но даже, если и так, так вернись и спаси меня (1/1)
Трава на заднем дворе была подстрижена лишь наполовину. Оставленная мужчиной газонокосилка посреди небольшого участка едва ли не пыхтела от злости, раздражаясь из-за перемолотой травы, оставленной в съемном мешке. Желтый шланг, из которого Джеджун брызгал водой в косившего траву Юнхо, недовольной змейкой лежал возле газонокосилки. Рядом с ними свое место нашли и две мокрые футболки, которые мужчины скинули с себя, забравшись на гамак. На раскачивающейся между двумя стройными деревья плетеной сети лежали Джеджун с Юнхо.Юнхо сжимал пальцами талию Дже, пока целовал его. Гладил подушечками пальцев его кожу, скользя губами по шее, груди, выпирающим ребрам. Джеджун смеялся, пряча лицо в ладонях, когда язык мужчины вызывал у него легкую щекотку. Клал обе ладони ему на плечи, чтобы отстранить от себя, когда ощущения становились просто невыносимыми, когда мышцы лица уже болели от смеха, а в груди от нежности сдавливало так, что становилось нечем дышать. — Хва-хватит, — задыхаясь, выдавил из себя Джеджун, перекатываясь на бок и чуть не сталкивая Юнхо на землю. Но тот смог удержаться, ибо гамак сильно качнуло. Расположившись за спиной парня, обнял его поперек талии и вжал в свою грудь. Втянул губами кожу на шее и оставил отпечаток улыбки следом за поцелуем. Его вздохи рассыпались по джеджуновым лопаткам, пока парень сжимал мужские ладони, лежащие на его животе. Юнхо прижимал его все крепче. Целовал все нежнее. Указательными пальцами провел над резинкой спортивных штанов Джеджуна. Парень, хрипло смеясь, развернулся к нему лицом. Уперся ладонями в крепкую грудь и посмотрел прямо в глаза.— Тебе щекотно? — горячий шепот дыханием опустился на джеджуновы губы. Застыл капельками росы и оказался слизанным языком. Мир встал на голову, перевернулся, беззаботно улыбаясь и игриво смеясь. Джеджуну казалось, что он падал в небо, которое обычно было над головой. Вместо дна — далекий космос, вместо волн — стелящийся по земле вечерний туман. У Джеджуна кружилась голова. Он падал и падал, но на деле оказывался все выше и выше. У него никогда не было крыльев, ведь его полет — это падение, при котором он не боялся разбиться.— Щекотно, — Дже обвил руками шею Юнхо и коснулся своим носом его.— Мне перестать? — выдохом, сплетенных из тихих-тихих слов, разукрасил румяную щеку.— Нет, — вплел негромкое в чужой шепот Джеджун.Юнхо мазал губами по скуле, языком очерчивал линию челюсти, а пальцами снова шагал по параллельным тропам выпирающих ребер. Считал вдохи и выдохи. Глотал вместе с выдыхаемым Джеджуном воздухом не озвученные просьбы. Он знал их все наизусть.?Не уходи?.?Поцелуешь меня??.?Возвращайся скорее?.?Не бросай меня?.Они звучали в мыслях джеджуновым голосом. Сопровождались несмелыми касаниями. Робкими поцелуями в щеку. Надеждой в неспокойно бьющемся сердце.Вокруг — громкая тишина. Стрекот цикад, шум льющейся воды из желтого шланга, гул проезжающих машин. Вокруг — светлые сумерки. Свет уличных фонарей, поваленных набок, маленькие огоньки гирлянд, тянущихся над окнами, что выходили на задний двор, сияние глаз, смотрящих друг на друга. Джеджун ловил ртом воздух, пока Юнхо двигался в нем то медленно, то торопливо. Отвечал на смазанные поцелуи. Впивался пальцами в перекатывающиеся мышцы на плечах. Оставлял вдохи и выдохи на висках. Прятал дрожащие пальцы в спутанных волосах.Юнхо всегда был с ним нежен. Держал в своих руках, будто драгоценное сокровище. Боялся разбить, испортить, раскрошить. Шепотом на ухо спрашивал всегда, все ли нормально. Их ноги путались в спущенных к щиколоткам штанам, которые они были не в силах снять, пальцы переплетались крепкими и прочными узлами, а сердца неуемно штамповали друг друга неразрывными клятвами.?