13 (1/1)

?Долетела?, — писала Туу-Тикки в блоге. — ?Джет-лаг такой джет-лаг. И мелатонин не взяла, чучундра, а до аптеки еще не дошла. Устала и взбудоражена. Сейчас ночь, я сняла номер в бывшем ?Интуристе?, забыла, как называлась эта площадь в мое время. То ли Площадь Освобождения, то ли еще как-то. В самом начала бывшей улицы Ленина. Завтра поброжу по ней. Интересно, в том кафе все еще подают те восхитительные взбитые сливки??Грен оставил комментарий: ?Все-таки Россия? В каком городе эта улица Ленина??Она не ответила. Наверное, легла спать. Ему было тревожно. Одна, без духов — все семеро остались в доме, он проверял, — где-то на огромном постсоветском пространстве...На следующий день появились фотографии. Широкая улица, застроенная псевдоклассическими домами, засаженная высоченными деревьями, с вывесками латиницей, но с незнакомыми знаками, на языке, который Грен понимал, но не мог опознать. Фотографий было немного, и были они странные. Наверное, они что-то значили для Туу-Тикки, но что — он не мог распознать. Ее детство? Ее юность? Что для нее значит этот мрачный серый двухэтажный дом с высоченным деревом рядом? Это псевдоклассическое здание — какой-то лицей? Эта низина, заросшая травой и окруженная деревьями? На третий день в блоге появились фотографии самой Туу-Тикки: вот она с трубкой на парапете у какого-то фонтана, в джинсах и блузке с длинными рукавами; вот она с веточкой черешни в руке; вот она в обнимку с каким-то деревом... Кто ее снимал? Кому она доверила камеру? А город, по которому она бродила, Грену понравился: зеленый, невысокий, довольно старый, с холмами и узкой речкой в центре. Туу-Тикки явно знала этот город когда-то, она писала о нем как о старом друге, она рассказывала о крымских соснах, которые когда-то были ростом с нее, а теперь вымахали в целый лес, о каштаново-кленовой улице. Воспоминала, как цвели клены и на город обрушился снежный шквал, и она поутру, в темноте, еще до рассвета, смотрела, как просвечивают под уличными фонарями зеленые листья в снегу... Ей было хорошо там, и Грен радовался за нее. Вот только на комментарии она не отвечала. Вообще никому, не только Грену. Грен, в общем-то, понял, что произошло в то утро на кухне. Осмыслил все свои ошибки. Их было несколько: он разом отделил Туу-Тикки от них — дорожников, от них — мужчин, от них — уже выступавших музыкантов. Жестоко и несправедливо. Игрек-хромосома не дает никаких преимуществ; то, что Туу-Тикки еще не выходила на Дорогу, ровным счетом ничего не значило в той ситуации; Эшу и Дани были такими же дилетантами, как и Туу-Тикки, может, даже и послабее нее — Эшу снимал мелодии на слух, Дани не знал даже основ нотной грамоты. То, что Эшу, желая того или нет, спровоцировал ситуацию, значения не имело — Грен считал себя достаточно зрелым для того, чтобы не вестись на такие простые подначки. Получалось, музыка для него важнее Туу-Тикки? Над этим он размышлял все время, пока ее не было. С домом он справлялся, хотя и не так хорошо, как она. Нет, духи его слушались, но все те домашние рутины, которые Туу-Тикки творила как бы мимоходом, отнимали у него немало времени и сил. Духи могли многое, но им надо было приказывать — и не только приготовить еду. Продукты надо было покупать, а Грен плохо представлял, где и сколько это стоит. За садом надо было ухаживать. Цветы в доме — поливать и вытирать от пыли. Котам — покупать корм, вычесывать, убирать их туалет. Надо было регулярно менять постельное белье во всех спальнях, даже в тех, где никто не жил. Туу-Тикки держала все эти дела в голове, не вела списков, не составляла таблиц. Грен же зашивался. Духи задавали вопросы, а Грен даже не знал толком, как на них ответить. Просить же совета у Среднего было попросту стыдно — стыдно дать понять, что он, Грен, совершенно несостоятелен в своей роли хозяина дома. Зато он понял, почему одной Туу-Тикки было сложно. Но она справилась. Значит, должен справиться и он. С Клеа вернулся Гинко, его надо было возить на физиотерапию. Надо было покупать ему снаряжение, причем Гинко в современном походном снаряжении разбирался еще меньше, чем Грен. По счастью, Гинко пришел без собаки, но, по его словам, он поладил с одним молодым кланом черно-рыжих псов, и теперь псы между собой решали, кто пойдет в Ямато. Замотанный дневными заботами, вечерами Грен играл. Дани заглядывал пару раз, но Грен предложил ему записать то, что они с Эшу играли на Дороге, чтобы встроить туда арфу, и сейчас Дани и Эшу были заняты записью в доме Среднего. Грен не особенно хотел видеть их до того, как вернется Туу-Тикки.