Восход (1/1)

Просыпаться в своей постели после внезапной черноты стало почти привычно; забавно, это происходило лишь второй раз. Тогда, после королевы пауков, Бинхэ чувствовал себя плохо. Но сейчас он не чувствовал ничего, будто его сознание вытащили из тела или заточили в камере сенсорной депривации. Даже зрение было нечётким — потолок, который давно стоило бы покрасить заново, расплывался, и Бинхэ едва ли мог различить пятна от осыпавшейся штукатурки, что были прямо над его подушкой.Потом перед глазами мелькнул край широкого рукава. Картинка сдвинулась, и Бинхэ увидел Шэнь Цзю: бледного, с кругами под глазами и с манжетой, на которой остались пятна крови. — Ты помнишь, что произошло? — спросил он. Бинхэ видел свои руки поверх одеяла: обе перебинтованы, и одна кажется в гипсе. Глядя на себя такого, он подумал, что всё, наверное, должно сильно болеть. Но тело по-прежнему было где-то не с ним. — Нет, — собственный голос звучал чуждо. Тихо и сломано, как высохший лист, что уже осыпается по краям. — Было землетрясение. Ты упал из окна третьего этажа, Бинхэ, прямо на спину в стекло из разбитого окна. — Я… — он моргнул; или нет, но картинка вдруг погасла, а потом Бинхэ вновь увидел Шэнь Цзю.— Вороны — уличные птицы. Ворона увидела, что ты в беде, и это её глазами увидел Лю Цинге. Он и Лю Минъянь уплатили свой долг и спасли тебе жизнь. — Я ничего не чувствую, — беспомощно прошептал Бинхэ. Шэнь Цзю встал, и приблизился; Бинхэ видел только его живот и длинные волосы, заплетённые в свободную косу. — Лю Цинге и Лю Минъянь поделились с тобой своей кровью. Пока ты этого не понимаешь; но ты меняешься, уже изменился, Бинхэ, — Шэнь Цзю взял его ладонь в свою, и этот жест был таким странно-ласковым, совсем на него непохожим, что Бинхэ запоздало испугался — но хуже всего было то, что он по-прежнему не чувствовал даже этого прикосновения. А Шэнь Цзю продолжил: — И свою цену уплатила Нин Инъин. Эта девочка разделила с тобой половину той боли, что ты ощущал. — Нет, — Бинхэ сосредоточился и попытался пошевелиться, но не смог. Кажется, он заплакал: Шэнь Цзю протянул руку, а потом его пальцы были уже мокрыми.— Это её цена. Неужели ты думал, что твоя удача — и твоя жизнь — окажутся дешёвыми? Ты спас ей жизнь. Она всего лишь ударилась о стену, а твою душу, уже отлетающую, поймала королева пауков. Но живым ты показался ей интереснее, и она отдала её Лю Минъянь, и та принесла её мне. Ты коснулся стольких жизней, Бинхэ, и изменил их все — ты больше, чем тебе кажется, и ты ещё совсем молод. — Нет, — повторил Бинхэ.— Глупый ребёнок, — улыбка у Шэнь Цзю тоже была непривычной — грустной и нежной. Он уложил Бинхэ обратно, и мир вновь сузился до потолка с его нечёткими пятнами и рукавами, что попадали в поле зрения. — Отдыхай. И Бинхэ остался один. Он постоянно находился в том странном состоянии, что ещё нельзя назвать сном, но и явью тоже. Не было ни боли, ни лихорадочных видений — пустота, ничто, изначальный хаос. Иногда приходил Шэнь Цзю и разговаривал с ним, но Бинхэ совсем ничего не помнил или просто не понимал. Была дымчатая вуаль Лю Минъянь и рыдания Инъин, и даже сварливый голос вороньего бога, но всё это происходило с каким-то другим Ло Бинхэ: с тем, который был его изломанной оболочкой. И как рассказывают в мифах, в изначальном хаосе зародилась жизнь. Через вакуум, что окружал