Будешь со мной??.?Всегда?.?Если однажды разлюбишь меня, скажешь об этом??.?Не разлюблю?.?Обещаешь??.?Обещаю?.Нарушать их было нельзя. Это знали они оба, а потому были вместе. Даже несмотря на участившиеся приступы Джеджуна. Даже несмотря на вину, вязким илом осевшую на дне взглядов их обоих. Все забывалось с объятиями. Поцелуями. Все слезы тонули в успокаивающем шепоте.Джеджун с Юнхо, кое-как натянув на себя обратно штаны, переводили дыхание. Дже лежал на груди мужчины и негромко сопел ему куда-то в ключицу. А Юнхо водил подушечками пальцев по его лопаткам, собирал неизвестные созвездия из родинок, которыми усыпана вся спина мальчишки. Его кожа до сих пор была влажной, дыхание глубоким и прерывистым. Юнхо поцеловал его в макушку и крепче прижал к себе. Джеджун открыл глаза, щекоча ресницам все еще чувствительную на груди кожу. И, опираясь локтем о смуглое плечо, немного приподнялся.Он не понимал, почему ничего не слышал, кроме дыхания Юнхо. Ни звука льющейся из шланга воды, ни цикад, ни машин. Не понимал, почему не видел ни света огоньков, ни уличных фонариков. Все, что ему требовалось, чтобы видеть в темноте, сияние глаз, находившихся напротив. Разве может мир состоять всего из одного человека? Разве может внутри развиться целая цивилизация из одних только чувств к нему? Чтобы изведать космос, нужна подготовка, корабль, снаряжение. Джеджуну, чтобы совершить путешествие в другую вселенную, потребовалась лишь крепкая ладонь, сжимающая сейчас его пальцы и подносившая те к губам. Юнхо оставил легкий поцелуй на тыльной стороне его ладони, а Джеджун тут же закрыл глаза и улыбнулся. Принялся сразу рисовать под веками этот миг, чтобы не забыть. Чтобы уже сейчас начать его прокручивать в своей голове вновь и вновь.Гамак продолжал раскачиваться. Внезапно поднявшийся ветер рассыпал под кожей раздробившиеся кусочки льда, заставляя дрожать от холода. Юнхо стянул с ветки закинутый им туда ранее плед и накрыл их с Джеджуном. Снова прижал к себе. Дал еще одну клятву. Закрепил ленивым поцелуем все предыдущие.— Как мы с тобой познакомились? — внезапно спросил Дже сонным голосом.— Это было весной, неужели ты уже забыл? — рассмеялся Юнхо. — Ты тогда был с моим старшим братом, он пришел тебя навестить, а я...— Нет! — перебил его Джеджун, резко поднимаясь и еще сильнее раскачивая гамак. Мужчине пришлось вцепиться одной рукой в веревку, за которую тот был подвешен. — Мы познакомились с тобой гораздо раньше, еще до того, как я все забыл, — плед спал с его плеч, обнажая кожу, которую тут же принялся выцеловывать вечер. Юнхо поспешил его снова укрыть, но Дже лишь раздраженно повел плечом, отчего ткань снова соскользнула вниз.— Мы уже говорили об этом, — Юнхо устало сомкнул веки и попытался обнять мальчишку, но тот, словно бы оброс шипами и не давал к себе прикоснуться. — Это все только ради тебя. Ради твоего здоровья.— Мы занимались любовью?— Что? — переспросил Юнхо, смотря растерянно в джеджуновы глаза.— Мы занимались любовью до того... До того, как все случилось? — пояснил тот торопливо.— Да, — Джеджун почувствовал ответ на своей шее, когда мужчина все же притянул его к себе, чтобы обнять и согреть.— Тебе было хорошо со мной? — он снова задевал своими ресницами до сих пор чувствительную кожу шеи.— Мне всегда хорошо с тобой, — Юнхо сомкнул руки на его животе и уткнулся носом в его волосы на висках. — Я и тогда был таким? — неуверенно поинтересовался Дже.— В каком смысле?— Ну... Я сильно изменился? — Нет, ты все тот же. Упрямый, требовательный к себе. Прямолинейный и немного импульсивный. Искренний, ранимый, верящий в самое лучшее в этом мире.