3. (1/1)

— Евгения Ефимовна, не подрывайте мой авторитет перед сыном!Шутливо хлопнув по столу ладонью, Наташа упрямо качает головой и с трудом давит рвущуюся наружу улыбку. Мишина оборачивается и, вздёрнув бровь, складывает руки под грудью.— Ах, ну, если авторите-е-ет, да ещё и перед сы-ы-ыном, — задумчиво тянет она, поджав губы, а после опускает взгляд, не терпящий возражений, обратно, на Бахметьеву, — то об авторитете своём и позаботьтесь. Ложку в руки и вперёд! И развернувшись к плите, ненавязчиво добавляет, глянув через плечо:— А то отшлёпаю.И Наташа смеётся. На залитой утреннем солнцем кухне, забравшись на высокий стул у барной стойки и то и дело болтая ногами. И подперев щёку ладошкой, лениво ковыряется ложкой в заботливой сваренной каше. А в последний раз о ней так пеклась, разве что, мама. Там, в Воркуте, где целовали в нос, на ночь читали "Золушку" и щедро обрабатывали зелёнкой разодранные коленки: Бахметьева же всегда была с синдромом спасателя. Что царапину однокласснику йодом намазать, что котёнка с дерева снять — равносильно, в принципе.— Миш, — тихонько зовёт она, словно опасаясь: слишком громкое слово, и — всё! Атмосфера тепла и уюта рухнет, как карточный домик.Евгения Ефимовна оборачивается и на секунду, заприметив изменения в настроении этой негодницы, поджимает губы. В каре-зелёных глазах Наташи танцуют хитрые искорки, смешавшиеся с искренним, безмятежным, каким-то даже несвойственным ей спокойствием.— Ну, чего ещё?Прищурившись, Бахметьева подставляет лицо пробивающимся из-за окна солнечным лучикам и лениво улыбается.— Оставайся, а. — Наташ... — договорить акушерке не даёт топот детских ножек и заливистый смех вбежавшего в кухню мальчонки.Евгения Ефимовна подхватывает его под руки и усаживает на высокий стул рядом с Наташей, предусмотрительно чмокнув в щёку и растрепав короткие тёмные волосы.— Поговорил с папой?Бахметьева слишком уж очевидно меняется в лице, а после утыкается взглядом в тарелку с овсянкой и увлечённо расковыривает ложкой кусочек какого-то сухофрукта. А интересное, однако, занятие. Кто уходил от неловких разговоров и прятался от пристальных взглядов со стороны, — знает.Мишка кивает и подпирает кулачками щёки, беззаботно болтая ногами. И почти тёзка его, оперевшись поясницей о тумбу, не сводит со своего крестника внимательного взгляда. А всё-таки права была Ольга Леонидовна, всё твердившая, что Руслан никогда не начнёт жить с чистого листа. И маленькая его копия, сверлящая хитрющим взглядом корзинку с конфетами, — только первая для того причина. — Молодой человек, а вы ручки вымыли? Кивнув остановившейся в дверном проёме няне, Евгения Ефимовна усаживается на освободившийся стул и пару секунд молча смотрит на извращения, что проделывает Наташа с едой, а после не выдерживает и насильно выдёргивает тарелку из-под её носа. — Может, хватит уже?Бахметьева заправляет за уши чуть вьющиеся волосы и наигранно-беззаботно улыбается.— Что именно?— Врач на все руки, а вот актриса — тушите свет, — кривится Мишина, и не пытаясь скрыть своего недовольства, — я спрашиваю, может, хватит уже за няньками прятаться?Стащив из корзинки конфету в блестящей обёртке, Наташа задумчиво крутит её в руках, то разворачивая, то сворачивая обратно. И ни за кем она не прячется. Вот вообще. Совсем. Ни капельки. Ну, или... К слову, Руслан звонит в Skype ежедневно, регулярно выкраивая в плотном графике для общения с сыном хотя бы час своего времени, и за полгода они даже выработали систему, по которой няня Мишки всегда знает, в какой день и в какое время состоится очередной разговор (хотя разговором это, учитывая возраст мальчишки, назвать было сложно, но кого из них всех это волновало?), и даже сколько по времени он продлится. И всё шло по отлаженной схеме: Мишка с охапкой игрушек, каждую из которых папа непременно должен увидеть; Руслан, плотно прикрывший в комнату дверь, и няня малыша, регулярно отвечающая на вопросы молодого отца о том, сколько он спал, с кем играл и как себя чувствует. Отсутствие Наташи на этих "встречах" стало обязательным элементом как-то само собой. — Да хватит над едой издеваться! — ворчит Евгения Ефимовна, беззастенчиво отбирая у Бахметьевой сладость. Та сдавленно улыбается и неловко пожимает плечами.