Бинхэ, пробился голос: но не Шэнь Цзю, а старческий скрип. — Не удивительно, что проклятый Шэнь Цинцю так охотно принял тебя у себя. Он сразу увидел потенциал и то, кем ты можешь стать, или не стать, если он наденет на тебя фартук и поставит к плите. Ты не устал стоять на коленях, мальчик? — Кто ты? — Бинхэ нахмурился — или подумал, что нахмурился, потому что по-прежнему не знал, бодрствует он или нет. — Всего лишь безобидный старик, который коротает свои дни в чужом забвении. Бинхэ пошёл вперёд, осматриваясь, и постепенно темнота рассеялась. Из сумерек показалась пожухлая трава, в которой мелькала узкая тропинка, и бамбуковые стебли вокруг. Бинхэ вышел к магазину, но на веранде его ждал не Шэнь Цзю, а сгорбленный старик в изношенных одеждах; как и Шэнь Цинцю он был словно вырван из времени: Не будь всё вокруг серым, Бинхэ мог бы поверить, что он и правда стоит во дворе магазина.И ещё тут он мог двигаться. — Бог дал тебе своей крови, мальчик, и это пробудило силу, что дремала внутри тебя. Твоё тело меняется, а разум пока пойман в ловушку. Но я могу подготовить тебя, — старик поманил его пальцем, — могу сделать тебя великим, если ты захочешь. Ты станешь колдуном, сильнее, чем Шэнь Цинцю с его дешёвыми фокусами, сильнее, чем крикливый бог, что дал тебе крови. Ты можешь стать сильнее их всех, — старик заговорил чаще, с той жадностью, что Бинхэ часто видел в просителях магазина. Обычные люди и несчастные, убийцы, воры — все они мечтали, что их проблемы просто исчезнут, что они станут всемогущи, отдав чудаку в старинных одеждах старую заколку или закопав у дороги несколько медных грошей.— Но мне это не нужно, — наконец ответил Бинхэ.— Глупец, всем нужна сила, и власть, и страх. Ты хочешь всю жизнь провести, ползая на коленях с тряпкой? Исполняя дурацкие поручения Шэнь Цинцю? — старик почти выплюнул имя Шэнь Цзю, точно его оскорбляла необходимость говорить его. — Хочешь сгнить, как гнию я? Стоило ему сказать это, как мир наполнился запахом разложения и смерти, таким густым, что у Бинхэ затошнило. — Подумай, мальчик, хочешь ли ты так жить, или нет. Ты всё равно заперт здесь и никуда не можешь уйти. Так почему бы не попытаться? Тогда не нужно будет ждать, и стены вокруг рухнут.. Старик захохотал, и всё его сгорбленное тело затряслось. Бинхэ даже показалось, что он сейчас упадёт, так его шатало. Отсмеявшись, старик улыбнулся, показав почерневшие зубы:— Подумай, мальчик, и найди меня, — и он растворился в воздухе. Бинхэ коснулся деревянной подпорки на веранде. Обычно дерево было тёплым и чуть шершавым, а в дождь — гладким и скользким. Здесь же он точно трогал картон или пластик. Этот магазин походил на стеклянный шар, в котором кружатся снежинки, если его потрясти. Внутри дом был почти таким же. В комнате Бинхэ не хватало вазы с цветами и книг, и нигде не ощущалось присутствие Шэнь Цзю. Не было и кладовых, где они хранили вещи, что давали в качеств оплаты, и на кухне не было ни плиты, ни духовки. Налив себе стакан воды, Бинхэ сел за стол и отпил. У воды нет вкуса, но у этой был — пыли и прокисшего молока. Мир, в котором он оказался, был стеклянным шаром, и Бинхэ подумал, что может и правда лучше разбить это стекло. У него, кажется, неплохо это получалось. — Я рад, что ты передумал, — напротив него за столом появился старик. — Можешь называть меня учитель. — Лучше скажи мне своё