Джеджун тогда еще не знал, что слова эти были правдой лишь наполовину. Да, он всегда был упрямым и требовательным к себе. Был прямолинейным и немного импульсивным. Он был искренним, ранимым и всегда верил в самое лучшее в этом мире.В этом была правда.Ложь была в том, что он не был тем Джеджуном, каким Юнхо встретил его в кабинете своего старшего брата.Это не Джеджун.Это лишь его тень, которую оставили воспоминания, поднявшиеся так высоко над землей, что для спуска обратно одной жизни будет мало.Воспоминания ожили в голове Джеджуна, стоило только оказаться на заднем дворе их с Юнхо дома. Те воспоминания не требовали жертвы, им не нужен был ошметок души, который Джеджун отрезал от себя всякий раз, когда хотел побыть с мужчиной. Они не были заперты дома, как провинившийся ребенок, которого посадили под домашний арест. Они просто сами не выходили из комнаты, отказавшись от прогулок с друзьями, вечеринок, потому что утратили в жизни смысл. Джеджуну самому пришлось к ним подняться. Дверь оказалась не заперта. Те воспоминания будто хотели, чтобы к ним кто-нибудь пришел, чтобы позвал с собой погулять и показать, что все не так плохо.Джеджуну всегда думал, что тех воспоминаний, что ему оставил Юнхо, было мало. Что их было недостаточно, чтобы заполнить дыру, образовавшуюся в груди. Но и они оказались не менее ценны, чем те, что по крупицам собирал Дже, осторожно ступая по лезвию ножа с завязанными глазами.Гамак по-прежнему раскачивался между двух деревьев. Трава завяла, кое-где участок зарос сорняками. Гирлянда небрежно свисала с окон ― все ее огни вернулись на небо. Юнхо не сказал, когда ее покупал, что одолжил те у ночного неба. Он вообще много, о чем умалчивал.О том, что однажды уйдет.Что разлюбит.Что после себя оставит пустоту.Джеджун лег в гамак и закрыл глаза. Увернулся от поцелуев, которыми его пытались задобрить воспоминания, и тут же спрыгнул обратно на землю. Не до конца высохшая одежда неприятно липла к телу. Забравшийся под влажную ткань песок раздражал кожу. А ветер слизывал те крохи тепла, которые оставались на его теле. Пробежавшись уставшим взглядом по заднему двору, Дже тяжело вздохнул и направился в сторону дома. Нашел в рюкзаке ключ, отпер им дверной замок, толкнул дверь. Замер на пороге, не решаясь сделать и шага вперед. Мы боимся заходить в ветхие дома из-за страха, что на нас обрушатся стены, посыплется штукатурка с потолков. Мы боимся касаться прошлого из-за боязни быть заключенными в объятия хорошими воспоминаниями. Потому что не уверены, что найдем в себе силы выбраться из них и продолжить жить дальше.Джеджун прошел вглубь дома.У него тут же сдавило в груди. Что-то перекрыло путь к кислороду, и теперь он задыхался. Начав оседать на пол, схватился рукой за дверной косяк, ударившись при этом локтем о деревянный угол двери. В глазах потемнело. Исчезли с лица все краски. На побледневшие губы изредка сыпался оставшийся воздух, который Джеджун выдыхал. Другой рукой он сжал ткань толстовки и все же упал на пол. Острыми коленками, выглядывающими из прорезей на джинсах, ощутил прохладу паркета, а всем остальным телом вынужден был обниматься с холодом, которым улица напитала дом через нараспашку раскрытую входную дверь.Парень обернулся, чтобы убедиться в этом. Чтобы увидеть, что дверь действительно открыта. Но нет. Она была закрыта. Она плотно вошла в проем, не оставив даже маленькой щели.Джеджун откинулся спиной на стену и закрыл глаза, все также продолжая жадно глотать воздух. Этот холод шел не с улицы. Он вырывался откуда-то изнутри него самого. Холод был колючим, обжигающим, а потому, совершая свой путь наружу, оставлял глубокие раны. Они кровоточили, ныли и болели. Дже чувствовал. Чувствовал их все. Он не думал, что возвращение в их с Юнхо дом будет таким... Он думал, поболит и отпустит, позволив ему хоть немного побыть с тем, кого он любил и любит до сих пор.