— Ну, а зачем я там?— С глаз долой, из сердца — вон? — Миша то ли раздосадованно, то ли понимающе качает головой.— Не вижу смысла ворошить прошлое, — упрямо заявляет та, взглядом скользнув по кафельной плитке, — у него своя жизнь, у меня — своя.— Ага, и общая вон по дому бегает...Получить ответ акушерка не успевает: у Наташи настойчиво звонит мобильный, и она, выудив его из кармана, в очередной раз сбегает от попыток Евгении Ефимовны вправить ей мозги к работе. — Бахметьева.— У-у-у, ну, всё, опять Наталью Владимировну включила, — отмахивается Мишина, как только та натягивает на себя непроницаемую маску заведующей отделением и подскакивает на ноги, готовясь бежать на помощь к очередной, решившей разродиться, пациентке. Отложив телефон, Наташа замирает в дверном проёме, и в спину отвернувшейся акушерки летит наспех брошенное "Я скоро". А после, накинув на плечи лёгкую куртку, она опять убегает. И, как только в прихожей хлопает дверь, Евгения Ефимовна шумно вздыхает и раздосадованно швыряет на стол полотенце. От слов Бахметьевой так сильно несёт мерзкой, гнилой, слезливо-солоноватой ложью, что, глядя на её жалкие попытки найти своей слабости оправдание, Мишиной становится смешно.— Ну, беги, беги, — приговаривает она, накладывая в тарелку с жирафами ещё тёплую кашу для крестника, — от себя-то не убежишь.Расстояние — не помеха для влюблённых, знай:Не смогу тебя забыть, а ты — не вспоминай...***А в Питере холодно. И в породнившейся квартире, и на продуваемых ветром проспектах, и в стенах новенького, недавно отстроенного по чьему-то навороченному проекту центру современной медицины — везде, повсеместно. Особенно нестерпимо для одиноких: семейные, любимые, кому-то нужные греются дома, в чьих-то объятиях, да за чашечкой чая. И усевшись на подоконник, сетуют на дождливую северную столицу. А у одиноких что? Искусственно-тёплый пол, да обогреватели в каждом углу. — Во сколько тебе в центр сегодня? — интересуется Ольга, между делом крася у зеркала губы и накидывая на плечи иссиня-чёрный пиджак.— К двенадцати, — нерасторопно кивает Руслан, глотнув горячего кофе.Отложив косметичку, Базанова поправляет аккуратно уложенные волосы и участливо улыбается.— Что-то случилось?Он витает где-то в своих мыслях, не иначе. Покручивая в пальцах чашку согревающего напитка, сканирует взглядом притащенный в его некогда холостяцкую квартиру фикус, и на вопрос отвечает секунд через тридцать, как минимум.— Что?— Я говорю, — Оля осекается и от осевшей между ними неловкости трёт переносицу, — с Мишкой что-то?— А, нет, — качает головой Базанов и отчего-то опускает глаза, — всё хорошо. Растёт вон не по дням, а по часам.И в глазах у Руслана — чуть потемневших в искусственном свете кухонной лампы — плещется ничем не скрываемая грусть. Муж скучает по сыну — Ольга знает наверняка, только сделать, увы, ничего не может. И от этого порой хочется лезть на стену, пустив на ветер потраченные на баснословно дорогой маникюр деньги. Незаметно для него (как, впрочем-то, и обычно), она обессиленно опускает руки и тоскливо поджимает губы, чуть ощутимо кивнув в такт собственным мыслям. Повесила на громадные, некогда пустые окна шторы, выгладила и разложила в шкафу валявшиеся где попало рубашки, фикус этот притащила, как будто значимость свою показать, — зачем? Для