Попандопуло и Катеринка (1/1)
- Опять власть переменилась... - уже который раз бормотал дед Нечипор, приглаживая редкие волосенки. - Что-то теперь будет?- Знамо дело, что. Грабить будут. - Со знанием дела ответила Горпина Дормидонтовна, добрая дородная Нечипорова жена, которую он сам ласково называл Гапусей. - Надо бы прибрать там... Сам знаешь. На всякий случай.- Все равно найдут, - безнадежно махнул рукой старик, - а за то, что прятал, и повесить могут.- Ну уж... Ты староста, а старосту не тронут.И оба знали: тронут. Если тронули петлюровцы, тронули махновцы, тронули еще какие-то молодчики, бывшие, как говорят, из большевиков, так чего не тронут эти? И дед Нечипор достает из ларя бережно завернутые в вышитый платочек рубли и, кряхтя, прячет их в "тайное место".У Горпины Дормидонтовны загораются глаза - новая мысль в голову пришла. - Пойду соседок предупрежу, чтобы тоже самое сделали.- Без тебя они, уж конечно, не догадаются, - проворчал Нечипор.И в самом деле, весть о том, что "власть сменилась" и теперь обосновывается в находящемся неподалеку монастыре, быстро облетела Малиновку. Все немногочисленное население точно с ума посходило и бросилось прятать самое ценное, каким-то чудом уцелевшее еще с царских времен. В стороне - только Федосья Вишняк. Ничего не прячет, не переживает. А ведь к ней, как к одной из самых богатых в селе, наверняка к первой пожалуют...Так оно и оказалось. Поздно вечером в доме Вишняков раздался стук. Прислуги в доме давно не было, и Федосья, жестом остановив поднявшуюся было на стук Катеринку, сама пошла к двери.- Кто там? - Делегация от пана атамана Грициана Таврического. Открывайте, хозяйка.Катеринку невольно передернуло - так темно и страшно звучал голос за дверью. Впрочем, эти хоть стучат. В книжках, что она читала, разбойники без стука вламываются, все забирают, а если видят женщин, то... Девушка невольно прижала руки к груди и, после недолгого колебания, все же последовала за матерью. Сердце ее учащенно билось.А вот голос матери звучал спокойно:- Ну что ж. Входите.И они вошли. Катеринке подумалось, что уж если делегация, то их обязательно должно быть много. Но делегатов было только двое. Один - громадный, с каким-то расплывшимся красным лицом, одетый в короткую розовую рубаху и смешные шаровары. Второй рядом с ним смотрится мелковато, хотя и достаточно высок ростом. Как ни боялась застывшая на месте Катеринка, а все же не смогла не отметить, что второй "делегат" широкоплеч, строен и смугл. И молод, хотя и пытается казаться старше, важнее. На голове офицерская фуражка с какими-то дикими перьями. Одна нога обута в сапог, вторая - в штиблет. Рваная тельняшка, малиновое галифе... Ну и петух!- Сметана, смотри в оба, - коротко приказал он и, оставив товарища в дверях, шумно прошел вслед за Федосьей и Катеринкой в комнату, которую мать и дочь называли кабинетом. Раньше здесь работал отец, а теперь, вот, обосновались женщины. Не глядя ни на мать, ни на "делегата", Катеринка отошла к окну. Кожей почувствовала пристальный взгляд нежданного гостя, вспыхнула и отвернулась. В кабинете воцарилось напряженное молчание.- Вы говорите, что являетесь делегатами от пана атамана... - негромко, но отчетливо и спокойно произнесла Федосья.- Да. Кхм... От пана атамана Грициана Таврического. Я - Попандопуло, его адъютант.- Чем могу служить, пан адъютант?Попандопуло слегка смешался. Он ожидал услышать крики и проклятья, и, точно боевой петух, был готов к схватке. Но вежливый, спокойный, хотя и холодный тон хозяйки дома поубавил его горячность. - Пан атаман велели передать, что каждый житель Малиновки обязан... должен... внести... эээ... посильный вклад в борьбу с большевистской чумой. - Казалось, адъютант изо всех сил старается подбирать выражения.