Не отпустило.Как же глупо надеяться на подобное. Да, Джеджун глупец, раз еще на что-то надеялся. Что он ожидал здесь увидеть? Юнхо, который бы ждал его? Светлые и теплые воспоминания, которые смогут заглушить боль. Юнхо был здесь. Его запахом, его присутствием до сих пор пропитано все в этом доме. Стены, мебель, посуда, ковры на полах, их книги на полках, его, Джеджуна, вещи в шкафу.Воспоминания тоже были здесь. Светлые и теплые. Но боль они победить были не в силах. Это только в сказках добро всегда побеждает зло. В жизни же зло всегда сильнее. И очень часто нам приходится справляться с ним в одиночку. Джеджун где-то слышал, что идти во тьме с кем-то гораздо лучше, чем идти в свете одному. Он бы отдал многое, чтобы его тьму разделил с ним кто-то. Он отказался бы пожизненно от света, лишь бы не быть одному. Лишь бы не быть без Юнхо.Когда Джеджун приехал к нему в первый раз сам, он сказал, что сделал все для его счастья, сделал все, чтобы Дже жил, не помня о тех ужасах, что с ним случились в его прошлой жизни. Он готов променять то счастье, что ему пообещал Юнхо, в обмен на те ужасы из прошлой жизни. И пусть. Ту боль он вытерпит. Невыносима лишь одна боль. Та, что оставил после своего ухода мужчина. С остальным он справится.Он сильный.Сильный...Когда дыхание немного восстановилось, Дже, опираясь ладонью о дверь, поднялся на ноги. И, чуть пошатываясь, направился на кухню, чтобы выпить воды.Он замер в проеме. Кажется, паническая атака отступила слишком рано. Она бы смогла сдержать приступ гнева, которым Джеджуна окатило с ног до головы. Пока тот стоял, не в силах пошевелиться, его глаза наливались яростью. Сложно предугадать, как наша психика отреагирует на какое-то шокирующее событие, когда последний год она находится в нестабильном состоянии, но Джеджун даже не успел удивиться тому, что кровь в его венах начала закипать. Он сжал руки в кулаки, а после ударил одним из них в стену. Рядом с окном, на котором висела занавеска.Занавеска, которую Джеджун сорвал, уезжая к доктору Чон прошлой осенью. На стене осталось несколько капелек крови. Перед глазами снова потемнело, но это Джеджуна не остановило. Он начал сметать все со столов, оставлять отпечатки своих покрасневших костяшек на каждой поверхности.— Ты же был здесь? — кричал он, чувствуя, как по щекам стекают горячие слезы. — Был, скажи мне? — Дже во второй раз сорвал занавеску, которую, кроме Юнхо, никто не мог повесить обратно, ведь ключи были только у него и Джеджуна. — Какого черта ты молчишь?Звон разбивающейся посуды гремел в ушах. Стучавшая в висках кровь не смогла перекрыть этот звук. Звук очередной крушившейся надежды. Надежды, что он что-то значит для Юнхо. Надежды, что тот его любит. Любит так же сильно, как и он, Джеджун, его.Джеджун остановился посреди кухни, ступая по груде перебитой им посуды, и оглядывался по сторонам, словно бы не доверял своему слуху. Словно бы верил, что может упустить доносящиеся из прихожей шаги. В тяжело вздымающуюся грудь врезалось осознание: Юнхо сейчас здесь не было. Иначе он бы пришел на шум. Не мог не прийти. Он всегда так делал, когда Дже чем-то шумел на кухне. Торопливо спускался со второго этажа в одном полотенце или в нижнем белье и наполовину застегнутой рубашке. Спрашивал, все ли хорошо. И, получив очередную виноватую улыбку Дже, который в очередной раз пытался научиться готовить, облегченно выдыхал и снова поднимался наверх.Вот поэтому Юнхо здесь не было. Джеджун мог пораниться, обжечься — да все, что угодно! Если бы Юнхо действительно находился в этом доме, он бы уже стоял рядом с Дже. Он бы обнимал его. Он бы прижимался своей щекой к его виску и шептал бы всякие глупости.