На восьмой день ее отсутствия он написал ей личное сообщение с вопросом, где и когда ее встречать. Она ответила не сразу — сначала выложила новый пост с песней про белый город, который цветок из камня. А потом написала, коротко и внятно: ?Мой самолет садится в международном аэропорту Сан-Франциско послезавтра, в 20.00, рейс LH-458, первый терминал. Надеюсь успеть на обе пересадки, если не успею — позвоню. Вели духам приготовить суши, очень соскучилась по ним. По тебе — тоже. В следующий раз поедем вместе?? ?Конечно, поедем?, — ответил Грен.В аэропорту он встречал ее с огромным букетом огненных роз. Туу-Тикки не стала кидаться ему на шею — мешал багаж, который она толкала перед собой на тележке. Грен перехватил у нее тележку и вручил цветы. Туу-Тикки зарылась лицом в прохладные лепестки. — Спасибо, — сказала она и сняла темные очки. Он посмотрел в ее сияющие синевой глаза, тоже снял очки, наклонился и поцеловал ее. — Скучал по тебе, — сказал он. — Так что это был за город? Который белый цветок из камня?— Кишинев, — ответила она, шагая рядом. — Молдова. Город, в котором я родилась и выросла. Ни фига не Россия. Россия для меня очень долго была экзотикой — другая страна, климат, природа, даже сосны другие. — Наверное, тебе и правда надо было отдохнуть от меня. Она пожала плечами.— Я не за этим ездила. Я хоронила... кое-кого. В машине расскажу. Или ты заказал такси?— Нет, — коротко ответил он.В машине Туу-Тикки немедленно достала трубку, набила ее и с наслаждением раскурила. — Зато я в Венеции была, — сказала она. — Пересадка пять с лишним часов. Даже погуляла по городу. Так неожиданно — и очень здорово. И в Мюнхене. Успела на обе. Прямых рейсов не существует. Летела Люфтганзой, очень славно. Правда, последний раз я летала самолетом из Риги в Кишинев, в пятнадцать лет. Переменилось многое. Устала невероятно. Велю духам приготовить лавандовую ванну и заберусь туда с едой. Как Гинко?— Нашел себе собаку. Или собака нашла его. Жалуется, что брюки, которые купили ему на выписку, стали тесны в поясе. Нервничает из-за глаза. — Еще бы. Как Эшу с Дани?— Пишутся у Среднего. Я велел им сделать записи всего, что они играли на Дороге, пусть трудятся, импровизаторы. Прости, что я...— Об этом потом, — Туу-Тикки положила руку Грену на запястье. — Так вот, для чего я уезжала... Ты знаешь, что обиду нельзя показывать, иначе непременно снова ударят в это место еще больнее?Грен поежился. — В тюрьме и на Каллисто знал. Потом забыл. Но ты же не была в тюрьме.— У меня была семья, Грен. И это похуже тюрьмы, потому что из тюрьмы можно выйти или сбежать. Я ездила хоронить ту девочку, которой была до последней смерти. Ту, которая боялась даже осознать свою обиду, потому что если обидели — значит, сама виновата. Она хорошая была, эта девочка, и несчастная, и ничего у нее в жизни не складывалось. Я не могу позволить, чтобы она влияла на мои реакции, поступки и решения. — Я все равно виноват.— Виноват, — согласилась Туу-Тикки. — Но и я — тоже. И вообще дело не в вине. Ты ошибся, я отреагировала слишком резко... Испугалась собственной реакции. Я совершенно не представляла — и сейчас не представляю — как разговаривать о таком. — Мы же научимся? — спросил Грен. — И потом, ты сняла аккомпанемент, достаточно сложный, переделала его для гитары, а я даже и не понял, насколько это важно для тебя. И как сложно вести дом, я тоже не понимал. Думал, все делают духи. — Ну, они и правда все делают.— Делают. А думаешь за них — ты. Знаешь, это был очень правильный поступок — оставить меня наедине с домом. А то я бы так и не понял, как он у нас ведется. И не догадался бы у тебя спросить. Слушай, ты белье в гостевых спальнях по какому-то принципу стелешь или просто так?