счастья этого, вопреки прежним убеждениям, оказывается, маловато. А Руслана из квартиры, обставленной исключительно в новых веяниях моды, всё тянет за её пределы. На регулярные пробежки, с которыми он зачастил; на любимую в нелюбимом заведении работу; в Москву, в конце-концов. И если с первыми двумя его привычками Оля может бороться, с последней — увы. А Мишка час от часу растёт всё быстрее, и по счастливо блестящим глазам Базанова в их короткие разговоры в Skype она видит то, чего так боялась и в чём, тем не менее, была уверена наперёд. Он хочет быть рядом. Каждую секунду в жизни сына. Слышать каждое слово, на пару с Бахметьевой укладывать спать и утрами, за завтраком, целовать в по-детски пухлые щёчки. — Может, возьмёшь его к нам на выходные? — неуверенно предлагает Ольга, не зная, чего хочет больше: согласия, что значило бы, что он ей всецело и безоговорочно доверяет, или, всё же, отказа?А готова ли она, собственно, принять в свою жизнь ребёнка близкого себе мужчины от другой женщины?Руслан поднимает голову, чуть нахмурившись и постукивая по столешнице пальцами.— Ты не против?— Нет, конечно, — закусив изнутри щёку, улыбается Оля. И то ли актриса, в отличие от Бахметьевой, она отменная, то ли и вправду готова принять очередной удар под дых, не обронив при этом несменяемой маски...— Ну, — тянет Базанов, сгорая где-то внутри себя от стыда, ведь думал в последние пятнадцать минут отнюдь не о Мишке, — хорошо. Я подумаю.Он благодарно улыбается и, поднявшись на ноги, наспех целует жену в щёку, оставив на губах странное, лживое, горечью осевшее послевкусие. И Оля, бегло щёлкнув кнопку включения на обогревателе, зябко обхватывает себя за плечи и идёт к выходу, чтобы скрыться за дверью и на пару часов потеряться в череде сменяющих друг друга лиц прохожих и ледяных стенах мед. центра. А в квартиру с подогревом пола и щедро политым целых два раза (а вдруг поможет?) фикусом возвращаться пока не хочется. Ни одному из них. Сами по себе,Толку, что вдвоём?И обессиленно рухнув за барную стойку после дежурного хлопка входной двери, Руслан взъерошивает волосы и достаёт из кармана джинсов мобильный. Стук секундной стрелки в часах бьёт по вискам.Минута. Две. Три.А что он ей скажет? "Привет, Наташ, мы с тобой не встречались почти полгода, но, может, отдашь мне сына на денёк-другой?". Глупо звучит. Так глупо, что хочется выть. И винить во всём Бахметьеву тоже хочется, но, к сожалению, не выходит. Потому что права. Им это ни к чему: и прошлое ворошить, и глаза друг другу мозолить, и в личную жизнь друг друга лезть. Не надо им это. Пустое, лишнее.Поэтому он и винит себя. В том, что не подобрал правильных аргументов и отпустил их в Москву с Колмогоровым; в том, что кучу лет где-то в прошлом молчал о своих чувствах, но в первую очередь в том, что женился на Ольге. Маленький, кем-то брошенный мальчик, однажды испугавшийся одиночества. Жаль, что тогда не догадывался: страдать одиночеством можно вместе. И это дурацкое кольцо на пальце из дорогого ювелирного, кстати, не греет. И дизайнерские альбомы со свадьбы. И даже красивое, на совесть смонтированное оттуда же видео. — Базанов, — смахнув с глаз пеленою осевшее наваждение, твердит Руслан в трубку мобильного, — понял. Скоро буду.И накинув на плечи пиджак, вскоре гасит свет и тоже растворяется в толпе спешащих куда-то людей. ***Фешенебельные высотки всегда манили Нику наравне с уютными Питерскими двориками — теми самыми, где она впервые целовалась; прогуливала пары, утопая в череде странных мыслей, да и собственное детище открыла в таком же, маленьком и неприметном. Личную тихую гавань, так сказать. Впрочем, Базанова и соткана-то была из чёрных и белых ниток — иначе как ещё объяснить её неудержимую страсть к текиле/красному полусладкому, кожаным курткам/забавным пижамам и, наконец, ночным клубам и томикам Александра Дюмы (надёжно скрытым от чужих глаз за стопкой ?Vogue?)