—Ты можешь приходить сюда, — говорил Джеджун в пустоту, выдвинув из-за стола стул и медленно опустившись на него. — В любое время, это же твой дом, — зачем-то усмехнулся. Растер пальцами со сбитыми костяшками закрытые веки и снова поднял свой взгляд, кинув его в сторону окна. — Я буду приезжать сюда каждый первый понедельник месяца. Если ты не хочешь меня видеть, просто уходи на это время, — продолжал Дже, чувствуя себя помешанным. Он ведь уже выяснил, что Юнхо здесь нет. Тогда кому предназначались эти слова? — Только можно тебя попросить кое о чем... Оставь что-нибудь, подсказывающее, что с тобой все хорошо. Все, что угодно. Мне... этого будет достаточно, — ложь на какое-то время застряла в горле, но после все же выбралась наружу, пачкая собой губы Дже, к которым все еще не вернулся здоровый цвет.Внезапно громко хлопнула входная дверь. Джеджун, до этого сидевший спиной к проему, резко подскочил со стула и обернулся. Перед ним стоял молодой парень с растрепавшимися на ветру темно-каштановыми волосами.— Чанмин? — удивился Дже, что, смотря перед собой широко раскрытыми глазами, дышал тяжело и загнанно. — Что ты… Что ты здесь делаешь?— Мне отец сказал, что ты отправился сюда, — Чанмин смотрел в ответ настороженно. Изучал взглядом лицо Дже, его тело, одежду. Будто что-то искал. Высматривал подтверждения каким-то своим мыслям, догадкам. Его волосы были мокрыми, как и верхняя одежда, и обувь с налипшей сгнившей листвой. — Попросил присмотреть, — продолжил Мин. — Видимо, не зря беспокоился, — усмехнулся и отвел глаза, принявшись изучать кухню. Сунул руки в карманы штанов.— Что ты имеешь в виду? — не понял Джеджун.— Хочешь сказать, что это нормально? — глаза Чанмина темные, взгляд колючий, пронзительный. Голос негромкий, интонация жесткая, не терпящая возражений. Его лицо приобрело острые углы, челюсть напряглась, скулы прорезались на смуглой коже. — Нормально то, что ты разворотил кухню, а до этого… А до этого чуть не утопился? — понизил голос еще сильнее.Джеджуна снова бросило в воду. Но перед этим не удалось глотнуть немного воздуха. На его плечи надавили чем-то тяжелым и тут же толкнули вниз. Макушка скрылась под неспокойной поверхностью, из-за которой еще какое-то время выглядывали подрагивающие пальцы. Пока не скрылись и они. Джеджун медленно шел ко дну.Он думал, что никто не узнает. Никто никогда не догадается о том, что творится в его душе. О том, через что ему приходится проходить каждый день. О том, где ему приходится брать силы, чтобы подниматься и идти дальше.— Что? Я не… — запнулся о собственное волнение, которое нарочно швырнуло его на землю, будто бы пытаясь таким образом вразумить. — Я не собирался. Я не… — резко замолчал, вскидывая голову вверх и отыскивая темный взгляд чужих глаз. — Стой. А ты откуда знаешь?— Это я вытащил тебя из воды, — громом прогремело над водой, под которой все еще находился Джеджун. Он чувствовал ударную волну, но та доносилась, словно из другого мира. — А пока ты приходил в сознание, бегал к ближайшему телефонному автомату, так как мобильный разрядился. Я позвонил в больницу, вернулся, а тебя уже не было. Попросил прощения у бригады скорой и отправился на твои поиски. Адрес дома был записан в телефоне. А отца беспокоить мне снова не хотелось. Я помнил, что дом дяди находился где-то недалеко от моря.Откровения Чанмина все же заставили его всплыть на поверхность. Джеджун лежал на спине, глотал ртом воздух и пытался прийти в себя. Он чувствовал, что воды куда-то уносят его тело, но он настолько ослаб, что поделать с этим ничего бы не смог.— Ты следил за мной с самого начала? — без удивления поинтересовался он, выдвинул стул, повторив этот жест за Мином, и опустился на жесткое сиденье.