имя, — попросил Бинхэ. — Мэнмо, мальчик. Я повелитель снов. В сером мире не было нужды в отдыхе и пище. Солнце никогда не вставало и никогда не зажигались звёзды. Бесконечное “сегодня” Мэнмо учил Бинхэ управлять снами и ходить по сознанию людей. За долгие годы, если не века, Мэнмо поймал в свои сети множество душ, и теперь отдавал их Бинхэ забавы ради. Старик жаждал крови, смерти и мучений, но Бинхэ проходил через отголоски чужих мыслей, не задерживаясь — какое ему дело до тех, кто не причинял ему вреда? — По снам можно ходить. Снами можно управлять. Лиши человека сна, и через несколько дней он сойдёт с ума.Но сны, учил Мэнмо, это куда больше, чем просто видения. Это все мысли и желания, те самые, которые вы выполняете, стоя на коленях. Ты сможешь уничтожать желания и создавать те, что удобны. Он учил его и другой магии: той, что Бинхэ видел у богов и духов, той, про которую пишут в книжках, и ещё управлению энергией в теле.Но на самом деле Мэнмо пытался научить Бинхэ быть эгоистом и жить ради себя. — Зачем это мне? — раздражённо спросил Бинхэ, прервав очередной бесконечный поток оскорблений в сторону Шэнь Цзю. — Он не сделал мне ничего плохого.— Он не ценит тебя. — А ты используешь меня. Если я сломаю стены, ты первым побежишь прочь. И Бинхэ закрыл глаза, позволяя себе упасть назад. Сквозь сомкнутые веки просочился яркий свет, а потом всё тело наполнила боль. Бинхэ с трудом открыл глаза. Помимо боли он чувствовал жуткую слабость. — С днём рождения, Бинхэ, — Шэнь Цзю по-прежнему ласково держал его за руку. Гипса на ней больше не было, зато прозрачная трубка соединяла его с пакетом на стойке — Бинхэ не знал, как правильно называются такие штуки, но это то, что обычно делали людям в больницах: трубки в руках, присоски и куча пищащих приборов. К счастью, у него была только трубка в руке. — Но мой день рождения в декабре. У него получилось сказать это далеко не с первого раза. Голос хрипел и не слушался, а язык ощущался слишком большим. — Уже декабрь, Бинхэ. Ты проспал почти полгода. Шэнь Цзю поднёс ему стакан и мог отпить, а после сел рядом на постель и вновь взял за руку. — Ты изменился. Теперь бы больше не совсем человек. — Я знаю. — Мне жаль, что с тобой это случилось.— В мире нет случайностей, только неизбежность, — Бинхэ странно чувствовал себя, говоря эти слова. Они не принадлежали ему, и теперь устремились к своему настоящему хозяину. — Да, — Шэнь Цзю чуть сжал его пальцы, а потом отпустил. — Знаешь, ведь сейчас солнечное затмение. Бинхэ повернул голову к окну и через тонкие шторы увидел чёрный шар солнца, окружённый белой короной. В тишине отчётливо тикали часы, отсчитывая каждую секунду. Всего две минуты, и комнату залил яркий зимний свет, какой бывает только, если на улице много снега. Бинхэ впервые подумал, как много цветов в его комнате: корешки книг, цветы в вазе, светло-зелёные обои и клетчатый плед, которым он был укрыт. Даже мебель была из разного дерева: светлое и тёмное, оно совсем не сочеталось, но ему нравилось.— Я скучал по тебе, — забывшись, признался он Шэнь Цзю. Мэнмо помог ему, но не смог привить своей ненависти, которую он испытывал к личине Шэнь Цинцю. Ведь Шэнь Цинцю не был настоящим, а Шэнь Цзю — был. — Кстати, ты должен мне за то время, что мне пришлось присматривать за твоим телом, — ответил Шэнь Цзю с усмешкой. Бинхэ только улыбнулся.