- Посильный, значит, вклад? - Со вздохом произнесла Федосья, - а конкретнее? Что вам нужно? Мы небогаты. Попандопуло окончательно растерялся - он привык брать, не спрашивая. Впервые в жизни он не знал, что ответить. А тут еще эта девушка в углу комнаты... И не сказать, что сказочно красива, а было в ней что-то, от чего его очерствевшее и загрубевшее сердце вдруг дрогнуло и забилось сильнее. Он покосился на девушку и с удивлением заметил, что она смотрит на него без страха. Видимо, спокойствие матери передалось и ей. В ясных серых глазах девушки - любопытство и смущение, но не более.В сенях раздалось приглушенное покашливание Сметаны. Ему надоело бездействовать, стоя у дверей. Затекшие мышцы требовали движений, душа - горилки. Этот, с виду грозный, в общем-то добродушный великан давным-давно уяснил простую схему: будет добыча, будет и веселье. А какое веселье без горилки-то?Услышав Сметану, Попандопуло взял себя в руки и слегка нахмурился. Между бровями вытиснулась властная морщинка, которая, он знал это, безумно нравится женщинам. - Мы не разговоры разговаривать пришли, так что не делайте мне нервы, мадам, - грубовато бросил он и повернулся туда, где застыл в ожидании Сметана, - за дело.Тот, казалось, только этого и ждал. С удивительным для его комплекции проворством, Сметана вбежал в кабинет и, не обращая никакого внимания на женщин, принялся деловито рыться в ящиках стола.- Ты не усердствуй слишком, - бросил Попандопуло, в свою очередь принимаясь за комод. Под руку ему попалась внушительная пачка рублей и он довольно хохотнул. А вот Сметане, судя по всему, не слишком фортило. Он рылся в документах и что-то недовольно бурчал.Катеринка со все возрастающим гневом смотрела на то, как двое чужаков хозяйничают в ее доме, но протестовать с пламенной и гордой речью, в отличие от попавших в подобную ситуацию героинь любимых книг, не решалась. Попандопуло тем временем заинтересовался книжным шкафом. Разумеется, интересовали его отнюдь не книги. Он не понаслышке знал, что хозяева подобных домов часто прятали в книги деньги и ценные бумаги. И надо же было такому случиться, что под руку ему попался именно "Айвенго"! В этой книге Катеринка прятала свои первые робкие стихи. Увидев "Айвенго" в руках бандита, она вдруг подлетела к шкафу и вцепилась в книгу обеими руками. - Отдайте! Поставьте на место!- Катерина... - сдавленно охнула где-то сзади Федосья.Попандопуло, ожидавший чего угодно, но только не этого, выпустил книгу из рук. На миг они с Катеринкой встретились взглядами, но тут же оба смутились, или даже испугались чего-то... Катеринка прижала книгу к груди и, переведя дыхание, тихо, но отчетливо сказала:- Не смейте трогать книги...Скажи она еще что-нибудь, и Попандопуло, вероятнее всего, тут же ушел бы. Или бросился бы к ее ногам... Но и она, и ее мать молчали, и в нем зашевелились пробуждающиеся демоны, которых он отлично знал по именам.- Не шумите, мадам, - язвительно сказал он, - книги, так уж и быть, я трогать не буду. Но взамен возьму у вас вот эту цацку.Он протянул руку, схватил Катеринкин нательный образок и, сильно дернув, сорвал его у нее с шеи. Катеринка вскрикнула от боли, унижения, гнева и, забыв себя, бросилась было на него, но он грубо оттолкнул ее. - Негодяй! - Вскинулась Федосья и с ненавистью посмотрела на адъютанта, - будь жив мой муж, вы не посмели бы вести себя так мерзко. Берите все, что взяли, и уходите. Немедленно!- Ша! - рявкнул Попандопуло и, удостоверившись, что обе женщины, прижавшись друг к другу, застыли в столь понятном и потому долгожданном испуге, кивнул Сметане, - все, пошли.В его душе стояла непроходимая тьма. И эту тьму увидела Катеринка, когда он, уходя, обернулся.- Если вам так дорога эта цацка, мадам, приходите в монастырь, - усмехнулся он. - Завтра, в два часа пополудни.Одна.Он ушел. А Катеринка, опустившись в изнеможении на стул, почувствовала, что часть его тьмы вползла в ее душу.