— Да, приехал сюда с тобой на одном автобусе, — подтвердил парень, смыкая ладони в замок и кладя их перед собой на стол. — Ты… — замялся на какое-то время, стыдливо отводя в сторону взгляд. Словно боялся или даже стеснялся о чем-то заговорить. — У вас с дядей ведь что-то было?— Что? — сердце замерло, будто его зажали в угол и приставили к виску пистолет. Он боялось сделать что-то не так, ведь плата за самую малейшую ошибку — жизнь. — Можешь не оправдываться и не изворачиваться, — голос Чанмина смягчился, во взгляде появилась теплота. Он начал водить пальцем по столу, все еще не поднимая своего взгляда. — Сначала он забрал тебя к себе, когда у тебя что-то произошло в семье, затем мой отец, когда он… — резко замолчал, виновато поджав губы. — Когда он пропал. Я не дурак, Дже, я все прекрасно понимаю.— Зачем тогда спрашиваешь, раз понимаешь? — усталость со свистом проскочила через губы вместе с вырвавшимся оттуда вопросом.— Не знаю, — просто пожал плечами Чанмин. — Вы были вместе.— Это вопрос? — изогнул одну брови Дже.— Нет, утверждение, — односложно. — Зачем? — голос дрогнул. Слезы, душившие изнутри, толкали в пропасть. — Чтобы сделать больно?— Нет, чтобы напомнить тебе об этом, — слова Чанмина заставили вздрогнуть всем телом. Замереть. Задуматься. Осознать. — Вы были вместе. Возможно, любили друг друга. Ты и сейчас его любишь. Тогда зачем делаешь это? — Делаю что?— Губишь себя.— Я не…— Не оправдывайся! — резко оборвал его Чанмин. — Просто послушай то, что я тебе сейчас скажу. Единственное, что нельзя исправить в этой жизни, — смерть, — они оба не знали, что точно такие же слова несколько лет назад говорил Чольхо своему младшему брату, чтобы привести его в чувства. — С ней закончится все, понимаешь? Жизнь — не игрушка, чтобы надеяться на удачу: поймаешь или нет, когда подбросишь в воздух. Она может лопнуть, не долетев до ладони всего каких-то жалких несколько сантиметров. Дядя… Он бы не хотел, чтобы ты делал все это…Чанмин ушел, оставив Джеджуна одного. Дал ему возможность побыть с Юнхо. Дже взял с него обещание, что он ни о чем не расскажет отцу. Чанмин же заставил поклясться, что тот никогда даже не посмотрит в сторону пропасти.Дже закрыл за парнем дверь, а сам поднялся на второй этаж. Вошел в их спальню. Заправленная постель, оставшаяся джеджунова одежда на полках и вешалках. Все было таким, каким оно оставалось, когда он уезжал. Может, Юнхо не заходил сюда? Может, ему так же, как и Джеджуну, больно вспоминать прошлое?Их прошлое.— Я не считаю, что жизнь заканчивается после смерти, — Джеджун остановился возле кровати и отвел взгляд к окну, словно бы в его отражении рядом с собой он сможет увидеть фигуру Юнхо. — После смерти мы обретаем новых себя, мы получаем ещё один шанс на еще одну попытку – попытку чтобы жить. Я бы воспользовался ей, потому что мне кажется, что это я все испортил. Я бы переродился. Стал бы другим человеком. Знаешь, почему я этого не сделал? Потому что в той жизни, где я был бы другим, не было бы тебя. Ты остался бы там, в реальности, которая нам обоим оказалось не под силу.?Дядя… Он бы не хотел, чтобы ты делал все это…?А Джеджун бы не хотел, чтобы Юнхо уходил. Чтобы оставлял его одного. Почему его желания у этой чертовой жизни должны быть важнее, должны быть в приоритете? Почему не его? Почему? Почему? Почему?Он кричал внутрь себя. Плакал невидимыми слезами. Шагал по несуществующей тропе, которая никуда не ведет. Но ему бы очень хотелось верить, что как только она закончится, он будет знать, что ему делать дальше.— Я никогда так не поступлю, — вновь заговорил хриплым голосом, обращаясь в пустоту. — Я не разрушу нас. Как бы то ни было, желания Юнхо для него всегда были важнее собственных.Но ?всегда?, как показала жизнь уже не единожды, не вечно.