу сделал с тобой… Я чувствовал твои страдания…Эта монетка всегда лежит у меня в кармане. Всегда. Сколько я себя помню, а себя, каким себя знаю, я помню лишь с лагеря. Шоу, тогда еще Шмидт, дал мне ее не просто так. С его властью и его связями, он мог бы испытать на мне оружие и пытки, которые не снились даже самым изощренным умам Третьего Рейха. Но всем пыткам он предпочел другую: болезненную и долгую, длиною в целую жизнь, где каждый день, стоит мне только коснуться пальцами уже истертого изображения орла, я думаю только о том, что найди я в себе силы… Она могла бы быть жива, и все могло бы быть иначе. Я не глуп, я не наивен, я знаю, что рано или поздно, ее все равно убили, и смерть ее была бы гораздо более… Не пуля. Пуля милосердна, потому что не дает время распрощаться с надеждой. Она бы умерла от голода, от которого тогда умирали все, или от болезней, которые, в тот год, покосили чуть ли не четверть лагеря. Но знать, не значит верить, а сколько бы не проходило лет, сжимая эту монетку, я по-прежнему верю в то, что есть только один человек действительно заслуживающий смерти.Я. - Я хочу помочь. - Я не нуждаюсь в помощи… - Не правда. Вчера тебе была нужна моя помощь. – я встречаю все тот же твердый, кристально чистый взгляд синих глаз и нервно, но решительно сомкнутые губы. – Ты отказываешься не только от меня. Здесь у тебя есть шанс стать частью того, что гораздо сильнее тебя…Я не помню, какого цвета были глаза Шоу. Просто помню, что это был кристально чистый, незамутненный эмоциями взгляд ученого, наблюдающего за своей лабораторной крысой. Прозрачные, и стеклянные глаза полные равнодушия. Наверное, я параноик, но взгляд вот этих синих глаз такой же чистый: но не от преобладания разума над чувствами, а наоборот. Весь этот Чарльз горит одной идеей. Мир во всем мире? Люди любят об этом болтать, но никто из них не смотрел на меня так: уверенно, почти зло, но в то же время так чисто и невинно. - Я тебя не удерживаю. А могу…Он храбрится. Ему неудобно и может быть даже чуть-чуть страшно, и если бы на его лице промелькнула даже тень сомнения, я бы развернулся и навсегда ушел из его жизни. Но англичанин был тверд. Упрям, безрассуден, но уверен в том, что скорее умрет, чем отступит. Зачем я нужен ему? У него хватает друзей, хватает людей, денег, связей…- Но не буду.Я как дурак стою возле выхода из здания, со своим наскоро собранным портфелем, в котором нет ничего кроме досье Шоу и складного ножика, а Чарльз разворачивается и уходит, не оборачиваясь. Если бы он обернулся, я бы ушел. Я знаю себя достаточно давно: я бы ушел. Но Чарльз не обернулся.- У Шоу есть друзья, тебе они тоже нужны…

Мне понравилась эта фраза. Просто и логично, так непохоже на смущающегося молодого парня с английским акцентом, который сегодня не единожды пытался завязать со мной "светский" разговор.Только потом я понял, почему же мне так понравилось сказанное Чарльзом.Мне нужны друзья. Не Чарльзу, а мне.Он хочет быть моим другом?