— В две спальни — из небеленого льна, тканое вручную, в остальных — просто покупное. Для наших спален я закупила отдельные комплекты — лавандовое, зеленое и аквамариновое себе, серое, темно-синее и белое с морским рисунком — тебе. Ты у себя спал?— У тебя, — признался Грен. — Очень скучал. Извини. У тебя табаком пахнет, а в гостиной запах выветрился на второй день. Ты когда вычесываешь Киану, шерсть выкидываешь или собираешь?— Собираю. Потом спряду, что-нибудь свяжу. Как Кай?— Неплохо. Оказывается, он ест охлажденное мясо, индейку главным образом. И я купил яиц индейки, из них омлет вкуснее получается. А вообще завтра съезжу на рынок органических продуктов, помнишь, он в цоколе того молла, куда мы в первый день ездили?— Что, все подъели?— Ну... — замялся Грен, — я не очень представляю, где ты закупаешь продукты, а запасы у нас большие. Были. — Значит, съездим вместе. Я на Ферри-плаза закупаюсь и на тридцать девятом пирсе. Завтра у нас какой день недели?— Вторник.— Вот и отлично. Ферри-плаза работает по вторникам, четвергам и субботам до двух. Надо будет только мою машину взять, у нее багажник побольше. — Я буду менять машину на внедорожник, — сказал Грен. — Если мы с Эшу и Дани будем выходить на Дорогу...— Я помню ваш разговор. Я бы поговорила с Йодзу. Хорошую машину может подсказать его брат, Росс. Может, даже пригонит. Он сам дорожник, а надежные колеса на Дороге — это критично, особенно если вы заберетесь в неиндустриальные миры. Слушай, ты возмешься написать список продуктов? Я слишком устала.— Попробую. Если что, дополним его и я съезжу в четверг. — Вдвоем, вдвоем. Никто новый не приходил?— Нет пока. Как ты управлялась с волосами одна? — Думаешь, это первый раз, когда у меня длинные волосы? — улыбнулась Туу-Тикки. — У меня есть навыки. Правда, косу я плести не умею — ну, одну косу. Но хвост — тоже ничего. Ты сказал духам про суши?— Сказал. А что, в Кишиневе их не продают?— У Молдавии нет выхода к морю, и рыбы там мало. Я не стала экспериментировать. Там своя кухня хороша. Я купила кулинарную книгу, надо будет попробовать. Когда Грен загнал машину в гараж, Туу-Тикки некоторое время сидела там, не выходя. — Хочешь, я отнесу тебя в дом? — спросил Грен. Она покачала головой и выбралась наружу. Велела духам отнести сумки в дом и приготовить ванну. Приласкала подбежавшего поздороваться Кая. Погладила отиравшихся о ноги котов.— Что, хвостатые, соскучились? Я тоже. Как же хорошо дома... Грен, приходи ко мне минут через двадцать, хорошо? Я как раз в ванне буду. Грен пришел к ней с блокнотом и карандашом. Список продуктов получался длинным. Они с Гинко за десять дней действительно совершенно опустошили холодильник и изрядно проредили запасы в кладовой. Последний кусок сыра утащил и сожрал Кай, воспользовавшись тем, что за кухней утром никто из людей не следил, а духи не мешают ему, разумному псу, брать то, что ему нравится. Туу-Тикки лежала в благоухающей лавандой пенной воде. Волосы облепили плечи, как у русалки. На маленьком круглом столике по правую руку от ванны стоял чернолаковый поднос с остатками роллов. Косметику Туу-Тикки смыла и без нее казалась совсем юной. Туу-Тикки взяла у Грена блокнот и карандаш и принялась читать, проставляя количество того или иного продукта возле названия.— Молока на фермерском рынке не продают, сливок тоже, — сказала она, — это в другом месте. Сыр там есть. Я бы еще конфеты добавила, хочу сладкого. Надо будет отдельно съездить за шоколадом. Что у нас с пряностями?— Закончился мускатный орех и остался только один стручок ванили, — отчитался Грен. — Я не знаю, где ты их покупаешь.— В магазине тайваньских специй, — ответила она. — Это рядом, заедем. В общем, пойдем по списку плюс купим всего, на что глаз упадет, — она отложила блокнот. — Забирайся в ванну, места хватит. — Тикки, — осторожно сказал Грен. — Тебя не было со мной полторы недели, и ты устала. Если я залезу к тебе...— Именно это я и имею в виду, — подтвердила она. — Раздевайся.