? — А ты точно хорошо себя чувствуешь? Единственная подруга, оставшаяся в её жизни с институтских времён, шагает с Вероникой бок о бок, в прямом и переносном смысле удерживая руку на пульсе. С бутылкой воды, пузырьком нашатырного спирта и номером Руслана на быстром наборе. Базанова демонстративно закатывает глаза, отмахнувшись от жалкой попытки сунуть ей в рот очередной витамин, и, погладив округлившийся живот, упрямо шагает вперёд. — Юльк, не нуди, а, — кривится она, буквально задыхаясь в толпе бегущих, вечно опаздывающих и спешащих куда-то людей. От нахлынувших эмоций, естественно.И всё-таки брат-гинеколог — беда страшная. Ника-то знает не понаслышке: регулярные звонки, забитый фруктами холодильник и заваленный сообщениями, а-ля "что ела/сколько спала/где гуляла" мессенджер — наглядное тому подтверждение.И если на первых месяцах её внезапной и вместе с тем долгожданной беременности он тяжело вздыхал, но закрывал-таки глаза на её посиделки в студии после полуночи, а иногда даже разрешал выпить стаканчик кофе (не из автомата — сваренного вручную, с щепоткой секретного ингредиента в виде братской любви), то на последних месяцах он буквально сорвался с цепи. По крайней мере, так упрямо твердила сама Базанова-младшая. А на деле с любовью смотрела на свежие снимки УЗИ и по ночам, поглаживая живот, ласково звала сына Русланом. Потому что никто и никогда не любил её так, как он. Никто не срывался к ней в три часа ночи с пакетом яблок из ближайшего супермаркета, никто не разводил ей воду с лимоном при ранних признаках токсикоза, и из студии её никто не увозил насильно после десяти вечера (максимум), вопреки убеждениям, что не болит, не устала и, вообще-то, чувствует себя распрекрасно.— Твой брат меня убьёт, — Юлия тихо стонет, показательно потерев кончиками пальцев виски, и нервно поглядывает на время, — самолёт, кстати, через три часа.— Уже? — искренне изумляется Ника. Отметив про себя, что время в столице бежит ужасающе-быстро, она с лёгкой грустью окидывает взглядом всеми цветами радуги пестрящие вывески магазинов. Ехать в столицу на её сроке беременности — безрассудство чистой воды, но как же ей этого не хватало! И прав был, наверное, Руслан, заявивший, что она будет бешеной мамочкой. Шебутной, куда-то спешащий, и в сумраке бежевой детской утопающей в безудержной нежности. К слову, сама Вероника последний пункт представляла себе из рук вон плохо, да и спорила с братом по этому поводу частенько... А потом, гася свет ночника, не могла оставить толкавшегося сына без колыбельной. — Везучая ты, Базанова, — без зависти тянет та, на всякий случай подхватив подругу под локоть, — девятый месяц, до родов три недели, слышишь? Три! А ты на эту выставку потащилась, и что? Ничего! Бегаешь вон, как школьница.Вероника, фыркнув, делает глоток воды из предусмотрительно протянутой ей бутылки и высматривает поблизости хоть какую-нибудь скамейку. — Давай посидим.Юльку дважды просить не надо: где-то внутри Ника даже уверена, что та уже прочесала пару десятков форумов о том, как самостоятельно принять роды. На всякий случай. Ну, мало ли что... — Ещё будешь?Глянув на полупустую бутылку, Базанова отрицательно качает головой и, прикрыв веки, поглаживает живот. Малыш напоминает молодой маме о своём существовании чередой слабых толчков, эхом отдающим где-то внизу живота. — Что с тобой?Вероника кривится и гладит живот чуть активнее, словно старается успокоить не на шутку разбушевавшегося ребёнка. Ещё пять минут назад всё было хорошо! Или... — А вы с Русланом, кажется, были прав, — шумно выдохнув, замечает Базанова, — мой сын сам решает, когда ему родиться...